Когда трое полицейских появились на лужайке досугового центра, я разговаривала с Бекки О'Кифи. Разложив на столе карманный фотоальбом, она показывала мне фотографии своего двухлетнего сына.
— Он такой непоседа, настоящий метеор. — Она улыбнулась, лицо ее сияло. — А ты правда написала три романа? Как это здорово! Молодец!
— Спасибо.
— Нет, правда здорово, когда человек может заниматься любимым делом. Вот как я, например, своим рукоделием.
Футболка Бекки, плотно облегавшая ее могучий торс, была расшита вручную яркими аппликациями. Даже обложка фотоальбома пестрела чрезмерными украшениями. Сидевший рядом со мной Джесси играл в «виселицу» с Трэвисом Хэнкинсом. При упоминании о рукоделии он не оторвался от игры, но улыбнулся. Я взяла у него карандаш, начертила клеточки и вписала в них — «любимое занятие».
Полицейские остановили какого-то человека в фирменной школьной бейсболке, и тот указал им на спортплощадку. Там, занятые оживленным разговором, стояли Уолли и Эбби. Их девочки неподалеку лазили по детским турникам.
Бекки перевернула очередную страницу.
— Райан — крупный мальчик для своего возраста. А ты как считаешь?
— Он очень мил. Похож на…
— На Уинстона Черчилля, я знаю. — Она добродушно рассмеялась. — Как и я.
Полицейский заговорил с Уолли. Тот изменился в лице, и Эбби взяла его под руку. Потом в сопровождении копов он пошел к выходу, низко опустив голову, бледный и перепуганный.
Эбби тревожно смотрела ему вслед, ее белокурые волосы развевались на ветру. Потом она заметила меня, прикрыла рукой рот, и плечи ее затряслись от рыданий.
Я вскочила, дернув Джесси за руку. Он оторвался от игры и встревоженно посмотрел на меня.
— По-моему, что-то стряслось. — сказала я.
В пяти милях от Чайна-Лейк я съехала с шоссе на обочину, на площадку для дальнобойщиков. Мне, конечно, не терпелось убраться подальше от этого города и преодолеть все двести миль на одном дыхании, но надо было заправить бак, а ближайшая бензоколонка ожидалась только через шестьдесят миль.
На автостоянке отеля мне почему-то вспомнились кадры из фильмов-катастроф, когда люди лихорадочно заталкивают в машины барахло и улепетывают на полной скорости, спасаясь от надвигающейся лавины. Жителям Чайна-Лейк улепетывать было некуда, и они, как я поняла, начали запасаться патронами и срочно обзаводиться собаками бойцовых пород.
Ветер бился о машину, на синем небе нещадно палило солнце. Я залила полный бак и взяла свой кошелек:
— Пойду куплю чего-нибудь попить.
Джесси приветствовал эту идею, подняв большие пальцы обеих рук.
Я направилась в придорожное кафе. Скользящая дверь открылась передо мной. Внутри охлажденный кондиционером воздух вылетал в окно. Буфетчица за стойкой смотрела по телевизору матч по рестлингу.
— Чего желаешь, детка? — спросила она.
— Две бутылки воды и пару бургеров с собой.
Она бросила гамбургеры в грильницу, а я пока решила наведаться в дамский туалет. Из головы не выходило перепуганное и расстроенное лицо Эбби. Сиси нашли убитой в зубоврачебном кабинете Уолли — это все, что я знала. Я склонилась над раковиной и сполоснула лицо холодной водой, потом посмотрела на себя в зеркало.
У меня за спиной стояла женщина, через мое плечо разглядывая мое отражение.
Я замерла. Я не видела, чтобы открывалась дверь, не слышала ее шагов по скрипучему полу. Она прислонилась спиной к стене и смотрела, изредка медленно моргая, как сиамская кошка.
— Да ты умывайся. Не обращай на меня внимания, — сказала она.
С моего мокрого лица капала на пол вода. Она вытянула из стойки бумажное полотенце и протянула мне.
Я вытерла лицо и руки.
— Ну здравствуй, Джекс.
— А чего ты так удивляешься?
— А чего ты разыгрываешь тут представление?
— Милая моя, мне сорок четыре года, и я дожила до этого возраста только потому, что знаю, когда разыгрывать представления, а когда нет.
Я смотрела на ее отражение в зеркале. Облегающая черная майка без рукавов казалась нарисованной. Свободные брюки оставляли простор воображению, но балетную осанку скрыть не могли. В ушах и на левой руке сверкали бриллианты — каратов по шесть, не меньше. На ее смуглой коже они смотрелись эффектно.
Мало кого из женщин можно было бы встретить в засиженной мухами придорожной кафешке в дорогуших туфлях от «Катерпиллар» и бриллиантовом гарнитурчике тысяч на пятьдесят баксов, но Джекс отродясь не походила на других женщин. При ней не было кобуры, но я знала, что она вооружена. Впрочем, в этом не имелось нужды — любого, кто вздумал бы связаться с нею, она смогла бы убить и голыми руками.
Я сразу же догадалась, что эта встреча с Джакартой Риверой не обещает мне ничего хорошего.
Она смотрела на меня с отчужденной холодностью топ-модели, потом подошла, взяла мою левую руку и взглянула на безымянный палец.
— Слушайте, вы когда-нибудь собираетесь завязать узелок? Чего резину тянете? Эта ваша неопределенность меня просто убивает.
— Лучше скажи, какими судьбами. Что здесь делаешь?
— Я привезла тебе свадебный подарок. Вот, жду веселья. Надо же наконец размять онемелые ноги.
— Послушай, а Тим, случайно, не ждет тебя на улице в машине и не допекает ли сейчас бедного Джесси такими же глупостями? — Я оглянулась на дверь и не удивилась бы, окажись та заперта. — Может, ты насчет своих подшивок?
Уже девять месяцев некий толстенный конверт лежал в моем личном депозитном ящике. В нем содержались документы, убедившие меня, что Джекс и ее муж Тим Норт оказались именно теми, за кого себя выдавали, и действительно занимались тем, о чем говорили: ЦРУ, британская разведка и так называемая частная работа. То есть убийства по контракту.
— Нет, совсем по другому поводу, — сказала она.
Я уже знала, чего они от меня хотят — написать за них мемуары. На самом деле им нужно было другое, но конверт они мне все-таки доставили. Я подозревала, что они используют меня в качестве «могилы», то есть места, где можно хранить раздобытые разными путями документы, необходимые им для самозащиты или шантажа. Я хорошо знала, что обладание такими документами грозит всем нам тюрьмой, но вернуть бумаги не могла. Не могла, потому что Джекс и Тим куда-то надолго сгинули, словно растворились в воздухе.
Но этот конверт был также главной разменной фишкой в нашей негласной сделке. И для них, и для меня. Я могла продать его их врагам, что означало бы для Джекс и Тима смерть. Возможно, я навредила бы таким образом и самой себе — ведь когда-то мне бы за это пришлось расплатиться. А они могли бы, при желании, пытками выудить мой ключ от депозитного ящика, вернуть себе документы, а меня прикончить.
Такое вот забавное равновесие сил в игре, которую они мне навязали.
— А может, нам посидеть в баре? — предложила я. — Так сказать, в тесном семейном кругу. Рестлинг по телевизору посмотрим.
— Нет, в баре мы сидеть не будем. Тебе надо срочно поговорить с твоим дружком из полицейского управления Чайна-Лейк. Пусть свяжется с ФБР, с отделом исследования нетипичного поведения, и получит у них разработки.
В туалете дико воняло мочой. От этого запаха меня просто мутило.
— Ничего себе! — сказала я. — Значит, ты считаешь, эти убийства серийные?
— Убийством это назвать трудно. Скорее, мясорубкой.
Тыльной стороной ладони я провела по лбу.
— За двадцать четыре часа два убийства. Полиция уже усматривает «сериал». Так какого же черта ты здесь?
— Потому что полиция еще не подозревает, что убийца этот в прошлом работал на правительство.
— Ты хочешь сказать, что знаешь, кто он такой?
— И да, и нет.
— То есть как это «и да, и нет»? Это как понимать?
Она шагнула ко мне.
— Видишь ли, это не первые его убийства. Местной полиции понадобится помощь федералов — те могут нарыть нужную информацию в госархивах.
Я изнывала от духоты. По груди струйками бежал пот.
— А что ты называешь работой на правительство? Службу во флоте? Гражданскую службу? ЦРУ?
— Секретные службы. Это все, что мне известно.
— А имя его ты знаешь?
— Койот.
Ветер завывал за стенами здания.
— Это рабочий псевдоним?
— Да. Настоящего имени я не знаю.
— А почему ты решила, что этот человек и есть убийца?
Она смотрела на меня, прищурившись, как кошка.
— В определенных кругах этот Койот хорошо известен. Убийства, совершенные в эти выходные, носят все элементы его личного почерка, его индивидуального стиля.
Слово «стиль», употребленное в таком контексте, меня покоробило.
— О нем давно ничего не было слышно. И если он вернулся к работе, то сделал это не по чьей-то указке. Никаких тормозов, никаких сдерживающих факторов — просто его личная «маленькая» война.
— То есть ты хочешь сказать, что какой-то тренированный наемник сорвался с привязи и пустился во все тяжкие?
— Думаю, так оно и есть. — Не дожидаясь нового вопроса, она совсем уже железным тоном прибавила: — Этот человек — хамелеон. Ты мифологию американскую знаешь?
— Очень смутно.
— Так вот, в национальном индейском фольклоре койот всегда выступает как ловкий обманщик. Таков и этот парень. Он изменяет внешность и повадки в соответствии с ситуацией.
— А как он выглядит? Описать его можешь?
— Белый, лет сорока с небольшим, особых примет нет. Но это и не важно. Главное, чтобы полиция взяла его след.
— Их интересует этот парень. Но с какой стати им слушать меня?
— Келли Колфэкс разделали на куски мясным ножом. Сиси Лизэк продырявили мозг стоматологическим инструментом, и сделал это один и тот же человек. Вот это ты и скажи полиции. Тогда у них будут основания тебе верить.
В голове у меня пульсировала противная боль — где-то в районе лба, посерединке.
— Да с чего ты взяла, что они станут меня слушать?
Она смерила меня холодным взглядом, словно говорившим: «Не будь идиоткой!» Я еще раз умыла лицо над раковиной и воскликнула:
— Но они же моментально зачислят меня в список подозреваемых!
— Ты хорошо соображаешь. Значит, тебе придется действовать хитрее.
— Скажи, а почему ты так печешься, чтобы этого парня поймали?
— Убийства людей — это не игрушки. Простые люди не должны быть охотничьей дичью для какого-то взбесившегося маньяка.
— А почему ты не хочешь сама поговорить с полицией?
— Не могу. Детка, пойми: меня просто не существует!
Вот так. Вот она, наша Джекс Ривера, единственная и неповторимая королева интриги.
— Но если я обращусь к Томми Чангу, мне уже не удастся что-то утаить. Придется рассказать, кто дал мне эту информацию.
— Если ты это сделаешь, он разыщет по реестрам мое имя, но там будет ссылка только на просроченные техасские водительские права. Впрочем, он может поднять на уши кое-каких людей из моего окружения, и вот они-то захотят поговорить со мной. Без шуток. А чтобы добраться до меня, придут к тебе. Тоже без шуток. — Она повернулась к двери. — У тебя в компьютере есть веб-камера?
— Она не подключена. — Джесси заставил меня обзавестись этой штуковиной, хотя я подозревала, что ему она нужна ради забавы, а не для общения.
— Тогда подключи ее, — сказала Джекс.
— Джекс! Но почему я?!
— А ты подумай и поймешь.
Я бежала к выходу, когда меня окликнула буфетчица:
— Эй, детка! Твои бургеры!
Я взяла покупки, расплатилась и выскочила на палящий зной. Джесси, открыв дверцу со своей стороны, доставал с заднего сиденья костыли — видимо, уже не мог больше ждать.
— Я уж было подумал, что тебя укусил скорпион, — заметил он.
Сунув ему в руки пакет с покупками, я подбоченясь смотрела в сторону кафе.
Он сказал мне что-то шутливое, получил в ответ леденящий душу взгляд и поднял руки:
— Нет так нет! Я же не настаиваю. Готов даже забиться куда-нибудь под камушек и тихо там сидеть.
Еще через мгновение я услышала рычание заведенного мотоцикла. С задворок кафе выкатила Джекс и направилась прямиком к шоссейке. Машина ее ревела как зверь, набирая скорость. Мы смотрели ей вслед.
— Это, случайно, не… — спросил Джесси.
— Да-да, она самая.
— Ну, чертовка! Везде поспеет!
Я достала свой мобильник и набрала номер Томми Чанга.
Полицейское управление Чайна-Лейк располагалось в новеньком сверкающем здании из стекла и бетона на территории городского административного центра. Работа внутри кипела. Мы с Джесси ждали Томми в его кабинете. Его широкополая шляпа и пустая кобура висели на стенном крючке. Джесси, коротая время, разглядывал фотографии пятерых ребятишек Томми и еще один снимок, где сам Томми был изображен верхом на гоночном мотоцикле. Под окнами во дворе стоял расписной фургон лос-анджелесских теленовостей. Оператор, прислонившись к нему спиной, потягивал из банки кока-колу и разговаривал с репортером.
Вскоре вместе со своим начальником пришел Томми.
Я встала и протянула ему руку.
— Детектив Маккрекен.
Комплекцией он напоминал быка в старых очках с поцарапанными стеклами. Рыжие волосы давным-давно мечтали о стрижке. Рядом с ним Томми казался просто пигмеем.
Маккрекен пожал мне руку и спросил, как поживает племянник.
Я заверила, что у Люка все отлично, отметив про себя, что он ни словом не обмолвился о моем брате. Маккрекен с Брайаном когда-то не поладили. И потом в разное время Маккрекен сажал и Брайана, и меня в «обезьянник» для острастки. В общем, отношения с семейством Делани у него не складывались.
Он оперся кулаками о стол. Металл жалобно скрипнул под его весом.
— Расскажи-ка нам поподробнее о бывшем сотруднике государственных служб, который снабдил тебя информацией об этих убийствах, — сказал Маккрекен.
Конечно, Джекс могла сильно преувеличивать, когда предостерегала меня не называть ее имя полиции, но я поняла, что, если упомяну такие слова, как «ЦРУ» и «работа под прикрытием», в полицейском управлении меня поднимут на смех, а то и вовсе занесут в особый список или то и другое вместе. Поэтому решила подключить к делу обычную журналистскую хватку.
— Это мой рабочий источник. Из него я черпала информацию, когда писала свои романы о кибернетическом беспределе, о преступниках, взявших в оборот ай-ти-компании по всему побережью.
— Его имя?
— Оно не разглашается.
Маккрекен поскреб переносицу и шумно выдохнул.
— С тобой всегда было непросто.
Томми сел за рабочий стол.
— Я, конечно, понимаю, что твой источник желает остаться анонимным, но ведь речь идет о расследовании убийств.
— Я готова дать вам любую другую информацию, но только не имя.
— Ты что, в игрушки пришла сюда играться? — возмутился Маккрекен.
— Нет, сэр.
— Да на нас уже наседают все масс-медиа! Местные газеты, радио. А под окнами стоит фургон лос-анджелесских теленовостей со спутниковой тарелкой на крыше. Из Си-эн-эн звонят беспрерывно. Скоро здесь будет настоящий цирк, да и только! — Он распрямился. — Так чего же ты хочешь? Личные мотивы? Жаждешь сенсации?
Джесси потер ладонью коленку — так он всегда делал в напряженные моменты. Сохранять спокойствие было не в его характере, но вести мяч и отбить его предстояло мне.
— Нет, — сказала я. — Просто передаю информацию.
— Тогда дай ее! Ты сообщила нам лишь прозвище убийцы — Койот, — но почему-то не хочешь назвать источник, от которого мы могли бы почерпнуть что-нибудь полезное.
— Я сказала все, что знаю. Если узнаю больше, сообщу.
Он подтянул штаны.
— Ладно. Только не удивляйся, если к тебе придут из ФБР. — И повернулся к Томми: — Свяжись с их местным представителем в Бэйкерсфилде. А я позвоню в Лос-Анджелес. У них там есть местные представительства отдела по изучению нетипичного поведения и серийных убийств. — И он пошел к двери, раздосадованно качая головой. — Не понос, так золотуха!
Томми устало потер глаза.
— На самом деле он очень обаятельный дядька.
— Томми, пойми, я ведь не собиралась встревать в эти дела! Информация свалилась на меня как снег на голову. Думаешь, мне это надо?
— Я тебе верю. Но все это выглядит так… — Он поднял на меня усталый, измученный взгляд.
Разумеется, я понимала, что все это и впрямь выглядело дико и невероятно. И главное, обрушилось на его плечи.
— Ты в порядке? — спросила я.
Он кивнул.
Джесси положил руку на стол.
— А меня, знаете, что беспокоит? Остальные имена в скорбном списке.
Томми только молча посмотрел на него. За окном высоко в небе проревел реактивный самолет.
— И вот что я вам скажу, — продолжал Джесси. — Дома у меня имеется девятимиллиметровый «глок», и я держу его заряженным. Но от «глока» меня отделяет двести миль, поэтому я намерен предложить Эван поскорее смотаться отсюда и не ввязываться ни во что, даже если по дороге нас будет тормозить патрульная машина с самим Иисусом Христом за рулем. Надеюсь, это понятно?
— Да-да, ни за что не останавливайтесь, — сказал Томми. — С Иисусом я не знаком, так что «отмазать» вас не смогу.
Я встала.
— Не волнуйся. Из этого города я уж как-нибудь постараюсь удрать поскорее, и ничто меня не остановит.