Голос Древних

Глава V: Архаи

Тьма. Тьма была бы спокойной и даже уютной, но вокруг сжатого Одиссея простиралась не тьма, а пустота. Она была не тёмной, а бессветной и бесцветной — и оказалось, это большая разница. Оказалось, что тьма не враг человеку, а лишь другой тип друга, не самый дружественный, но всё же свой. А пустота… была чуждой настолько, что беззвучно разрушала сознание.

Чувство, что ты падаешь в бесконечность и нигде нет ничего, сколько не беги, не лети, не тянись в поисках хоть отдалённо похожего на живое и сущее — никогда не найдешь. Это было хуже, чем сон о рухнувшем потолке, где тебя придавило в безвылазной ловушке, ты не можешь шевельнуться под давящей тяжестью и начинаешь задыхаться. Там, в вязком омуте паники, всё же есть на что опереться: пол, стены, границы сна. Есть маленькая надежда: что удастся сдвинуть обломки или протиснуться в узкую щель; если кричать, кто-то придёт на помощь и вытащит — или ты проснёшься и сможешь вдохнуть.

А от пустоты проснуться нельзя. В пустоте нельзя нащупать пол, стены и потолок. Одиссей падал и падал, не в силах остановиться, ему казалось, что он падает вниз головой и не может перевернуться, ведь опереться не на что. Но это не было настоящим падением, он вовсе не двигался — чтобы двигаться, нужно пространство, а здесь, за пределами тонкой плёнки защитного поля, не было НИЧЕГО.

Это сводило с ума: ненормальное чувство отсутствия, ощущение, что ты висишь и одновременно несёшься в никуда при полной утрате движения; потеря близи и дали при невыносимом зиянии бесконечных глубин… Эта близость неощущаемого подтачивала, крошила разум.

Закрыть глаза не помогло, у Одиссея не получилось забыться, отрешиться и перестать чувствовать бездонную нехватку бытия. Телу хотелось извернуться и вырваться из липкого ничто, сознанию хотелось закричать, спрыгнуть из ниоткуда, разрушить морок — но ничто охватывало со всех сторон, полное неотступного безумия, неизбывное, безбрежное и бездонное.

— Нет, нет, нет, — заговорил Одиссей и с дикой радостью услышал свой голос, хоть что-то существующее в глубинах пустоты. — Есть я. Есть я. Этого достаточно.

Но этого было недостаточно. Созданное в мире не может жить вне. Как рыба, выброшенная из воды, хрупкий разум распадётся на невнятные обмысли… облом… ки…

Небытие сотряс Большой Взрыв.

Пространство и время распахнулись диковинным полотном. Буйство сил рвалось во все стороны, и каждый миг возникало что-то новое: цвета, движения, формы. Материя формировалась и менялась на глазах. Сердце Одиссея, которое едва не остановилось в пустоте, теперь колотилось, как сумасшедшее. Он жадно впитывал свет, излучения и пульсации, пил метаморфозы бытия с тем наслаждением, с каким прошедший пустыню черпает воду из родника. Это казалось одним из ярчайших удовольствий, какое можно представить — и даже не потому, как прекрасно было рождение вселенной, а потому, каким ужасным было её отсутствие.

Наконец безумство замедлилось, Фокс ощутил, как сердце стихает и по его жилам расходится покой. Он существует, вокруг раскинулся родной, привычный космос… хотя привычным его можно было назвать с большой натяжкой. Вокруг не было ни одной звезды, а простирались бледные завитки распадающихся импульсов энергии, которые постепенно обретали материальность и оформлялись из энергии в вещество. Какие там галактики и туманности, добро пожаловать в круто замешанный прародительский кисель!

Время мчалось примерно по миллиарду лет в минуту, так что в равномерности первичного космоса стали быстро оформляться колоссальные аморфные стяги вещества. Где-то атомам повезло возникнуть погуще — и пошло-поехало формирование ландшафта бытия. Страшно подумать, какую огромную и непреложную роль в существовании каждого существа во вселенной играет слепая случайность. Если бы пара сотен атомов легла по-другому, в итоге могло не случиться Ориона или Кассиопеи…

Фокс не видел, но чувствовал грандиозные массы тёмной материи и энергии, они раскинулись повсюду — и ощущение их присутствия отзывалось в детективе глубоко, до самых костей. Именно эти незримые массы собирались воедино в сверхтяжёлые общности, вокруг которых и выстраивалась вселенная. Будущие галактики поначалу были темны и не видны, и лишь после обросли звёздами — ведь звёзды и планеты составляют крошечную часть входящего в галактики вещества. Одиссею почему-то представились самые вкусные, жирные куски мяса, которые вырастают в биопроцессорном чане с непрозрачным бульоном, и плавают там — никому не видны, но можно почувствовать их манящий запах.

Кгм, что за странная ассоциация? Видимо, слабый человеческий разум был выбит из колеи прикосновением к пустоте, и звериные инстинкты пробудились от страха, временно перекрыв область рациональных образов…

Меж тем звёздные газовые поля изгибались в волны, волны стягивались в сгустки, сгустки уплотнялись в комки на стыках гигантских пылевых «пузырей». Гравитация делала своё грозное дело: одна за другой, зажигаясь под неимоверной тяжестью самих себя, вспыхивали звёзды. Влекомые относительно друг друга, они одновременно и разбегались прочь, и держались неразрывного единства, слагались в скопления, а те выстраивались в галактики.

Прошла ещё минута-другая, малая галактика врезалась в соседку побольше и была проглочена; Одиссей медленно придвигался к ним, фокус помимо его воли смещался и выделял эту галактику из сонма остальных. Ещё столкновение, минута, ещё одно, и внезапно детектив узнал общий контур. Да, он был далёк от завершения, но старый космический путешественник сотни раз рассматривал диск и рукава Млечного пути с разных ракурсов — и узнал родную галактику.

Все прочие сияющие спирали унеслись в безбрежную даль, а Галактика Фокса повисла перед ним. Человек испытал прилив нежности.

— Галапочка, — сказал он.

Миллиарды лет пролетали в гармонии: больше никто не врезался в малышку, не толкал и не поглощал. Её фигура обретала формы, рукава росли, а сияние становилось сильнее и краше. Рождались новые звёзды, многие из них заводили себе планеты, и вот где-то призывно сверкнул маленький жёлтый самоцвет и мрачная пустынная искорка, которой только предстояло стать голубой и живой. Оба родителя человечества — Солнце и Земля — были такие крошечные, что не разглядишь, но Фокс почувствовал их сердцем.

Галактика придвинулась и стала громадной, невообразимо-звёздной, а затем разноцветные солнца стремительно разбежались друг от друга на астрономические расстояния, и фокус остановился на одной сдержанно-синей звезде особого оттенка… именно такого цвета были все знаки Древних. Выходит, это их родина?

На фоне неяркого синего гиганта кружилась одинокая планета, далеко от звезды, единственная в системе. Поначалу её раздирали спазмы тектонических противоречий, но постепенно кутерьма улеглась и наступил покой.

Хм, в этом мире не было воды, но там бурлили океаны… энергий? Одиссей присмотрелся, пытаясь понять, и время тут же замедлилось до всего-то миллиона лет в секунду. И хотя человек смотрел на округлый бок планеты и не владел апгрейдами разделения потоков восприятия — у него в мыслях возник второй план: океан разверзся, словно Фокс нырнул в самую глубину, и в завихрениях нескончаемых реакций разглядел маленьких роящихся существ.

Да неужели? Старые знакомые: зернистые, слегка вытянутые гранулы-мураши. Человек ощутил, как его разум охватывает единство с бесчисленным количеством маленьких существ, он стал чувствовать и понимать их всех сразу, всю популяцию целиком. Это была односторонняя связь, мураши не подозревали о присутствии чужого. Да и подозревать им было пока нечем: на данном этапе эволюции это были уже не простейшие, но ещё не разумные существа.

Детектив ошарашенно моргнул — поперёк планеты повисла большая сияющая надпись на чистом андарском, родном для Одиссея языке:

Значит, это новая игра. Ему нужно управлять целой расой?

— Вот зараза, — пробормотал Фокс. — И обязательно было такое МЕГА-ВСТУПЛЕНИЕ? Обязательно было мучить несчастного человека необъятностью чужеродных бездн?!

Никто не ответил, но планета стала ближе, и, как уже было раньше, прочие небесные тела ушли за пределы внимания, отодвинулись астрономически далеко. К а к а я р а з р е ж е н н а я ш т у к а э т а в а ш а в с е л е н н а я….

— Ну-с, — засучив рукава слегка колючего свитера, сказал неапгрейженный демиург. — Что тут у нас?

У них была планета, достаточно далёкая от мощного синего солнца, чтобы излучение не уничтожило всю жизнь, но достаточно близкая, чтобы получать от звезды огромное количество света и энергии. В Одиссее шевельнулось опасение: а могут ли мураши вообще дожить до разумности?

На развитие разума даже в самых быстрых случаях требуется миллиард лет, а чаще несколько миллиардов. Небиологические формы вроде геранцев или циоров эволюционировали быстрее биологических (хоть их отдельные особи живут дольше и мыслят медленнее), потому что меньше зависят от условий внешней среды — но даже им потребовалась масса времени. Эволюция слишком неторопливый процесс. А век синих звёзд недолог, да и спокойными и надёжными их не назвать. Сколько сотен тысяч миров во вселенной благословил дар жизни — только затем, чтобы сгинуть на полпути, когда синяя звезда стала пульсировать и стирать потоками излучений всё живое на парсеки вокруг или попросту взорвалась сверхновой?

Но пока в системе Древних царила идиллия: звезда давала ровно столько света, тепла и излучений, сколько требовалось, чтобы местные формы жизни возникли и развивались. Океаны активной энергии, где шёл постоянный энергообмен, породили уникальную ситуацию: у мурашей, в отличие от подавляющего большинства форм жизни на всех планетах космоса, не было дефицита. У них был переизбыток.

По всей галактике жизнь и её развитие в 99,999 % случаев определялась конкуренцией существ за ресурсы, необходимые для выживания клеток. Если амёба на планете Чом не схватит вон ту наглую и вкусную инфузорию, у амёбы закончится энергия на поддержание внутренних процессов, и она умрёт. Плата за бытие проактивным существом. Если первобытный альдебаранец Бу не бросит дротик в мохнатый стейк — то он сам, его жена Ба и сын Бы отбросят копыта. Клетки тела Бу категорически протестуют против этого, клетки хотят жить! Зря что ли они три миллиарда лет усложнялись от простого к сложному, чтобы создать такое комплексное и способное существо с шестью конечностями, великолепной гривой и роскошным хвостом, чтобы оно сейчас промахнулось дротиком по проклятому первобытному барашку?!

«Бей, ешь, плодись!», кричат клетки существам всех планет… Кроме этой.

Здесь всего переизбыток, и крошечные мураши учатся не добывать энергию для своих процессов, а убирать лишнюю. Переводить в иные формы, сбрасывать балласт, обмениваться с другими и тратить на что-нибудь ненужное, или просто экранироваться от получения дармовых энзов. Эволюция по своей привычке отрабатывает сразу много способов решения проблемы, авось какой-нибудь выживет.

— Потрясающе, — сказал Одиссей, увидев, как роящиеся неразумные мураши возводят что-то вроде гигантских бесформенных сот с удивительной геометрией.

Ведь сото-здания размером с небоскрёбы (у почти микроскопических существ) не были нужны им для жизни. Мураши вообще не нуждались в домах — им не угрожали постоянные опасности внешней среды, от которых нужно прятаться в укромном уголке. Наоборот, единственной смертельной опасностью для мурашей было не выдержать переизбытка идущей отовсюду энергии, не слить вовремя излишки — тогда гранулы распухали, теряли подвижность, впадали в кому и гибли.

Постепенно солнечная активность повышалась, энергии становилось больше. Мураши, как и все остальные формы жизни на этой удивительной планете, освоили увлекательную игру земных и не только детей: «салочки», она же «шафлак-мафлак», она же «передай другому» или «гипер-тэг», которая сводилась к тому, чтобы скинуть побольше энергии другим и не получить её себе. Тут не обходилось без определённой доли насилия и угрозы: сейчас догоню и навешаю тебе пятьдесят энзов! Но существам было лучше не сражаться друг с другом и не играть в догонялки, а сотрудничать, утилизируя энергию вместе. Так получалось эффективнее и проще, и открытые экосистемы с симбиозами стали выигрывать и выживать чаще, чем экосистемы, где участники энергообмена прятались и играли в хитрость и эгоизм.

В итоге свои удивительные пятимерные соты мураши строили не с целью чего-то достигнуть — а просто чтобы применить распиравшие их силы. Это был абстрактный проект ради проекта, нескончаемые Вавилонские башни, создатели которых нашли общий язык. Ещё не став разумными существами, они уже создавали архитектурные шедевры.

Наблюдать и чувствовать всё это было здорово — миллионы лет пролетали незаметно, пока Фокс следил за ходом эволюции живых гранул. И вот тут оказалась зарыта самая замечательная собака из всех.

Каждое зёрнышко было сложной клеткой с несколькими ядрами, способной оперировать со всеми видами энергии, текущей вокруг. И подобно тому, как в военной игре Фокс плодил зернистые гибриды, мураши вступали в сложные симбиозы друг с другом, выискивая жизнеспособные формы из десятков миллионов комбинаций и сочетаний. Всё, чего они хотели — это соединяться и распадаться, формируя причудливые фигуры и пробовать разные способы трансляции, хранения, утилизации и применения излишков. Вплоть до читерского варианта без конца передавать горящий пирожок по кругу, когда «радиоактивный балласт» проходит через всех обитателей роя, но ни в одном не остаётся слишком надолго, и потому никого не убивают.

Какой же уровень доверия друг к другу требуется существам, готовым постоянно принимать смертельную дозу энергии и носить её в себе, точно зная, что они смогут передать её дальше?

Фокс чувствовал бурлящее мироощущение энергетически-активных существ, этих маленьких живчиков в десятой степени. С одной стороны, трёхмерный человек в мире пятимерных созданий был слеп: он часто не понимал их, потому что не видел всей полноты картины. Хотя через какое-то время Одиссей научился осознавать присутствие того, что не способен увидеть и воспринять.

Он повсюду замечал сотрудничество разных видов, не только мурашей: существа не охотились друг на друга, а совместно обрабатывали энергию, чтобы один вид получал свою долю, а другой свою. Их жизненные процессы из эпохи в эпоху выстраивались совместно.

Постепенно стали возникать устойчивые виды, состоящие из множества гранул, и нет, это не были отдельные отряды и семейства биологически разных существ! Это были всё те же мураши, просто в разных комбинациях. Нашедшие оптимальные способы совместного симбиоза.

Текли эоны, медленно изменялись параметры океана и звезды, но мир по-прежнему оставался в пределах жизнестойкой нормы. Синее солнце пока не спешило к капризной старости. Одиссей понял, что с такой необыкновенной «эволюцией перебора» развитие к разуму и к цивилизации займёт у мурашей в сотни раз меньше времени, чем требовалось обычным биологическим существам! Древние могут успеть. Впрочем, о чём он говорит, очевидно, что Древние успели. Ведь он находится на Планете Ноль, созданной в незапамятные времена, и участвует в их игре.

Конфигурация составных существ неуклонно усложнялась — и меньше, чем за три сотни миллионов лет возникли устойчивые прото-разумные «сборки». Эволюция, которая на Земле заняла миллиарды лет, здесь совершилась на порядок быстрее! Среди мурашей, вернее, среди их производных гибридных симбиозов появились разумные существа. Темп игры резко снизился, миллионы лет сменились тысячами, а связь человека со всей популяцией достигла новой глубины: Фокс улавливал главные, всеобщие стремления и смыслы их расы.

Требовалось как-то их называть: «мураши» стали условным именем, к тому же, существа лишь состояли из мурашей — а сами были новым видом, который устойчиво воспроизводил потомство.

— Архаи, — подумав, сказал Одиссей. — Нарекаю вас.

Архаи вполне согласились с таким названием, так и не поняв, что оно пришло извне. Их юную цивилизацию всё сильнее занимала проблема вторичного перенасыщения, которая грозила стать очень серьёзной.

За триста миллионов лет океаны энергии были застроены «сотами», и в родной стихии стало тесно. Активности солнца продолжала расти, энергии становилось больше, а пространство для её утилизации неумолимо заканчивалось. И оказалось, что снести соты и освободить место — не выход, потому что разрушение пятимерных структур создавало гигантские выбросы энергии.

Одиссей по медлительности своего ума позволил одной экосистеме снести небоскрёб и с ужасом смотрел, как архаи в сотнях километров вокруг гибнут в конвульсиях, не в силах справиться с выбросом и слить излишки энергии. Чувствовать их мучения было больно, Фоксу пришлось напомнить себе, что это лишь симуляция и игра, а его подопечные — не настоящие.

Но проблема перенасыщения и нехватки места становилась всё острее. Повсюду вспыхнули столкновения за последние свободные области, первые осознанные войны, но они лишь ухудшали энергетический баланс: чем меньше становилась популяция архаи в бурлящем океане энергии, тем больше необработанной энергии приходилось на каждого из них! С каждым конфликтом угроза вымирания становилась выше.

Так долгая идиллия в мире синего солнца закончилась и сменилась перспективой всеобщей гибели. И тогда Одиссей, взирающий на планету свыше, нашёл очевидное решение.

— Стройте вверх! — провозгласил он.

Архаи словно услышали незримый глас и прозрели, они прекратили воевать и начали робко и пока неумело выходить вершинами своих башен за пределы океана. Для них это было подобно выходу человека в космос, ибо архаи не могли существовать в энергетически бедной среде. И постройка структур за пределы требовала множества концептуально-новых технологий и серьезного сдвига мировоззрений.

— Нет, так у вас не выйдет, — покачал головой Фокс, когда существа попытались организовать сбросы энергии в воздух над океаном, а та неизбежно возвращалась обратно в круговорот.

— Лучше адаптируйтесь к поверхности, — решил он.

И архаи начали исход на сушу.

Одиссей с головой погрузился в непрямое управление удивительным народом, в мягкое ведение чужой расы по дороге судьбы. Он выносил одно концептуальное решение за другим, играя в пугающе-реалистичную и подробную версию стратегических игр.

Когда архаи освоили сушу и стали изучать небо, Одиссею открылся ещё один поразительный, хоть и совершенно закономерный факт: пятимерные существа видели вселенную совсем не так, как трёхмерные.

Для архаев огромный и по большей части пустой космос был не таким уж огромным, а вполне компактным. Все пустые пространства между массивными гравитационными объектами они воспринимали как складки, и галактика для архаев была как плотное скопище звёзд, прилегавших друг к другу. Они ощущали два дополнительных измерения всего сущего, недоступных Фоксу, и видели, как все тела, крупные и мелкие, связаны узами гравитации и иных взаимодействий. Зато другие галактики в их картине мира отстояли куда дальше и были недостижимы — как, впрочем, и для нынешних, даже самых развитых цивилизаций.

Выйдя на сушу и освоившись там, архаи взглянули вне своей планеты и узрели мир.

Засияло перед Фоксом.

Игра-цивилизация продолжалась, скорость упала до столетия в минуту.

Архаи осознали, что жизнь может цвести и на других планетах — и чужие цивилизации будут совсем не похожи на них. Идея бесконечного разнообразия возможностей потрясла их; всю расу, и без того любознательную, охватили азарт и предвкушение грядущих потрясений и встреч. Невиданный расцвет культуры и фантазий о «звёздных собратьях», подобно религиям в истории людей, проник во все сферы жизни. Идея контакта стала основополагающей.

Архаи вовсе не были однородным сообществом. Да, в них была встроена неистребимая склонность к сотрудничеству, жёстко продиктованная природой. Но, как составные существа, архаи разных экосфер сильнее отличались друг от друга, чем люди разных наций. Вот здесь, во Впадине Гигантов, выросли огромные архаи-конгломераты, приспособленные к жизни под высоким давлением и странному течению процессов на глубине. А тут, на Отмелях Вечных Приливов, развились мелкие и подвижные архаи, состоящие из минимального числа гранул.

И те, и те были разумным народом — несмотря на разную внешнюю структуру, их объединяла абсолютная одинаковость главной клетки, из которой состояли все. Архаи разных структур прекрасно совмещались и взаимодействовали, даже перекрёстно размножались. Их раса принадлежала к числу полиформных — и у разных подвидов были разные культуры и подходы к решению проблем.

Конечно, они не могли жить в полном согласии и мире.

Но несмотря на частные противоречия и противостояния, конкуренцию подходов и идей, у расы сохранялся общий настрой: жизнь удивительна и надо всё время двигаться; остановиться значит умереть, так что помчались дальше.

Архаи не стали создавать космические корабли, как до сих пор не строили домов. Раньше они приспособили свои тела для выхода из океана на поверхность — а теперь начали выстраивать комбинации симбиозов для выхода в открытый космос. И пару столетий спустя у них всё прекрасно получилось.

— Поехали, — улыбнулся Одиссей, когда первые конгломераты вышли на орбиту планеты.

Шли сотни лет, стремительное развитие архаев не уставало поражать. Они лишь недавно вышли за пределы планеты, а уже могли куда больше, чем расы четвёртой технологической ступени. С переходом к научно-технической революции их развитие ускорилось, как и положено по законам прогресса, хоть и не так сильно, как у большинства рас — но именно потому, что изначальный темп развития был фантастическим. В конечном итоге, прогресс архаев, как и их эволюция, шли быстрее всех рас, о которых слышал Одиссей.

Дети мурашей справились с энергетическим кризисом, определившим ранние этапы их жизни; переизбыток энергии перестал быть проблемой. Теперь их расе начинал грозить дефицит — ведь для реализации масштабных идей и целей, к которым они двинулись, ресурсов требовалось всё больше и больше. Увы, но попав в эту ситуацию, архаи из исключительной и необычной расы перешли к старому-доброму соперничеству, расколу и такой неизбежной банальности, как война.

— Да ну вас, — вздохнул Фокс. — Вы меня разочаровываете.

Следующий период истории очень напоминал человеческие 20–24 века. Постоянные войны, переделы мира, рост технологий и ставок — до тех пор, пока архаи не подошли к порогу взаимного истребления. И к тому моменту они легко могли истребить всё вокруг, включая звезду.

Два сильнейших блока поглотили или подчинили остальных и замерли лицом к лицу, ощетинившись всеми видами оружия. А Искатели Смысла, мистики-анархисты, лелеяли план уничтожить разом все древние соты… и привести к такому выбросу энергии, который сотрёт их цивилизацию с лица планеты. Наверное, в любой разумной цивилизации есть те, кто склонны считать, что смысл и счастье где-то там, где нас нет — и ради достижения этого иллюзорного счастья они готовы перевернуть вверх дном то, что им дано.

— Колонизация, — нервно сказал Одиссей. — Улетайте-ка в космос.

И это помогло. Не в силах решить политическое и культурное противостояние в рамках родной планеты, стороны договорились о гигантском совместном проекте. Через столетие напряжённого «горячего мира», прошедшее на пороге войны, Одиссей с облегчением вздохнул: архаи осуществили грандиозный план. Одна из коалиций покинула планету на ковчеге, состоящем из первобытных сот (!), полных энергии, накопленной за миллионы лет развития их расы. Улетевшие направились к ближайшему из подходящих миров, и перелёт был достаточно быстрым — потому что в пяти измерениях пространство более взаимосвязано, и путей из точки А в точку Б больше, чем один. Прародина ещё несколько столетий активно помогала отколовшимся, потому что иначе они могли не выжить. Вот такая у архаи была взаимная непримиримость и война.

Примерно то же случилось и на Земле: в двадцать четвёртом веке две стороны из трёх, проигравшие противостояние, покинули планету и ушли в новые миры, чтобы жить там собственным укладом. И победители помогали им уйти, чтобы не быть вынуждены их уничтожить. Люди, более кровожадные и эгоистичные, чем архаи, всё же не хотели убивать. Картина сложилась не сразу, сотню лет шла фрагментарная развед-колонизация со множеством проблем и потерь — но в итоге грандиозный исход с Земли произошёл.

Печальная ирония заключалась в том, что самая прогрессивная сторона, которая победила в цивилизационной войне и оставила Землю себе — в итоге и погибла вместе с планетой. А те культуры, что освободились от гнёта гегемона и стали жить свободно, без давления — со временем опять расслоились на непримиримые блоки.

Такова природа большинства разумных: активно искать и находить самые разные подходы к жизни… и почему-то считать единственно верным и самым прогрессивным только свой.

— Ладно, — пробормотал Одиссей, который с изумлением понял, что его разум теперь охватывает уже не одну расу архаев, а два, а затем и три разных общества на трёх разных планетах. — Кажется, миссия выполнена.

В ответ воссияла надпись:

— Отлично! — кивнул Фокс, потирая руки. — Давайте-ка запустим миллиард поисковых зондов по всей галактике… и отыщем сайн.

Если архаи были одной из старших рас галактики, значит, в их игровой модели заложены тайны древности, которые Одиссей всем сердцем стремился разгадать. Детектив хотел оправдать надежды всех, кто был ему дорог — и использовать систему Древних для своих нужд.

Но его надеждам было не суждено сбыться.

Цивилизация архаев росла и охватывала миры. Мириады зондов вздымались с освоенных планет и отправлялись всё шире и дальше в поисках братьев по галактике, других культур и новых взглядов на жизнь.

Внезапно Одиссей заметил, что архаи вновь становятся единым народом. Они осознали одну из первичных истин: жить можно по-разному, а презрение и враждебность к тем, кто выбрал другой путь — мать всех ошибок. Дети мурашей увидели, что конфликты, раздиравшие их расу и принёсшие столько горя и бед (на два порядка меньше, чем у людей, подумал Фокс) — были пусты и бессмысленны.

Они никогда не являлись сражением за объявленные идеалы и ценности, а всегда были войной за чей-то упрямый эгоизм. «Будет по-нашему, а вы катитесь к чёрту», вот содержание почти всех войн в истории вселенной. Да, у них всегда есть комплексные и серьёзные причины, большинство войн не каприз, а назревшая объективная необходимость — но это не делает их более осмысленными. Просто разумные существа ещё не придумали способа разрешения Извечного Упрямства чем-то, кроме силы.

А вот архаи придумали. В определённый момент они перестали воевать и конфликтовать, их общества из разных и отделённых стали медленно сращиваться в одно. Это случилось после того, как технологии достигли всеобщего довольства и подошли близко к бессмертию, каждый из архаи к тому моменту мог жить по паре тысяч лет. У них снова, как в стародавние времена, не было проблем с ресурсами.

Но Фокс на практическом опыте знал, что всеобщее процветание не снижает трения между разными взглядами на жизнь! Наоборот, они часто обостряются. Когда реальные проблемы отступают, разумных тянет сражаться друг с другом за Очень Важные Ценности, которых любое общество выдумывает более, чем достаточно. Пирамида приоритетов в действии: если не нужно выживать, то начинаем выпендриваться.

Но архаи смогли избежать этой ловушки и постепенно прекратили конфликтовать. Одиссею было сложно понять, как такое возможно: то ли из-за эволюционной склонности к сотрудничеству и миролюбию; то ли из-за восприятия мира в пяти измерениях; то ли в силу прямого взаимодействия каждого из архаев с энергией? Где-то на стыке этих удивительных свойств крылась главная тайна Древних: их способность увидеть мир в масштабе и отсеять иллюзорное и неважное.

Ведь когда видишь мир целостно, ты всё же способен понять, что иные взгляды на жизнь и иные способы её организации не плохи. Они просто иные.

— Философы, — умиротворённо кивнул Фокс.

Но жизнь оказалась умнее и серьёзнее даже чем великие архаи и их голос совести.

Чем выше становилось единство расы, чем меньше оставалось противоречий и больше царило согласия — тем меньше в жизни архаев становилось смысла — и радости. Достигнутая гармония и покой принесли им облегчение, но не счастье. Насколько единой стала их раса, настолько одинокой она оказалась; теперь у них было всё, но стало нечего с этим делать. Конечно, можно просто спокойно и довольно существовать, но когда у тебя нет цели, когда всё доступно заранее и не к чему стремиться — постепенно становится незачем жить.

Однажды Архаи осознали всё своё будущее, всю дальнейшую судьбу: избыток энергии, в котором они купались с самого зарождения, рано или поздно сойдёт на нет. Энергия вырождается, становится из полезной — бесполезной, энтропия неотвратимо прорастает в каждой частице бытия. Архаи поняли, что в конце концов вселенную ждёт безбрежная тепловая смерть, и как ни растягивай выживание, оно приведёт к угасанию, рано или поздно. Но их уже не волновали отдалённые триллионы лет, потому что теперь они видели, что не просуществуют и сотни миллионов. И даже десятка. Это слишком большой срок, и даже не для технологий — а для разума.

Со всей их мощью, со всеми возможностями и знаниями, Древние подошли к пределу возможностей и не смогли его преодолеть. В конце-концов в своей основе-основ вселенная несгибаема: можно лишь дотянуться до края рая, а в сам рай попасть нельзя. Потому что рая нет.

Архаи пытались восстановить смысл и желание жить: например, старались заменить борьбу и достижение целей просветлением; пробовали усложнить общество с помощью игр, в которых граждан чего-то искусственно лишали, чтобы им требовалось бороться и выживать. Но игры не смогли заменить реальность, а чем большего просветления достигали архаи, тем лучше постигали печаль. С каждым поколением неутомимый внутренний огонь существ, рождённых в океане бушующей энергии, горел чуть слабее.

Фокс с удивлением осознал, что больше всего на свете архаи мечтают найти другие расы в бесконечном нагромождении космоса. Жаждут, как глоток свежей воды, и истово верят, что с нахождением иных культур они получат то, что утратили в собственном развитии: смысл.

Пусть эти культуры будут несовершенные, слишком странные, враждебные, какие угодно — лишь бы поскорее найти собратьев по разуму, встретиться с ними на просторах галактики и начать жить заново! Идея контакта стала глобальной надеждой архаев.

«Цель 3: Найдите Других» мерцание в космосе.

«Цель 3: Найдите Других» отзвук в лабиринте разума.

«Цель 3: Найдите Других» зов в закоулках души.

Одиссей лихорадочно рассылал новые и новые зонды, раскрывал неизвестные области космоса, исследовал технологии изучения пространств. Архаи чувствовали немой зов вселенной и верили этому зову, следовали за ним. Вся жизнедеятельность расы стала подчинена одной наивысшей цели, и каждое поколение проживало свой срок в томительном ожидании: вот-вот, уже скоро, звезда за звездой, скопление за скоплением мы отыщем братьев — и жизнь загорится заново! Они приготовили тысячи программ адаптации, перевода, предусмотрели все мыслимые и немыслимые формы возможной жизни и расписали протоколы поведения для встречи с каждой из них… Но чем шире сознание Одиссея охватывало холодный и безжизненный космос, тем сильнее становилось жгучее ощущение пустоты.

Восприятие архаев росло, и однажды они сумели объять пятимерным взором всю галактику, от и до, каждую звезду и каждую планету. К этому моменту раса напоминала зомби, не имеющих собственной жизни и не понимавших, ради чего существуют, зачем пришли к пределу могущества и возможностям реализовать практически любой план. Ведь несмотря на все их возможности, у архаи не было планов и желаний. И теперь, когда всё было поставлено на карту и брошено на достижение последней цели, архаи и Одиссей увидели галактику целиком — и осознали свой провал.

Других рас не было.

Архаи оказались самым могущественным, но самым одиноким народом вселенной: они родились и познали жизнь на миллиарды лет раньше всех остальных. Они вышли в космос за три миллиарда лет до формирования планеты Земля и многих других миров, которые станут родиной разумных рас. Первым разумным вселенной было не суждено найти собратьев. Им было суждено вымереть от одиночества.

Больше того, архаи поняли, что никому не суждено найти собратьев. Пространство и время слишком огромны, а жизнь любой цивилизации слишком мала. Ни одной из рас, которые возникнут после них, не суждено встретить другую: кого-то будут разделять миллионы лет, кого-то десятки миллионов, а кого-то сотни — за это время любая история развития подойдёт к закономерному концу, не важно, каким он будет.

Вся разумная жизнь во вселенной обречена на одиночество.

Цель номер три в этой странной игре оказалась невыполнимой.

Одиссей с неприятным чувством смотрел на эту надпись. Крик о помощи, прошедший через невообразимые пласты времён. Он провёл всю свою жизнь в мире, где пестрило несметное множество разных, удивительных и непредсказуемых существ, миров и культур — и почувствовал парализующую боль, увидев космос мёртвым и пустым. Но архаям пришлось больнее.

— Вот для чего нужно было бросить нас в пустоту, — кивнул детектив. — Чтобы мы поняли.

Идеи роились в голове. Вы пятимерные существа и чувствуете время, возможно, есть путь из прошлого в будущее не по длиной прямой, а гораздо короче? А если нет, то остановитесь во времени, застыньте, как реликты в янтаре, и дождитесь младших братьев. Или измените свои разумы так, чтобы они смогли жить миллионы лет и не сходить с ума. На худой конец, если типичный разум слишком привязан к сроку жизни и не может вынести вечности — вы можете стать неразумными, как сделали иксарцы, которые превратились в беззаботных хонни… Фокс представил вариант, когда вырождение в животных происходит не на всегда, а по условленному триггеру начинается повторная эволюция-возвращения к разуму.

Мысли сплетались и расплетались, как венок вероятностей; путей преодоления вечности не так уж и много, и все они интересны.

Что, если помочь планетам, на которых уже зародилась жизнь, ускорить их эволюцию, направить её? Это не решит беду архаев: они могут посеять детей, но не доживут до их рождения. Но можно сделать это из любви к тем, кто придёт следом…

Одиссей думал и вслушивался в мысли своих подопечных. Пожалуй, невероятная мощь их цивилизации способна на всё перечисленное. Но что лучше? Ответа не было. Можно идти каждым путём, можно пытать все сразу.

Одиссей попытался внушить архаям все идеи сразу, чтобы они шли разными путями, а какой-то из них привёл к результату. Но он с удивлением обнаружил, что архаи способны принять только один вариант. Это было странно и неестественно, но, видимо, таковы были правила игры. Укажи один путь.

«Что, если это испытание не на правильность ответов», подумал Фокс, «А на то, какой ответ выберет каждый из игроков?»

Одиссей знал, что сделал бы он сам. Жизнь уже сотни лет умудрялась удивлять его снова и снова, но это не сможет продолжаться вечно. Когда его разум окончательно устанет от пережитого и если он к тому времени ещё будет жить, Фокс хотел бы перейти в другой статус бытия. Стать не человеком, а кометой, летящей в космосе, или горой на одной из любимых планет; да хоть бы деревом или вовсе перейти в энергетическую форму. Потерять основы человеческого сознания и выйти за его рамки.

Айны живут без тела, хотя разум большинства из них похож на людской, но некоторые заходят дальше и отличаются от нас куда сильнее, чем тот же Геометрис. Но они всё равно живые и в своём роде тоже разумные существа.

Фокс не знал, каково это: «уйти на высший план бытия», но полагал в принципе возможным. В конце концов, мистики разных цивилизаций всегда мечтали о рае, нирване и сверхбытии. А узнать и испытать, каково это — будет ещё одним невероятным приключением!

Одиссей увеличился в миллионы раз, стал гигантом и склонился вперёд, словно пытаясь обнять маленькую галактику — одинокий островок в необъятной холодной пустоте. И прошептал архаям:

— Уходите выше. Уходите в сверхбытие.

Всё исчезло, вокруг зияли бездны пустоты, он снова падал в омут распада. Фоксу показалось, что в бесцветности высится гигантский провал, огромная нечеловеческую фигура с маленькой планетой в руках. Но момент перехода длился недолго. Миг, и десять игроков вернулись в знакомый круг: тёмная каменная слякоть, тонкий слой воды и сокровища звёзд под ногами и над головой.

Часть игроков стояли, тяжело дыша, другие смотрели в одну точку, третьи никак не изменились — пережитое по-разному отразилось в каждом. Одиссей нашёл взглядом девушку, стоящую напротив, в её глазах была тоска и надежда, а волосы рассыпались по плечам белым вперемешку с серебром.

На каждого в круге падала маленькая белая звезда, но падение было замедленным, как во сне. Одни летели чуть быстрее, другие ещё медленнее, Фокс догадался, что это красивая форма отсчёта. На кого-то звезда упадёт первым, на кого-то последним, если внимательно присмотреться, можно понять, в какой последовательности будет происходить… что именно? Подведение итогов?

Звезда Трансформера достигла мощной головной части, и над роботом вспыхнул незавершённый круг, белый и пустой. Знак этого испытания и символ одиночества, теперь Одиссей был уверен. Круг стал бледнеть и исчезать.

— Нет! — визгливо крикнуло из глубин техноблоков, они вздыбились, раскрывая блочное нутро, и оттуда на свет метнулось юркое, до предела нервированное существо. Это был малый лиловый хистероид. — Я не прошла! Меня убьют! Спасите! Пожалуйста!!

Проворная и мелкая, она скакнула из защитного поля Древних, облегавшего робота, прямо на голову Одиссею. Не зря же они сотрудничали в предыдущем испытании.

— Спрячь меня! Человек! — орала синеющая от страха хистеройка, схватив Фокса за поле тонкими ручками-зацепками, свесившись сверху и с ужасом глядя ему в глаза. — Ну же?!!

Она была настолько нелепой, особенно после величия пережитого, что даже Схазма не удосужилась её убить. Зачем?

— Проходи, — только и сказал Одиссей.

Поле тут же пропустило юркую крикунью, она скользнула прямо под свитер, щекоча человеку шею и царапая мембранную майку.

— Ой, мамочки, ой, только не смерть, — бормотала хистеройка, устраиваясь поудобнее.

Белый круг над её роботом растворился и исчез, Трансформер дрогнул, будто сместилось пространство, которое он занимал — и сгинул вместе со всей мощью своих боевых и защитных систем. Оставалось надеяться, что его выкинуло из игры, а не к чёртовой матери.

— В чём ты ошиблась? — резко прошипел Свийс. — Говори, ну?

— Мои тараканчики вспухли в дурном океане от переизбытка еды! — с обидой воскликнула хистеройка, высунув головку из рукава. — Дурашки, я им кричала: хватит жрать энзы, если вы пухнете от обжорства, просто перестаньте есть!

— Великие бездны, — после всеобщей паузы удивился старый крулианец. — Как ты вообще прошла в финал?

— В финал прошёл её робот-айн, — ответил Фокс, накрыв малышку ладонью и успокаивающе прижав к руке. Хистероидов успокаивала твёрдость. — Мощная боевая единица, быстрое ситуативное мышление, продвинутый тактически ИИ. Слишком продвинутый.

— Аа, система Древних посчитала игроком и претендентом его! — понял Лум Весельчак. — И теперь удалила из игры, как проигравшего испытание. А пассажирку они определили… в питомцы?

— Ты не понимаешь, дурашка, я везучая, — сонно сказала хистеройка, быстро успокоившись у Фокса за пазухой. — Мне всегда везёт. Зачем самой проходить испытания, когда мой робот такой умненький, ну, который прислуживал до тебя.

— Яшно, Древние и не ошшиблись, — фыркнул Свийс.

— Ну и ладно, — пробурчала хистеройка с лёгкой обидой. — Ну и пусть с ними. Я как раз утомилась от мельтешения. Лучше посплю.

Она засопела и затихла у человека на спине.

А Планета судьбы молча ждала, пока игроки закончат разговор — ей было некуда торопиться. Звезды застыли в падении, и лишь когда крикунья стихла, продолжили полёт. Яркая искра упала на головы Зеро-один и Зеро-два, над ними вспыхнул незавершённый белый круг, он начал становиться бледнее.

— В шмысле?! — зашипел раздосадованный Свийс. — А ты как мог проиграть? Ты же умнейшшший сссреди них!

— Я не дал решения. В скороспелом решении не было смысла, — умиротворённо ответил Зеро-первый. — Но я постиг одиночество и узнал историю нашей галактики.

— Я выхожу из Игры и запускаю новый цикл личности, чтобы осмыслить вопросы, осознанные здесь, — добавил второй.

— Это величайшее сокровище, которое может получить мыслящий разум, — сказали роботы синхронно. — Я получил от Игры больше, чем рассчитывал и больше, чем заслужил. Смысла продолжать дальше для меня нет.

— Но тебя же сотрут, — впервые за всё время открыл рот Охотек, приземистый одутловатый делец. Его голос звучал размеренно и весомо, но слегка невыразительно, словно фоновый фабричный шум. — Ты потеряешь всё, что узнал в Игре.

— Конкретные факты не важны, — ответил Зеро-правый.

— Ведь я уже изменился, узнав их, — добавил Зеро-левый. — Система Древних сотрёт данные, но моя личность уже шагнула вперёд.

— Этого достаточно, — сказали оба. Их неподвижные железные лица вопреки отсутствию мимики улыбались, когда белый круг растворился, и роботов сдуло словно порывом ветра.

— У ИИ свои смыслы, — кивнул подвижный, взволнованный Лум, он вытягивал шею, разглядывая восемь оставшихся падающих звёзд.

— И свои причуды, — скептически отозвался Охотек, но спорить не стал.

— Одним конкурентом меньшшше и прекрасссно, — проворчал Свийс, но Одиссей понял, что старик расстроен.

Схазма молчала, внимательно глядя на всех и каждого — она отрастила нужное число глаз.

— Я приказала им принять смерть, — рыкнула Шера.

Её звезда упала и превратилась в круг, который начал медленно наливаться синим.

— Они достойно сражались, но вселенную не победить, — Охотница говорила резко и отрывисто, будто не до конца верила в решение, но не видела иного пути. — Энтропия неизбежна, когда-нибудь умрёт и исчезнет всё.

Схазма смотрела на хищницу с тихой, почти незаметной насмешкой в сощуренных глазах.

— Да что ты знаешь?! — рявкнула кошка, и её фазовые клыки в оскаленной пасти на мгновение исчезли, сделав Шеру беззубой. Всего лишь на крошечное мгновение, затем фаза обновилась, и клыки снова убийственно засверкали. — Ты лишь рабыня своей биомассы, которая считает себя владычицей! Ты лишь материал.

Она повернулась к остальным:

— Воин должен сделать всё возможное, чтобы победить. Но если поражение неизбежно, нужно достойно принять его. Не размениваться на глупость и трусость, на тщетность. Таков Кодекс Охотника, правда жизни и смерти.

Все наблюдали за синим кругом у хищницы над головой, и на секунду Одиссею показалось, что сейчас круг начнёт бледнеть, но затем он вспомнил, к чему пришли архаи после долгого пути. Конечно, может то были лишь его архаи, а настоящие Древние считали по-другому. Но зная их истину, Фокс догадался, что будет с каждым из оставшихся восьмерых.

Незавершённый круг висел над Шерой и не гас. Она прошла испытание, и все взгляды обратились к Луму Весельчаку, он был следующий.

— Я предложил существам создать технологии длительного стазиса и ждать все остальные расы, — сказал историк. — Ну, вы знаете отрешение от мира у висай; выход в небытие у цедаров; исключение куска пространства у мордиал? Подобные технологии существуют…

Ваффу запнулся, ведь у его вполне практичного и совершенно доброжелательного плана был явный изъян.

— Конечно, ни одна из известных технологий не может длиться очень долго…

— Да они тысячу лет не могут выдержать, — насмешливо и почти презрительно хмыкнул Свийс; Одиссей уже привык к его свистяще-шипящему говору, что перестал его замечать. — Они даже год беспрерывно не простоят без огромных затрат энергии на небольшой объём массы. А ты предложил подопечным создать нечто, что уберёт огромную популяцию из пространства-времени и после профункционирует миллиарды лет? Что за антинаучный вздор?

— А ещё интереснее, почему он тогда прошёл испытание? — веско добавил Охотек, указывая коротким пухлым пальцем на синий круг.

Звёзды падали, каждый из игроков рассказывал о решении, которое принял. Никто не захотел скрывать, каждому хотелось поделиться пережитым, даже бесчувственному дельцу.

— Забыть про другие расы и тонкости этики, — рассудительно сказал он, перекатывая в пальцах странный маленький сфероид из сто пятьдесят девятого кармана. — Высокие материи контрпродуктивны.

— Дай угадаю, — саркастично ответил змей. — Ты предложил подопечным плюнуть на всех, кроме себя и сконцентрироваться на собственных интересах? Скупо!

— Именно, — делец счёл оскорбление змея за комплимент. — Древние появились в галактике первыми задолго до остальных. Невероятное конкурентное преимущество. Им была нужна конкретная понятная цель, а они ушли в философию и решили зачахнуть. Что за глупости. Я поставил задачу: перекроить всю галактику, взять все звёзды и соединить в одну.

Коротыш скупо улыбнулся.

— Искали масштабный проект, который потребует миллионы лет и бескрайние бездны ресурсов? Пожалуйста. Есть, чем заняться. Мой народ проснулся от нытья, испытал второе рождение и сделал галактику своей и только своей. Они жили, ни о ком не думая, и творили, что хотели, до самого конца времён. А когда время вселенной закончилось — ушли вместе с ней.

Победный блеск в его маленьких жадных глазах был неотразим.

— Первыми и единственными владельцами всего сущего, — зафиналил делец и отряхнул руки.

— Но как же все остальные, — улыбнулся Одиссей. — Твоя раса, моя, прочие? Они так и не появились?

— Опоздали, — кивнул олигарх. — Мир принадлежит тем, кто успел взять его в руки.

— Пфф, нашёлся первоначальник, — раздражённо шикнул змей. — Деньги не делают людей умнее. И счастливее.

— Многие знания — многие печали, — спокойно парировал квинтиллиардер.

Похоже, счёт между наукой и бизнесом был один-один.

— Я дал подопечным эффективность, которой им не хватало до совершенства, — гордо кашлянул змей, отставив старинную курительную трубку в сторону. — Чувства, эмоции и прочая духовность мешали жить, поэтому мы избавились от них. Изменили сознание на чисто аналитическое, и страдания сразу ушли.

— Ты превратил свой народ в живых роботов? — звонкий голос Аны прервал отчёт Свийса как удар бронзового меча. — Оставил делать бессмысленные проекты ради проектов, выполнять задачи ради задач и подменил этим жизнь?

— Я превратил подопечных в высокоточных живых ментатов, — сухо отрезал старик. — И после моего ухода они продолжат быть успешными, независимо от испытаний, которые ждут впереди. Я и сам прошит на эффективное сочетание качеств без лишней чувственной шелухи. А с технологиями этих экстраординарных этноидов мы достигли куда более выраженного успеха!

Одиссей вовсе не сказал бы, что старый ядовитый крулианец лишён эмоций и «прочей душевной шелухи». С точки зрения стороннего детективного наблюдателя, змей был более человечнее многих людей. Вероятно, прошивки профессора космической археологии, эффективные б о льшую часть его долгой жизни, к старости стали сбоить. Впрочем, это не помешало ему пройти испытание: над Свийсом мерцал незавершённый синий круг, как у всех остальных.

— Ну, и чего ты молчишь? — ядовито спросил змей у Схазмы, над ликом которой тоже воссиял нимб. — Как проявлять агрессию, так не уймешь. А как участвовать в конструктивном обсуждении…

— Разумное несовершенно и слабо, — проронила сэлла многими ртами сразу, обращаясь к каждому из врагов. Её голос звучал вкрадчиво и утробно, а большое упругое тело трепетало в такт словам. — Разум всегда обманывает сам себя, делает носителя заблудившимся и несчастным, приводит к лишним желаниям и вражде, когда невозможно удовлетворить их все. Иногда сознание полезно и нужно, во имя высшей цели, но не всегда. Детям этой планеты разум был в тягость, и я избавила их от него. Они растворились в Прасущности и живут просто ради того, чтобы жить.

Она посмотрела на каждого, и добавила с тихой нежностью:

— В отличие от твоих детей, учёный, мои не только эффективны, но и счастливы.

Даже ядовитый змей не нашёл, что на это ответить, ведь Схазма была близка к истине. Хотя от выводов сэллы большинству разумных хотелось растворить в Прасущности именно её.

— Рромм, — пророкотали блоки Геометриса, приходя в новое положение, в сложную комбинацию выпуклых асимметричных частей. — Рромм.

Он затих, демонстрируя свой ответ, но, к несчастью, среди игроков не осталось продвинутых айнов, поэтому никто не понял, в чём было решение загадочного существа. Но круг над ним сиял такой же, как у всех.

Осталось двое игроков, и они смотрели друг на друга; Ана отключила эмо-волосы, они молчаливой каштановой волной разлились по плечам.

— Архаи, — сказал Одиссей негромко. — Их зовут архаи.

— О. Мне очень нравится, — сразу согласился историк Лум. — Очень меткое название, и звучит лучше, чем Древние, в которых слишком много абстракции и пафоса. Выношу на обсуждение: оставить архаев!

Остальные не слишком переживали на этот счёт, а больше ждали ответа.

— Я предложил им покинуть реальность и перейти в иной, более высокий статус бытия, — сказал Фокс. — Перестать быть телесными существами, а стать энергетическими, жить в состоянии нирваны, когда время не важно и события не важны. Когда нет боли одиночества.

— Ну, то есть, ты решил задачу так же, как и я, только бессмысленно, — фыркнул Свийс.

— Так же, как я, — проронила Схазма. — Только неживое.

— В общем-то, как я, — добавил Лум. — Только, насколько я понимаю, ваше предложение более выполнимо, для него не требуется выходить за пределы вселенной, а нужно изменить сознание… Наверное, это осуществимо для пятимерных существ с таким развитием…

— Какое странное испытание, — недовольно проронил Охотек. — Его прошёл каждый, кто дал хоть какой-то ответ. Не слишком ли просто?

— Для испытания да, — кивнул Одиссей. — Но это было не испытание, а знакомство.

Все уставились на человека.

— Мир Ноль изучает своих игроков. Он смотрел, как мы проходили отборочные игры, смотрел, как мы убивали и умирали, а потом откатил нашу смерть назад. А сейчас Древние наблюдали за тем, как мы наблюдаем за их народом.

— Древних нет! — резко возразила Шера, и шерсть на её загривке привстала. — Они давным-давно вымерли и исчезли, в самые незапамятные времена. Ни одно из ваших предложений не подошло, разве не ясно?

— А, по-моему, вы не правы, — с радостью сказал Лум. — На мой щуп, двое из нас угадали, какой именно выбор сделали архаи в далёком прошлом. Посмотрите на два круга: они единственные завершены.

Его маленькие любопытные щупы указывали в две стороны: на Ану и Одиссея, над головами которых светились два полных синих круга. Все с удивлением посмотрели на неё.

— Мы с моими архаями направили и защитили эволюцию на других планетах, там, где уже возникла жизнь, — сказала Ана ровно и без единого блика гордости. — И синхронизировали их развитие по времени. Чтобы через миллиарды лет после смерти моего народа, другие расы смогли встретиться.

Воцарилась тишина.

Свийс саркастически усмехнулся и переплёл свои худые и жилистые стариковские тела. «Что ещё ждать от женщины, как не идей материнства?», свивалось в его несимметрично сплетённых лентах, седой и желтоватой. Но свивалось слегка неуверенно.

— Погодите, — поражённо произнёс Лум. — Если ваши два круга завершены, значит, вы угадали, как поступили архаи? И если так, то мы можем смело предположить, что величайшая из цивилизаций перешла в нирвану и до сих пор существует где-то там, а значит, когда-нибудь вернётся?

Историк Древних задыхался от озарений, к познанию которых шёл всю сознательную жизнь.

— И ещё выходит, архаи миллиарды лет назад засеяли галактику и создали… всех нас?!