Голос Древних

Глава VII: Призраки прошлого

Змей целеустремлённо вполз на арену, и разум Одиссея заработал с удвоенной силой. Один на один с расчётливым стратегом, который его уже побеждал — но тогда Свийс был в своей стихии, а Фокс в чужой, теперь наоборот. Добрый человек в пушистом свитере оставался наследником мстителя, который пылающим метеором пронёсся по сотне сражений и сгорел в их огне. Он знал, как ведутся битвы и поединки, как они выигрываются и проигрываются, изучил нутросплетения инстинктов и механизмы боя не в теории, а на своей израненной шкуре.

Одиссей понимал, что врага легко победить, если сломать морально; но в этом испытании враг победит его, если сделает более верный выбор. Эта арена, с её свободным доступом к самым разным бойцам, была воплощением древней и славной традиции камня, ножниц и бумаги. Ведь почти на каждую угрозу в огромной и бесконечно-разнообразной галактике можно найти эффективную контрмеру. Поэтому ключевое было понять, кого выберет Свийс — и подобрать правильный ответ.

Ставки просты и высоки: преодолей эту ступень, и до абсолютной победы рукой подать. Поэтому в те секунды, что змей взбирался на арену, разум Фокса построил ветвящуюся картину его выбора.

Решительность действий Свийса выдала, что он уже выбрал, в какой ипостаси будет сражаться. Даже не заглянув в базу героев и бойцов. Значит, число вариантов сильно сужается. Первый — это кто-то из названных Лумом: Свийс услышал знакомое имя и выбрал его. Второй: кто-то из любимых героев профессора, тут мог быть кто угодно, включая героя из детстива, которым маленький крулианец мечтал побывать. И третий: на старика явно произвёл впечатление c’харн. Стратег мог повторить выбор Лума, считая это неожиданным ходом. Хотя Фокс заметил взгляд крулианца в конце первого боя, видел шок в его глазах… Нет, археолог обогнёт с’харна стороной.

Вслух были названы трое: Ифирида, Геран и Да’Вир.

Вряд ли змей выбрал Герана: тот был размером с маленькую луну. Бронированная разумная крепость, сильнейший из геранцев в истории. Впрочем, на этой планете постоянно происходят чудеса, и Разрушитель может даже влезть в арену. Например, с началом боя пространство под куполом масштабируется до астрономических единиц — и летайте себе, устройте огневую крейсерную дуэль. Фокс вполне мог поверить в подобное после того, как Древние повернули ход времени назад и вернули всех с памятью пережитого.

Но вдруг система сделает по-другому? Например, Геран уменьшится до размеров арены, что тогда будет с его мощью, вдруг она тоже уменьшится? Да, это не самый логичный вариант, но вопрос не в том, насколько логично поступит система — а в том, что нельзя заранее узнать, как именно она сделает. Для стратега, привыкшего к расчёту, здесь слишком много неизвестных, чтобы рисковать. Нет, точно не Геран.

Кто такая Ифирида Завершающая, детектив понятия не имел: галактика слишком огромна, чтобы знать всех великих. Если Свийс выбрал эту героиню, готового ответа против неё у Фокса не было.

Оставался Да’Вир, чрезвычайно могучий кинетик. Они только что видели неодолимую мощь с’харна — но тот пугал и отвращал, а ру’ун были вполне симпатичны и даже популярны. Сторонники порядка, как раз в психологическом профиле профессора. Что ж, если змей выбрал ру’уна, у Фокса есть прекрасный ответ для борьбы с кинетиком: рой эхосов, вибрационно-энергетических существ. Они хорошо преодолевают защитные поля, проходят сквозь физическую броню, а сами настолько мелкие и маломатериальные существа, что кинетике почти не за что ухватиться.

Все эти мысли промелькнули у Одиссея за несколько секунд, но его цепкий взгляд отметил затаённую улыбку археолога. Похоже, старик выбрал того, чьё наследие исследовал. Представьте, что вы ведёте раскопки удивительной культуры на планете Индиана, и находите артефакты великого героя по имени Джонс. За годы работы вы досконально изучите все подвиги Джонса: поход к крестовому кластеру, как он преодолел гравитацию рока, как набрал ковчеги поверженных врагов. В силу своей привязанности, вы будете очень хорошо его знать и понимать, когда его стоит выбрать.

Ну хорошо, если профессор хочет драться кем-то из своей практики, кто это может быть? Да кто угодно. Будь у Одиссея нейр с услужливым ИИ и базами данных, он бы нашёл ответ за секунды, даже без подключения к Великой сети: просто посмотрев академическую карьеру Свийса. Но нейра не было.

— Чего копаешься? — удивился змей, вытянув шею. — Уже струсил? Разумная реакция.

— У меня пассажир, — напомнил детектив, аккуратно вытащив из-за пазухи спящую хистеройку.

— А? Что? — спросила она в полусне. — Нет, я не буду чищенных муршмул, давай попозже…

Фокс протянул малышку Ане, и та молча приняла, впуская внутрь своей защиты. Руки детектива и девушки коснулись, глаза встретились, и она одними губами сказала короткое имя.

Одиссей тяжело вздохнул.

— Я и забыл, что ты добрый парень, — нервно фыркнул змей. — Спас Лума в отборочном, приютил эту дурочку. Жаль, что придётся с тобой так расправиться. Снова.

Детектив взошёл на арену, выпрямился напротив Свийса и увидел, что старик боится. Он хорохорился и пытался оказать давление, но получалось примерно на 0,1 бар. Учёный и преподаватель, он мастерски овладел умением отрываться на беззащитных студентах и ассистентах. А попытка проявить несуществующее превосходство над тем, кто старше и умнее, получилась довольно жалкой.

— Что ж, начинай, — поддержал Фокс.

Синие звезды вспыхнули, Одиссей взял свою в руку и оказался в единстве — не с игроками, а со множеством героев и бойцов. Сонм глаз смотрели на человека, их хозяева были готовы сделать шаг и занять его место. Их было так много: чемпионы галактики, лучшие воители, десятки тысяч личностей, от исторических до совершенно неизвестных! В обычном состоянии Одиссей не сумел бы даже окинуть всех взглядом, но в единстве чувствовал всех и каждого.

Его разум скользил по смысловым блокам. Хочешь защиты? Вот расфокусированный одномерный висай, которого почти невозможно поразить. Готов к агрессивной атаке? Выбирай мастера поединков: вот схейс-киборг из плеяды звёздных гладиаторов, семикратный кумир безграничной толпы. Вот фотонный самурай с катаной-лучом в руках, вакидзаши-бликом в ножнах и хоро-затмением на плечах. Это айн-стоик, тело которого висит в воздухе по частям, застывшее в гармонии десятков идеально синхронизированных боевых рассекателей.

Каждый из них достоин стать твоим орудием.

Сознание Одиссея с мимолётным удивлением промчалось мимо ослепительно-белого Трайбера, который выглядел гораздо опаснее и сильнее, чем тот, что жил сейчас на «Мусороге». Мелькнул фазовый прыгун, мастер непредсказуемо атаковать и исчезать, пронеслись ряды огневой мощи, где громоздились жерские и геранские киборги в батарейных комплектациях.

Выбирай.

В конце бесконечных рядов, на вершине вершин мелькнула одинокая человеческая фигура в золотом доспехе из мелких чешуек, покрывавшем его целиком — Фокс почувствовал нетривиальную историю, стоящую за величайшим бойцом в истории человечества. Возьми золотого воина, и вероятность победить станет высока вне зависимости от выбора соперника… Но Одиссей искал не его.

В глубинах единства крылись громады убийственных монстров всех миров. А может, шепнуло сознание, призовёшь тегиарха, грозу гипер-пространства и сокрушителя кораблей? Нейтронных терзателей, от одного вида которых большинство гуманоидов впадает в глубокий шок? Смертоносных ириалинов, проедателей материи, чистых, как северный ветер? Или старого-доброго ВУРДАЛА, пожирателя планет?

Выпусти своего монстра.

Но Одиссей не хотел тегиарха, киборгов и ВУРДАЛА, и даже Трайбер в пиковой форме ему не подошёл. Ведь у Аны был нейр с обширной базой данных, и ей не составило труда узнать, каким именно исследованием занимался межпланетный археолог Свийс.

Звезда крулианца только начала пульсировать, а он уже сделал свой выбор. Так быстро. Скрученная стариковская фигура исчезла, окутанная синим светом, и вместо неё обрисовался мощный, покрытый бронированными наростами технозавр.

— Человек, — пророкотал он, поднимая лапу-бластер. — Я вызываю тебя.

Одиссей улыбнулся, но в этот момент нашёл того, кого искал, и улыбка поблёкла. Сияние окутало его, и в синем свете растворилась личность игрока, но проявилась личность героя: могучая фигура в доспехах и с оружием в руках.

— Попался, — хрякнул технозавр с насмешкой, слишком напоминавшей профессора Свийса. — Выбрал вояку для битвы с бронемонстром. Я так и знал, что ты не хитрец, а простак.

Личина технозавра потекла, как пустая вода, сбегая вниз и открывая одинокого человека в белом одеянии, властно скроенного и седовласого. Безоружного.

Мир молчал, когда воитель в адаптивной лехтовой броне, с фазовым копьём в руках шагнул на арену из небытия. Человек-гора, не переставший расти всю свою жизнь, старомодный защитник мимолётной и утраченной эпохи, когда для выжившего человечества была важнее прямая сила и броня, отвага и воля, бесхитростные и честные, не изощрённые танцем технологий.

— Уран, сын Хаоса, — сказал воитель бесстрастно. — Мой звёздный брат.

— Я думал, что убил тебя, Оберон, — с затаённой ненавистью ответил седовласый.

— Ещё нет.

— Я уничтожил твою планету, твой род, всё, что вы пытались спасти.

— Да. Но не всё.

Одиссей и Оберон смотрели на врага, и взгляд человека-горы сливался со взглядом сына… а значит, и со взглядом чёрного глаза сайн.

— Наследие чудовищ? — черты Урана обострились, властное лицо сделалось непрощающим, исполненным гнева. — Ложные вершители, они пронзили судьбу каждого из живых, а ты выбрал защищать их… Ценой жизни всех, кого любил.

— Меня называют предателем, — кивнул Оберон. — Но наш союз предал ты.

Они замолчали в мучительной тишине, полной раздирающих противоречий, но лишь с одной стороны. Оберон и Одиссей мыслили в полном согласии, и только Свийс с Ураном пребывали в смятении. Владыка Хаоса, вырванный из небытия, не знал, как его поверженный враг восстал. Встретив любого из тысяч воинов, он бы просто исполнил боевой зов, не осознав своего мимолётного бытия. Но при встрече с Обероном в темпоральной проекции Урана пробудились личностные черты.

Свийс не понимал, что вообще происходит. Он, всю академическую карьеру изучавший памятники разрушенной планеты Ольхайм, реликты андарской архитектуры и культуры — выбрал себе в воины несравненного стратега, обуздавшего космический Хаос и вошедшего в историю! Владыка Уран победил всех на своём пути и основал одну из важных сил современной галактики, империю Олимпиаров! Разве он не достойный кандидат, не правильный выбор?

Используя способности Урана к манипуляции внешним видом, змей притворился чудищем. Он рассчитывал, что незадачливый враг клюнет и выберет такого же примитивного бойца для битвы орудий и кулаков — а Уран уничтожит его силой разума. Утончённая ирония, победить человека-читера в образе его великого сородича. Так думал Свийс, а ещё он думал, что будет управлять своим бойцом!

Но всё пошло не так, всё оказалось не тем, чем было. Уран мыслил и действовал отдельно от змея, и с холодеющей ясностью Свийс понял, что владыка Хаоса презирает мелкий разум носителя, который призвал его из небытия. Уран говорит свои собственные слова и действует, как сочтёт нужным — а змею остаётся верить, что его герой победит. Ещё сильнее профессора напугало, что враг разгадал стратегическую хитрость и выбрал не случайного воина, а личного противника Владыки! Впрочем, человек допустил странную ошибку…

— Мой воин уже побеждал твоего! — вырвалось из уст седовласого, и суетливость возгласа выдала Свийса. — Он поверг Ривендаля, это зафиксировано во множестве хроник и материалов… Зачем же ты выбрал проигравшего?!

Оберон двинулся вперёд, пересекая арену.

— Ты забыл, что историю пишут победители, — сказал он. — Ты поверил хроникам и свидетельствам, но они лгут. Хочешь узнать правду?

— Нет, — отшатнулся Уран, отступая назад и закрываясь гневом, как щитом. — Нет иной правды, чем мои слова. Мы победили тебя и низвергли, мы прервали наследие предателей человечества!

— Вас было трое, — согласился Оберон, с каждым шагом нарастая, как гора. — Воин-цедар, извергатель огня из батареи Ориона, и ты, бывший хранитель… избравший путь Хаоса. Мы схватились на последних рубежах моей планеты.

Седовласый отступал, словно не в силах принять реальность.

— В конце концов ты умер, — выплюнул он. — Как ни отказывался проиграть.

— Но не вы победили меня.

Наконечник копья сверкнул в воздухе, Уран широко раскинул руки — и силой разума изменил хаотичные движения элементарных частиц вокруг. Воздух искажённо взвыл, тело владыки вспучилось, словно в линзе околосветовых скоростей: лицо сплюснулось по краям, а рот расширился и превратился в выцветшую дыру, копьё ударило туда, не достигнув тела, не причинив хаоситу вреда. В животе и груди возникли линзы выпуклой пустоты — и оттуда рванулась череда многоруких проточеловеческих искажений, заполонивших всю арену, как будто оживший барельеф, в котором переплелись сражающиеся тела.

Разум привык к устойчивости реальности. Мы рождаемся в строгой колыбели макромира и живём, не зная, что он бережно хранит нас от безумия, заключённого в глубине каждой из вещей. Но в недрах материи, всегда рядом с нами, дышит первозданный Хаос, и, ради всего святого, его нельзя выпускать! Уран разинул врата в бесформие и оттуда вырвалась орда безногих, сторуких выродков с веерами жадно распахнутых ладоней. Они облепили хранителя, накрыли его тройным слоем.

То были не живые существа, но и не фантомы — а уродливые гибриды разума с хаосом, обезумевшие скопища атомов и электронов, заряженные ненавистью того, кто вселил в них «жизнь». Разреженные, они могли проходить сквозь преграды и оказывать дестабилизирующее воздействие в точках приложения сил. Но это звучало разумно лишь на словах — а выглядело как сошедший с ума ад хаотичных тел. Как Гойя, создания которого обрели бесплотную жизнь.

Адаптивная броня Ривендаля загудела, справляясь с бьющими со всех сторон волнами искажений. Они цеплялись и содрогались, зарывались вглубь, пытаясь пробраться внутрь Ривендаля, исказить и разрушить его самого. И они стенали. Всепроникающий хор голосов заполнял разум, и даже стоящие за пределами арены замерли, услышав его. Это был захлёбывающийся ментальный крик, от которого не закроешь уши, и в лавине неразборчивого отчаяния каждому пришли свои возгласы — хлещущие в душу, как удары плазменных кнутов.

Оберон слышал вой:

В саду было тихо и тепло, узоры разнопланетных соцветий клонились к земле, словно окружая её заботой. Хранитель лежал на простой каменной плите, подложив грубые ладони под голову, и спал, одновременно глубоко — и чутко. Его разум, расслоённый новой экспериментальной технологией на три потока, расслабленно отдыхал, купаясь в реке сновидений, но одним краем следил за тем, что творится в паутине гипер-станций и переходов, в окружении подзащитных планет. Лёгкий шорох привлёк внимание внешнего потока, внутренний глаз нашёл источник, а мембрана пространственной сенсорики очертила в зарослях цветов крадущийся силуэт. Неумело крадущийся. Неопасный.

Шорох, сопение, шелест, тихий, закрытый ладонью смех. Мальчик лет четырёх взобрался на грудь человека-горы, в сравнении с ним маленький, как котёнок. Приник ухом и слушал, как бьётся могучее сердце, пока не заметил полуоткрытые глаза. Мальчик испугался своей вольности.

— Папа, не обращай внимания, меня здесь нет, — сказал он тихо и убедительно. — Ты же с пишь, а значит, это я тебе снюсь. Спи дальше.

Оберон закрыл глаза.

Плечевой блок доспеха сорвало, он ударился о платформу и рассыпался на странно покоробленные куски. Хаос искажал структуру вещества. Сторукие исчадия дорвались до бугрящегося мускулами плеча и вторглись в живое тело, рука Оберона дрогнула, и следующий удар прошёл мимо цели. Пронзительный вой буравился глубже и глубже:

Человек-гора пошатнулся, но устоял и точными ударами отбил сразу несколько отродий. Бронированные плиты его доспеха резко расширились, отбрасывая сонм многоруких сразу всеми способами: и боевой импульс-волной, и ударом контр-излучений, и барьером грубых силовых щитов. Исчадия разлетелись в стороны, нескончаемо мечась и вопя. Фазовый наконечник очертил в воздухе мерцающий след, разрубая сразу десяток тел и разрушая их зыбкую структуру — они распадались в тающие клочья столь же быстро, как и рождались на свет. Оберон атаковал размашисто, сдержанно и точно, без малейшего промедления и колебания, бил без промаха, максимально эффективный в каждом движении.

Уран, конвульсивно сжимаясь обратно в человеческую фигуру, отступил к самому краю платформы. Его волосы растрепались, словно в бурю, глаза безумно сверкали, а рот исказился широко и нечеловечески, артикулируя вселенский Хаос — и из распахнутого зева вырвался парализующий волю и разум вой:

Оберон глухо взревел и нанёс молниеносный удар, но не в ту сторону, где якобы изогнулся вопящий владыка, а туда, где он был на самом деле. Копьё пронзило сердце Урана, удар выдавил его из складок воздуха и преломлений света, в которых хаосит прятался, сводя слабых духом с ума.

— Хаос… отвергнет… смерть… — прохрипел владыка, упав на колени. Его сердце пыталось распасться на атомы и снова сложиться, избежать смертоносного удара, но уже не могло. Из огромного разреза по пробитой груди толчками лилась кровь, а в глазах застывало неверие.

Широкая ладонь Ривендаля легла поверх черепа и закрыла искажённое лицо, блокируя связь владыки с хаосом частиц. Сотни искажений, рвавшихся к ним со всех сторон, смолкли и растаяли, будто их не было. Наступила тишина, отравленная хрипом и хлюпаньем агонии Урана — вернее, его темпоральной проекции на Планету судьбы.

— Когда я сражался с вами на пороге гибнущего дома, у меня не было глаза сайн, — тихо сказал Оберон. — Я уже отдал его сыну. Но и без него я сумел вас одолеть. А здесь, один на один и с даром Древних… брат мой, неужели ты верил, что у тебя есть шанс?

— Нет, — прохрипел Уран. — Но я… должен был… как и ты…

Оберон опустил голову, его могучий кулак сжался, копьё плавно вышло из тела, и все увидели, как растёт и удлиняется наконечник, превращаясь в карающий клинок. Человек-гора замахнулся — и выветрился, как тает тяжёлый, пугающий сон, сначала реальный, но тут же проходящий бесследно.

Одиссей стоял опустошённый и поражённый, тяжело дыша.

Он победил и остался в игре.

Но то, что он сейчас узнал, противоречило не только официальным хроникам, тому, как сражение за Ольхайм и падение Ривендалей вошло в историю. Это противоречило тому, что думал сам Фокс. Ведь он встречался с отцом, живым и смертельно израненным в битве, в последние секунды его жизни, когда находился вне времени в глубинах Сердца истины, реликта сайн. Ведь отец проиграл ту битву, Ольхайм пал и был оставлен, а династия Ривендалей и союз наследников канули в историю. За изгнанным сыном никто не пришёл, потому что некому было прийти.

Если система архаев ошибается, почему-то дала сбой или другим образом не соответствует реальности, то это просто будоражащий морок, который лучше забыть. Но если темпоральная проекция аутентична… Если настоящий Оберон не пал в смертельном поединке с тремя врагами на ступенях рухнувшего дома — а победил… То как и почему он всё же проиграл и погиб?..

Одиссей замотал головой, сейчас было не время думать над этим, и у него практически не осталось сил. Все непрерывные часы испытаний, новых и разных, на пределе умственных способностей и в захлёстывающей быстроте, без отдыха и даже без воды, с тройным расходом нервов… Он выбился из сил.

Перед ним хрипел Уран, он должен был выветриться и исчезнуть вместе с Обероном, но остался, вцепившись фибрами проекции в несчастное тело змея и не желая уходить, сопротивляясь самой системе, породившей его.

— Ты… — прошепелявил умирающий, глядя отрешённо. — Маленькое отродье… наследник без наследия… Дай мне убить тебя… Во имя…

Уран замерцал по контуру — не так, как было все предыдущие, не синим цветом, а недобрым грязно-серым. Одиссей рывком упал на колено и протянул руку прямо в пробитую грудь.

— Хватай! — крикнул он. — Ну!

Два чешуйчатых хвоста оплелись вокруг человеческой ладони, Владыка пугающе застонал, потянувшись к ним сразу всеми частями тела и окончательно потеряв человеческий облик. Фокс едва успел отпрыгнуть, когда мерцание сделалось резким и угрожающим, а потом фшшш — и безумца стёрло.

Купол арены тоже стал грязно-серым, сверху вспыхнул белый символ угрозы и неисправности, сбоя. Невидимая сила подтолкнула Одиссея и вышвырнула прочь, Шера среагировала быстрее всех и прыгнула, поймав человека в полёте, пытаясь приземлить его в воду. Схазма отстала буквально на полсекунды, её вытянутые щупальца оплели летящего Одиссея вместе с кошкой и мягко опустили их вниз. Какая забота.

К счастью, поле Древних было уже на месте, оно появилось сразу же, когда Фокса вышвырнуло с арены, без зазора, и Схазма не смогла его убить. Она улыбнулась и отступила, лес щупалец, кружась и волнуясь, стих.

— Ш-ш-ш! — яростно оскалилась Шера и отпрыгнула, отбежала по воздуху прочь.

Ана была уже рядом на случай, если придётся вмешаться, но ей не пришлось.

— Сбой и перезагрузка, — удивился Охотек откуда-то сбоку, но на него никто не глянул, все смотрели, как внутри купола арены проходит аннигилирующая волна, затем купол исчезает, по чёрной платформе идут импульсы-разряды, но быстро спадают. Купол явился снова, вспыхнул синий символ готовности и наступила тишина.

— А вот и порядок.

— Кха-кха, сссс, — хрипло прошипело из пушистого рукава.

Там зашебуршало, и наружу высунулась голова межпланетного археолога.

— Добрый день, профессор, — невозмутимо сказал Одиссей.

— Ну, скорее «прощайте», — проскрипел смущённый змей. — Меня же сейчас, ммм, ликвидирует с планеты. Должен признать, вы провели небанальный и находчивый финт. Но в связи с неизвестными историческими обстоятельствами наши бойцы нежданно сползли с ума…

— Совпадение темпоральных проекций двух исторически конфликтующих личностей большой силы вызвало сбой системы, — ровно сказала Ана.

— Да-да, бешеные враги попутали хвосты, — ворчливо согласился Свийс, что у крулианцев означало обезуметь. — И этот сбой, кажется, ликвидировали самым решительным образом…

Он посмотрел на человека растерянно, снизу вверх.

— Если бы вы меня не дёрнули так вовремя, боюсь, меня бы… ликвидировало вместе со сбоем.

— Профессор, Древние вряд ли бы допустили такую потерю, — совершенно серьёзно сказал Фокс.

— Хм. Надеюсь, что так, надеюсь, что так.

От волнения змей заёрзал, переползая по руке детектива, и тот собрал волю в кулак, противостоя щекотке с царапкой, которые наждачным бризом пронеслись по плечу и локтю. Старый стратег, конечно же, не пользовался крулианской блестиркой для полировки чешуй, и был таким же чёрствым наощупь, как и по характеру.

— В любом случае, итог ясен, — вздохнул Свийс. — Я проиграл, а вы победили. На сей раз честно. Что ж, поздравлю. Желаю всем дальнейших успехов, пусть это пожелание и нелогично. И хоть мы друг друга не вспомним, но всё же…

Змей зажмурился, ожидая, когда исчезнет. Он прервал фразу на самом интригующем моменте, чтобы пропасть эффектно, как Лум Весельчак… Но не пропал. Прошла минута.

— Короче, система посчитала его нейтрализованным и забыла, — усмехнулся с набитым ртом молчавший до того Охотек. Который, оказывается, давным-давно сидел в удобном раздувном пушекресле и лакомился десятками инопланетных деликатесов, заполнивших маленький столик, парящий перед ним! И всё это внутри бледного контура Древних и внутри сотни своих луковых полей.

— Вот презренный богатей, — восхищённо протянул крулианец. — В любой ситуации обитает с комфортом. Эй, а поделиться с остальными? Мы все хотим пить и есть. Ну, кроме каменного чурбана и этой маньячной фабрики по производству щупалец.

Геометрис до сих пор не оправился от увечий, он тихо парил в стороне, подрагивая и не участвуя в обсуждении. Кажется, он бормотал что-то себе под нос, то есть, едва слышно двигал рокочущим треснутым кругом туда-сюда, рромм, рромм.

— Есть? Кушать? — внезапно проснулась маленькая хистеройка, она высунулась из-под облегающего космосьюта у Аны под подбородком, потянулась и стала пронзительно-голубой. — Конечно, я очень хочу есть, пить и внюх а ть! Погодите, а где мои очищенные муршмулы? Ой, кто ты вообще такая, а где мой слуга, в смысле, защитник и опекун?!

Ана, не говоря ни слова, передала хистеройку Фоксу, тот принял её под свою защиту и выразительно посмотрел на старого археолога.

— Виноват, был бестактен, извиняюсь, — пробормотал тот, выползая из-под рукава на свет и уже хотел было вылезти наружу, покинув кокон детектива. Но тот удержал его рукой.

Схазма смотрела на них выжидающе.

— Знаете, профессор, — сказал Одиссей. — Поживите пока у меня. В конце концов, при любом раскладе нам осталось недолго. Вылетим или дойдём до конца.

Змей благодарно прищурился и вновь обмотался вокруг человеческой руки, но уже поверх свитера, что было куда приятнее.

— Еда, слышишь? — напомнила хистеройка как глупенькому, вскарабкавшись Фоксу на голову, раздвинув вихры, свесившись сверху на лоб и заглядывая в глаза. — Едааааа!

Все уставились на Обжорика, то есть, Охотека.

— Пфф, — фыркнул тот неодобрительно. — Да, у меня полно запасов, и я почти не жадный. Но вы и правда не боитесь брать еду и питьё у соперника? Доверчивость на грани здравого смысла. А почему тогда не просите у сэллы? Она с радостью родит вам пару бутербродов.

Схазма чутко кивнула, ну прямо тётушка-хозяюшка, сейчас наляпает пирожков и блинов. Со спорами.

— Смотрите, — сказала Ана и улыбнулась впервые за всё время изматывающих игр.

Вода перед ней всколыхнулась и поднялась, в бурлящей волне уплотнилась баночка с яркой голографической надписью «Титан-Метан, метановая газировка с идеальной дозировкой, для людей».

— Я запросила у системы, и она мне выдала.

Пшшш, сказала баночка с встроенным охлаждением, и девушка приникла к ней. Одиссею захотелось прямо сейчас, с таким же наслаждением прижаться к самой Ане и на полчаса выключиться из игры, оказаться дома. Он закрыл глаза.

— Ну вы даёте, — Шера нервно хлестнула себя хвостом по бокам, она-то со своими аугментами и прошивками могла не есть и не пить примерно год. — А как же испытание? Судьбоносные битвы? Победа в игре?

— Мы устали, мисс хищница, — сварливо отозвался Свийс. — Нам бы перекусить и перевести дух!

— МУРШМУЛЫ! ВКУСНЫЕ ЧИЩЕННЫЕ МУРШМУЛЫ! — хистерично воскликнула малышка, теряя и так не слишком существенное терпение. Она заколотилась крупной дрожью по всему тельцу и стала вопиюще-красной в жёлтую крапинку.

— Дорогие Древние, — вздохнул Фокс. — Можно нам пиццу из трёх кусков: с муршмулами для малышки, анчоусами для змея и старой-доброй карбонарой для меня?

— И сок болотистого хвоща, — деловито добавил Свийс.

Следующие пятнадцать минут были душеспасительны и телополезны.

— Мы лучшие из лучших или просто везучие из везучих? — задумчиво спросила Ана, глядя в звёздное небо.

— Мы — сильные, — спокойно ответила Шера, подразумевая, что сила — это сочетание разных свойств.

— Я точно везучая, — экспертно сказала хистеройка. — Я даже не мучаюсь в испытаниях, как вы, бедненькие. А на экскурсии всё равно побывала.

— Охотница права, — усмехнулся квинтиллиардер. — Мы и лучшие, и просто везучие. Наверху только те, у кого всё сразу.

— У меня вопрос поинтереснее, — хмыкнул Свийс, смакуя болотные соки. — А какое желание вы собираетесь загадать этой планете?

— А какое она сможет выполнить? — с бессменным скепсисом пожал плечами олигарх.

— Сомневаешься в мощи Древних? — вкрадчиво спросила Схазма, которая рассеянно отщипывала по кусочку от самой себя и поедала, ну, за компанию.

— У них наивысшие технологии, — Шера с силой провела лапой с фазовыми когтями по застывшей чёрной слякоти под ногами, и ни один из когтей не оставил на тёмной «грязи» ни малейшего следа. — Шестой ступени.

— Вообще-то нет, — привычным назидательным тоном осадил её змей. — Шестыми располагают владыки Великой сети, мордиал, а они не способны на то, что мы встретили здесь. Тут что-то запредельное: вы заметили, что местные «поля», которые идеально защищают нас от всего на свете — и не поля вовсе?

— А что же? — с интересом спросили сразу четверо, включая Ану, Охотека и Фокса.

— Это мифические темпоральные контуры! — сделав эффектную паузу, ответил змей, подняв кончик хвоста. — Через них ничто не может пройти, даже сдвиг пространства от нашего, мммм, надтреснутого собрата по несчастьям. Потому что любое действие происходит в потоке времени, а что, если этот бледный контур вокруг каждого из нас обращает время вспять? Достаточно на бесконечно-малую долю секунды, просто постоянно обновлять его назад-назад-назад, и тогда ничто, никакое воздействие не сможет быть передано через контур извне.

— У института запредельных технологий Харрод не получилось, — тут же рыкнула Шера. — Они создали плёнку обратного времени, но она работает не так. Лишь обращает вспять саму себя, а любое внешнее воздействие ломает процесс.

— И ещё мы слышим друг друга, дышим внутри этих защит, — возразила Ана. — Значит, если они темпоральные и абсолютно отделяют нас друг от друга, всё равно есть избирательная проницаемость.

— Дышим мы каждый своим, — напомнил змей. — Хотя у меня стоят атмосферные фильтры, у Охотницы ещё покруче, сэлле с Геометрисом воздух не важен, а у богача своя, особая атмосфера. Остаётесь вы двое, люди. Кстати, какие везучие существа, попали в финал игры вдвоём от одной расы!

Ана и Одиссей посмотрели друг на друга, и их лица против воли просветлели.

— Так вот, воздух и теплообмен для вас генерится внутри контура. Может кокон темпоральный вовне, а теплообменный внутрь, двухслойный. А может пятислойный, я об этом и толкую!

— Технологии такого уровня это четвёртая, в максиме пятая ступень, — отрезала вся прошитая и прошаренная Шера. — Кроме времени вспять.

— Но я-то говорю про темпоральное! Или возьмите общее знание. Вы подумали о том, как можно за миллиарды лет до появления других рас создать планету-игру, которая будет приспособлена к каждому из нас? Будет показывать символы на всех нужных языках и понятийных системах, менять испытания под количество игроков и типы их разумов, и выполнять десятки других процессов, незаметных нашему ограниченному зрению?

— Нет, — уставилась на него Шера, сузив глаза. — Не думала.

Одиссей видел сразу два объяснения: реалистичное и верное. Реалистичным было то, что архаи ничего не знали заранее. Но их система быстро и глубоко изучала каждого, кто подключился к Зову, познавала их в достаточной мере, чтобы подстраивать максимально гибкие испытания под любой набор игроков. Этот вариант не требовал бритвы Оккама.

Но был и второй, невероятный: Древние знали потомков наперёд. Прошерстив всю доступную галактику и не отыскав собратьев, архаи начали поиск там, где они есть — в будущем. Сначала с помощью прогностических расчётов, но чем сильнее развивалась их невероятная цивилизация, тем точнее они могли заглянуть в грядущее. Ведь будущее уже свершилось, всё время вселенной существует сразу, от и до. Кому, как не им, пятимерным существам, было найти способ увидеть вселенную, как цельный, завершённый объект?

Если это им удалось… Одиссей даже со всем своим воображением не мог точно представить, к чему это могло привести. Но пусть архаи увидели всего лишь отдельные аспекты и линии будущего — подобно висай, но более комплексно и точно. Они могли разглядеть далёких братьев по разуму.

Фокс был уверен, что реален именно фантастический вариант. Ведь Трайбер был выдающимся воином, но далеко не таким выдающимся, чтобы войти в пантеон легендарных. Однако, сегодня он был там, белый и пугающий — значит, Трайбер станет таким в будущем. Значит, Древние знали мир наперёд.

Фокс думал обо всём, с чем столкнулся на этой планете, молчал о главном и слушал остальных.

— Или прямая отмотка времени при ударе планетоида, — продолжал восхищаться Свийс. — Что ни говорите, это выше способностей мордиал. Это седьмая технологическая.

— Седьмой нет, — фыркнула Шера. — Существует всего шесть ступеней.

— Это потому, что этноиды с ограниченным мозгом не способны представить величие седьмой, — торжествующе зашипел змей.

— Зато мы знаем, как архаи сохраняют тайну Мира ноль, — сказала Ана. — И почему никто за тысячи лет не смог обмануть их систему стирания памяти.

— Почему?

— Потому что они вовсе не стирают память. А отматывают существо назад во времени, отделяя от темпорального потока вселенной. Когда архаям нужно сохранить у игроков память пережитого, они отматывают личности до получения нужного опыта, но вкладывают знание в наши головы, так было после падения планеты. А когда не нужно, просто не вкладывают, и выбывшие игроки не могут вспомнить ничего лишнего. Потому что они ничего и не пережили.

— Умно, даже очень, — проскрипел Свийс. — Архаи вообще умны, вся система отсева участников была направленным отбором. Древние заранее знали, какие типы личностей хотят получить в финал.

— Но при этом сюда попали одна случайная и очень везучая малышка, — улыбнулся Одиссей. — И один вполне закономерный знаток игр, который оказался не готов к уровню испытаний…

— И один непонятный пройдоха, — беззлобно буркнул Змей.

— Погодите-ка! — внезапно осенённый, Фокс поднял палец. — Если можно попросить материализовать любую еду, то может я наконец попробую «Великолепные Ахимбарские Бумбары Высшего Качества»?! Я столько раз хотел их оценить, но постоянно что-то…

— Если сумею победить, я заберу у Древних темпоральный контур и источник заражения с’харнов, который даёт им такое могущество, — негромко сказала Схазма, на теле которой задумчиво расцветали и увядали пышные россыпи цветов. — Я принесу эти дары Прасущности, во славу всей жизни, которая ведёт вечную войну с безжалостной вселенной. С таким оружием, с такими технологиями жизнь станет ещё сильнее. Возможно, непобедимой. И тогда Прасущность поглотит всех бессмысленных существ, которые идут напрасными путями в никуда. Тогда мы сможем объять всю галактику в лес нескончаемого расцвета. И все станут бессмертны.

Повисло молчание.

— Такая откровенная и ничего не опасается, — покачал головой Охотек.

— А чего опасаться, если никто не вспомнит? — змей расплёл хвосты и развёл их широко в стороны. — Этого разговора вовсе и не было, понимаете? Как только игра закончится, его не будет, потому что нас всех отмотает назад.

— Разве ты не хочешь быть? — спросил Одиссей, подняв взгляд на сэллу. — Радоваться жизни, сохранять свой, единственный в своём роде взгляд на мир. Познавать вселенную и поражаться её красоте. Быть благодарной.

— Я живее всех вас, — ответила Схазма, глядя сверху. — Вы умрёте без следа, а я воскресну. И войду в царство вечного расцвета.

— Нет, — покачал головой человек. — Ты живёшь куда меньше, и умрёшь куда быстрее.

— Мать воскрешала меня, многократно, я столько раз преодолевала смерть…

— Не ты, — грустно сказал Одиссей. — Те, прежние личности, раз за разом погибали в боях. А ты лишь десятая или двадцатая копия, которая тоже вскоре исчезнет. Просто твои воспоминания будут снова скопированы через связанные клетки в новое тело.

Ана смотрела на детектива, думая о том, в какой мере он говорит о сэлле, а в какой о себе.

— Ты знаешь о связанных клетках? — вкрадчиво спросила Схазма.

— Следующая Схазма будешь уже не ты, а ещё один преданный инструмент в руках Матери.

Он говорил спокойно и без осуждения, с сочувствием.

— Откуда ты знаешь о связанных клетках?

Одиссей мог бы ответить, но сказал другое:

— Горе не только в том, что многочисленные Схазмы причинили море страданий другим. И даже не в том, что, выполняя волю Матери, каждая из вас погибает в борьбе. Беда в том, что, будучи инструментами, ни одна из вас никогда по-настоящему и не жила.

Наступило молчание.

— Мы слишком изнежились! — рыкнула Шера, поднимаясь, её глаза сверкнули. — Всё хорошее когда-нибудь должно закончиться. Ты готова драться, человек?

Ана встала и отряхнулась, её волнение сравнялось с дыханием, и она кивнула.

— Я не хочу использовать звёзды, — низко пророкотала Охотница, шагнув ближе и заглянув сопернице в глаза. — Мы не для того всю жизнь совершенствуемся, чтобы отдать победу фантому. Это бесчестье для воина, ты понимаешь?

Ана снова медленно кивнула.

— Мы откажемся от звёзд и будем драться сами, — прорычала Шера. — Обещаю не убивать.

— Ты уверена? — тихо спросила девушка.

Глаза Охотницы впились в жертву, она изучала Ану во всех возможных спектрах, включая звериный, нутряной. Инстинкт у разумных хищников планеты Прайм был сплетён с технологиями так плотно, что уже не различить и не разделить. И Шера оценила принцессу лучше, чем та понимала сама себя.

Юношеская стремительность и сила высокородного генома, находчивость и изобретательность, отвага и рассудок. Глубокая уверенность в правоте своей морали, в том, что она сражается на верной стороне. Хороший враг. Но отсутствие хватки и нежелание идти до конца, быть способной на всё — страх убивать. Смятение глубоко внутри, спрятанное за доспехом воли и смирения. Жажда любви и признания в уголках губ и кончиках пальцев. Плохой враг, милосердный и слабый.

Шера оскалилась, фазовые клыки хищно блеснули в пасти.

— Да, — рыкнула она и подступила к Ане вплотную, отметив, как девушка дрогнула и едва не подалась назад, несмотря на абсолютную защиту Древних. — Ты согласна, человек?

Лицо принцессы отвердело, и Шере мимолётно почудилось, что она уловила нечто новое. Нечто, что не почуяла раньше.

— Я согласна.

Они взошли на арену и замерли — обе гибкие и красивые, одна сильная и искренняя, другая сильная и жестокая. Волосы Аны начали медленно белеть, отливая проблесками стали. Шера пригнулась и тихо зарычала.

Две синих звезды пульсировали, притягивая взгляд, но женщины не двинулись с места. Как только они погасли, Шера совершила уверенный, грациозный прыжок. Её тело взметнулось и пронеслось через всю арену, как полосатый метеор — быстро, точно, но не убийственно. Ана уклонилась в последний момент, шагнув в сторону.

Хищница обошла её по кругу, не спуская глаз, возвращаясь на место, неторопливо, сдержанно, властно. Она пригнулась, глядя сопернице в глаза — и прыгнула снова. Этот прыжок был пугающий: слишком быстрый и мощный, ускоренный сокращением фибро-мышц и резонанс-усилением в суставах. Она рванула с места, как реактивный снаряд, обычный глаз и неулучшенный разум не успели разглядеть. Фокс лишь увидел, как через всю арену мелькнула бежевая тень, а там, где только что стояла Ана, дёрнулось сумрачное пятно с копной белых волос. Рык, сверкание фазовых когтей, которые мазнули по тёмной фигуре — и всё застыло.

Ана стояла, слегка отогнувшись назад и отставив ногу, она выставила руки крест-накрест и держала Шеру, нависшую сверху, отводила мощные лапы, ощеренные мерцающими когтями — а тыльной стороной ладони отгибала пасть Охотницы кверху. Поза и положение рук Аны были настолько точны, что сместись они хоть чуть-чуть в левую сторону, ей бы не удалось удержать равновесие: Шера была гораздо крупнее и тяжелее. Не выдержав удар, они бы свалились и прокатились окровавленным клубком по полу; а сместись Ана чуть правее, вверх или вниз, когти распороли бы ей лицо, шею или плечо.

Но принцесса ушла от начального прыжка, а когда Шера набросилась стоя, Ана идеально заблокировала удары когтей и укус. Лишь самый крайний фазовый коготь проткнул девушке руку ниже локтя, и сейчас из-под прорезанного костюма показалась одна-единственная капля крови, упавшая вниз.

Шера медленно отступила, её хвост подрагивал, смещаясь из стороны в сторону, она пригнулась сильнее, чем прежде, движения стали крадущимися и осторожными. Охотница отступала на прежнее место, но в холодных безжалостных глазах светились готовность шагнуть дальше, чтобы победить.

Она не стала завершать круг и вставать в стойку, а метнулась чуть раньше, пока жертва не ожидала и не была готова принять удар. На этот раз траектория была низкая и почти прямая, а скорость ужасающе-высока. Если бы на пути Охотницы возникла полуметровая каменная стена, она пробила бы в ней дыру и промчалась дальше.

В середине полёта Шера ощетинилась с головы до ног, и каждая её мягкая шерстинка отвердела в титановое лезвие с нано-заточкой, она превратилась в смертоносное полотно. Фазовые когти и клыки стали длиннее, по ним заструился отблеск плазмы. Каждое пятнышко на теле Шеры выпустило тонкий лазерный луч, который ударил в Ану. Из глубины её тела со скоростью выше скорости звука прошёл разрушительный пульс, который отключал многие аугменты и прошивки, оглушал большинство разумных существ и временно сводил с ума ИИ-системы.

Это был не полный перечень убийственного арсенала, который сработал за доли секунды и превратил Охотницу в летящую смерть.

Но Ана шагнула ей навстречу, глаза принцессы осветились звёздным светом, а по линиям человеческого тела возник бледный контур техно-богини. Аура света, лунного и солнечного одновременно, пронизала пространство вокруг Афины, вырубив половину энергощитов Шеры и сбив работу стальных. Стало нечему смягчить силу прыжка, которую кошка взяла сама. Удар смял тело Шеры, она столкнулась с непоколебимой преградой, и брызг сломанных титановых лезвий разлетелся в стороны, словно звенящий дождь. Рука Афины поймала кошку в полёте, и, несмотря на хрупкость пропорций, удержала за горло. Сила сшибки была такова, что сломала Охотнице позвоночник и свернула грудную клетку вместе с титановым экзоскелетом в сторону.

Обычное существо погибло бы от такого удара, но Шера была жива. Её сломанный позвоночник и повреждённый спинной мозг заменила резервная система; нервные волокна переключались, чтобы избежать болевого шока; в каждом органе стартовали процессы восстановления и регенерации с помощью микро- и нано-систем.

И всё же смотреть на неё, перекорёженную силой собственного прыжка, было больно.

— Ты обманула, — ровным ледяным тоном сказала Афина.

И Шера съёжилась, конвульсивно содрогаясь и не в силах глянуть богине в глаза.

— Я проиграла… в неравной борьбе, — прохрипела она обвиняюще, из пасти капала слюна, системная жидкость и кровь. — Ты знала, что против тебя у меня нет шансов!

— Неправда, — сказала Афина, сжав руку так, что хищница на секунду задохнулась. — Ты дралась с человеком, пока не решила убить. Я пришла после этого. И ты сама отказалась от возможности равенства, потому что была уверена в своём превосходстве. Ты сама выбрала сражаться со мной.

Слова Афины были спокойны, безжалостны и точны. Она отпустила кошку, и та осела на платформу из чёрного стекла.

Одиссей вздохнул. Не то, чтобы он ждал чего-то другого, конечно же Ана не могла пройти все испытания и попасть на Планету судьбы в одиночку. Разумеется, они с Афиной заключили союз и сражались за главный приз вместе. Фокс был уверен в этом с самого начала.

И это не значило, что Ана недостойна, скорее, наоборот — ведь проходя испытания на равных с техно-богиней, часть из них прошла именно она, человек. И кошку-убийцу, бессильно лежавшую на чёрном стекле, Одиссею не было жалко. Он вздохнул не потому, что Ана призвала свою божественную половину, чтобы попасть на Планету судьбы — а потому, что Афина согласилась.

Богиня не стала бы делать это ради тщеславия, жалости, чувства вины перед Аной — и любых других человеческих побуждений. Она могла нарушить прямой запрет Зевса и Олимпа на вмешательство в жизнь Аны только с одной целью: победить в игре Древних и использовать невероятную силу, которую получит, на благо империи олимпиаров. Только такая ставка оправдывала нарушение запрета.

Значит, в конечном итоге они с Аной не союзники, а противники.

Одиссей снова вздохнул.

— Я… признаю, — тяжело дыша, но торопясь успеть, прохрипела Охотница. — Что нарушила Кодекс ради соблазна славы. Я признаю… поражение.

— Да будет так, — проронила Афина. — Мы принимаем твоё признание. Мы признаём ставки запредельными и твой поступок не оправданным, но возможным. Ты освобождена от суда равных и будешь носить свою вину на своих плечах. Поступай с ней, как сочтёшь нужным. Во имя Кодекса.

В глазах абсолютной охотницы появилось облегчение и крошечная искра благодарности. Она вспыхнула синим светом по контуру и исчезла.

Сияние в глазах Аны угасло, её фигура потемнела, как темнеет овеянный легендой герой, превращаясь в обычного человека. Девушка надсадно кашлянула, потому что на груди у неё была широкая гематома, и, сдерживая боль, потёрла руки, на которых от первых ударов Шеры темнели синяки.

— Ох, — выдохнула она и шагнула с арены прочь.