Голый шпион. Русская версия. Воспоминания агента ГРУ

Рассказ шестнадцатый

Довольно скоро я почувствовал, что от приставленных ко мне ребят из МИ-5 все труднее становится уходить. Такая назойливость, с одной стороны, была делом обычным. С другой, для успешного продолжения работы нужно было как-то ослабить этот контроль. Пришлось задуматься над тем, как усыпить бдительность ребят из команды сэра Роджера Холлиса, шефа английской контрразведки.

— Вот что, Женя, — посоветовал мне резидент, — займись-ка ты на время лекторской работой. Дело спокойное, благородное. Посольство просто захлебывается от заявок на лекции. Возьми на себя часть этой работы. А заодно дай парням из МИ-5 возможность хорошенько покрутиться вхолостую и немного успокоиться на твой счет.

Действительно, в посольство СССР в Лондоне стало приходить все больше заявок на участие советских специалистов в различных дискуссиях и встречах. Традиционное отсутствие особого интереса у англичан к иностранцам вдруг стало уступать место неподдельному любопытству к жизни в СССР.

Вряд ли можно сказать, что быть русским в Лондоне в ту пору означало обладать какими-то преимуществами. Англичане традиционно относятся к иностранцам не то чтобы свысока, но несколько снисходительно, словно к детям в обществе взрослых. Похоже, так относились и ко мне. Приглашали домой, присматривались к моему поведению, удивлялись неплохому знанию английского языка и кое-какому кругозору. Так, наверное, смотрят на эскимоса, который неведомо как и зачем выучился играть на арфе.

Одно приглашение следовало за другим. Ливерпуль, Лидс, Глазго, Ковентри, Манчестер, — города сменяли друг друга. Выступления, дискуссии, семинары, — я постепенно приобретал опыт лекционной работы.

Отвлекала лишь весна. А весна в Британии — самое прекрасное время года. Кажется, что цветет вся страна. Буквально вся: и города, и пригороды, и даже асфальт у дома. Обгоняя весенний ветер на оживленном шоссе, мне, впрочем, было недосуг любоваться цветущей красотой природы. У меня на «хвосте», словно приклеенный, висел черный «Ровер» ребят из британской контрразведки.

Это была, наверное, двадцатая или тридцатая поездка с лекциями о Советском Союзе. Признаться, я уже сбился со счета. Но настойчивость и неотступность парней из МИ-5, казалось, не знали границ. «Почетный эскорт» сопровождал мою машину на всем пути от порога до порога.

После первых прочитанных лекций я уже заранее знал, что меня ждет при следующей встрече, будь то заседание общества молодых консерваторов, ассоциации домохозяек или какого-нибудь очередного «Клуба ротариев». Все они проходили в просторной комнате одной из местных гостиниц после плотного ужина и скорее напоминали не дружескую встречу, а дотошный допрос подследственного, причем непременно с пристрастием.

Каждый вопрос местного эрудита представлял собой своего рода развернутое политическое заявление, эдакий маленький «спич с подножкой», чтобы гость, приглашенный на заседание, непременно споткнулся. Но меня все это лишь подзадоривало и забавляло. Почти всегда в арсенале хозяев был некий обязательный набор вопросов о нарушениях прав человека в СССР и агрессивных замыслах кремлевских руководителей.

От вздорных замечаний, от язвительных реплик и каверзных вопросов «с двойным дном» я, как ни странно, не падал духом и не унывал. А приходил в какой-то нервный восторг, который, похоже, частично передавался и слушателям. Лекции порой заканчивалась дружеской попойкой далеко за полночь уже в гостиной дома какой-нибудь местной знаменитости.

В один из таких визитов после бурных дебатов вслед за проведенной лекцией я заснул лишь в третьем часу ночи в номере гостиницы.

Рано утром я возвращался в Лондон, наблюдая в зеркале заднего вида ставшую ему уже привычной картину традиционного соседства. МИ-5 не желала отставать ни на шаг. Спидометр отсчитывал милю за милей по укатанному английскому шоссе, а радиопрограмма Би-Би-Си методично напоминала время от времени о необходимости соблюдать скоростной режим. И потому я ехал не спеша, следуя доброй старой поговорке «Тише едешь, дальше будешь». Мой «Хамбер Супер Снайп» плавно плыл по автостраде, а я невольно вспомнил его предшественника — свой первый посольский автомобиль в Лондоне «Остин-А40» и ту аварию, в которую я попал в начальные месяцы своего пребывания в Англии. Хотите расскажу?

«Остин» был неважной машиной. Я ее не любил. Слабенький 37-сильный двигатель объемом всего в 948 кубиков. Скорость до 90 километров в час. Словом, типичная малолитражка начала шестидесятых годов прошлого века.

В тот злополучный день я возвращался в Лондон по шоссе М-3 со своим помощником Павлом Шевелевым из поездки на английскую военно-морскую базу в Портсмуте. По ветровому стеклу хлестал некрупный весенний дождичек.

Вдруг километрах в 50-ти от Лондона шедшая впереди машина резко затормозила. Я рефлекторно взял влево, чтобы обойти ее. А там бетонная плита. Передок «Остина» — в лепешку. А мой помощник — носом в щиток.

Я выбрался из машины и, как водится в таких случаях, клял на чем свет стоит не столько себя самого, сколько злополучное английское левостороннее движение.

Впрочем, я отделался лишь царапинами, а вот Павла с разбитым носом и сотрясением мозга, но в остальном целого и невредимого, пришлось везти на попутной машине в ближайшую больницу. Ей оказался госпиталь Королевской военной академии Сандхерст.

Эта знаменитая академия была создана после войны на базе Королевского военного колледжа, открытого еще в 1802 году. Для интересующихся замечу, что в нее принимается преимущественно младший офицерский состав, в том числе иностранцы. А продолжительность учебы может быть различной в зависимости от выбранного курса и составляет от 44 недель до 2 лет. Среди слушателей Сандхерста было немало известных британцев: премьер-министр страны сэр Уинстон Черчилль, автор «бондианы» писатель и разведчик Ян Флеминг, киноактер Дэвид Нивен.

Теперь же медицинскую комиссию в госпитале королевской академии пришлось пройти двум русским разведчикам. Дежурный врач обработал Паше раны, наложил с полдюжины швов и сделал укол, предварительно смазав кожу спиртом. Мой напарник тут же уловил в воздухе знакомый запах. На столике перед ним стояла бутыль с медицинским спиртом.

— Доктор, после этой страшной аварии голова просто раскалывается, — пожаловался он врачу. — Налейте нам с другом по паре капель для расширения сосудов.

Англичанин внимательно посмотрел на разбитое Пашкино лицо, на мой довольно жалкий вид. Не произнеся ни слова, вынул из шкафа пару мензурок, поставил их на стол и вышел из кабинета. Широкий жест лечащего врача мы не могли не оценить. Тут же разлили спирт в медицинские емкости и разом осушили их за здоровье друг друга. Крякнув от удовольствия, Паша захотел добавки. Мы налили по второй. За английскую медицину выпили третью. Когда врач вернулся в кабинет, склянка со спиртом была пуста. Такого нахальства от нас он явно не ожидал.

— Заберите этих русских с глаз моих долой! — Гневно скомандовал он дежурной сестре. — Вызовите такси. Пусть их отвезут домой. Они в состоянии шока.

В тот день британское здравоохранение оказало нам посильное внимание и квалифицированную помощь.

Несчастный случай на дороге помог мне усвоить еще одну характерную черту англичан. Они всегда готовы прийти на помощь даже незнакомому человеку. И чем затруднительней окажется положение, в которое вольно или невольно попадет человек, тем больше участия проявят они к нему.

Разбитая машина еще дымилась у обочины, когда уже нашлись люди, готовые съездить за механиком в ближайшую автомастерскую и подвезти нас в клинику. О нас позаботились так, будто мы были, по меньшей мере, чьими-то ближайшими родственниками.

Мы вернулись в Лондон поездом. А страховой агент потом долго не мог понять, зачем мне нужно было восстанавливать машину. Ведь по страховке мне выплачивали почти полную ее стоимость, и можно было без труда купить новенький «Остин».

Англичанину было невдомек, что, списывая разбитый вдребезги автомобиль, мне пришлось бы доложить руководству, что в первые же месяцы работы я умудрился разбить служебную машину. Такое начало не сулило похвалы, и мы с Пашей решили промолчать. Через неделю «Остин» уже был восстановлен. Моя репутация была спасена. Проездив несколько месяцев на отремонтированном «Остине», я устроил его продажу и купил себе «Хамбер Супер Снайп» третьей серии.

Это была отличная машина. 3-литровый 120-сильный 6-цилиндровый двигатель, дисковые тормоза, комфортабельный салон, стильный внешний вид, скорость в 150 километров в час. Для начала шестидесятых годов XX века это были весьма неплохие параметры. Многие специалисты тех лет считали «Хамбер Супер Снайп» лучшим английским серийным автомобилем.

Замечу, между прочим, что «Хамберы» впервые появились на дорогах Великобритании еще в 1868 году. Правда, сначала это были велосипеды. Этот двухколесный транспорт, произведенный на заводах Томаса Хамбера в Шеффилде, а затем в Ковентри и Бистоне буквально заполонил дороги страны. Ну а в 1899 году из ворот завода в Бистоне вышел первый автомобиль — «Фаэтон» мощностью в три с половиной лошадиные силы.

Первые «Хамбер Супер Снайпы» появились на дорогах накануне Второй мировой войны, а их последняя пятая серия вышла незадолго до поглощения компании американским автомобильным гигантом «Крайслер» в 1965 году.

«Хамбер Супер Снайп» третьей серии я выбрал себе сам. Цена машины была приемлемой, и не вызвала возражений в бухгалтерии посольства. Шесть цилиндров мощного движка Хамбера задавали на дороге вполне приличную скорость.

Но от «хвоста» на шоссе отделаться совсем не просто.» Наружка» меня не отпускала. Ребята с Керзон стрит, — лондонской резиденции британской контрразведки, — знали свое дело совсем неплохо. Мной тогда вплотную занимались сотрудники сразу двух из шести отделов МИ-5. «Топтуны» из службы «наружки», из Отдела А. Под его крышей находились и управление делами, и юридическая служба, и научно-технический отдел, и архив, и политики-аналитики, и «топтуны». Возглавлял этот отдел ветеран МИ-5 подполковник Малкольм Камминг.

Вторым и главным моим «опекуном» в МИ-5 был Отдел Д. Его ребята непосредственно занимались нашей страной. Он включал в себя четыре секции. Секция Д1 занималась исключительно ГРУ и КГБ. Д2 — Китаем и странами Вашавского договора. ДЗ — осуществляла исследования, готовила разработки и проводила анализ. Д4 — вела агентурную работу.

Самой важной и многочисленной была, естественно, секция Д1. Она объединяла три основные направления работы. Направление А включало контрразведывательные операции. Направление В — работу «в поле», а направление С — операции против нашего посольства в Лондоне. Курировал Отдел Д второй человек в МИ-5 и правая рука шефа, сэра Роджера Холлиса, — Грэм Митчелл. Оба пришли в контрразведку до войны. Холлис тогда занимался коммунистами, а Митчелл — фашистами. В 1956 году они стали генеральным директором и заместителем генерального директора МИ-5 соответственно. И оставались на своих должностях до 1965 года. Это они провели в контрразведке реформы, которые назрели и отказ от которых в первые послевоенные годы привел к кризису доверия.

Напомню, что в 1946 году тогдашний победитель на парламентских выборах новый премьер-министр Великобритании лейборист Клемент Эттли назначил на должность Ди-Джи, то есть генерального директора МИ-5 сэра Перси Силлитоу. Тот всю жизнь проработал констеблем в южно-африканской полиции и не имел не малейшего представления о контрразведке.

В итоге в ближайшие два-три года престиж МИ-5 в высших эшелонах британской власти оказался значительно поколеблен, а после бегства в СССР Гая Берджесса и Дональда Маклина вообще опустился до низшей отметки. Но левые силы, похоже, такое положение дел даже устраивало. Для них МИ-5 всегда ассоциировалась со слежкой и выявлением неблагонадежных, с хитроумными провокациями вроде сфабрикованного службой безопасности накануне парламентских выборов 24-го года письма Зиновьева английским коммунистам.

Публикация той фальшивки, призывавшей разжечь огонь пролетарской революции на Британских островах, помогла консерваторам выиграть выборы и надолго похоронить честолюбивые планы создания первого в истории страны лейбористского правительства.

Назначение Клементом Эттли аутсайдера на пост Ди-Джи должно было по его замыслу помочь очистить британскую службу безопасности от патологической ненависти к левым. Это оказалось на руку не только лейбористам, но и нам. Ведь службу в МИ-5 оставили многие отличные профессионалы, не сумевшие найти общего языка с лейбористом-полицейским.

Ушел из МИ-5 ее зам Гай Лиделл, которому многие прочили кресло шефа. А ведь никто лучше него не знал коммунистическую сеть в Великобритании. Хлопнул дверью и полковник Тар Робертсон, руководитель отдела, который в годы войны провернул ставшую хрестоматийной операцию «Даблкросс». Операцию, в рамках которой МИ-5 перевербовала четыре десятка немецких агентов и организовала через них поставку в Берлин хорошо продуманной дезинформации, спутавшей абверу все карты.

Никак не мог сработаться с сэром Перси Силлитоу и Дик Уайт, возглавлявший в ту пору основной отдел службы — отдел В, занимавшейся непосредственно контрразведкой. Он тоже собирался подать в отставку, не находя в себе сил работать с руководителем, мало разбиравшемся в порученном ему деле. Но преданность Секретной службе Ее Величества все же взяла верх.

В 1953 году, когда левые силы проиграли выборы в парламент и премьер-министром страны вновь стал Уинстон Черчилль, Дик Уайт получил от него полномочия навести порядок в британской контрразведке. Он стал ее руководителем. Человек опытный и сведущий в делах вверенной ему службы, Дик Уайт ознаменовал свое назначение на пост Ди-Джи крутой реорганизацией службы.

Он заложил в ней ту структуру, которую три года спустя окончательно внедрил его приемник Роджер Холлис. Был, в частности, упразднен неактуальный более отдел по военному взаимодействию, зато был создан новый — кадровый. Именно в этом новом отделе В создавалась более надежная система подбора и расстановки кадров, а также контроля за персоналом, работающим с государственными секретами. Система, не допускающая или хотя бы сводящая к минимуму возможность вражеского проникновения в британские секретные службы, режимные министерства и ведомства.

До тех пор такая система контроля в стране отсутствовала. Не было ее и в разведке. Уайт и Холлис начали с главного. Они приступили к созданию структуры строгого отбора и проверки кадрового состава. Структуры, которая, словно сито, отсеивала бы из числа претендентов на секретную работу тех, кто имел слабости к наживе и спиртному, сексу или политическим авантюрам. Словом всех потенциальных рекрутов для разведки противника.

Уайт и Холлис знали, что в Великобритании по-прежнему работает советская разведывательная сеть. Их нововведения должны были серьезно испортить нам жизнь. Так и произошло. Перемены на Керзон стрит не могли не почувствовать ни мои коллеги, работавшие на английском направлении, ни я сам. Нам противостоял серьезный и достойный противник, недооценивать которого было никак нельзя.

Однажды Стивен Уард спросил меня:

— Юджин, что бы сделали у тебя в стране с человеком, который дружит с англичанином?

Я не стал ничего выдумывать и ответил напрямик:

— Рано или поздно его бы вызвали в КГБ. А почему ты спрашиваешь, разве здесь иные порядки?

Стив, казалось, был удручен таким ответом и по-мальчишески горячо и наивно заявил:

— У нас нет политического сыска. И у вас его не должно быть. Вы же на весь мир заявили о своих благородных целях. Их нельзя добиваться грязными методами.

Я не стал спорить с Уардом и постарался сменить тему разговора.

Через несколько дней Стивен неожиданно вернулся к этому вопросу.

— Ты был прав тогда, Юджин, — сказал он. — Меня приглашают сегодня на беседу в контрразведку.

— Дело обычное, — постарался успокоить его я. — Сходи, послушай, что тебе скажут. Это даже интересно. Потом расскажешь.

Вечером мы встретились у Уарда дома, и Стив возбужденно делился со мной впечатлениями о состоявшейся встрече.

— Этот мистер Вудс оказался милейшим дядькой: корректный и предупредительный на удивление. Он без конца расспрашивал о тебе. Но дал понять, что наши с тобой отношения у них не вызывают беспокойства. Они даже рады, что русский и англичанин запросто друг с другом проводят время. Правда, их интересовало, что именно ты пытаешься узнать от меня. Но я их успокоил. Сказал, что ты не такой дурак, чтобы лезть ко мне с коварными расспросами. На том мы и разошлись.

Уард показал мне пропуск в здание Министерства обороны страны, где состоялась его встреча с сотрудником британской контрразведки. На небольшом клочке желтой канцелярской бумаги стояло время встречи, номер комнаты и фамилия вызывавшего.

— Сохранил, как сувенир, — с усмешкой сказал Стивен. — Хочешь, подарю?

Я взял у Стива этот клочок бумаги. А в посольстве подшил его к отчету. Так бланк, наверное, перекочевал в Центр, где, возможно, до сих пор покоится в одной из папок архива ГРУ.

Как я узнал позже, с Уардом в секретной службе Ее Величества работал «мастер подвоха» полковник Кит Вагстаффе. Он представлялся под оперативным псевдонимом «мистер Вудс». В МИ-5 надеялась склонить доктора Уарда к сотрудничеству. Этот проект с треском провалился. Уард лишь притворялся, что готов работать на МИ-5. И «господин Вудс» сначала поверил этому. Но через некоторое время полковнику стало ясно, что доктор Уард его водит за нос. Правда, было уже поздно.