Гонки со смертью

Глава 20

Я услышала щелчок в замке и обернулась полотенцем. Джесси появился на пороге номера мотеля с мексиканской едой. Пахла она превосходно.

Ветерок из кондиционера обдувал мои мокрые волосы. В мотеле «Южнобережный» имелось все необходимое для ночевки — горячий душ, поистине королевская постель, доступ к высокоскоростному Интернету и возможность уединиться. Это и называлось «смотаться подальше».

Я облачилась в белую футболку и джинсы. Джесси поставил еду на журнальный столик. Я поблагодарила его, схватила вилку и накинулась как волчица на все это острое, соленое и жареное — хорошее начало для моей диеты беременной. Я наворачивала за двоих, забыв, что мой Марлон Брандо сидит напротив.

Впрочем, Джесси успел положить себе что-то на тарелку. Ел он не так жадно, как я, и разглядывал разбросанные на столе бумаги и компьютерные распечатки.

— Ну, как идут дела? — спросил он.

— Салли Симада пошла к главному редактору пробивать статью.

Салли была репортером выходившей в Санта-Барбаре газеты «Ньюс пресс». Я рассчитывала на ее обаяние, пробивную мощь и честолюбие и при удачном стечении обстоятельств ждала появления своей статьи об убийствах на вечере одноклассников в пределах двух дней. А уж потом могла бы распространить материал через другие газеты и Интернет.

— В крайнем случае она возьмет у меня интервью для собственной статьи. А еще я отправила сообщение в офис доктора Кантуэлла в Чайна-Лейк. А вот у Валери по-прежнему не отвечает телефон, и это меня беспокоит.

Он смерил меня внимательным взглядом.

— Отложила бы ты это в сторону на время. Поешь, поваляйся в постели, отдохни. Брось на сегодня все заботы.

— Ладно. Только щелкни выключателем, а то я не дотянусь.

Он посмотрел на мой ноутбук:

— Ну а как с писаниной? Что-нибудь продвигается?

— Еще как продвигается!

Я подхватила свою тарелку, пересела за стол и принялась рыться в файлах. Джесси тоже подъехал.

— А это что такое? — спросил он.

Моя улыбка источала злорадство.

Он почитал на мониторе текст.

— Ты не шутишь?

— Нет. А ты считаешь, Тейлор этого не заслуживает?

Поставив свою тарелку на колени, он придвинул ноутбук к краю стола и принялся читать вслух:

— «Дорогая миссис Боггс! Благодарим Вас за предложение по изданию каталога сексуального белья, полученное нами для рассмотрения от Вашей кузины, действовавшей от Вашего имени».

Джесси не верил своим глазам.

Я кивнула на экран:

— Ну, здорово я изобразила шапку крупного издательства? Обожаю такие трюки!

Джесси продолжал читать:

— «Предоставленные Вами фотографии весьма пикантны и натуральны. Мы готовы согласиться, что сексуальное белье является насущной необходимостью для физического и духовного здоровья нации. Но к сожалению, Ваша книга не вписывается в наш текущий издательский план. Выпуск в печать художественных фотоальбомов предполагает значительные расходы, к тому же габариты…»

Джесси заморгал.

— Да, я согласна, здесь нужно употребить другое прилагательное. — Я удалила слово «громадной». — А какой тогда? Колоссальной? Гигантской?

— Гаргантюанской.

— О! Молодец! — Я напечатала.

— «…габариты Вашей гаргантюанской задницы не позволяют нам выпустить это издание в формате настольной книги. Даже самой большой. Мы рекомендовали Вашу книгу нашему родственному изданию „Скотоводческое ежеквартальное обозрение“, где коровьи размеры являются необходимым и обязательным условием для любого выпуска и…»

— Сотрем «коровьи»! — Я удалила слово и напечатала «говяжьи».

— Правильно, так будет лучше — обиднее звучит, — рассмеялся Джесси. — Ну а как ты собираешься это послать? Ты же подписала издательство нью-йоркским адресом.

— Индекса Манхэттена с нее будет вполне достаточно. Как будто это твой кузен отправил. Он ведь у тебя, кажется, большой шутник?

— Да в общем-то сойдет. Я позвоню ему.

— Вот и отлично!

Джесси придвинул к себе клавиатуру и напечатал последнюю строчку:

— «В завершение мы хотим похвалить Вас за безупречную корректуру».

Я чмокнула его в щеку и встала. Он взял меня за руку.

— Ты никогда не теряешь равновесия. Тебе это известно?

— Это как? — удивилась я.

— Тебе под силу любое дело, и тебя невозможно опрокинуть. Иногда ты бываешь агрессивной, но на ногах всегда стоишь твердо.

— Говорят, это признак ослиного упрямства.

— Ты даже умудряешься справиться с таким циничным занудой-женихом, как я.

Я улыбнулась:

— Ты мне все-таки больше представляешься интеллектуально развитой задницей.

Он потянул меня за руку.

— Спасибо тебе! За все!

Эти слова, эта тихая улыбка и смирение в голосе подействовали на меня так, словно я получила сковородой по роже.

— Детка!

Я потащила его на диван, он пересел ко мне, и я погладила его по щеке.

— Это я должна тебя благодарить. За тот сказочный дар, что ты преподнес мне.

Мы завалились на диван лицом друг к другу.

— Да я только рад! Но хочу, чтобы ты знала. Я благодарен тебе за то, что ты принимаешь меня таким, какой я есть. И за то, что ты поехала со мной сюда.

— Принимать друг друга такими, какие мы есть — по-моему, это и является настоящим супружеством.

Он убрал волосы с моего лица.

— А звучит-то страшновато, правда?

— Да не то слово!

Улыбнувшись, он перекатился на живот и оперся на локти.

— Нет, ну надо же! Наши гены в новой оболочке. Невероятно! — И бегло оглядел меня: — Готов предсказать, что там обязательно будут веснушки.

Я тоже оглядела его:

— Голубые глаза. Длинные ноги.

— Воображение твое.

— И твоя непреклонность.

— И твоя смешная манера плакать в конце фильма.

— Ну и нет в этом ничего смешного, просто сердечность. А вот твое неумение чувствовать моду — да.

— Какой-то робот-терминатор вызывает у тебя слезы. Это смешно. А что не так с моим умением чувствовать моду?

Я задрала его рубашку — из-под джинсов выглядывали трусы.

— Ты прав — это не просто неумение, а прямо беда какая-то.

— Рот твой.

— Нет, твой.

Мы посмотрели друг на друга, и он расхохотался.

— Да, это просто кошмар какой-то, — сказала я.

Он прижался щекой к моему животу и прошептал:

— Привет, малыш! Это твой папа!

Такие моменты трудно забыть.

Когда на небе показались звезды. Койот выбрался по пожарной лестнице на крышу шлюхиного дома. Крыша была убогая — дешевое покрытие из обсыпного толя, так и скрипевшего под ногами. Присев на корточки, он задрал лицо к небу и какое-то время слушал уличный шум. В воздухе носился металлический запах автомобильного выхлопа.

Он знал, что́ ему надо сделать — убрать последних четверых. Он бы занялся и остальными, но эти четверо колючкой сидели в заднице всего проекта. Прикончить их означало остановить утечку. Выровнять весы. Тогда проект будет чист. И он хорошо знал, как подойти к этой проблеме.

Одно имя напрашивалось на ум в первую очередь. Эта женщина была отправной точкой, одной из тех, кто пустил его жизнь под откос. Чтобы начать охоту, информации вполне хватало. И судя по этой информации, Валери Скиннер являлась бесценным экземпляром.

Он поскреб ногтями по шершавой кровле, нарисовав отметины когтей. Так делали индейские шаманы, жившие в древней пустыне. Изобрази свою охоту, высеки ее на камне — как он высек на обгорелой плоти Бекки О'Кифи, — и ты привлечешь к себе удачу.

Койот посмотрел вниз. Перед домом остановилась машина — кроваво-красный «камаро», — и из нее вылез человек. По его дерганым крысиным движениям Койот понял, что это сутенер.

По пожарной лестнице он быстро спустился в квартиру и начал собираться. На лестничной клетке послышались шаги, потом сутенер постучал в дверь. Койот не обращал внимания на этот стук. Он смотается отсюда, как только этот человек уйдет. Далеко бежать не обязательно, но уйти нужно — пока останки Ванды не начали вонять. Койот знал, куда пойдет. Он выглянул в окно. Вот он, Голливуд, — там его дом. Много лет прошло, настало время побывать дома.

Энджи Делани подъехала к дому, когда стемнело. Она чувствовала себя усталой — вконец вымоталась на работе. Только беспокойство за дочь никак не покидало ее. Впрочем, она знала, что Фил все держит под контролем, и уже одна только эта мысль согревала и успокаивала. Фил, конечно, изрядный сукин сын, но это ее сукин сын!

Энджи потянулась к соседнему сиденью за сумкой и заметила на полу мятые листочки бумаги. Она подобрала их, сообразив, что они, должно быть, вывалились из рюкзака Эван, и сокрушенно вздохнула. Ну что за короткий наезд? Принеслась и унеслась как ураган. Впрочем, чего ж удивляться? Это же ее дочь — вся в отца.

Ее охватило острое чувство одиночества. Как же иногда не хватало детей! Она никак не могла смириться с тем фактом, что они выросли и разъехались кто куда. Энджи разгладила листочки и разложила их на коленях.

Она улыбнулась, увидев почерк Эван. Список покупок. А вот еще какая-то казенная бумага с выдержками из судебного дела. А вот квитанция из аптеки.

Она просмотрела глазами чек и замерла. Тест для определения ранних сроков беременности.

Энджи побежала в дом звонить бывшему мужу.

Океан светился изнутри синим электрическим светом. Я плыла неизвестно где. Волны накатывали на берег и разбивались о песок. У кромки воды стоял Джесси.

Вот он стоит, и ветер ерошит его волосы, залепляя глаза. Он ждет меня, а я не могу выбраться на сушу, потому что не в силах двигать ногами.

Позади я слышу звук бурлящей воды и оборачиваюсь. Поверхность океана за моей спиной зияет тремя рваными полосами. Я пытаюсь плыть быстрее, чтобы удрать от этих когтистых следов, принадлежащих невидимому чудовищу.

Но руки словно ватные. Я зову Джесси, но мой голос поглощает рев океана. А страшные рваные полосы приближаются. Вода под ними становится прозрачной и словно прорезанной набухшими синими жилами.

«Ты хочешь что-нибудь сказать?» — бьется у меня в мозгу. Я кричу пронзительно и протяжно. И Джесси видит это. Он бросается в воду и борется с волнами. Окунув голову, мощными рывками плывет ко мне. А бурлящие следы чудовищных когтей на воде теперь уже не синие, а черные. Я слышу дикий хохот и протягиваю руку навстречу Джесси. Он совсем близко, всего в нескольких дюймах, и вдруг невидимые когти разрезают воду прямо над его головой.

Я дернулась и проснулась. Руки мои комкали простыню, и казалось, будто грудь придавило бетонной плитой. На потолке мелькали блики от телевизора. Страшный сон застрял в голове, повис, словно крик ужаса. Я повернулась и пошарила рядом с собой, ища Джесси.

Но его в постели не было. Я поморгала, пытаясь настроить зрение. По телевизору шли новости — репортаж с борта вертолета: снятые с воздуха проселочная дорога, рощица и «вольво» Бекки О'Кифи. Потом показали фотографию Бекки с Райаном на коленях. Он прижимался к ее груди и блаженно улыбался, как улыбаются младенцы, не знающие ни боли, ни страха. Я лежала не двигаясь и чувствовала себя слабой и беспомощной.

Джесси сидел за моим компьютером. Я встала и спросила:

— Не можешь уснуть?

Он ударил по кнопке на клавиатуре.

— Сейчас шесть утра. Ты вырубилась в одно мгновение.

Теперь я и сама заметила сероватый брезжащий свет, пробивавшийся из-под занавесок. Я обняла Джесси за плечи, теплого, лохматого, и поцеловала в макушку. Потом посмотрела на монитор и застыла.

— Откуда это пришло?

— От твоего отца.

— Ч-черт!

Он убрал руки с клавиатуры.

— Ты просто смотри. Не теряй присутствия духа.

Я села. Он переключил ноутбук на видео, искоса глянул на меня и нажал кнопку «пуск».

Дергаясь и подпрыгивая, как при обычной домашней видеосъемке, камера двигалась через комнату. Стандартная гостиная, с мебелью из ИКЕА на заднем плане. Яркий свет из окна засветил объектив, и изображение пропало. А когда возобновилось, человек с камерой уже стоял перед креслом и наводил объектив на сидящую в нем женщину.

— Дана, — прозвучал нежный мужской голос, — хочешь поздороваться?

Я вцепилась в край стола.

— Боже!

Джесси обнял меня за плечи.

— Ее муж снимал это видео и передал его твоему отцу.

Изображение сфокусировалось на лице женщины. Это была Дана Уэст. Вернее, то, что от нее осталось.

Она сидела в кресле скукоженным маленьким комочком. Камера держала в кадре только лицо и плечи, но не могла скрыть чудовищных спазмов, сотрясавших ее руки и ноги. Она была истощена до предела, голова — обтянутый кожей череп. Весила она килограммов сорок, а то и меньше, и напоминала какую-то бесформенную игрушку. А еще она смеялась.

Потом губы ее страшно ощерились, зубы выдвинулись вперед, и из-за них, как слизень, высунулся язык. Она махнула рукой перед камерой и крикнула:

— Привет!

Звук этот больше походил на вопль попавшей в капкан кошки. В объективе снова показалась ее рука со скрюченными пальцами. До меня наконец дошло, что так она, оказывается, машет в камеру.

За кадром снова раздался голос ее мужа:

— Милая, ты хочешь что-нибудь сказать?

Взгляд ее блуждал по потолку. Один зрачок нормальных размеров, другой сильно расширен. Черный и влажный.

На этом кадре Джесси остановил видео в прошлый раз, теперь же оно продолжалось.

Дана смеялась. Эти гортанные звуки, казалось, никак не были связаны с ее мыслями, движениями или эмоциями. Я судорожно сжимала край стола.

Мужчина нежно обратился к ней:

— Дана, ты помнишь, как мы упражнялись?

На мгновение мне показалось, что она ничего не осознает. Но постепенно я с ужасом понимала, что она находится в ясном уме. Взгляд ее перестал блуждать, и Дана направила его прямо в камеру. Она продолжала трястись и дергаться, извергая из себя этот гортанный смех, но тем не менее с усилием поднесла скрюченную руку к лицу. Рот ее открылся, и она снова издала утробный крик попавшего в капкан животного.

— Привет, доченька! — Она перевела дыхание. — Мамуля любит тебя!

Она хлопнула себя кулаком по губам и послала воздушный поцелуй. Потом камера выключилась, успев показать последний кадр, где Дана уронила руку на живот. Его размеры не оставляли сомнений — Дана была беременна.