Дубравка Угрешич Штефица Цвек в когтях жизни
Условные обозначения
Разрезать по желанию текст вдоль обозначенной линии.
Немного расставить: текст по необходимости расставляется в длину и в ширину под грузом неоправдавшихся ожиданий и с помощью обычного влажного воображения.
Немного заузить: текст, если необходимо, заузить критическими вытачками.
Мелко присобрать: по обе стороны от линии авторского шва делать крупные сюжетные стежки. Слегка присобрать по нижней нити и равномерно распределить присборенную часть.
Припосадить: вдоль линии авторского шва наметать мелкими сентиментальными стежками, нить стянуть и заутюжить на нужную ширину.
Выполнить метатекстовую петлю и по желанию застегнуть.
Петли для соавторских пуговиц.
Выкройка
О создании модели.
А) Выбор техники.
Б) Выбор материала.
В) Выбор фасона.
Как Штефица Цвек, чистя зеленый горошек, чувствует, что в ее жизни что-то не так (наметка).
Штефица Цвек консультируется у Аннушки, весьма осведомленной в вопросах депрессии (раскрой).
Штефице Цвек дает советы коллега по работе Марианна (осноровка).
Штефица Цвек следует советам (притачивание).
А) Одежда.
Б) Фигура.
В) Макияж.
Штефица Цвек и мужчины (потайная застежка на пуговицах).
А) Штефица и Шофер.
Б) Штефица и Амбал.
В) Штефица и Интеллектуал.
Сон Штефицы Цвек (копировальные стежки).
Двойной авторский стежок.
Штефице Цвек дает советы эмансипированная Эла (опять осноровка).
Штефица Цвек следует советам (вытачивание).
А) Штефица Цвек в театре.
Б) Штефица Цвек читает «Мадам Бовари» Гюстава Флобера.
В) Штефица Цвек на выставке (непредвиденное обшивание Ш. Ц. авторским зигзагом).
Штефица Цвек спит со свиной головой, или Новый уход в депрессию (оттягивание).
Аннушка, весьма осведомленная в вопросах депрессии, приносит известие Штефице Цвек (петли).
Штефица Цвек и попугай, в действительности оказавшийся замаскированным негодяем (окантовка).
Штефица Цвек размышляет о первой дефлорации, о второй дефлорации и самоубийстве (планка с прорезными петлями).
Штефица Цвек вспоминает совет эмансипированной Элы (припосаживание).
Штефица Цвек по горло в хеппи-энде, или Появление мистера Френдича (отстрачивание).
Приложение: Любовно-романтические лоскуты, которые могут сгодиться для аппликаций.
Авторские вытачки.
Как мама автора, а также тетя Сека, соседка Мая, Ленче и госпожа Ярмила сюжетно надставляют главную героиню Ш. Ц.
Окончательная обработка изделия.
О создании модели
А) Выбор техники
Друзья советовали мне написать «женский» роман. Напиши, говорили они, настоящую, именно женскую прозу! По правде говоря, не все… Мои подруги (О нас! О нас!); мой портной (Если бы вы знали, сколько здесь материала!..); мой парикмахер (Чего только я не стриг в этой жизни, дорогая!..) и мой невротичный друг, который постоянно оглядывается на мифическое прошлое и жалуется, что его что-то мучит (Мучит меня что-то, мучит, не иначе как я залетел…).
Итак, сижу я за пишущей машинкой и раздумываю, как написать именно такую заказанную мне, именно женскую историю! Вообще-то говоря, пишу я очень медленно, потому что в процессе письма меня всегда отвлекает звук пишущей машинки. А звук пишущей машинки напоминает мне звук швейной машинки. Очаровывает меня это тюканье (ерзанье пухлых подушечек пальцев по углублениям в клавишах), этот равномерный поток звуков. Но не времени. Все машинистки и портнихи (а также все швеи, пряхи, ткачихи и вышивальщицы) — мушки в янтаре. Как на картинах Вермера.
Очаровывает меня лопотание машинки — это страстное преодоление пустоты. Упоение того, кто болтает без умолку, печатает (ткет, вяжет…), почти одинаково с увлеченностью того, кто это наблюдает. Наблюдающему кажется, что тот, другой, находится в другом мире, сне, где приговорен к одним и тем же вечным движениям. Освещен изнутри, пуст… Как на картинах Вермера. Итак, выбор техники? Кажется, он уже сделан. Машинистка — портниха, швейная машинка — пишущая машинка… Значит, так: рассказ мы будем шить!
«Мне 18 лет. Похоже, я сейчас на распутье. Сама не могу найти объяснение некоторым вещам. Я вполне нормальная, неглупая, у меня нет врагов, кажется, знаю все свои достоинства и недостатки. Думаю, знаю, как надо жить. Я верная, не мелочная и не малодушная, не ищу в жизни жилетку, чтобы поплакаться. Знаю, что у меня хватит сил в самой себе разобраться. Я умела любить, умела найти в парне и оценить его достоинства, и меня любили. Однако всегда бросали, а мне оставалось лишь признание, что я прекрасный человек и красивая девушка. И сейчас все то же самое. Год назад встретила я одного парня, моего ровесника, которого искренне полюбила и отдала ему все, что только человек может дать… Но и он бросил меня, сказав на прощанье, что я хороший человек. Как бы мне хотелось, чтобы мы опять были вместе, но знаю, что потеряла его навсегда, и потому ни во что уже не верю. Не могу понять, требую я от жизни слишком много или слишком мало? На что мне надеяться?
«Мне 18 лет. На первый взгляд я не отличаюсь от большинства своих сверстниц. Я общительна, недурна собой, активна, когда это нужно. И все-таки не могу найти того, кто полюбит меня, а я полюблю его. Я всегда была верна себе, своим чувствам, принципам, и это всегда мне дорого обходилось. Два с лишним года я люблю одного парня, у которого есть другая, а я ему нужна только для утешения, как палочка-выручалочка, которая в трудную минуту вытащит его из любой неприятности. Я люблю его очень сильно. Но как быть, если сама понимаю, что ничего из этого не получится? Что мне делать?
«Мне 23 года, дочери 3 года, я разведена, работаю; говорят, красивая. Вышла замуж в 17 лет, а развелась в 20. Жили у моих родителей, и они не хотели, чтобы мы были вместе. Постоянно критиковали мужа, а я его очень любила. Родители потом были счастливы, что дочь избавилась от „обормота“. Я, разочарованная и морально уничтоженная, бросилась искать утешения. Моя личная жизнь была цепью случайных связей с женатыми мужчинами. Я не собираюсь никого разлучать, но что-то влечет меня именно к ним. Может, пытаюсь найти хоть одного верного. Для меня все они одинаковы, все одинаково лгут. Я делю их только на хороших и плохих любовников. Но больше так не могу. Всем нужно лишь мое тело. Три года я будто хожу по замкнутому кругу. Наверно, мой образ жизни не так уж и случаен и все имеет более глубокие корни. Это и родительские неурядицы, и отсутствие заботы обо мне. У меня всегда были деньги, но никогда по-настоящему не было родителей. В 13 лет меня изнасиловали. Это сказалось на моей речи, а никто даже не поинтересовался, откуда такое. Возможно, я просто пытаюсь убежать в ложный мир удовольствий. Что мне делать?
«Мне 25 лет, по профессии я машинистка. Живу с тетей. Мне кажется, я симпатичная, хотя некоторые утверждают, что это не так. От сверстниц отличаюсь тем, что все они уже замужем или у них есть парни, а у меня никого нет. Я одинока и меланхолична и не знаю, как себе помочь. Дайте совет.
Здесь я спотыкаюсь и замираю! Ощущаю под пальцами подходящую ткань. Да к тому же еще и ситец, да еще ко всему и батист! Штефица — скромный ситец! Ситец как сатин, сатин как поплин, поплин как…
Штефица, Штефица, рада я встретиться, вот мне и тема, теперь строчим прямо к… Фамилия? Гм… Может, Цвек? Алло! 9-8-6? Скажите, а Цвек у вас есть? Нет, неважно, кто я! Есть?! Отлично! Ой-ля-ля!
Итак, у нас есть материал, но нет мастера, искусного в шитье, ткачестве, вязании крючком и вышивке гобеленов, зато есть пишуще-швейная машинка. И автор, способный к прямой строчке. Нужно выбрать еще несложный фасон и простую отделку. Ага — вот оно! Patchwork! Лоскутный жилет, лоскутная кофточка, лоскутная юбка… Patchwork универсален, прост, демократичен, эластичен. Это не только модная одежда, но и мировоззрение! Некоторая небрежность в исполнении лишь подчеркивает его изящество.
Стучу дальше. Строчу. Шью рассказ, который должен быть женским. Шью я прозу, шью рассказ, вдруг окажется про вас, ведь писатель словно крот, все — вслепую, но вперед; шью в длину и в ширину, что не выйдет — распорю. Выйдет платье — загляденье, дар портняжки королю! Первый стежок — неверный шажок, я вышить бы рада получше стишок, но нить — точно рифма — куда-то пропала, ну что ж, начинать мне придется сначала!
Как Штефица Цвек, чистя зеленый горошек,
чувствует, что в ее жизни что-то не так
(наметка)
Возможно, репчатый лук у вас скоро прорастет. Чтобы избежать этого, положите луковицы в банку или любую другую посуду вниз головками и обильно посыпьте морской солью.— Тебе не попадалищь мои жубы? — войдя в кухню, спросила тетя.
— Не видела.
— Опять куда-то их жашунула! — вздохнула она.
Тетя топталась по кухне, что-то бормотала, выдвигала и задвигала ящики, потом остановилась, будто задумавшись о чем-то очень важном, опять вздохнула, открыла дверь кладовки, вытащила оттуда мешочек с горохом и вытряхнула его содержимое на стол.
— Вот, почишть горошек, а я пойду поищу жубы.
— Хорошенько посмотри на постели! В прошлый раз мы нашли их в наволочке!
Тетя грустно улыбнулась, втянула губы в беззубый рот и вышла из кухни. Как инжир, подумала Штефица, тот тоже всасывает в себя свой засохший хвостик.
Штефица взяла миску и начала не спеша чистить горошек. Кухня, залитая солнцем, равномерно пульсировала. Со двора доносились детские голоса и воркование голубей. Штефица чистила горошек медленно, плавно, как при замедленной съемке, и на секунду ей показалось, что в этой позе она останется навсегда, как в стоп-кадре, когда кто-то — бог знает кто — остановил фильм.
— Жнаешь, — сказала тетя, снова входя в кухню, — одна наша иж Бошаншкой Крупы, ты ее не жнаешь, так вот она тоже однажды потеряла жубы, да так и не шмогла их найти. Череш шешть мещацев была готова!
— Что, умерла?
— Умерла.
— Что поделаешь! — вздохнула Штефица.
— Да! — вздохнула тетя и добавила: — Потом почишть и картошку!
Тетя ушла из кухни. Штефица раскрывала стручки, перебирала пальцами по выпуклостям, натягивала зеленые нити, отрывала горошины с мест, и зерна выпадали. Горошек скатывался в миску, впитывая в себя солнце. Штефица зачерпнула пригоршню — зеленые горошинки просыпались сквозь пальцы и застучали по дну миски, словно мелкий дождь.
— Молодой горошек! — вздохнула разнеженно Штефица и положила одну горошину в рот.
— Не ешь горох! — опять появилась тетя.
— Почему?
— Был там у наш один в Бошаншкой Крупе, жвали его люди Миле, так он однажды на шпор наелща шырого горошка, такого же вот, невареного, да и умер.
— От сырого горошка?
— Да, — подтвердила тетя. — Горошек вщегда должен быть хорошо протушен ш луком.
Тетя покружилась по кухне, снова выдвинула и задвинула несколько ящиков.
— Ты шкоро жакончишь?
— Вот, немного осталось…
Тетя вышла, а Штефица продолжала раскрывать зеленые стручки, отрывая горошины от тонких ножек, будто распарывала шов.
Вдруг Штефице показалось, что ее что-то обволакивает и сгущается вокруг нее теплая мгла, словно мягкая шерсть, и что однажды она вот так уже чистила горошек, в такое же время, на этой самой кухне, за этим самым столом… А может, подумала Штефица, я всю жизнь только и делаю, что сижу на кухне, чищу горошек, а сама и не знаю об этом?!
Шерстяная нить потихоньку наматывалась на Штефицу Цвек и оплетала ее, как личинку. Как на гусеницу, подумала Штефица и поежилась. Как на зеленую гусеницу… — обиделась Штефица Цвек. Она потянула за хвостик последний стручок. Оттуда выкатились четыре толстеньких горошины.
Штефица взяла миску со стола, но та вдруг выскользнула из ее рук и грохнулась об пол. Горошины разлетелись в разные стороны. Штефица встала на колени и начала собирать горох, зернышко по зернышку. Солнечные зайчики бегали по полу, и Штефица как под лупой видела пыль, царапины на полу, горошек… И тут на нее обрушилось необъяснимое отчаяние…
Господи, думала Штефица, я навсегда останусь в этой кухне и буду зернышко по зернышку собирать горох, плакала Штефица, всю свою жизнь, думала Штефица, с теткой, которая постоянно теряет свою челюсть, слезы капали на пол, буду собирать и собирать, плакала Штефица, всем хорошо, убивалась она, и Марианне, и Эле, и Аннушке, катался по полу горох, у всех кто-нибудь есть, выскальзывал горошек, муж, дети, друзья, плакала Штефица, только у меня никого нет, работа — дом — работа, роняла слезы Штефица, никогда, никогда ничего не изменится, катились слезы, у меня всегда будет падать миска, и я всегда буду горошинка по горошинке… плавал в слезах горох, как в страшном сне, хлюпала носом Штефица, почему Эла не в страшном сне, подумала Штефица, почему у Марианны не выпадают миски, качался пол, весь в слезах, почему Аннушка не собирает горох, перебирала Штефица зеленые четки, почему же со мной такое случается, должна же я что-нибудь сделать, будто нанизывала на нитку горошины Штефица, только вот соберу горох, впитывала рука-промокашка слезы…
На карнизе сидели два серо-белых голубя, вертели головами и рассматривали Штефицу Цвек. В кухню вошла тетя.
— Кыш, проклятые! — крикнула она, и голуби улетели. Внезапно тетю осенило — Мои жубы!
В тот же миг точно у ножки стола Штефица увидела теткину челюсть. Она подняла ее двумя пальцами и протянула тете.
Та жалостно посмотрела на заплаканную Штефицу, которая ползала на коленках по полу, старые глаза ее на мгновение прояснились, и она, будто хотела что-то сказать, да передумала, покачала головой и направилась к двери.
На полу осталось всего несколько горошин.
Штефица Цвек консультируется у Аннушки,
весьма осведомленной в вопросах депрессии
(раскрой)
Если ежедневно вы будете стоять несколько минут на голове, у вас улучшится цвет лица и кровообращение. Сначала попытайтесь сделать это около стены и продержитесь две-три минуты. Проделайте это упражнение, когда вы устали или находитесь в плохом настроении.Чтобы лучше заточить карандаши для макияжа, положите их на несколько минут в холодильник.— Алло!
— Да?
— Аннушка, это я, Штефица!
— А-а, это ты! Что случилось?
— Да я просто так… Что делаешь?
— Глажу. Набралась целая куча… Как ты? Что там у тебя? Совсем не звонишь…
— Так, ничего… Только вот, знаешь… хотела тебя спросить… Помнишь, ты мне как-то говорила, что у тебя депрессия?.. Помнишь? Кажется, ты мне рассказывала, как ты из этого состояния вышла, доктор…
— Не помню, да это и неважно. Я каждый день в депрессухе. А почему ты об этом спрашиваешь?
— Да так… Кажется, и я…
— Что? Впала в депрессию?
— Не знаю… Кажется, да…
— Хм… Подожди, я сейчас… У меня где-то есть бумажка, там все записано, подожди, не вешай трубку, я сейчас…
(Тишина в трубке.)
— Алло, Штефица, ты где?
— Здесь.
— Подожди… Вот! Основные симптомы, по которым вы можете установить наличие депрессии. Это состояние вы можете распознать по таким взаимосвязанным симптомам, как нерешительность… Слушаешь?
— Слушаю.
— …таким, как нерешительность, бессонница, отсутствие интереса к жизни… Слышишь?
— Слышу.
— Ну так говори тогда!
— Что?
— Да есть у тебя эти симптомы или нет?
— Нерешительность есть, и отсутствие интереса к жизни есть, а бессонницы нет.
— Хорошо. Читаем дальше. Усталость, плаксивость, анаксиозность…
— Что это? Это последнее?
— Точно не знаю, какая-то нервозность, страх, что-то в этом роде…
— Есть. Что дальше?
— Дальше идет ощущение безысходности, чувство вины, неуверенность в себе… Затем негативизм и гастроинтестинальные расстройства. Все.
— Все это есть! Только что это — последнее?
— Негативизм — это когда все видишь в черном свете, а то, второе, связано с пищеварением, когда нет аппетита и так далее.
— Ага.
— Что «ага»? Так ты в депрессухе или нет?
— Не знаю. Большинство симптомов есть…
— Значит, в депрессухе, только в частичной. Это не так страшно.
— Да.
(Тишина в трубке.)
— Штефица, где ты? Почему молчишь?
— Здесь я…
— Что такое?! Наверняка хнычешь?!
— Да. Не буду больше…
— Вот тебе и один из симптомов!
— Что же мне делать?
— Не знаю. Если бы я знала, то и себе бы помогла. У тебя есть парень?
— Нет.
— Я так и думала. Найди себе парня! Это для тебя лучшее лекарство от депрессии. Да и сама знаешь…
— Не знаю.
— Ну я знаю.
(В трубке тишина.)
— Штефица, слушай! Я только переглажу этот ворох и позвоню тебе. Идет?
— Конечно.
— И успокойся. Все люди более или менее депрессивны! Я впадаю в депрессуху каждый день! Хоть на десять минут. Ты слышишь?
— Да.
— Я позвоню тебе. Хорошо?
— Хорошо.
— Тогда пока…
— Пока…
— Эй, не вешай трубку! Слушай, что скажу… Знаешь Матильду?
— Знаю.
— Отправилась с группой в Пальму-на-Мальорке. Семь дней! Представляешь?!
— Да что ты!
— Такая и при смерти не впадет в депрессию!
— Да. Постой, что у тебя в трубке трещит?
— Это не в трубке, это попугай. Купила попугая. Ты разве не знала? Ну да, откуда ты можешь знать… Пару дней назад. Хороший, только очень глупый!
— Серьезно?
— Ага.
— Ладно… Позвони мне.
— Позвоню. Только поглажу…
— Хорошо…
Штефице Цвек дает советы коллега по работе Марианна
(осноровка)
Шариками, скатанными из мякиша свежего хлеба, вы можете стереть отпечатки пальцев с покрытых лаком светлых поверхностей, деревянных косяков, различных обоев и игральных карт, а также почистить потемневшие гравюры. По мере загрязнения меняйте хлебный шарик.— Да, эти нынешние мужики, в сущности, обычное дерьмо! Еще слава богу, что я вовремя словила своего! — вздохнула Марианна и откусила от бутерброда с ветчиной. Кусочек ветчины, как пружина, вырвался из середины бутерброда, и Марианна указательным пальцем ловко засунула его на место. — Слушай, — продолжила она с полным ртом, — может, я примитивно рассуждаю, но парень сейчас для тебя — самое важное! Можешь ты врубиться или нет? Ты же не дура! Ну подумай сама!
Марианна проглотила последний кусок, достала из кулечка еще сандвич, раскрыла его, проверяя, хорошо ли лежит ветчина, и продолжила:
— Вот скажи мне, ну что у тебя хорошего в жизни?! Что?! Сидишь себе дома со своей старой теткой и ждешь, что мужик свалится к тебе с неба! Ну нет! Не получится! Запомни! Для этого нужно напрячься…
Марианна придвинула бумажное блюдце и повернула к себе той стороной, где лежало пирожное с кремом.
— Давай я съем пирожное, а ты — слойку? Идет? Черт с ней, с талией! На яйца вкрутую переходим с понедельника! Ладно?
Вообще-то знаешь что, старуха, скажу тебе откровенно: нет в тебе сексапильности, ну нет — и все тут! — сказала Марианна и вонзила пластмассовую ложечку в пирожное. — К счастью, это поправимо! — добавила она деловито и облизала ложечку. — Во-первых, сбрось пару килограммов! Об этом уж я позабочусь. У меня есть отличная диета. Во-вторых, сходи к хорошему парикмахеру. В-третьих, купи пару красивых тряпок, не обязательно дорогих, сейчас, к счастью, в моде ситец… Хорошо просмотри журналы… И, в-четвертых, — Марианна придвинула к себе чашечку с кофе, — да, что я тебе говорила… очень уж ты серьезная, слишком порядочная, что ли, не знаю… — покачала головой Марианна и закурила. Выпустив дым, она оживленно продолжила: — Самое главное — быть веселой! — она отпила глоток кофе. — Кофе сегодня у них действительно хороший. Да, что я хотела сказать?.. Когда ты хмуришься, даже мне становится страшно. А мужики любят веселых девах! А у тебя все время какое-то обиженное выражение лица. Будто тебе влепили пощечину. Это у любого парня вызовет чувство вины. А кому понравится неизвестно почему чувствовать себя постоянно виноватым! Подумай! Или по крайней мере, — Марианна опять схватила ложечку и стала соскабливать ею остатки пирожного, — ведь должны же быть у тебя подруги! Сходи к ним! Расслабься! Не мыло ведь — не измылишься! — И весело добавила: — А-а, раз уж приходится быть вульгарной… Посмотри вокруг! Мужики на каждом углу! Только свистни! Черт возьми! — возбужденно щелкнула пальцами Марианна. — Я бы на твоем месте, — она выдохнула дым, — рискнула и с женатыми. Только имей в виду, они на тебе уже не женятся, а от цен в мотелях у них, ей-богу, иногда и не встает… Ах, какая я все-таки вульгарная! Не слушай меня! Жаль, хорошая ты девушка, а жизнь твоя проходит бестолково… Вот именно: без толку!
Марианна остановилась на мгновение, указательным пальцем собрала крошки со стола и съела их, потом нахмурилась, ненадолго глубоко задумалась и сказала:
— Слушай, разузнаю-ка я о нашем новом шофере! Очень симпатичный парень, может, и не женат еще… Ну хорошо, хорошо, не буду! — воскликнула Марианна и добавила — Разве что самую малость!.. — Она поднялась, взяла со стола бумажный пакетик, блюдце и швырнула в корзину для мусора. Затем посмотрела на часы и сказала — Выкурим еще по одной. Идет?
Марианна сочувственно разглядывала Штефицу, потом, выпустив дым, заговорщицки сказала:
— У тебя, старушка, есть тысяча и один способ словить мужика! На работе не стоит и связываться, если только сразу не женится. Ну, там танцплощадки, дискотеки… Черт его знает! Думаю, это не для тебя… А вот Цица, например! Знаешь Цицу? Не знаешь?! Так вот она с парнями никак не могла найти общий язык. В конце концов плюнула и купила себе собаку. Ну, такую, знаешь, породистую, с родословной. И так ходила моя Цица каждый день выгуливаться. А тут какой-то парень со своим псом. И так слово за слово — как ваша собачка, а как ваша — и Цица вышла замуж. Ну анекдот!
Марианна замолчала, вынула из сумочки шоколадку, отломила кусочек, предложила Штефице и продолжила:
— А наша Анкица? Не знаешь?! Ну та, что с красивыми зубами. Так та вышла замуж у зубного! Как-то заболел у нее зуб — и все! Молодой врач — и всякое такое! Фантастика!.. Да на же, на, возьми! — настойчиво угощала Марианна Штефицу шоколадом. — На диету садимся с понедельника!.. Да-а… А Лела? Ну это прямо необыкновенное что-то! Не знаешь?! Леле предки оставили дом, это ты знаешь. Ну, Лела решила дом продать, зачем ей одной такой домина?.. Ладно, у тебя нет дома, но все это я рассказываю для того, чтобы ты увидела, каким образом люди знакомятся… Так вот, дала она объявление в газету. Как-то звонит такой учтивый тип и говорит, что хочет купить дом для себя и своих стариков. Архитектор. Они договаривались насчет дома целый месяц и в результате поженились. Сейчас живут прекрасно все вместе — Лела с мужем и его старики… Говорю тебе, человек никогда не знает, где найдет, где потеряет! — Марианна взглянула на часы, быстро села за машинку и бросила — Уже полдвенадцатого, поехали! — Стукнув несколько раз по клавишам, посмотрела на Штефицу и вздохнула — Ну почему, черт побери, у меня никогда не бывает депрессии?!
Штефица Цвек следует советам
(притачивание)
А) Одежда
Знаете ли вы, что вода, в которой варился шпинат, — прекрасное средство для стирки изделий из черной шерсти?Штефица Цвек читала:
«Жакеты, жилеты, брюки — это те предметы вашей одежды, которые дают возможность составлять свежие молодежные комбинации. Сумки, хотя и несколько больших размеров, чем в прошлом сезоне, по-прежнему носятся с ремнем, перекинутым через грудь. Модны комбинированные изделия из грубой кожи и мягкой замши в дырочку. Платье-рубашка и жакет почти классического кроя достаточны для достижения простоты молодежного наряда. Весна приносит нам и новые цвета: много белого, красного, желтого в самых смелых сочетаниях. Туфли на плоской подошве, с одной или несколькими перепонками и обязательно с чуть вздернутым носком. Осенью модны брюки. Покрой? Широкие в бедрах, узкие в голени, со множеством складок вокруг пояса. Внизу с узкой манжетой или с разрезами в виде маленьких шлиц. Носят брюки с тонкими маечками, широкими блузонами, жакетами — зачастую с баской по талии. И хотя брюки несколько короче, чем в предыдущие сезоны, их носят с туфлями на высоком каблуке. Брюки ярко-красного цвета с завышенной талией и прорезными карманами сбоку, большие накладные карманы на бедрах, белые брюки также очень модного покроя, пояс украшен двумя шлевками контрастного цвета по бокам глубокие прорезные карманы всегда хорошо синее в горошек переходящее в белое затем снова в горошек в этом углу ровно подоенная юбка цвета охры с разрезами по бокам, верхняя часть налита как широкая рубашка с оборками на ребрах и овечьим хвостом на груди с поясом в кулиске вокруг талии классическая и всегда модная красивая отрезная девушка юбки с морщинами на передней груди и верхняя часть в шелке спортивной рубашки жакет прямой кривой с пленными лацканами перешит из чего-то маминого из натурального волокна точно так же как и цельнокройный жилет который носится поверх всего может носиться с поясом и через его тщательный покрой интриги с фактурными крепами и с застежкой по всему постельному белью жилет сшит из бархата кровать грубой ткани и блузка прямого перекрестка жакеты одинаково хорошо смотрятся с юбками и штанами спортивный акцент им придают узкие пояса для сна закрепленные вокруг шеи и блузка на все случаи жизни вокруг шеи привязываются кисточки а глубина блузки дает возможность волосы завязанные в хвост или оставить их распущенными можете ее носить с новыми очень модными гульфами или с жилетом современного покроя разлитый из блестящего картона май и части строчки придают ему очарование диско-стиля а также заслоненный торжественными переходами носится с блузамисоответствующегоцвета споясомилибезнегоблузонсшитизблестящегосатина отделанклассическойтесьмойпопроймеипокраямрукаванапереднейчасти…»
Веки у Штефицы отяжелели, журнал упал на пол, она повернулась на бок и уснула.
Тетя сидела в кресле и бормотала себе под нос:
— Неправда, што вще портнихи умирают от того, что проглатывают иголки. Наша-то вон, иж Бошаншкой Крупы, умерла от мороженого. В то время мороженое ражвожили мороженщики, в таких швоих машинах и кричали… Вот так кричали: «Моро-о-о-о-оженое! Моро-о-о-оженое!» Как шейчаш помню, наша портниха вышовывалашь иж окна ш шантиметром на шее и булавками в жубах и кричала мороженщику: «Щюда-а-а-а! Щуда-а-а-а!» Она шъедала порцию за порцией! Ужаш! Умерла от вошпаления легких. И вше иж-жа мороженого! А не от иголок…
Только что купленное мясо кажется вам жестким и жилистым? В этом случае, независимо от того, что вы хотите из него приготовить, положите мясо в посуду с молоком на полчаса. Оно станет мягким и вкусным.Спустя пять дней утром Штефица Цвек встала на весы… Марианна уверяла: «Это железно, я сама испробовала. За четыре дня — четыре килограмма! Отличная диета!»
Через пять дней утром Штефица встала на весы, а стрелка не сдвинулась ни на миллиметр. Ни на грамм, подумала Штефица Цвек.
Через пять дней в два часа семь минут Штефица Цвек ушла с работы и направилась в кондитерскую. Штефица купила: 5 пирожных с кремом и полкило печенья. Затем Штефица зашла в универсам и купила: 200 граммов ветчины, нарезанной ломтиками, пакетик майонеза, килограмм помидоров, полкило клубники, батон хлеба, литр красного вина и половинку жареного цыпленка.
Через пять дней во второй половине дня Штефица Цвек шла домой, как преступник, ежеминутно готовый шмыгнуть в первую попавшуюся подворотню.
Через пять дней тетушки Штефицы Цвек как раз не было дома, она уехала в Босанскую Крупу, что оказалось весьма кстати.
Через пять дней во второй половине дня Штефица Цвек пришла домой и на ключ закрыла за собой дверь.
Штефица на ключ закрыла за собой дверь и зашторила окна. Включила телевизор. Показывали детскую передачу — мультфильм о Белоснежке и семи гномах. Штефица прошла на кухню и достала из сумки продукты. Прежде всего помыла клубнику, посыпала ее сахарной пудрой и поставила в холодильник. Затем выложила на тарелку ветчину, майонез и помидоры. На другую тарелку — цыпленка, на третью — пирожные, печенье высыпала в вазочку. Потом Штефица открыла бутылку вина и все перенесла в комнату.
Штефица намазала хлеб майонезом, сверху положила кусочек ветчины. В телевизоре злая мачеха допрашивала зеркальце, кто на свете всех милее. Штефица принялась за жареного цыпленка, оторвала крылышко и пришла к выводу, что вкуснее крылышка, как всегда, из-за поджаристой хрустящей корочки, ничего быть не может.
«Жнаешь, — любила говорить ей тетушка, — у наш в Бошаншкой Крупе был один такой Марко, как он штрашно любил вше, што шильно поджарено. Вше, што хрустит на жубах, и даже то, што подгорело. Я раньше тоже любила, вше время шошкабливала шо шковородки. Да, и этот шамый Марко вше шошкабливал шо шковородки и поштоянно чем-то хруштел, пока не жаболел. Череж шешть мещацев умер…»
Штефица громко грызла поджаристую корочку цыпленка. В телевизоре охотник собирался убить Белоснежку, но сердце его дрогнуло от жалости, он передумал и убил серну. Штефица разрезала помидор. Белоснежка познакомилась с гномами, которые весело пели песенку о пользе труда. Штефица обглодала цыплячью ножку.
В какой-то момент Штефице пришло в голову, что сейчас может вернуться тетя из Босанской Крупы, она быстро собрала косточки и выбросила их в мусорное ведро. Вытерла стол, оставила на нем только пирожные, печенье и вино и еще раз проверила, закрыта ли входная дверь.
Пока гномы копали, пришла злая мачеха и дала Белоснежке яблоко. Штефица для начала съела пирожное и выпила рюмку вина. Гномы вернулись домой и нашли мертвую Белоснежку. Штефице вспомнилась тетушкина приятельница Мара, которая утонула в болоте. «Водорошли опутали ей ноги и утащили на дно. Водорошли — штрашная вещь». Штефица съела еще одно пирожное и еще налила вина. Белоснежка лежала в лесной чаще, а гномы и зверюшки плакали. Штефица положила в рот печенье — оно оказалось очень даже вкусным. Принц поцеловал Белоснежку. Штефица выпила вина. Принц и Белоснежка на белом коне ехали навстречу заходящему солнцу к прекрасному дворцу на холме. Гномы и прочие звери махали им вслед.
А что, если бы Белоснежка была некрасивой? — думала Штефица, принимаясь за следующее пирожное. Может, и не было бы сказки! — размышляла Штефица и пила вино. С того ведь все и началось, что была она красивее злой мачехи! Штефица с трудом проглотила кусок пирожного. Точно. Не было бы сказки, подумала Штефица и вдруг горько расплакалась. Слезы орошали пирожное, густо посыпанное чем-то очень соблазнительным, и оставляли следы. Кап! Кап! Кап! — капали слезы и растворяли сахар. Ни на грамм, рыдала Штефица, доставая из холодильника ягоды.
Сквозь пелену слез Штефица еле видела клубнику, выглядывавшую из-под снежного покрова пудры. Зачерпнула полную ложку ягод. Сначала Штефице представилось, что она глотает то, что было: несчастную свою судьбу, горькую свою долю ест полной ложкой, жует свое одиночество, проглатывает Пальму-на-Мальорке, где сейчас Матильда и где ей, Штефице, никогда не бывать… Ах, скорее бы! Скорее жизнь, которую так ждешь, скорее все просторы, скорее, пока не состарились те, кого суждено любить, скорее, пока не встали поезда, которыми предстоит путешествовать, скорее, пока не пересохли моря, скорее, пока платья не превратились в прах, скорее, пока жизнь не растаяла, как сахар на пирожном, скорее, работала Штефица ложкой, скорее, облизывала Штефица ложку, словно саму судьбу, скорее, бились мысли, скорее, заклинала Штефица Цвек…
А потом она почувствовала блаженную усталость, в голове мешалось и шумело, ей казалось, что она тонет, а ноги оплели водоросли и тянут ее на дно, и было страшно, но в то же время так сладко, что она сдалась…
Если случайно тушь попадет на веко, возьмите салфетку и уголком осторожно сотрите ее. Можно во время макияжа под ресницы подложить салфетку.Штефица Цвек, ритмично постукивая ладонью по подбородку, читала:
«Кожа. За лицом ухаживайте, согласуясь с типом вашей кожи. В том случае, если у вас возникает слишком много проблем, посоветуйтесь с косметологом. Используйте в качестве грунта под макияж крем-пудру. Если появились первые мелкие морщинки, не пытайтесь скрыть их под слоем пудры, старайтесь выглядеть более естественно, трудитесь над „макияжем без макияжа“. Морщины, даже самые мелкие, становятся под пудрой более заметными, сильнее бросаются в глаза.
Глаза. Если это необходимо, скорректируйте линию бровей, однако не делайте их слишком тонкими. Используйте щипчики для загиба ресниц и тушь. Наложите тушь на верхние и нижние ресницы, но так, чтобы они не слиплись. Подберите тени, подходящие для вашей кожи и гармонирующие с одеждой.
Щеки. Если они бледны, используйте румяна — в виде пудры, крема или твердые. Это придаст лицу свежесть, здоровый и привлекательный вид.
Губы. Достаточно покрыть их блеском для губ или помадой нежно-розового цвета.
Волосы. Подберите прическу в соответствии с типом волос и лица. Выберите одну из молодежных стрижек, простую в уходе и укладке. Когда сушите волосы феном, не расчесывайте их пластмассовой расческой. Это перегревает и „сечет“ волосы».
Штефица Цвек прервала чтение, открыла рот, завернула верхнюю и нижнюю губу за зубы, напрягла мышцы, будто стараясь закрыть рот. Задержала губы в таком положении 15 секунд. Потом прикрыла нижнюю губу верхней и оставила их на расстоянии мизинца друг от друга. Так Штефица Цвек беззвучно «свистела» 3 секунды. Затем вытянула губы в «улыбку», задержала их на 5 секунд, потом вытянула губы вперед, в положение «поцелуй» еще на 3 секунды. Все упражнения повторила 10 раз.
Тетушка Штефицы Цвек не преминула сказать:
— У наш там одна, в Бошаншкой Крупе, вшегда крашила глажа обгоревшей шпичкой. Жажжет, бывало, шпичку, шмотри, вот так, а пошле обгоревшим концом кращитца. Однажды ткнула шпичкой щебе в глаж и шовершенно ошлепла… Может, и жива еще эта женщина… Не жнаю… Жнаю только, што она, ей-богу, так никогда и не вышла жамуж…
Штефица Цвек и мужчины
(потайная застежка на пуговицах)
А) Штефица и Шофер
Вы были неосторожны и в светлой одежде сели на траву? Пятна от травы хорошо выводятся дистиллированной водой с добавлением спирта.«А что, если старуха вернется из Босанской Крупы раньше?!» — думал Шофер, нажимая кнопку звонка.
— О, это вы! — открыла дверь смущенная Штефица.
— Да, я… — скромно ответил Шофер.
— Входите, располагайтесь, я сейчас… — Штефица проскользнула в кухню. Симпатичный, симпатичный, очень даже симпатичный, застучало в голове у Штефицы. Сначала напитки, потом обед, а если откажется, то попьем кофе, думала Штефица, ставя два бокала и бутылку на поднос. «На поднош вшегда клади картонки под бокалы или чиштую шалфетку. Так кращивее», — любила повторять тетя, и Штефица положила салфетки.
Непонятно почему, но самым удобным местом Шофер посчитал краешек кровати, где и расположился. У ног поставил довольно большую черную сумку. Штефица разлила коньяк.
— Штефица… Штефица… — повторял Шофер. — У вас хорошее имя. Другие бы на вашем месте называли себя Стефани, Фани, или что-нибудь в этом роде…
— Да… — сказала Штефица, пытаясь вспомнить, что же в таких случаях нужно отвечать.
— Мы могли бы перейти на «ты»! — сказал Шофер и чокнул своей рюмкой о ее.
— Да… — повторила Штефица.
Может, и не захочет обедать. Наверное, это неприлично вот так сразу приглашать его на обед. Подумает еще, что навязываюсь… Для второй встречи сойдет и так, хватит одной выпивки…
— Отличный коньяк! — похвалил Шофер и улыбнулся.
Как он симпатично улыбается! Что и говорить, хороший парень! — думала Штефица.
— Штефица, вы… то есть ты… хорошо знаешь Марианну? — спросил Шофер.
— Да, мы подруги… — Почему он спрашивает меня о Марианне? Кто знает, чего она наговорила ему обо мне?! А может, просто не знает, о чем спросить? И все-таки, если он намерен остаться на обед, нужно бы достать мясо из холодильника, чтобы оттаяло, размышляла Штефица, разливая коньяк.
— Штефица, а у тебя есть парень? — неожиданно задал вопрос Шофер и посмотрел испытующим взглядом.
— Нет! — быстро ответила Штефица и покраснела. Господи, какая же я дура, не надо было ему этого говорить.
— Такая симпатичная девушка, а парня нету! — Шофер продолжал пристально смотреть. Штефица опять не нашлась, что ответить, встала и пошла на кухню. Что теперь будет? Может, он хочет меня поцеловать? Как же себя вести? — подумала она и вернулась в комнату с бокалом воды.
Шофер сидел на краешке кровати, вертел в руках рюмку с коньяком и пялился на Штефицу.
— Ну-ка, подойди сюда. Сядь рядом, — сказал он глубоким глухим голосом.
Штефица послушно села рядом. Он погладил ее волосы и вдруг поцеловал. У Штефицы голова пошла кругом.
— Штефица, Штефица!.. — тяжело дышал Шофер и вдруг с силой потянул ее на кровать.
Боже мой, сейчас он меня разденет, а мы еще и коньяк не допили… Может, все-таки нужно достать мясо из холодильника?..
— Штефица, Штефица!.. — страстно дышал Шофер.
Боже мой, может, до постели и не дойдет дело… или остановить его… Слишком много ему позволяю, надо было отстраниться… быстро, очень быстро все происходит… еще и не выпили толком… не надо было торопиться…
— Подожди! — шепнул Шофер, приподнялся и выпил оставшийся в рюмке коньяк. Он снова хотел броситься на кровать, но зацепился ногой за сумку.
Внезапно из сумки послышался лай. Гав! Гав! Гав! — одновременно лаяла и тявкала сумка.
— Что это? — испугалась Штефица и натянула юбку на колени.
— Ничего! — сконфуженно ответил Шофер, пытаясь заправить рубашку в штаны.
— Гав! Гав! Гав! Гав! — упорно лаяла сумка.
— Что это лает… из вашей сумки? — спросила смущенно Штефица.
— Черт бы побрал эту собаку! — сердито сказал Шофер и открыл сумку. Штефица подвинулась поближе и увидела двух белых игрушечных собачек. Шофер поспешно вынул одну и закрыл сумку. Пес все щелкал острыми металлическими зубами. Гав! Гав! Гав!
— Черт бы побрал эту псину, да что же это такое!.. — тыкал ключом Шофер в механическую собаку. Она продолжала лаять. — Проклятая механика! — бесился Шофер и тряс пса. — Наверно, сломался механизм! И эту дрянь Фране привез мне из Германии! Настоящая дрянь!
Штефица смущенно забилась в угол кровати и теребила краешек юбки. Шофер устало выдохнул:
— Проклятая собака! А я-то думал, что эта игрушка вас повеселит. Вообще-то пес неплохой. Только сегодня взял его у Фране, думал, лучше хорошую игрушку подарить, чем цветы…
Шофер привел себя в порядок, налил немного коньяка себе и Штефице, опять чокнулся и сказал:
— Однако, Штефица, мне пора идти… Договорился с Фране… Друг детства, завтра уезжает обратно… Сами понимаете… Не сердитесь… Увидимся еще. Давайте чокнемся!
Шофер как-то торжественно встал, выпил коньяк, прихватил сумку и вышел. Механическая собака продолжала лаять.
Штефица закрыла дверь, убрала бутылку и рюмки… Пес не переставая лаял. Штефица осторожно взяла его двумя пальцами и выбросила в мусорное ведро. Гав! Гав! Гав! — глухо бубнило ведро. Штефица вынула собаку и потрясла. Пес настойчиво щелкал металлическими зубами. Штефица положила собаку на пол и встала на нее двумя ногами. Та замолчала.
Штефица вернулась в комнату и увидела, что между кроватью и стеной завалился бумажник. Штефица открыла его. Оттуда выпало удостоверение, деньги, счета и фотография. На фотографии женщина обнимала двух мальчиков. Близнецы… — подумала Штефица. Передам бумажник через Марианну, решила она и пошла на кухню.
Обработка прорезных карманов на передней части: обтачку прикладывают на ткань лицевой стороной вниз и притачивают. Шов притачивания обтачки разутюживают. Ткань вдоль прорези кармана разрезают, делая по концам наклонные разрезы. Обтачку выворачивают наизнанку и пришивают.— А где тетка? — поинтересовался Амбал, входя в дверь.
— В Босанской Крупе, — ответила Штефица.
— Ага. Хорошо! — сказал Амбал — Не люблю, когда тетки болтаются по квартире, когда я дело делаю.
Войдя в комнату, Амбал тут же завалился на кровать и быстро ощупал взглядом обстановку, стены, пробежался по книгам…
— Учишься? — спросил он.
— Нет, — тихо ответила Штефица.
— Отлично. Знаешь, не люблю тех, кто учится!
Амбал ощупал взглядом Штефицу.
— А ты ничего… Пожалуй, займусь тобой! Позабавимся! За мной не заржавеет! Буду с тобой два часа! Без перерывов! Да что там! Я буду с тобой всю ночь, пока не вернется твоя тетка из Босанской Крупы. Договорились?
— Ладно, — сказала скромно Штефица и испуганно посмотрела на Амбала. Мы вдвоем не поместимся на кровати, подумала она. Рука, плечо и нога Амбала уже соскальзывали на пол.
— Не боись! — подбодрил Амбал, растягивая жвачку.
В комнате воцарилась тишина. Слышалось лишь нудное ритмичное чавканье Амбала. Штефица взглянула на него, но быстро опустила взгляд, встретившись с ним глазами. Амбал же перевел взгляд на стены, шаря по ним, будто искал что-нибудь интересное, сейф например.
Штефица закурила. Амбал вынул изо рта жвачку и прилепил ее к спинке кровати.
— Брось и мне! — попросил он.
Курили. Штефица думала, сколько сейчас может быть времени. Ей казалось, что уже очень поздно. Потом она подумала, что хорошо бы поговорить о чем-нибудь, все равно о чем.
— Так! — внезапно начал Амбал и затушил сигарету. — А теперь я тобой займусь. Раздевайся.
— Нет, нет… — испуганно залепетала Штефица, краснея.
— Ладно, — сразу согласился Амбал. — Может, ты боишься. Только знай, что я не насильник. Я отлично разбираюсь в женщинах. Скоро ты мне будешь говорить только «да, да, да», терять сознание и умолять, чтобы я не останавливался. Впрочем, я покажу тебе, что в этом нет ничего страшного и разденусь первым.
Амбал стал снимать одежду. Из нее вываливались огромные плотные куски тела.
— Так. — Амбал отлепил со спинки жвачку и сунул ее в рот. — А теперь я пройдусь! — И он продефилировал перед Штефицей. По комнате заходили большие серые тени. — Так. А теперь мы порезвимся! — повернулся он к Штефице.
Амбал сопел, торопливо раздевал Штефицу, долго возился с пуговицами, отдувался, наконец Штефица оказалась голой. Не поместимся в кровати, опять подумала она и — оказалась на полу.
Амбал жевал, перекатывал Штефицу с боку на бок, чавкал, тискал ее, сопел, отдувался, шлепал по полу своим телом, словно гигантский кусок теста; Штефица качалась, тонула и выплывала на его упругих мышцах и чуть испуганно думала: наверное, так оно и должно быть.
— Так! — сказал Амбал. — Это была разминка. А теперь я тобой займусь всерьез. До самого утра.
— Ладно, — шепнула Штефица в большое ухо Амбала. Тот лежал на боку, одной рукой подперев голову, а другой растягивал и запихивал в рот жвачку. Она вопросительно посмотрела на него.
Нам некуда торопиться. Впереди целая ночь. Расслабься! — сказал он.
— Хорошо, — послушно ответила Штефица, густо покраснела и осталась лежать на полу. Вновь воцарилось долгое молчание.
— Слушай, а у тебя найдется что-нибудь пожевать? — спохватился Амбал.
Штефица, довольная, что хоть чем-нибудь можно заняться, проворно выскользнула в кухню и открыла холодильник. Там она обнаружила пакет молока, немного колбасы и майонез. Сделаю бутерброды, подумала Штефица и сделала — семь штук. Потом, поразмыслив, нарезала еще три. Десять, наверно, хватит, заключила она и вернулась в комнату.
Амбал лежал все в той же позе, тянул жвачку и шарил глазами по стенам, ища воображаемый тайник.
— Отлично! — встрепенулся Амбал и схватил первый бутерброд. — Вот так я буду тебя любить, вот так, вот так и вот так… Вот так — первый раз! — Он слопал бутерброд.
В комнате был полумрак, и впервые комната показалась Штефице уютной. Она завернулась в плед и легла на пол. Плед покалывал нагое тело. Теперь всегда так буду спать, подумала она, чувствуя, что неодолимо слипаются веки.
— Вот так, вот так буду с тобой, ням-ням, кусь-кусь, вот так буду десятый раз!.. — бубнил Амбал, и Штефица сквозь ресницы видела, как он приканчивает десятый бутерброд. Затем он опрокинул в рот пакет с молоком. В окно мало-помалу пробивался серенький рассвет.
— Так! — решительно сказал Амбал и отер рукой губы. — Иди сюда.
Замотанная в плед Штефица подползла к Амбалу. Он крепко ее обнял, просунул руку под плед и задумчиво провел ладонью по бедру.
— Светает, — сказал он.
— Да, — сказала Штефица.
Вдруг Амбал суетливо дернулся и озабоченно хлопнул себя ладонью по лбу.
— Слушай, а куда я положил жвачку?
— Не знаю.
— Где-то здесь должна быть! — Амбал ощупал изголовье кровати. — Нету! — вздохнул он. — Может, я ее проглотил? Хотя не думаю, такого со мной не бывало.
— Да! — сочувственно вздохнула Штефица.
Амбал задумчиво уставился на нее.
— О чем ты думаешь?
— Может, ты ее все-таки проглотил?
— А-а, да какая разница! — вздохнул он. — Слушай, пойду я… Уже утро. Может вернуться твоя тетка из Босанской Крупы, а я не люблю, когда тетки шатаются по квартире, пока я дело делаю.
— Ладно, — сказала Штефица и хотела было добавить, что тетя остается там обычно на несколько дней, но Амбал уже поспешно натягивал брюки.
— Так! Сигаретка найдется?
— Да.
— Дай еще на дорогу! — сказал Амбал. Одну закурил, а другую сунул за ухо и хитро подмигнул Штефице. — И выше голову, крошка!
В дверях Амбал на секунду остановился.
— Слушай, а как тебя зовут-то?
— Штефица, — тихо проговорила Штефица.
— Отлично! Не люблю тех, кого зовут не Штефица! — сказал он и опять состроил бодрую гримасу. — Хорошая ты девушка! — Он ущипнул Штефицу за щеку. Улыбка на его лице быстро сползла вниз, а за ней — голова и плечи.
Весь Амбал спускался по ступеням к выходу.
Если в доме нет средства для обезболивания при ушибах и вывихах, намочите кусок ваты оливковым маслом и приложите к поврежденному месту.— Ты, кажется, говорила, что живешь со старой тетей? — спросил Интеллектуал, входя в квартиру.
— Да, только ее сейчас нет.
— А где она?
— В Босанской Крупе.
— Жаль! — вздохнул Интеллектуал. — Обожаю старых тетушек! — Он покачнулся, опустился на пол, вынул из кармана бутылку с коньяком и приложился к ней. Потом предложил Штефице.
— Будешь?
— Можно… немного, — растерялась Штефица и направилась в кухню за рюмками.
— Тебе «можно немного», — пробурчал Интеллектуал и налил Штефице, — а мне — немного больше. — Он глотнул из бутылки и отер рот рукой.
Интеллектуал равнодушно осмотрелся и, очевидно, не нашел ничего, что бы его заинтересовало. Он снял пиджак, бросил его на пол, вынул платок и неловко протер очки.
— Чем ты занимаешься?
— Ничем…
— Я не имею в виду сейчас, а вообще, в жизни?
— Работаю в одном бюро… Машинисткой.
— Ага… — с отсутствующим видом протянул Интеллектуал, надел очки и опять глотнул из горлышка. — И что вы в этом кафе делали?
— Ничего. Пришли кофе выпить.
— Как зовут ту, другую?
— Аннушка.
— И почему же вы именно туда зашли кофе выпить?
— Да так… Аннушка сказала, что там хорошо.
— Ловили мужиков?!
— Да нет же! — поторопилась возразить Штефица и покраснела. — Аннушка часто ходит в это кафе!
— Это не кафе, а настоящий притон! — сказал Интеллектуал раздраженно. — А та, другая, чем она занимается?
— Тем же, чем и я, в том же бюро…
— Итак, вы вдвоем пошли в кафе в надежде подцепить мужиков?!
— Да нет! — обиделась Штефица.
Интеллектуал опрокинул бутылку и осушил ее до дна.
— Нету больше! Не-ту! — сказал он и покатил бутылку по полу. — У тебя есть что-нибудь выпить?
Штефица сходила на кухню и принесла начатую бутылку коньяку.
— О! Молодец!
Интеллектуал налил коньяк в рюмку и выпил его одним большим глотком. Потом некоторое время задумчиво пощипывал бородку и иногда кивал, прикрывая глаза, будто соглашался с какой-то своей, в самом себе произносимой речью, как вдруг замахал руками.
— Всем бы вам любви! Всем! Всех бы вас только любить и любить! Питаетесь чужой любовью, словно вампиры!.. Еще, еще… Отвратителен мне сей любовный рев, этот вой, этот крик!.. Нерестилище! Мерзкий эгоизм!.. Фу!
Интеллектуал с выражением гадливости отпил большой глоток и зажег сигарету.
— Ты, например, — вперил он указательный палец в Штефицу, — ты в этом смысле всегда будешь в убытке.
— Почему? — Штефица поверила и загрустила.
— Потому! Это точно! Этому не поможешь! — Он резко взмахнул рукой и разбил рюмку.
Да он же пьян! — подумала Штефица.
— Ну чего смотришь? Ну пьяный я, да! Целыми днями пью. У меня прекрасный и, что самое главное, о-ри-ги-наль-ный повод! Меня жена бросила, ушла с одним там… ну, как они теперь называются, водопроводчиком, электриком, официантом… Да все вы нас бросите однажды и уйдете с каким-нибудь… стенографистом!.. Прости, не хотел…
— И что дальше? — спросила Штефица.
— И тот ее бросил. Мы с водопроводчиком вместе бросили мою жену. Я снял квартиру, а этот кондуктор вернулся к своей жене.
Интеллектуал опорожнил еще одну рюмку, легонько хлопнул Штефицу по плечу и пьяно ухмыльнулся:
— Штеф, ты меня понимаешь? А, Штеф, понимаешь? Штефица жутко обиделась, но постаралась скрыть это, прикуривая сигарету. Помолчали. Интеллектуал примирительно, будто извиняясь, спросил:
— Слушай, а у тебя нет какой-нибудь музыки?
— Нет! — обиженно сказала Штефица.
Помолчали. Штефица вертела в пальцах сигарету и упорно смотрела на пол. Потом вдруг спросила:
— Почему я всегда буду в убытке?
Интеллектуал долго и внимательно разглядывал Штефицу. Ей показалось, что он вот-вот расплачется.
— У Гашека есть один рассказ, — задумчиво начал он, — так вот в этом рассказе есть герой — господин Калина, который постоянно курил трубку. Для большего аромата он всегда добавлял в табак высушенные лепестки роз. Тех роз, что сваты приносили его дочери Кларе… И господин Калина всякий раз выкуривал по одному жениху… Приговаривал: вот сейчас я курю господина Марека, а сейчас — господина Нингера, потом господина Ружичку или Хубичку… Не помню уж всех… Да и не важно!
Интеллектуал прищурился и посмотрел Штефице в глаза.
— Понимаешь?! У тебя тоже кто-нибудь вот так выкурит любовь. Какой-нибудь неприметный Калина! Это страшно, но это так!.. Как у меня жену. Или Париж. Сотни раз я клялся себе поехать в Париж!.. И тогда его кто-то выкурил! На географической карте, там, где был Париж, теперь зияет дыра! К черту Париж!
У Штефицы задрожал подбородок… Он был прав! Все понял! И его, такого пьяного, тоже выкурит — утро! Останется кучка пепла. Он обидел ее. Нужно что-то ответить, думала Штефица.
— А я скоро уезжаю в Пальму-на-Мальорке! — сказала решительно Штефица и покраснела.
Но Интеллектуал ее не слышал. Он играл пустой бутылкой, катая ее по полу. Затем он зашвырнул ее в угол и сжался в комочек, как ребенок.
— Вот тебя нужно бы любить! — бормотал он пьяно. — Только тебя! Тебя, Штеф, потому что ты такая… Такая, какая есть… Я тебя буду любить!
Штефица попыталась поднять Интеллектуала с пола, но ей это не удалось. Кое-как она доволокла его поближе к кровати и поставила на колени. Неожиданно он выпрямился, встал и рухнул на постель, увлекая с собой Штефицу.
— Смотри-ка, грудь! Подумать только, у тебя есть грудь! — приговаривал он, с силой тиская Штефицу. — Грудь есть. Она кусается. Укусит меня!.. Я закрою ей рот…. Так! Вот так я ее… Гру-у-у-удь!..
Глубоко задышав, он уснул.
Штефица некоторое время прислушивалась к его дыханию, потом попыталась оторвать его руку. Не получилось. Пальцы крепко сжимали грудь. Она смирилась, поняв, что в таком положении ей придется пролежать до утра. Она рассматривала Интеллектуала и вдруг почувствовала, что ее переполняет нежность и ей совсем не стыдно, что он здесь, рядом. Он заворочался и положил голову ей на плечо. Теперь она оказалась в полном плену. Штефица чувствовала, как смешивается их дыхание и как трепещет грудь в его ладони. Потом от его сонного тепла и она заснула…
Утром Штефица проснулась в шесть часов. Интеллектуал спал. Она нежно потянула его за бороду. Он заворочался… Попыталась еще. Он открыл глаза и заморгал. Она видела пустоту сна в его зрачках. Он пробормотал:
— О, Штеф…
Подвинься немного, мне пора на работу.
— А, конечно…
В ванной, под душем, Штефица тщетно смывала теплый след совместного сна. Вернувшись в комнату, она застала его спокойно спящим. Штефице понравилось таскать его за бороду — она нежно дернула еще раз.
— Ага… — сонно пробормотал он.
Штефица в кухне варила кофе. Интеллектуал приплелся туда и положил руку ей на плечо.
— Слушай, между нами что-нибудь было?.. Я думаю, ты понимаешь, о чем я говорю?
— Нет, — вспыхнула Штефица.
— Нализался вчера как свинья… Прости… Варишь кофе? Отлично!
Штефица варила кофе: мягко клала ложечкой сахар и кофе в воду, мягко прикасалась к чашечкам, мягко стелила салфетку на поднос, мягко ставила на салфетку две чашечки и кофейник… Штефица размягчилась от утреннего тепла.
Она вошла в комнату и поставила кофе на стол. Открыла окно. Все вокруг заполнил мягкий утренний свет…
Интеллектуал молча сидел и пощипывал бородку. Он отпил глоток кофе, зажег сигарету и долгим грустным взглядом посмотрел на Штефицу. Штефица молчала. Сейчас растаю, подумала она.
Интеллектуал нарушил молчание.
— Слушай, Штеф, — сказал он, — как ты думаешь, может, стоит ей сейчас позвонить, ну, той… водопроводчице?
Сон Штефицы Цвек
(копировальные стежки)
Если вы проснулись среди ночи и не можете больше уснуть, не «считайте овец», а если вам жарко, проветрите хорошенько комнату и перестелите постель; если у вас холодные ноги — наденьте шерстяные носки. Если это не поможет, заварите липовый чай, положите в чашку ложечку меда и выпейте.Марианна, совершенно голая, лежала на огромном торте, лениво слизывала крем вокруг себя и говорила: «Штефица, оглянись вокруг! Мужиков, ей-богу, везде полно — в воде, в воздухе…»
Штефица подошла к торту, но Марианна утонула в толстых пластах крема. Потом торт с чудесной быстротой растаял, а вместе с ним и Марианна.
Штефица внезапно оказалась на дне какого-то водоема. Под ногами почувствовала песок, на теле — скользкую траву. «Водорошли — штрашная вещь!» — сказала тетя, высыпала на нее миску горошка и пропала. Штефица кинулась собирать горох, но он все время ускользал. Тут она увидела, что это не горох, а кругленькие домики зеленых рачков, которые торопливо расползались по песку.
Внезапно Штефица увидела плывущего на нее огромного карпа. Она помахала ему рукой и крикнула: «Эй, Амбал!» Изо рта у нее пошли пузыри, и Амбал ничего не услышал. Равнодушно скользнул он по Штефице гладкой чешуей и медленно проплыл дальше.
«Внимание, Штефица!» — послышался вдруг шепот Марианны. Штефица быстро присела и увидела над собой Шофера в облике белого механического пса. Шофер плыл с трудом, тонул, выплывал и опять погружался в воду. Штефица хотела ему любезно посоветовать перевернуться и попробовать плыть на спине, но опять лишь немо открывала рот, пока Шофер не исчез.
Штефица зарылась поглубже в песок и водоросли, где увидела большую черепаху. Это оказался Интеллектуал, и Штефица была счастлива видеть его даже в таком облике. Черепаха закивала, а потом втянула голову в панцирь и медленно поползла дальше.
«Как известно, все мужчины — животные, а многие даже живут в воде!» — зашелестели водоросли. Штефица ощутила, что тело ее увеличивается, становится гладким и полным воды. Голос Марианны шептал сквозь ил и траву: «Штефица, ты не мыло, не растаешь, таешь, ешь, ш-ш-ш-ш…» — постепенно угас звук, оставив после себя маленькую дырочку.
И Штефица увидела, что она мылится, как огромный кусок мыла. Боже, замылю всю воду! — подумала она. Пузырей становилось все больше и больше, и больше… Кажется, я совсем измылилась, подумала она, увидев саму себя в собственных ладонях в виде гладкого округлого обмылка, и здесь был конец.
Двойной авторский стежок
Дорогая моя, бедная Штефица Цвек! Пощечина за пощечиной! Будь я настоящим человеком, равно как и настоящим писателем, я сейчас же должна была бы смело встать на твою защиту. И познакомить тебя наконец с мужчиной твоей жизни!..
Ты, скажем, путешествуешь по Пальме-на-Мальорке (как Матильда). Там, в бассейне отеля, попивая сок со льдом в виде маленьких сердечек, ты знакомишься с соседом по шезлонгу, кстати известным режиссером, который случайно знает наш язык (его мама — наша по рождению, эмигрантка, вышла замуж за американца, пару месяцев назад овдовела). Он прекрасен, просто неописуемо прекрасен, дорогая моя Штефица, и тебе не остается ничего другого, как влюбиться в него с первого взгляда. Он хорош собой, нежен, внимателен, интеллигентен, только вроде бы немного угрюм или чем-то подавлен. Ты это, разумеется, замечаешь, но не решаешься спросить, что его угнетает. Боишься. Потому что в этих семи днях (и это ты понимаешь, каждой клеточкой своей понимаешь!) — вся твоя жизнь. Ты никогда не сможешь их забыть. Не забыть тебе ночных купаний в бассейне и в серебристых морских волнах; того дня, когда лил дождь, а вы бежали, словно дети, чтобы, мокрые и счастливые, целоваться в тихих парадных; того утра, когда к завтраку было шампанское и в тонком хрустальном бокале блеснула малюсенькая золотая змейка тонкая цепочка, подаренная тебе таким стыдливым и оригинальным образом; не забыть тебе предвечернего часа, когда ты ждала его в очаровательном кафе, где к тебе подошел смуглый юноша и вручил огромный букет белых роз, увидев которые ты сразу поняла: это он прислал их; та безумная ночь с музыкой, и ты в шелковом черном платье, легком и прозрачном, словно облако, — оно оказалось в таинственном пакете с букетом орхидей от «неизвестного» обожателя; да, безумная ночь, безумные ночи… И пока все лениво валялись у бассейна и смотрели на тебя завистливыми взглядами, ты прожила целую жизнь.
В последний день, когда ты, уже отчаявшись, упаковываешь чемоданы, чтобы со своей туристической группой возвратиться на родину, он стучит в дверь твоей комнаты (ты взволнованно спрашиваешь: «Кто там?», хотя знаешь — сердце подсказывает тебе) и говорит, что любит тебя, что любил тебя всегда, всю жизнь, только не знал этого, и ты говоришь ему, что любишь его и что его, именно его ты искала всю свою жизнь… Тут он мрачнеет. Ты спрашиваешь, что с ним, что его печалит и почему он всегда чуть грустный, а он тебе с горечью отвечает, что женат (боялся сказать об этом, боялся потерять тебя!), жена — знаменитая актриса (ты ее знаешь, видела во многих фильмах, их жизнь протекает на глазах у тысяч поклонников, но никто не видит того, что он уже много лет скрывает — эта женщина давно ввергнута в пучину наркотиков, алкоголя и разврата. А дети (их четверо: два мальчика и две девочки) почти не знают свою мать. А-а, была не была, дорогая моя Штефица, он спрашивает тебя, не согласишься ли ты поехать с ним в Голливуд, где он сразу же разведется с опостылевшей женой, потому что так дальше продолжаться не может. Уже в дверях он добавляет, что у тебя есть время подумать — он вернется за ответом через пять минут.
У тебя начинает бешено стучать сердце, ты становишься смела и решительна, просишь кого-нибудь из своей группы зайти к тебе на работу и сказать, что увольняешься, передать также Марианне, что нашла мужчину своей судьбы и подробно напишешь ей обо всем в письме.
Вы летите в Голливуд, и этот полет ты не забудешь, потому что это полет в твою новую жизнь, неведомую, но обязательно счастливую. Из аэропорта он везет тебя прямо к своей матери, та роняет слезу, увидев тебя, и рассказывает тебе всю свою жизнь: о том, как осталась вдовой, о том, что родом из Босанской Крупы. «Из Босанской Крупы, — восклицаешь ты, — так ведь и моя тетя из Босанской Крупы!» «Как ее зовут?» — спрашивает она, и ты называешь тетино имя и фамилию. «Мария Матич», — говоришь ты. «Мария! — ахает его мать. — Да ведь мы вместе ходили в школу, сидели за одной партой…» Тут уж и ты плачешь, и вы обе, обнявшись, плачете.
Затем он сообщает тебе, что, к сожалению, должен ехать на съемки известного фильма, и просит тебя отвезти его детей на Гавайи (чтобы дети привыкли к тебе за лето, до школы), а он за это время уладит с разводом. Ты на секунду замираешь и, засомневавшись, спрашиваешь, не сон ли это, то есть как могло случиться, что из всех красивых, знаменитых женщин, из всех вообще женщин он выбрал именно тебя. Он отвечает, что любит твое доброе сердце, и что любовь слепа, и чтобы ты не беспокоилась (то есть не мучила свою бедную симпатичную головку такими глупостями). Потом он едет снимать этот свой известный фильм.
Ты с детьми летишь на Гавайи, у самолета загорается крыло, и он падает в джунгли. Все пассажиры погибают, кроме тебя и, слава богу, его четверых детей. Ты проявляешь сверхчеловеческую смелость и с неимоверным мужеством борешься за жизнь этих детей, а также и за свою, потому что вас в джунглях подстерегает множество опасностей. (Дорогая моя Штефица, если бы ты знала, если бы ты только знала, как бы я развернулась в описании драматического спасения детей в суровых джунглях!) Не только он, но вся мировая общественность узнала бы о вас и ужаснулась. Он в составе особой спасательной экспедиции прилетает в эти проклятые джунгли, и здесь идет поистине потрясающее описание вашей встречи.
Специальным рейсом вы прилетаете на голливудский аэродром. Там вас, разумеется, встречают журналисты. Какой-то незнакомый тебе человек подбегает к твоему будущему мужу и что-то шепчет ему на ухо. Ты узнаешь, что во время драматических событий в джунглях от прогрессирующей лейкемии внезапно умерла его жена. Тебе, естественно, жаль несчастную, но одновременно ты понимаешь, что теперь у вашей любви нет преград.
Вы венчаетесь, дорогая Штефица (это нечто фантастическое, такое раньше ты имела возможность видеть разве что в кино!), ты становишься не только отличной супругой, любимой матерью четырех, а вскоре и пяти (да, дорогая моя Штефица, да!) детей, но еще и сбрасываешь с десяток килограммов и так хорошеешь, что родная тетя, которая приезжает навестить тебя, зятя и свою подругу из Босанской Крупы, не узнает свою Штефицу. Тетя плачет и говорит: «Эх, теперь не штрашно и умереть!» Это она, естественно, просто так говорит, она не собирается умирать, и, более того, твой муж оплачивает ей двухнедельное лечение в известной клинике, где тете трансплантируют зубы какой-то несчастной пятнадцатилетней девушки, только что погибшей в одной из этих ужасных американских автокатастроф. Вы все — свекровь, тетя, пятеро, а скоро и шестеро детей, которые тебя обожают, твой муж, который, разумеется, получает высшую награду за фильм, и ты — живете счастливо до конца жизни, а бог даст, так и дольше!
Вот так бы я тебя отстрочила, дорогая моя Штефица, будь я настоящим писателем. Но я как раз из тех, о ком говорят: «Жизнь диктует, а писатель пишет» — и даже более того… А в народе говорят: кто как знает, тот так и тачает. Всяк мастер на свой лад.
Штефице Цвек дает советы эмансипированная Эла
(опять осноровка)
Если хотите, чтобы лак на ногтях держался дольше, нужно после того, как лак высохнет, смазать ногти яичным белком.— Не выношу типичных женщин! — энергично замотала головой эмансипированная Эла и вставила сигарету в мундштук из слоновой кости.
— Да? — с отсутствующим видом произнесла Штефица, наклоняя голову. С мундштука улыбался вырезанный Будда.
— Подарок Фреда! — заметила Эла, перехватив взгляд Штефицы.
— А что значит «типичная женщина»? — спросила Штефица.
— Только не притворяйся, что не понимаешь! Уж куда понятнее! Это такие коровы, которые постоянно ноют, вешаются на мужиков, душат их в объятиях, вертят ими, как хотят, и все только потому, что бог дал им дырку!
Ох, как же она вульгарна, передернуло Штефицу. Эла нервно вертела в руках мундштук и проводила пальцами по вьющимся волосам. Какая она кудрявая! — думала Штефица.
— Да! — продолжала Эла. — К счастью, таких все меньше. Для женщины важнее всего работа, она должна вдыхать жизнь полной грудью и помнить, что мужчины — это не главное!
— А Марианна думает, что главное, — робко заметила Штефица.
— Марианна — корова! Идиотка, которая полагает, что если сумела выйти замуж за этого своего сопляка, то уж и ухватила бога за бороду!
— Да, но…
— Никакого «но»! Вижу, она уже успела напичкать тебя своими жизненными рецептами, как гусыню! — сердито затрясла кудряшками Эла.
— Марианна добрая. Когда я впала в депрессию, она помогла мне… — примирительно сказала Штефица.
— Ага! — Эмансипированная Эла подняла мундштук точно флаг. — Могу представить, как она помогла! Присоветовала найти парня! А у тебя не получилось! И теперь тебе еще хуже, чем прежде!
— Откуда ты знаешь? — изумилась Штефица.
— Да я-то уж знаю! Знаю вас как облупленных, знаю, чем вы дышите! Наверняка у тебя ничего не вышло! Да и не могло!
— Почему, как ты думаешь?..
— Очень просто. Ты хваталась за мужиков как утопающий за соломинку. У тебя это на лице написано! Ты готова влюбиться в первого встречного, стоит ему спросить у тебя, который час!..
— Что же делать? — прервала ее Штефица.
— Да просто живи, боже мой! Работай… Читай! Когда ты последний раз книгу в руки брала? — начала допрос эмансипированная Эла.
Штефица не ответила.
— Когда ты последний раз была на выставке? — Эла вперила мундштук из слоновой кости в Штефицу.
Штефица хотела сказать, что на выставки она вообще-то не очень любит ходить, но Эла немилосердно продолжала:
— А театр? Признайся, что и в театре ты сто лет не была! Ах, вы, глупые, ограниченные сексуальные рабыни! Только и думаете, как бы кого заполучить! Обустраиваетесь, гнездитесь… Квочки! Есть ведь и другой мир, кроме
вашего. Гуляй, читай, найди себе друзей, поступи в институт, на какие-нибудь курсы, путешествуй… Займись иностранным языком. Например, учи английский. Ей-богу, жизнь так интересна!
Эмансипированная Эла все говорила и говорила. Штефица все краснела и краснела. Как она права! И как умна!
Штефица и Эла заказали еще кофе. Эла вздохнула, отпила глоток и провела рукой по кудрявым волосам. Огляделась, неожиданно взмахнула рукой и мундштуком поставила в воздухе невидимую точку. Штефица облегченно вздохнула, сама не зная почему.
— Кстати, ты знаешь, что я замуж выхожу? — спросила Эла.
— Опять? — поразилась Штефица и торопливо добавила — За кого?
— За Фреда! — отрезала Эла.
По подсчетам Штефицы, Фред оказывался пятым. Невероятно! — с завистью подумала Штефица.
— Ну, пора идти. Позвони мне, — сказала эмансипированная Эла и встала. — И не смотри на меня так удивленно! Пятый! Да, пятый! Веками мужчины эксплуатировали нас, теперь пришло время эксплуатировать нам! Равноправно — то бишь поровну! — добавила она и засмеялась.
Сколько же у нее зубов! — подумала Штефица. И как она права!
Немного поразмышляв, Штефица решительно окликнула официанта и расплатилась.
Штефица Цвек следует советам
(вытачивание)
А) Штефица Цвек в театре
Яйца с треснутой скорлупой нельзя сварить, чтобы не вытек белок или даже желток. Если у вас нет выбора, возьмите такие яйца, заверните их в алюминиевую фольгу и смело опускайте в воду.
В зале было очень душно. Сначала Штефица внимательно следила за всем, что происходило на сцене: король, королева, влюбленная Офелия, которая ей больше всех понравилась. Было очень жаль, когда та утопилась. Затем на сцену вышли два могильщика. Они стояли у ямы, о чем-то говорили и лопатами выбрасывали из ямы самую настоящую землю, что весьма удивило Штефицу, потому что на сцене вообще-то мало что было настоящим.
От духоты Штефице стало плохо. Она пробралась по ряду мимо ворчащих людей, потом направилась к красной лампочке над дверью, нащупала толстые складки шторы, вышла из зала, сбежала по ступенькам и влетела в туалет. Вошла в кабинку, закрылась, закрыла унитаз крышкой и села.
Штефице казалось, что театр — огромный ящик, в котором находится ящик поменьше — зал, потом — туалет, еще меньший ящик, а в туалете — кабинка, последний, самый маленький ящичек, из которого нет выхода. «Могила, сущая могила…» — думала Штефица, глубоко дыша.
Вдруг послышались голоса.
— Я и не говорила, — сказал первый голос, — что ей все удалили. Это у нее там ничего не осталось.
— Совсем ничего? — спросил второй голос.
— Ничего. Потом у нее распространилось и на грудь, так ей и грудь отняли…
— Не может быть!
— Да-да! Боже мой, с этим не шутят. Мне на последнем аборте сказали, что это не игрушки, потому что нашли эрозию…
— Да?!
— Да. Огромную!
— Ну ничего, прижгут. У меня тоже была, только маленькая…
— Велели прийти на прижигание, пока не поздно…
— Сходи, это совсем не страшно, немного вроде как припечет… Это все-таки лучше, чем усыхание матки.
— У кого усыхание?!
— У меня. Сказали, что она уменьшается… От истощения.
— Да что ты говоришь?! Не знала… А у Анкицы-то, знаешь?.. У нее выпадает…
— Как это — выпадает?
— Откуда я знаю! Выпадает — и все!..
— О господи, за что же нам такие муки!
— Боже мой, а что поделаешь? Смотри-ка, кто-то забыл расческу!
— Возьми ее, да и пойдем потихоньку.
— Сейчас, только запру веники и ведро!
Голоса удалились. Вдруг Штефице стало так жалко (правда, неизвестно кого и почему), что она расплакалась. Потом она подумала, что ее может кто-нибудь услышать, и спустила воду…
Затем, вытирая слезы, она думала об огромной эрозии и неосознанно соединила большой и указательный пальцы в кольцо. На минуту так замерла, а когда очнулась, то увидела свою руку и пальцы, изображающие знак, значение которого она позабыла. В воздухе еще секунду-две оставалось загадочное кольцо, потом рука опустилась. Штефица еще раз нажала на ручку унитаза и вышла.
В вестибюле было пусто, но Штефица до самого выхода шла на цыпочках. Могильщики, должно быть, уже ушли, думала она, Офелию похоронили. Нужно будет посмотреть спектакль еще раз, и принц был недурен, действительно хороший актер и хорошо играет…
Самый простой способ заметить страницу в книге, где вы прервали чтение, и при этом не загибать уголок — это стянуть оставшиеся страницы резинкой.Штефица Цвек читала «Мадам Бовари» Гюстава Флобера и подчеркивала отдельные места. На стр. 49 Штефица Цвек подчеркнула:
«А ее жизнь холодна, как чердак со слуховым окошком на север, и тоска бессловесным пауком оплетала в тени паутиной все уголки ее сердца»[2].
Затем Штефица Цвек подчеркнула отрывок на стр. 66, а за ним и другой, на стр. 67:
«Однако она все ждала какого-то события. Подобно морякам, потерпевшим крушение, она полным отчаяния взором окидывала свою одинокую жизнь и все смотрела, не мелькнет ли белый парус на мглистом горизонте. Она не отдавала себе отчета, какой это будет случай, каким ветром пригонит его к ней, к какому берегу потом ее прибьет, подойдет ли к ней шлюпка или же трехпалубный корабль и подойдет ли он с горестями или по самые люки будет нагружен утехами. Но, просыпаясь по утрам, она надеялась, что это произойдет именно сегодня, прислушивалась к каждому звуку, вскакивала и, к изумлению своему, убеждалась, что все по-старому, а когда солнце садилось, она всегда грустила и желала, чтобы поскорее приходило завтра».
«Значит, так они и будут идти чередою, эти однообразные, неисчислимые, ничего с собой не несущие дни? Другие тоже скучно живут, но все-таки у них есть хоть какая-нибудь надежда на перемену. Иной раз какое-нибудь неожиданное происшествие влечет за собой бесконечные перипетии, и декорация меняется. Но с нею ничего не может случиться — так, видно, судил ей бог! Будущее представлялось ей темным коридором, упирающимся в наглухо запертую дверь».
На стр. 69 Штефица Цвек поставила галочку:
«Эмме тогда казалось, что ей подают на тарелке всю горечь жизни, и, когда от вареной говядины шел пар, внутри у нее тоже как бы клубами поднималось отвращение».
На стр. 70 Штефица Цвек жирно подчеркнула:
«Что же, значит, это прозябание будет длиться вечно? Значит, оно безысходно? А чем она хуже всех этих счастливиц?»
На стр. 71 Штефица Цвек пометила крестиком:
«Эмма начала пить уксус, чтобы похудеть, у нее появился сухой кашель, аппетит она потеряла окончательно».
На стр. 91 Штефица нарисовала длинный знак вопроса:
«Мужчина по крайней мере свободен; ему доступны все страсти, все чужие края, он волен преодолевать препятствия, вкушать от наиболее труднодостижимых наслаждений. А женщине всюду помехи. Косная и вместе с тем гибкая по натуре, женщина находится между двух огней: между слабостью своей плоти и бременем закона. Ее воля, точно вуаль ее шляпки, держащаяся на шнуре, трепещет при малейшем дуновении ветра; ее вечно увлекает какая-нибудь прихоть, вечно сдерживает какая-нибудь условность».
На стр. 102 Штефица Цвек подчеркнула:
«Ей казалось, будто все вокруг нее повито какой-то черной мглой, чуть заметно колышущейся на поверхности предметов, и, жалобно воя, точно зимний ветер в пустом замке, все глубже оседала в ее душе тоска. То были думы о невозвратном, усталость, охватывающая человека после какого-нибудь сделанного дела, и, наконец, боль, которую испытываешь, чуть только прекратится уже ставший привычным душевный подъем, едва лишь внезапно ослабнет длительное душевное напряжение».
На стр. 131 Штефица Цвек прочитала:
«Она желала любви так же страстно, как карп на кухонном столе желает воды»,
а потом захлопнула книгу и с отсутствующим видом уставилась в окно.
— Пошмотри-ка, — сказала тетушка, входя в комнату, — пошмотри, какие кращивые!
Она держала в руках тарелку с абрикосами. Тетя удивленно посмотрела на Штефицу, поставила тарелку на стол, села в кресло и взяла абрикос. Понемногу клюя абрикос, она говорила:
— Что же это такое? Ты опять груштишь?! И вще читаешь, читаешь… У наш в Бошанской Крупе была такая Петра, отец у нее был жубным врачом. Она вщегда была такая грушная, такая грушная! Штанет на пороге — ну прямо черное шукно, что вешают у входа в день похорон. Это у нее, жнать, болежнь такая была — что-то вроде тумана в голове, и никто ничего не мог поделать: ни доктора, ни щвященник. Когда уж очень лихо ей приходилощь, она убегала в леш, и там ее чашто видел при обходе лешник: лежит она ничком на траве и плачет. Говорят, пошле швадьбы это у нее прошло… Ах, — рассердилась тетя и отложила надкусанный абрикос, — шовщем не могу ешть иж-жа этих жубов!..
Тетя встала, подошла к Штефице и повернула книгу — посмотреть название.
— Что это? А-а, мадам Бовари! Это та шамая, что покончила ш шобой иж-жа любви? Шкучно. Я обожаю романы, которые читаютщя на одном дыхании и от которых берет штрах!.. Ешь абрикошы! — добавила она от двери и вышла.
Штефица вздохнула, взяла абрикос, задумчиво повертела в руках и надкусила.
К черту непредсказуемое! А предсказуемое — не изменять числу 3! 3 совета Марианны, 3 мужчины, 3 совета Элы… Это лишний раз доказывает, что писатели слишком несерьезные, безответственные и жестокие люди! Было, как вы уже догадались, заранее известно, что автор пошлет Штефицу Цвек на выставку. Впрочем, можете убедиться сами (честное слово!), вот авторские наброски:
Ш. Ц. на выставке. Проходит мимо экспоната — механического пениса. Пенис (экспонат) поднимается. Ш. Ц останавливается как вкопанная. Система фотоэлемента. Сирена. Появляется красивый (может быть, он — мужчина ее жизни?!) бородатый художник, обнимает и страстно целует ее целых 5 минут. Выясняется, что данная система срабатывает на каждом десятом посетителе… Поцелуй, следовательно, всего лишь приз, который фотоподлец вручает каждой десятой… Бородатый возвращается к своим красивым (и кудрявым!) девочкам. Ш. Ц. уходит разочарованная и униженная.
Автор был уверен, что это был бы гениальный и потрясающий эпизод. Впоследствии автор много читал (и расспрашивал) и получил разочаровавшую его информацию, что механический пенис и система фотореагирования уже присутствуют в нашей прозе. Гениальных идей, очевидно, не так уж много, и они всегда успевают озарить других!
Потом автор долго искал, что бы еще такое — художественное и эротическое — подошло бы Ш. Ц. Единственное, что пришло на ум, — это Иисус Рафаэль Сото со своими прекрасными пластиковыми щупальцами, через которые Штефица пробиралась бы, пробиралась, щупальца шелестели бы, касаясь ее, вибрировали, а Ш. Ц. их раздвигала бы, раздвигала… Уж тут автор расстарался бы, поверьте! А потом Ш. Ц. непременно заблудилась бы среди пластиковых щупалец, в этом вибрирующем лесу (легкая символика) и — расплакалась бы.
Вот тут автор бесповоротно отказался от эпизода с выставкой, разгневавшись на самого себя. Когда он не знает, что произойдет дальше, он заставляет бедную Штефицу Цвек рыдать. Короче, автор идет на поводу у явно детского желания — обязательно соблюсти число 3, а Штефицу Цвек оставляет дома с тетей смотреть телевизор.
Подходящий лоскут для нашего рукоделия не найден, и автор останавливается на предыдущей главе… А чтобы окончательно не погубить дело, приводим полезный совет, отлично вписывающийся в данную тему.
Картина не будет скользить по стене, если на задней стороне рамы приклеить полоску наждачной бумаги.
Штефица Цвек спит со свиной головой,
или Новое впадение в депрессию
(оттягивание)
Никогда не сушите волосы феном, сидя в ванне с водой.
Оказалось, что ни один из четырех бывших мужей Элы не оставил ей квартиры. Эмансипированная Эла все свои скудные квадратные метры отдавала им. Сейчас Фред и Эла снимали комнату, и Штефица подумала, что если собраться у нее, то это будет лучшим подарком к свадьбе. Тетушка уехала в Босанскую Крупу, а Фред с Элой всю выпивку и закуску доставили к Штефице. Она слегка испугалась, когда увидела жареного поросенка, торты, бутылки… Однако все как-то умудрилось поместиться в комнату Штефицы.
Штефица впервые присутствовала на свадьбе у Элы. Эла доверительно и тепло шепнула:
— Когда выйдем из загса, встань где-нибудь поблизости, чтобы мне удобно было бросить тебе свадебный букет.
Штефица нашла как раз такое место, на верхней ступеньке, и Эла запросто могла бы бросить ей букет, если бы захотела. Она же упорно держала букет в руках. Может, забыла об обещании?
В комнате все разместились кто как мог. Кто на кровати, кто на полу. Еда и питье стояли на столе у окна. Штефица устроилась в уголке кровати, где было уютнее всего.
Элина свадьба не показалась Штефице слишком уж веселой, и, чтобы развеселиться, Штефица выпила рюмку вина и закусила хрустящей корочкой жареного поросенка. Эла была в прекрасном расположении духа, и несметное количество ее зубов постоянно попадало в Штефицын фокус. Сколько же их у нее, боже мой! — повторяла про себя Штефица. Новый муж Элы, Фред, был как-то слишком скромен и тих. Пятый кусок на Элином брачном шампуре! Он соответственно и держался, будто ждал нового, того, кто придвинет, прижмет его к четвертому. А Эла! Эла, как всегда, стреляла глазами, просто так, по привычке.
Штефица пила вторую рюмку вина, грызла свинину и приглядывалась к присутствующим. Здесь была супружеская пара, Элина кудрявая приятельница с мужем; еще была длинноволосая дама, которая добросовестно пила и все время ритмично переступала ногами, будто работала на швейной машинке… Потом еще одна пара, весьма пристойная, еще какой-то друг Фреда — его интересовала только выпивка, затем пухленькая, симпатичная девушка, которая тихонько сидела в углу и тихонько поглощала пятый кусок торта. Штефица принялась за третью рюмку и французский салат, не переставая удивляться, что вино на нее совсем не действует.
Потом в поле зрения Штефицы опять попала Эла. Она единственная смеялась так заливисто, будто на свадьбе было сто гостей. Штефица вообразила, что Эла — гигантская мясорубка, которая, стоит ее только включить, перемелет всех на этой свадьбе.
По пути на работу Штефица проходила мимо стройки и всегда останавливалась посмотреть. Больше всего ей нравилось наблюдать, как огромный экскаватор металлическими зубьями вгрызается в землю. Была в его работе какая-то сила, и теперь Эла показалась Штефице вот такой сильной машиной. Эла стучала, блестела своими зубами, светилась металлическим светом… Страшно, подумала Штефица и залпом выпила еще одну рюмку…
А потом из своего угла вдруг проговорила глухим голосом:
— Эла, ты просто сексуальный экскаватор!
На мгновение все стихло, гости стали очень серьезными, Эла первой прыснула и захохотала… У Штефицы закружилась голова, почему-то сильно потянуло в сон, она растянулась на кровати, натыкаясь на чьи-то руки и ноги, впрочем, ей уже было все равно.
Утром Штефица проснулась, но не смогла открыть глаза. Она лежала на животе, зарывшись головой в подушку. Веки были склеены намертво. Может, их уже не удастся открыть? — лениво проползла мысль. Штефица не пошевелилась. Голова была ужасающе пустой. Это от вина… — постепенно возвращалась память к Штефице. Она не двигалась, только прислушивалась. За окном ворковали голуби. Интересно, сколько сейчас времени? — тяжело ворочала мозгами Штефица.
Она осторожно разлепила один глаз и прищурилась. Прежде всего увидела что-то очень грязное, но не смогла понять — что. Раскрыла глаз пошире. Свиная голова! Рядом со Штефицей, щека к щеке, покоилась свиная голова. Нет, не может быть! — решила Штефица и закрыла глаз. Потом осторожно приоткрыла оба глаза. Свиная голова продолжала лежать возле Штефицыной щеки. Штефица различила зубы, глаз…
Штефица со страхом приподнялась и увидела на подушке голову жареного поросенка. В комнате был беспорядок, на столе лежали остатки еды. Противно пахло вином и окурками. Кровать была украшена увядшими цветами, рядом со свиной головой лежал обещанный свадебный букет.
Отлично же они меня украсили! — подумала Штефица и сбросила поросячью голову на пол. Однако потом подняла ее, размахнулась и вышвырнула в окно. Стряхнула с покрывала цветы вместе с Элиным букетом и укрылась с головой покрывалом. Там, в темноте, Штефица бесповоротно решила умереть.
Аннушка, весьма искушенная в вопросах депрессии,
сообщает новость Штефице Цвек
(петли)
Если хотите, чтобы мимозы как можно дольше оставались свежими, поставьте их не в холодную, а в теплую воду.
— Алло, Штефица? Это Аннушка!
— А, это ты! Откуда звонишь?
— Да здесь я, у себя. Как ты? Что нового?
— Ничего. Все по-старому.
— Знаешь, а у меня все по-новому!
— Серьезно?!
— Да! Я влюбилась!
— Да что ты говоришь?! В кого?
— Увидишь сама, сейчас не буду рассказывать. Астролог. Ну, может, не совсем настоящий… А знаешь, как познакомились? Я пришла составить гороскоп…
— И?
— И ничего! Влюбилась!
— Знаешь, я очень рада за тебя…
— Звоню тебе, потому что есть кое-что и для тебя. Спрашивала его и про твой гороскоп…
— Не может быть! И что он сказал?!
— Тебе нужно самой поговорить с ним. Короче, сказал, что у тебя до сих пор был черный период и потому ничего не получалось, понимаешь? Сейчас ты постепенно входишь в светлый период… Слушаешь?
— Слушаю.
— Тебя что, это не интересует?
— Ну что ты, я слушаю тебя. И что еще он сказал?
— Сказал, что вскоре у тебя настанет переломный момент или какое-то событие в жизни. Счастливое, естественно. И еще твое роковое число — тринадцать! В положительном смысле.
— Серьезно?
— Да. Так он сказал.
— А еще что?
— Пока больше ничего. Впрочем, сама познакомишься с ним скоро… Что касается меня, он все угадал, представляешь?!
— А что именно?
— Ну, прежде всего про себя…
— И ты влюбилась?..
— Ага.
— А он?
— И он.
— Слушай, что это у тебя с телефоном? Что-то в трубке трещит!
— Это не в трубке, это попугай. Я купила попугая. Не говорила тебе разве?
— Ах, да. Говорила. Забыла совсем… Так громко орет?
— Да. К тому же ужасно глуп! Чертова птица…
— Как его зовут?
— Кого? Попугая?
— Да нет же! Этого твоего астролога!
— Мариан.
— Ага. Хорошо. Как-нибудь зайду… Пока…
— Пока! Заходи, звони…
— Ага.
Штефица Цвек и попугай,
в действительности оказавшийся замаскированным негодяем
(окантовка)
С приходом весны появляются комары. В качестве первой помощи от укусов годится сок репчатого лука. Несколько капель вотрите в место укуса — боль и зуд заметно уменьшатся.На этот раз Штефица окончательно и бесповоротно решила не выходить из депрессии. Даже Аннушка… Даже Аннушка полюбила!.. — рыдала Штефица.
Она и сама не могла бы толком объяснить, почему Аннушкин новый роман вверг ее в такое отчаяние. Однако, поразмыслив, Штефица пришла к выводу, что, видимо, человек уж так устроен, что всегда должен быть кто-то, кому хуже или хотя бы так же плохо, как и ему. Аннушке всегда было хуже.
Вдруг как гром среди ясного неба Штефицу пронзила догадка: попугай! Точно! Попугай! Аннушка ведь и купила-то его, потому что вечно была в депрессии. И с той самой минуты все повернулось к лучшему. Попугай, очевидно, был слабым, тайным голосом жизни, просьбой о помощи, скромным знаком судьбы — как отдернутая штора на окне, или вазочка с цветком, или свет в комнате… Судьба заметила Аннушкин знак.
Уж если на то пошло, думала Штефица, попугай меньше и дешевле собаки, это даже и не животное, а всего лишь птица, собака к тому же лает, а попугай — нет, только трещит, щелкает семечки и наверняка веселее собаки…
А, была не была, и Штефица купила попугая. Тетя предложила назвать его Перо. «Только бы он не ждох у наш жа полгода!» — заметила она.
Перо был веселой и симпатичной птицей. Он не умел разговаривать, и это нравилось Штефице. Аннушкин — тот даже по телефону спокойно поговорить не дает…
И в жизни у Штефицы Цвек все повернулось к лучшему. Маленькая симпатичная птичка внесла в тихий дом Штефицы Цвек и ее тетушки перемены. Штефице просто некогда стало грустить. Однажды после обеда Штефица сидела и перелистывала журнал мод. Тетушка дремала в кресле. Лучи послеобеденного солнца проникали в открытое окно и бегали по стенам. Штефица тихо закрыла журнал и будто впервые увидела комнату, тетю в кресле, игру солнечных зайчиков и ощутила, как жизнь ее наполняется теплом и что еще много тепла у нее будет…
Вдруг Штефица услышала странный голос:
— Штефица с жиру бесится!
— Что-о-о?! — взвилась Штефица.
Из клетки на Штефицу маленькими черными глазками не мигая смотрел попугай.
— Штефица с жиру бесится! — повторил он равнодушно, каким-то старческим голосом.
Штефица покраснела, поднялась и снова села. Казалось, ей не хватает воздуха. Она смотрела на попугая, который сидел неподвижно. Но только он опять открыл свой злобный клюв, Штефица вскочила, поставила клетку на подоконник и открыла дверцу. Попугай не спеша вышел из клетки и, даже не взглянув на Штефицу, улетел.
— Дохлятина! Негодяй! — крикнула ему вслед Штефица.
И снова села. Слезы текли сами по себе. Она уставилась на пустую клетку. Слезы текли по щекам. Проклятый попугай! Слезы лились ручьем. Пригрела на груди змею. Слезы лились потоками. Сердце разрывалось. Слезы хлестали из глаз. Ей чудилось, что жизнь висит на волоске.
— Швятая Клара! — пробормотала вдруг сквозь сон тетя. — Днем шьет и поет, ночью порет и плачет! — Она поворочалась в кресле и захрапела.
Штефица Цвек размышляет о первой дефлорации,
о второй дефлорации и самоубийстве
(планка с прорезными петлями)
Знаете ли вы, как определить, готовы ли овощи? Если они опустились на дно посуды, значит, готовы, а если плавают, то еще нет.Да, их было двое! Эла сказала: «Не болтай глупости! Дефлорация есть дефлорация, значит — первый раз!» Штефице не нравилось слово «дефлорация», но Эла сказала, что пришло время называть некоторые вещи своими именами. Ах, Эла… Эла — это совсем другое дело!
Первый был сыном соседей Шкаричевых. Они вселились позже других. Короче говоря, он был электриком четвертого разряда. Он сходил с ума от всего, что можно было разобрать и собрать, и по всему, что можно было зарифмовать. Впервые встретив Штефицу в коридоре, он сказал: «Куда, малыш, со мной поспать спешишь?» Потом Первый часто заглядывал к ним и шутил с тетей: «Тетя, в зятья возьмете?» И та, бывало, приговаривала: «Пуштожвон! Настоящий пуштожвон!» А потом сломался телевизор, а тетя была в Босанской Крупе. Первый долго ходил вокруг телевизора, и тот в конце концов заговорил, потом он долго ходил вокруг Штефицы… Вот так. Случилось, а она и сама не знает как… Единственное, что запомнилось, — это шум сгоревшего телевизора. Штефице не понравилось. Первому понравилось. Несколько раз она находила в почтовом ящике бумажки с нацарапанными стишками, где рифмовались слова «красив» и «стихи» («Пусть не очень я красив, но зато пишу стихи»), «любовь» с «вновь» («Я прошу, верни любовь, давай встретимся мы вновь») — и все в таком же духе. «Пуштожвон!» — повторяла тетя, и Штефица с ней соглашалась.
Второй появился почти сразу после Первого. И опять все произошло совсем случайно и как-то гадко. Преподаватель химии из школы. Его все звали «Собственно говоря», потому что каждое предложение он начинал с этих слов. Он обожал ставить опыты, любил многочисленные колбочки, пробирки, спиртовки, мензурки… Собственно говоря, провели мы этот опыт, собственно говоря, сделали мы тот эксперимент…
Штефица встретила его вновь на курсах машинописи. Он работал там секретарем. Был он еще более стеснительным, казался меньше ростом, был целиком погружен в себя. Он напоминал Штефице улитку. А потом был последний экзамен по машинописи и гулянка по этому поводу в ресторане. И Второй был там, весь сконфуженный, весь пунцовый. Он все посматривал на Штефицу и в конце вечера предложил подвезти домой. Но, разумеется, сначала зайти к нему на чашечку кофе. Штефица не помнила, как дошло до этого, помнила лишь, что приняла приглашение, собственно говоря, пошла просто так и, собственно говоря, со Вторым. Почему — и сама не знала. Второй казался ей таким несчастным, таким неловким, что Штефице хотелось непременно ему помочь. В конце он сказал: «Штефица, простите, но я, собственно говоря, совершил дефлорацию» — и уснул. Штефица ответила: «Ладно». Нужно ему верить, думала она. Второй спал, обняв Штефицу, и при этом ее ухо было очень неудобно прижато к часам на его руке. В абсолютной ночной тишине Штефица как загипнотизированная слушала навязчивое тиканье часов. Потом послышалось щебетание одной птички, затем другой… И Штефице показалось, что именно в эти минуты — когда в ухе стучали часы, а за окном чирикали птички — в этом кристально чистом утреннем кусочке времени она стала женщиной. Независимо от Первого и от Второго. Как-то сама по себе.
От Первого остался шум сгоревшего телевизора, от Второго — тиканье часов. И все. И больше ничего. Остальное стерлось, смешалось. Как каша! — подумала Штефица и тут вспомнила, что давно остыл рис и нужно включить плиту и разогреть его, что уже стемнело и она, кстати, не отказалась бы перекусить.
Рис потрескивал, приподнимаясь и опускаясь, словно дышал в маленькой сковородке на плите. Штефица вынула из холодильника арбуз. Нет! — подумала она, так дальше нельзя! Она задумчиво погладила арбуз и долго крутила сухой хвостик. Потом решительно взяла нож и разрезала арбуз пополам. А, была не была, подумала Штефица и отрезала кусок, зарежусь! Мысль молнией сверкнула в ее голове, и Штефица выплюнула семечко.
Да, думала Штефица, это будет отличная месть за все обиды, нанесенные ей. Она представила себе скромные похороны. Наверняка пришли бы сослуживцы, Марианна бы страшно плакала, в этом Штефица не сомневалась, Марианна была бы в отчаянии… И Аннушка… И ее новому парню было бы грустно, что они так и не познакомились. Как там его зовут?.. Мариан, да, Мариан… И Эле было бы жалко ее, только она этого, конечно, не показала бы. Она бы рассердилась. «Глупая, вот глупая, зачем она это сделала!» Да, она-то уж точно бы рассердилась, но все равно ей было бы жаль…
Штефица взволнованно отрезала еще кусок арбуза и долго задумчиво водила ножом по зеленой корке. Шофер узнает от Марианны и, наверное, придет. Трехкрылый не придет, ему не от кого узнать, а Интеллектуал… Он читает газеты, может, из газет узнает… Она представила его пьяного, с розами в руках. Белыми. А тетя! Тетушка от жалости наверняка умрет. А может, и нет. Штефица заплакала. Стала пересчитывать всех, кто придет на похороны, и ужаснулась тому, насколько их оказалось мало! Ужасно мало! Умру, окончательно решила Штефица. Когда к человеку на похороны приходит так мало людей, он другого и не заслуживает!
— Так! — тихо сказала Штефица и выключила плиту. Рис поднялся — послышалось последнее «пах!» — и опал. Будет что поесть тете, когда вернется из Босанской Крупы, подумала Штефица и накрыла сковородку крышкой.
Затем она стала раздумывать о способе самоубийства. Удавиться — больно и ненадежно, да и выглядят повешенные ужасно. Броситься под поезд — это уж точно не подойдет, она всегда боялась поездов. И вообще — неизвестно, что из этого выйдет. Можно только покалечиться и остаться уродом на всю жизнь. Перерезать вены — тоже нет. Тетя рассердится. Лучше всего — таблетки! В тетушкином шкафу стояло четыре пузырька. Три — полные пестрых зловещих таблеток, которые Штефица тут же решительно вытрясла в ладонь. В четвертом было всего три таблетки. Белого цвета. Она вытряхнула и их. Так. Если уж и от этого не умру — тогда не знаю! Может, оставить тете записку?.. Нет! Потом все будет неважно…
Штефица прошлась по кухне, положила остатки арбуза в холодильник, вытерла стол. Проверила плиту, сняла крышку, попробовала рис — он был готов, осталось только посолить, закрыла крышку и пошла в ванную.
Там она долго смотрелась в зеркало, потом наполнила ванну горячей водой. Отлично. Совершу двойное самоубийство. Видела в кино, как это делается. Это, с венами — отвратительно, зато не больно.
В ванной, окутанная облаками пара, Штефица одну за другой глотала тетины таблетки, а когда на ладони почти ничего не осталось, влезла в воду. Ей показалось, что она уже чувствует действие таблеток, и она решила не торопиться резать вены. Потом навалилась сильная сонливость. Смерть совсем не так страшна… Даже более того… Как глубокий сон. Вдалеке, в этом сне, были все вместе: тетя, Аннушка, Марианна, Эла, Шофер, Трехкрылый, Интеллектуал, даже Первый и Второй, да еще кто-то с работы… Все улыбались и махали ей. «Все, все меня любят!» — растаяла Штефица и хотела уже бежать к ним навстречу. Но вода была какой-то необыкновенно тяжелой, засасывала тело, и Штефица еле-еле, с трудом выплыла…
Штефицу вернул к жизни громкий чих. Она открыла глаза и увидела прекрасного юношу в белом. Нет, это что-то не то! — промелькнуло у Штефицы, и она тут же закрыла глаза. Потом осторожно открыла их. Ей улыбалось смуглое лицо, бездонные голубые глаза, жемчужные зубы. Почувствовала пожатие руки.
— Все в порядке, Штефица? — спросил ласковый голос.
— Кто вы? — щурилась Штефица.
— Посмотрите на меня, Штефица!
Она утонула в голубизне незнакомых глаз. Почувствовала теплое прикосновение и новое пожатие руки. Какой удивительный сон, подумала она и прикрыла глаза.
— Все будет нормально. Вызывайте меня в случае необходимости, — опять произнес глубокий, нежный голос.
Штефица открыла один глаз и увидела тетино лицо.
— Не понимаю! — воскликнула тетушка. — Почему ванна полна воды, почему ты, голая и мокрая, легла в кровать, жачем выпила вще мои поливитамины и три таблетки шнотворного?!
Штефица чихнула и нырнула под одеяло.
— Почему подгорел риш? — зудела тетя. Штефица накрылась с головой. — Дилетанты! — бормотала тетушка. — Вот так же и этот Перо иж Бошаншкой Крупы… Решил человек покончить ш жижнью шамым штрашным ображом. И проглотил нож. Ничего. Повторил то же шамое ш вилкой. Опять неудачно. Тут уж он пришел в ярошть, прямо вжбещилщя и проглотил женин щеребряный щервиш на двенадцать першон! И ничего! И по щей день живет и ждравштвует. Дурак! Щервиш жалко…
Штефица Цвек вспоминает совет эмансипированной Элы
(припосаживание)
Остатки зубной пасты из почти пустого тюбика можно выдавить, если опустить его на несколько минут в горячую воду.КАК НАЗВАТЬ ПО-АНГЛИЙСКИ СВОЮ ГРУППУ КРОВИ?
— вопрошали Штефицу Цвек большие черные буквы. Штефица посмотрела вокруг — никого не было. Вопрос был задан непосредственно ей. Действительно, подумала Штефица, как будет по-английски группа крови, и осторожно приблизилась к рекламному плакату.
НЕТ ОПРАВДАНИЯ ТЕМ, КТО УТВЕРЖДАЮТ, ЧТО НЕ МОГЛИ
ИЛИ НЕ ИМЕЛИ ВОЗМОЖНОСТИ ВЫУЧИТЬ ХОТЯ БЫ ОДИН
ИНОСТРАННЫЙ ЯЗЫК!
Нет оправдания! — тут же согласилась Штефица Цвек.
ПО ОПЫТУ НАШИХ КУРСОВ МЫ ЗНАЕМ, ЧТО НИКТО
НЕ ОБДЕЛЕН
ТАЛАНТОМ К ИЗУЧЕНИЮ ИНОСТРАННЫХ ЯЗЫКОВ, А
ВОЗРАСТ НЕ ИМЕЕТ НИКАКОГО ЗНАЧЕНИЯ!
Совершенно верно! — подумала Штефица Цвек.
ИНОСТРАННЫЙ ЯЗЫК — ВАШЕ ОКНО В МИР!
ОТКРОЙТЕ ЭТО ОКНО — ВЫУЧИТЕ ЯЗЫК!
МИЛЛИОНЫ ЛЮДЕЙ В МИРЕ ЗНАЮТ,
КАК НАЗВАТЬ
ПО-АНГЛИЙСКИ СВОЮ ГРУППУ КРОВИ, А ВЫ ЕЩЕ НЕ ЗНАЕТЕ!
КУРСЫ ИНОСТРАННЫХ ЯЗЫКОВ ПОМОГУТ ВАМ УЗНАТЬ ЭТО!
Так! — загорелась Штефица, достала бумагу, карандаш и записала адрес и телефон курсов.
В веселом настроении Штефица вернулась домой и еще с порога окликнула тетю:
— Тетя, как по-английски будет группа крови?
— Блад тайп! — выдала тетушка и добавила: — А что? Очень важно жнать швою группу крови. У меня вторая, и я вщегда помню об этом. Нужно обяжательно жнать, как шкажать это не только по-нашему, но и на иноштранных яжыках. Школько людей умерли только потому, что не жнали швою группу крови!
Штефица Цвек по горло в хеппи-энде,
или Появление мистера Френдича
(прострачивание)
У вас не взбиваются сливки? Прервитесь, добавьте в них белок одного яйца и на десять минут поставьте в холодильник. После этого продолжайте взбивать, и вскоре убедитесь, что сливки стали плотными и воздушными!На курсах английского языка Штефице сразу понравилось. Занятия проходили недалеко от ее работы. На верхнем этаже располагалось небольшое кафе, где во время переменок пили чай и кофе и пробовали болтать. Там были не только они, Англичане, но и Французы, и Немцы. Это были люди разных возрастов и профессий, и все очень милые. Ей казалось, что их больше радует то, что они здесь все вместе, чем изучение языка.
Штефица убедилась, что знание языка очень полезно, ведь если не пригодится в чем другом, то уж во время путешествия в Пальму-на-Мальорке, как Матильда, она не растеряется и, если придется, сможет разговаривать с туристами из разных стран. Впрочем, наверняка придется.
И преподавательница была весьма мила, со всеми одинаково любезна. Английский знала как настоящая англичанка. Больше всего Штефице понравилось заниматься в лингафонном кабинете, потому что там можно было надеть наушники, включить магнитофон и думать о чем-нибудь своем, пока диктор по-английски что-то бормочет в ухо.
И вот, когда проходило тринадцатое занятие, в класс вошел мужчина и представился как мистер Френдич, из чего все заключили, что он уже немного знает английский. Мистер Френдич сел рядом со Штефицей и тут же включился в работу.
Урок почему-то очень быстро закончился, и Штефица с учебниками и тетрадками в руках направилась к трамваю. Она и сама не знала, как получилось, что к остановке пошел и мистер Френдич.
Они молчали, и, лишь когда подошел трамвай, пятнашка, и Штефица приготовилась войти в вагон, мистер Френдич тихо проговорил:
— My name is Винко Френдич.
Штефица смутилась, вдруг услышав свой собственный голос:
— My name is Штефица Цвек.
Штефица осторожно взглянула на мистера Френдича. Он улыбнулся. Она покраснела, застеснялась этого и покраснела еще больше. Она повернулась и посмотрела, не идет ли трамвай. Трамвай приближался. Пятнашка. Может, он спешит, но тактично ждет, когда я уеду, думала она. Подошел трамвай. Штефица в растерянности посмотрела на мистера Френдича. Впереди нее, громко отдуваясь, в трамвай поднималась какая-то толстуха. Только Штефица вознамерелась войти, как мистер Френдич произнес:
— What do you prefer, tea or coffee?[3]
— Coffee! — выпалила Штефица с такой скоростью, так задыхаясь и так громко, что вместо «кофе» вышел какой-то странный писк… И трамвай ушел.
Молчали. Штефице казалось, что она вот-вот провалится сквозь землю от стыда. Мистер Френдич наверняка хочет поскорее уехать, а она все пропускает трамваи и заставляет его торчать здесь с ней. Она снова взглянула на него. У него были мягкие голубые глаза, выглядел он очень воспитанным и скромным, а может, ей так казалось… Во всяком случае, не получалось у нее сесть в трамвай. А трамвай опять подходил. Пятнашка. Кончиком каблука Штефица усердно топтала окурок. Все, думала она, уж теперь-то нужно сесть!
Она бросила на Френдича последний взгляд и решительно повернулась, чтобы войти наконец в трамвай, но мистер Френдич опять проговорил:.
— Than, let’s drink a cup of coffee![4]
— Yes, — смутилась Штефица.
И трамвай ушел.
Штефица и мистер Френдич шагали по улице и молчали. Нужно бы что-нибудь спросить у него по-английски, напряглась Штефица — и отказалась от своего намерения. Этим она наверняка нарушила бы нечто такое, что возникло между ними и что могло легко порваться, как капроновый чулок. Впрочем, думала Штефица, если бы двое людей встретились, например, на луне, им наверняка пришлось бы общаться между собой на каком-нибудь новом, лунном языке… И почему на ум пришел такой глупый пример?.. Какое отношение ко всему этому имеет луна…
Затем в голове у Штефицы стало крутиться тринадцатое занятие. Тринадцать… Ей внезапно показалось очень важным то обстоятельство, что мистер Френдич появился именно на тринадцатом уроке. Тринадцать?.. Да это ведь Аннушка говорила о роковом для Штефицы числе тринадцать!..
Пока они стояли на перекрестке в ожидании зеленого света, Штефица раскрыла учебник и пробежала глазами текст[5]. Она почувствовала себя так, будто прочитала бумажку с предсказанием судьбы из лапок морской свинки.
Yes, мигнул зеленый сигнал светофора, yes, забилось сердце, yes, говорили улыбки прохожих, yes, звонили трамваи, yes, сверкали окна домов, yes, шатался выпивоха, yes, поддакивали улицы, yes, yes, yes…
Все кафе были уже закрыты, но Штефица Цвек и мистер Френдич все шли и шли. Штефица чувствовала, что все вокруг пришло в движение и теперь не скоро остановится, все сорвалось с места и побежало вперед. Только вперед, все дальше, как lesson fourteen, lesson fifteen, lesson sixteen…
Любовно-романтические отделочные детали,
которые могут сгодиться для аппликации
(приложение)
Не прошло и часа, как они познакомились с мистером Френдичем, а она уже почувствовала к нему непреодолимую симпатию. Ей захотелось всегда быть с ним. Она говорила себе, что это смешно, но уже представляла себе свою будущую жизнь с ним вместе и страстно желала, чтобы их пути никогда не разошлись.Штефица действительно была счастлива, хотя и убеждала себя, что глупо так прочно связывать себя в мыслях с мужчиной, которого едва знаешь. И все-таки утешала себя надеждой, что он, с его удивительным сплавом юношеских и мужских свойств и черт, заслуживает того, чтобы быть неженатым.Пока они шли к светофору, у Штефицы появилось ощущение, что за тот краткий промежуток времени, который провела с ним, она решительно вышла из реки страхов и сомнений, в которой до сих пор находилась.Слух ласкали слова и страстные нотки его голоса. Она почувствовала, как сильно стучало сердце.Он был привлекательный, элегантный, утонченный, обладал всеми чертами, которые Штефица ценила в мужчине.Он посмотрел на нее своим теплым взглядом, и Штефица поняла, что он способен подарить ей настоящую любовь, а не только мимолетное приключение.Он взял ее руку и поднес к своим губам. Штефица затрепетала от этого прикосновения, а он заключил ее в объятия и поцеловал. Они не сказали друг другу ни слова, поцелуй оказался красноречивее любых слов.Мистер Френдич пробудил в ней давно забытые ощущения. Она знала, что если она согласится пойти к нему выпить кофе, то не устоит перед искушением.Так как Штефица продолжала молчать, он опять обнял ее и привлек к себе. Штефица посмотрела ему в лицо и почувствовала желание поцеловать его. Она смотрела в эти глубокие глаза, которые умоляли о поцелуе, говорили ей о его одиночестве, о желании обрести ее и остаться навек вместе.Он сильно прижал ее к себе и страстно поцеловал. Вспыхнувшая любовь сжигала все запреты и трудности. Штефица почувствовала, что ее сердце способно трепетать от любви.Если бы это мгновение могло длиться целую вечность! Хотелось только одного — на всю жизнь остаться вместе: она и мистер Френдич на небольшой, увитой цветами террасе ресторана. Когда человек влюблен, даже обычные вещи способны наполнить его жизнь радостью. Грезишь не только о предмете своей любви, но и о доме, огороде, детях… Может, сны всё-таки сбываются и мистер Френдич осчастливит ее!
Авторские вытачки
Ну и?.. Что же дальше? Оборвалась ни-и-ть! Прекращаю шить! К губе прилипла нитка, я не знаю, как с ней быть. Покусываю ее и с грустью думаю: они получили то, что хотели, а я никогда не добьюсь того, что хочу. Ох уж эта жизнь, думаю я, такая неуловимая штука!..
Уже слышу голоса.
— Плохо! — говорит подруга. — Рукава висят! Эта твоя Штефица просто амеба, а не характер!
— Плохо! — говорит друг. — Неравномерно присборила. Отнимаешь у Штефицы все шансы…
— Плохо! — говорит знакомая. — Слишком невыразительно! Не видно женской судьбы! Где гинеколог, сюжетный поворот с абортом, внебрачный ребенок?!
— Плохо! — говорит мой брат. — Тупиковая ситуация. Надо было отправить Штефицу на дискотеку, и все по-другому бы вышло.
— Плохо! — говорит знакомый. — Халтурная работа! Так и не ясно, женится ли этот мистер Френдич или нет?
— Плохо! — говорит мама. — Очень узко, тянет сразу в нескольких местах! Тетушка так и осталась всего лишь наброском! Это же не образ!
— Плохо! — говорит мой парикмахер. — Ширпотреб! Сплошь общие места, все эти Штефицы, Аннушки, Марианны… Я таких обслуживаю каждый день! Нужно больше фантазии! Мой совет — все распороть!
Оборвалась у меня нитка, ни-и-итка, говорю… Ну хорошо, пороть так пороть, вот, уже порю… И тут слышу еще один голос… он почему-то знаком мне, твердый, редакторский…
— Слишком коротко! — говорит.
— Что? — спрашиваю я.
— Просто очень коротко!
— Ах, так!
И устало опускаю руки. Вдруг, смотри-ка, вижу на своем письменном столе три яблока! Как с неба свалились! Радуюсь и думаю: одно — для меня, другое — для главной героини, а третье — для… Штефицыной тетушки!
Как мама автора, а также тетя Сека, соседка Мая,
Ленче и пани Ярмила сюжетно надставляют главную героиню Ш. Ц.
Прорезная цитата: «Бормочут все разом, извлекая из тьмы какую-то длинную безнадежную нить разговора».
Прорезная цитата: «Бормочут все разом, извлекая из тьмы какую-то длинную безнадежную нить разговора».
— Все обещали быть, — сказала мама. — Придут, как всегда, тетя Сека и соседка Мая, потом подруга Секи — пани Ярмила из Брно и Ленче — Майна родственница из Струмицы. Все солидные, опытные женщины, вместе что-нибудь да придумаем. — Помолчав, мама решительно отпила кофе, положила ложечку на блюдце, покачала головой, вздохнула и сказала:
— Прямо вот так и сказал? «Слишком коротко»?
— Да, — вздохнула я.
— Что он имеет в виду? — произносит мама с угрозой в голосе.
— Да то! Просто очень коротко, — отвечаю я.
— Ага, — говорит мама мягче.
Тут стоявшие на заднем плане по стойке «смирно» расслабились и появились: соседка Мая и ее родственница Ленче, тетя Сека и ее подруга пани Ярмила. Здесь и я расслабилась и закурила.
— Гм, — начала мама, и замолчала. Тетя Сека, Мая, Ленче и пани Ярмила откровенно вздохнули. Наступила долгая тишина. Я нервно шуршала пачкой из-под сигарет, вперяя во всех четверых вопросительные взгляды.
— Коли оказалось слишком коротко, так надобно надставить! — нарушила тишину Ленче из Струмицы.
— Вот именно! — проворно поддержали ее остальные.
— Здесь мы можем тебе карашо помочь! — любезно произнесла пани Ярмила.
— Гм, — повторила мама, очевидно собираясь взять дело в свои руки. — Как ты смотришь на то, чтобы в продолжении описать супружескую жизнь Штефицы Цвек. Они, как водится, расписываются, справляют хорошую свадьбу, потом она рожает ребенка, скажем девочку. Оба страшно заняты по работе… ах, да, ты там не написала, где этот Френдич работает?.. Затем она рожает второго ребенка, и, естественно, понемногу запускает себя. Тогда он заводит любовницу, какую-нибудь молоденькую студенточку, и она, Штефица, узнает об этом и ужасно страдает… Тут начинается битва за собственного мужа…
— Битва эта, конечно же, состоит в том, что она идет в парикмахерскую, — сердито перебивает тетя Сека, — и на обратной дороге попадает под дождь. А у нее, разумеется, нет зонтика. Какой-то автомобилист окатывает ее с ног до головы грязью. И вообще у нее все давно пообтрепалось, разлезлось, испортилось, сгорело, истлело, разрушилось!.. Это мы сто раз видели в кино! — горячилась тетя Сека. — Да что уж тут говорить! Несчастней нас, женщин, на свете и нет никого! Чтоб этого Френдича машина задавила! — зашлась от гнева тетя Сека и закурила.
Тетя Сека нервно вдыхала дым, мама обиженно отхлебывала кофе, Ленче бешено вращала глазами, а соседка Мая быстро-быстро вязала.
— А почему вы думаете всё так грубый? — спросила певучим голосом очень деликатная пани Ярмила. — Не знаю что, но было бы карашо, чтобы ваша пани Штепанка наследовать капитал, а также можно отправить ваш пан Френдич к солнечный Ядран. Бог мой, вы имеет такой прекрасный голубой море!
Я хотела заметить, что идея о нашем прекрасном голубом море не так уж и плоха, но мама, едва дослушав предложение пани Ярмилы, опередила меня.
— Хорошо, — сказала она, — если нормальный брак вам не подходит, пусть они разведутся! Нелегкая жизнь разведенной женщины тоже весьма поучительна!
— Господи, да и про это мы сто раз уже!.. — нервничала тетя Сека.
— Не знаю, не знаю… — задумчиво повторяла пани Ярмила.
Соседка Мая неожиданно отложила вязанье и упоенно заговорила:
— А через несколько месяцев после развода Штефицы начинает домогаться начальник по службе, отвратительный тип!
— Зачем? — звонким голосом спросила тетя Сека.
— Да это… как ее… да ведь сама догадываешься. Чтобы переспать с ней! — смутилась Мая.
— Ну что тут такого! И пусть себе переспит, начальники-то чай тоже люди! — завращала глазами Ленче.
— Ну не знаю… я просто думала… ведь так всегда бывает в романах… думала, обязательно найдется какой-нибудь начальник… и вот…
— Мая в некотором смысле права! — изрекла мама и обратилась ко мне — Уж не думаешь ли ты допустить, чтобы твоя героиня спала с каждым?!
— Переспать — в данном случае не вопрос морали, а вопрос сюжета! — сказала я огорченно и пригрозила: — Ради интересной сюжетной линии могу отправить ее подряд в три постели!
— Пошлите вашу пани в путешествие! — старательно выговорила пани Ярмила. — Скажем, в путешествие по Средиземноморье. Она и два дитя. На палубе ваша пани Штепанка знакомится с паном, который остался без жены. Вот, пожалуйста, все прекрасно, все интересно и справедливо. Для пани Штепанки, имею в виду.
— А не лучше ли было познакомиться с этим господином на сафари? — съязвила тетя Сека.
— Вот те на! — встрепенулась Ленче.
— Придумала! — перебила всех мама. — Не обязательно идти вперед. Мы можем вернуться назад! Например, вообще неясно, кто у этой девушки родители?! Откуда взялась тетя?! Понимаешь? Все так туманно…
— Это не входит в мои планы! — отвечаю я мрачно.
— А и правда! — поддерживает меня Ленче. — Не обязательно все должно быть ясно! Литература — одно, а жизнь — другое. Да господи, ведь ежели поразмыслить, так и в жизни-то не все понятно. Так, доченька?
— Так! — соглашаюсь я.
— Так! — встрепенулась и Мая, откладывая спицы. — В этом и есть вся соль, что литература — это одно, а жизнь — совсем другое! То, что не бывает в жизни, бывает в искусстве. Поэтому я обожаю все, что хорошо кончается! Как-то видела восхитительный фильм, там у всех чего-то не хватало. Одному — жены, другому — ноги, третьей — мужа, четвертой — мужика, а пятая была слепой. В конце концов каждый получил то, что хотел. Одноногий женился на слепой, которая изредка прозревала. Вот это был фильм! Так и ты сделай со Штефицей! Пусть ей все время чего-нибудь недостает, а потом она это получит! Сделай так!
— Так получила же ведь! — говорит ехидно тетя Сека. — Френдича!
— Знаю, — не унималась соседка Мая, — только пусть и теперь ей опять чего-нибудь будет не хватать!
— Квартиры! — осенило тетю Секу.
— Что ж, неплохо, — признала мама спокойно.
— Бабы, ну и ну! Да ведь писатель — не Дед Мороз! — воскликнула вконец изнервничавшаяся тетя Сека.
— Знаю! — настаивала Мая. — Вот вам случай из жизни! Моя подруга Мария, вы ее не знаете… Хорошо, пусть Штефицу бросит этот Френдич, как мою Марию бросил ее придурок!.. Мария всего пару месяцев прожила одна, с дочкой, такая хорошенькая малышка, Сильвия… Да, так вот, ребенок вдруг покрылся сыпью, и Мария кинулась в больницу… К чему я вам это рассказываю?! Молодой педиатр, стажер из Кении… Теперь каждую неделю мне пишет из Майроби!
— Найроби! — грозно поправила тетя Сека.
— Ладно, Найроби, какая разница… А вы тут себе морочите голову про сафари!
Мама поняла, что разговор ушел в сторону, и с подобающим выражением лица объявила перерыв.
— Как вы смотрите на то, чтобы выпить по рюмочке коньяку? Госпожа Ярмила?! Вы, Ленче?
— Пожалуйста, только чуть-чуть! — сказала пани Ярмила.
— Можно! — оживилась соседка Мая.
— Давай, — сказала тетя Сека.
— Славно придумано! Так, доченька? — одобрила Ленче и похлопала меня по коленке.
— А ты? — спросила мама.
Выдержав длительную паузу, я почти мстительно сказала:
— Я — лимонад!
Мама налила, женщины отпили по глоточку, выпила мама, хлебнула и я (лимонад), и мама сказала:
— Итак, мы пришли к выводу, что вам не нравится ни предложение описывать далее семейную жизнь, ни чтобы Френдич завел себе любовницу, ни чтобы Штефица осталась разведенной, ни то, чтобы она путешествовала по Ядрану или Средиземноморью, ни то, чтобы ребенок заболел, ни то, чтобы нашлись ее родители… Что будем делать дальше, спрашивается?!
— А пускай тетка найдет себе любовника! — выкрикнула тетя Сека.
— Некарашо! — поморщилась пани Ярмила. — Может быть, будет карашо, если ваша пани Штепанка будет ходить на курсы по французский язык?
Я поспешила опустить лимонные косточки в стакан на предмет изучения техники их опускания на дно, делая вид, что эта реплика меня не касается.
— Свекровь! — вдруг отложила спицы соседка Мая.
— Что — свекровь? — осторожно спросила тетя Сека.
— Выход — в свекрови! Здесь могут сложиться драматичные отношения! Штефица и свекровь!
— Мне больше по душе, если бы у Френдича появился брат! — иронично бросила тетя Сека.
— И что? — воскликнули женщины в один голос.
— И Штефица влюбится в брата.
— А Френдич укокошит его в пылу ревности! — вспыхнули глаза у соседки Маи.
— Не знаю, не знаю… — смиренно уступая, повторяла деликатная пани Ярмила.
Ленче, вероятно желая спасти разговор, заметила:
— Любая вещь, и художественная тоже, должна быть как гювеч. Чем больше всего положишь, тем вкуснее.
Ленче замолчала, глотнула из рюмки и обвела взглядом присутствующих. Тетя Сека, заинтересовавшись, спросила:
— А что ты кладешь?
— Что? Сказать вам?
— Конечно! — отвлеклись женщины.
— Лук, чеснок, петрушка, перец, баклажаны, помидоры, морковь, мясо, рис, горький перец… — перечисляла Ленче.
Женщины откуда-то вытащили листки бумаги и карандаши. От растерянности и стремительности развития событий карандаш и бумага оказались и у меня…
— Самое главное, — продолжала Ленче, — тушить на медленном огне, а потом запечь в глиняном горшке.
— В глиняном горшке… — бормотали, едва поспевая, женщины.
— В горшке… — записываю я, и вдруг меня осеняет: — Жанр! — говорю я тихо и бросаю на Ленче выразительный взгляд.
— Ну, не обязательно в глиняном, можно и в обычной кастрюле… — растаптывает Ленче последнюю надежду быть понятой.
— Обычной… — бормочут женщины.
— Так! — будто мессу, эффектно завершает Ленче.
Женщины, довольные, убирают листки. Я без сожаления утопила еще одну лимонную косточку, другую немилосердно проглотила и проговорила грозным голосом:
— А Штефица?!
Женщины молчали.
— А Штефица?! — повторяю я укоризненно. Пани Ярмила лишь пожимает плечами и качает головой.
— Не знаю… Не знаю…
Остальные тоже почему-то закачали головами.
— Ну неужели вы действительно ничего не можете вспомнить? Ничего, кроме банальных и избитых ситуаций?! Ничего из собственной жизни?! Разве вы не жили?..
— А знаешь, в том фильме с Шарлем Боайе, например… — начала было мама, но при упоминании имени Шарля Боайе соседка Мая вскочила как ужаленная, отбросила свое вязанье и крикнула:
— Стойте!..
Женщины вздрогнули, но соседка Мая уже стремглав выбежала из комнаты, и было слышно, как открывается дверь ее квартиры. Через несколько минут Мая вернулась с огромной книгой.
— Смотрите!.. — восторженно воскликнула Мая.
На обложке крупными буквами было написано:
HEART-THROBS,
а дальше буквами помельче:
A colorful collection of the world’s most fascinating men[6].
А я, поняв, что моя тема исчерпана, мысленно погрузилась в лимонад и ложечкой потопила оставшиеся косточки.
Подняв глаза, я увидела, как постепенно разглаживаются лица женщин, очищаются от морщин, словно гипсовые маски, и появляются молодые лица мамы, тети Секи, госпожи Ярмилы и Ленче.
До меня доходили голоса:
— Я бы, конечно, выбрала Шарля Боайе и Лоренса Оливье!
— Только двоих из сотни самых привлекательных мужчин в мире?
— Хорошо, выбираю еще и Кларка Гейбла. Он был моей любовью в молодости.
— А я бы — Эроля Флинна, Гарри Купера, ах, посмотрите-ка на Берта Ланкастера!.. Да, и Берта Ланкастера. Да еще бы хорошо и Марчелло Мастроянни, и…
— Погоди ты, ишь разошлась!..
— А я бы, господи, Марлона Брандо!
— Я была бы счастлива, если бы меня пригласить на ужин Жерар Филип.
— Только на ужин?!
— Хорошо, ну еще на прогулка…
— И ничего больше?!
— Еще я с удовольствием переписывалась бы с тем красивым паном из ковбойские фильмы… Ах, вот он, Джеймс Стюарт! С ним!
— Переписывалась бы! Ха! Ха! Ха!..
— Эх, бабы, а я бы не отказала ни одному Тарзану, начиная с Джона Вайсмиллера!
— Ну и ну! Ха-ха-ха!
— А я бы дала Джону Бэримору и Дугласу Фэрбенксу!
— Э-э! Когда это было-то! А почему им?
— Из огромного уважения!
— Слушайте, а я в свое время сходила с ума по этому… Помните Тайрона Пауэра?
— Мне нравился Роберт Мичам!
— Не знаю… Он ведь сильно пить…
— А мне Джон Вейн!
— Да ты готова с каждым!..
— А почему нет, коли приглашают!
— Я останусь верна своим троим!
— А я бы с Полем Ньюменом! Вот настоящий мужчина!
— Бабы, а это-о-о-о-от!!!
А я почувствовала страшное одиночество. Встала, направилась к двери, там остановилась, оглянулась — не заметили ли женщины — и тихо передразнила: «А я бы не отказала, например…» (Не отказала бы Дастину Хофману без всяких разговоров!), но меня никто не услышал. Мама подняла на меня затуманенный взгляд, опьяненный коллективным гипнозом, сказала что-то вроде «Все будет хорошо» и снова погрузилась в болтовню.
Я вышла, ощущая горький привкус во рту, — сперва лифт, потом равнодушная улица. Губы мои были плотно сжаты. Под языком осталась кислая косточка обиды. В руке — бесполезная бумажка с рецептом гювеча. В голове бродили неясные мысли. По стилю похожие на рецепт. Я думала о том, что все вокруг — сплошные клише, как и сама жизнь, и нужно бы об этом поразмышлять на досуге, когда уляжется эта буря; затем о том, что микробы кича — самые жизнестойкие организмы эмоций, о том, что куплю горький перец, что мечта — мелодраматическая штука, она неискоренима, как петрушка, а звук «ш» такой чувственный и потому его надо употреблять чаще; потом думала о чем-то в связи с экологией, о перманентном облучении кичем, о том, что мы живем в постоянной опасности, о том, что надо найти время поговорить с Маей об оптреализме (оптимистическом реализме); затем о том, что, может, стоит придумать для Ш. Ц. неожиданное наследство и отправить ее на Таити; потом мысли ушли от Таити и пришли к выводу, что нужно оставить все как есть; я думала о том, что бы получилось, если бы между мамой и Шарлем Боайе что-нибудь произошло; о том, что мы хронически инфицированы сказкой, о том, нужно ли из рецепта убрать морковь или нет, о петрушке мелодраматической мечты как о превосходном названии эссе, потом немного подумала о сути жанра и непобедимости хеппи-энда; потом что-то о баклажанах и опять о жизни — дешевом ситце… А потом вихрь в душе внезапно улегся, потому что меня отвлекла старая мелодия из случайного транзистора на плече случайного прохожего, и в памяти всплыли любимые строчки: «Как хочет тень от тела отделиться, как хочет плоть с душою разлучиться, так я хочу теперь — забытой быть…»
Окончательная обработка изделия
1. Patchwork story — по первоначальному замыслу автора — попытка инаугурации «нелегального» прозаического жанра в существующей «служебной» типологии. То есть автор руководствовался и воодушевлялся «дневником» известной Пэт Пэтч[7] (псевдоним).
Прелестный «дневник» Пэт Пэтч — попытка точного воспроизведения женской болтовни на чаепитии в Лондоне в 1888 году. Пример Пэт Пэтч побудил автора продумать и попытаться имитировать ту устную прозу, которую столетиями творили женщины, underground (в противовес мужской), прозу, рожденную на вечеринках, при ощипывании птицы, у прялок, ткачих, вышивальщиц, купальщиц и т. д. — во всех тех женских коллективах и при всех ситуациях, возникавших в самых разных исторических, географических, национальных, социальных, бытовых и других условиях.
От авторского замысла остался лишь псевдоним — Pat Patch, но и он был модифицирован в подзаголовок — patchwork!
2. Автор хотел достичь того накала, той теплоты, которые высвобождаются при страстном трении женских языков, словесный пар совместной бани… От задуманной «общей бани» осталась лишь недосказанность прозаических сегментов (вербальные заплатки!), которые до некоторой степени соответствуют коммуникативной ситуации каких-нибудь посиделок, например. Существенным для такой коммуникативной ситуации является предположение, что все участники (читатели!) более или менее знакомы с обсуждаемым объектом и любое пояснение не нужно, да и нежелательно.
3. Выразив в начале намерение написать «женскую» прозу, автор имел в виду общие характеристики так называемой «женской» прозы. Перечислим некоторые из них: главный (женский) образ в поисках личного счастья, ощущение одиночества, любовь как доминанта, сильное ощущение телесности, чувственность, осторожность, аполитичность, банальность бытового каждодневья, социальный момент в подтексте, обедненный язык, неспособность к широкому взгляду на мир и проч. Автор избегал автобиографичности и привычного исповедального тона. Автор напоминает, что все установочные характеристики он в основном списал из жизни и текущей критики!
4. Автор честно признается, что имел большие намерения. Он тайно надеялся, что из образа Штефицы Цвек он сможет создать Милоша Грму[8] в женском облике. Эту нелегкую задачу автору решить не удалось, потому что он уже в самом начале zvadnul jako líliel.
5. Существенную роль в раскрое данной заплаточной истории сыграло воспоминание о романах, прочитанных в позднем детстве. Автор уже и сам не припомнит каких, но ему кажется, что это были английские романы. Из воспоминания возник абрис симпатичной (обязательно русоволосой) несчастной девушки, которая стоит перед витриной магазина и с вожделением смотрит на красивое, дорогое платье. Автору помнится, что в романах все было построено на том, кто и когда купит платье этой симпатичной русоволосой бедной девушке. Автору запомнилось само ожидание. Из-за давности и основательной забытости прочитанного автор, быть может, и искажает отдельные факты, но образ девушки перед витриной и сопереживание ее страстному желанию остались свежи!
6. «Материал», советы и технические термины автор позаимствовал из одного женского журнала мод, не вполне следуя логике операций при раскрое, потому что не очень много в этом понимает. Для автора несказанную пользу имело чтение, произнесение вслух и переписывание непонятных слов, таких, как «притачивание», «оттягивание», или странных фраз, например «односторонний прорезной карман». Автору очень дороги и другие непонятные ему слова, такие, как «акселератор» или «карбюратор», но поэтическая интуиция нашептывает, что это была бы в случае нужды совсем иная проза.
7. Роман Флобера «Мадам Бовари» автор дает читать Штефице Цвек потому, что это гениальный роман. Прочие крупные петли автор оставляет читателям — пусть они их делают сами!
8. С помощью образа маленькой машинистки, которая ищет счастья в жизни, автор намеревается постичь привлекательность сердечного романа. Любовно-романтические лоскутки в действительности списаны с одного такого романа, правда, Дорис и Петера автор заменил Штефицей и Френдичем. Поскольку хотел добиться нашего — домашнего — колорита. А отпусти он мечты на волю — кто знает, где бы его литературные образы нашли свое завершение. Может, в каком-нибудь «альпийском» романе: там бы они (образы!) скакали по горным вершинам, собирали цветы, вовсю целовались и вовсю распевали тирольские песни!
9. Автор старательно попытался соединить лоскуты «сердечной» прозы, где женские образы что-то ищут, ищут и в конце счастливо находят, с кусочками так называемой «женской» прозы, в которой женские образы тоже что-то ищут, ищут, но ничего не находят или находят с великим трудом.
10. В немилосердном соединении лоскутов автор открыл возможность сшивания еще одного жанра с похожей сюжетной основой. О чем идет речь — читатели уж как-нибудь догадаются сами!
11. Выбор техники шитья, учитывая, что речь идет о «женской» прозе, не ироничен. Автор очарован глубоким смыслом схожих искусств. Впрочем, не так ли похожи в каком-то смысле Пенелопа и Шахерезада?
12. Автор настаивает на этой нудной заключительной отделке, пытаясь точно имитировать «Руководство по шитью модели» из уже упомянутого женского журнала мод и желая как можно лучше скопировать авторскую модель. Кстати, именно в таком тщательном копировании автор видит будущее литературы.
13. Автор наконец дошел до номера 13, который нужен был, откровенно говоря, ради женской потребности делать все правильно, симметрично, это касается и числа 13 (роковое 13 в жизни Ш. Ц.!). Автор теперь может по-настоящему отдохнуть и с полным правом взять в руки Грабала, чтобы еще раз прочитать — как это там было с его Грмой!
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги