Священник пыхтел — от жары и ощущения важности происходящего. Стоя перед алтарем церкви Святого Креста, он распростер руки для заключительного благословения:
— Да пребудет с вами Господь!
Раздавленные горем родственники и друзья Келли Колфэкс встали. Телекамера, установленная сзади у входа, снимала людей, потянувшихся к гробу. Священник, благословляя, осенил их знамением. Крестясь, я слышала, как он произнес: «Покойся с миром!» и «Благодарение Господу!»
Под тихое звучание органа гроб с телом Келли понесли к выходу. За гробом шел ее муж Скотти, поддерживаемый под руки родителями.
Еще ни одно торжественное богослужение не оставляло в моей душе такого тяжелого отпечатка.
На улице я первым делом прикрыла рукой глаза от яркого света. Передвижные телевизионные студии развертывали свои спутниковые тарелки и антенны. Напряжение буквально витало в воздухе над плотной толпой. Я оглядывалась по сторонам.
Где же все-таки Джесси?
Пробираясь сквозь толпу, я включила мобильник и проверила голосовую почту. Никаких новостей, только одно сообщение:
— Эв, я не еду в Чайна-Лейк. Кое-что произо… В общем, я… — Голос его звучал как-то беспомощно. — Вечером я… Нет, утром… В общем, я не знаю. Перезвоню тебе позже.
Вот так мямлить было не в его характере. Я еще раз прослушала запись и поняла, что не ошиблась насчет отчаяния и беспомощности в его голосе.
Через толпу ко мне протиснулась Эбби.
— Мать, да на тебя смотреть больно!
Она заключила меня в объятия. За спиной у нее выбирался из толпы Уолли. Он был в коричневом костюме и напоминал здоровенного пса, которого долго гоняли по жаре, а потом оставили без воды. Под глазами у него темнели круги.
— Твоя статья пробрала меня до слез, — сказала Эбби. — Как и эти похороны.
Я убрала телефон и поцеловала Уолли в щеку.
— Ну? Как поживаешь?
Он растерянно повел плечами:
— Да, в общем, нормально. А ты молодец, что приехала.
Эбби поправила на носу очки.
— На кладбище едешь?
Я кивнула, ища глазами Томми. Он и его коллеги толкались среди прихожан. Им еще предстояло вести наблюдение за толпой во время надгробного богослужения. Они попросили родных Келли оставить на могиле памятные предметы — фотографии, игрушки: надеялись, что Койот явится туда за сувениром на память о проделанной «работе».
Эбби взяла меня под руку и потащила в сторонку на тротуар. Наклонившись поближе, я тихо спросила:
— Когда уезжаешь?
— Сегодня днем. Вот только получу одну запчасть в автомагазине.
Я озиралась по сторонам. Эбби нахмурилась:
— Кого ты выискиваешь?
Я искала Джесси, хотя знала, что его здесь нет. Я надела солнечные очки.
— Томми. Он хочет выставить меня на передовую.
Мы отошли от Уолли еще на несколько шагов. В голосе Эбби звучала тревога.
— Уолли на грани сердечного приступа. Он такого навидался у себя в кабинете, пока полиция там все осматривала. Даже не знаю, как будет работать. Его же теперь туда палкой не загонишь.
Я внимательно посмотрела на нее:
— Но дело не только в этом, да?
Эбби затаила дыхание, потом плечи ее обмякли, и она выпалила:
— Да! Он страшно боится за меня и детей. Наверное, сможет немного успокоиться, только когда мы с детьми доберемся до его отца.
— Вот и отлично.
— Иногда я думаю, хорошо тебе — нет детей и ни о ком не надо беспокоиться…
Знойный ветер обдувал мое разгоряченное лицо. Я почувствовала слабость.
— Ой, Эван, прости… — спохватилась Эбби. — Я не хотела. Какая же я все-таки бываю дура!
— Нет, я вовсе не из-за этого.
Сказать ей или нет? Держать в себе было невыносимо. Вместо предполагаемой радости я чувствовала лишь душевную боль — слишком тяжела для меня эта тайна.
— А что же тогда? — спросила она.
— Да не могу я больше это скрывать. Видишь ли, я… — И тут я увидела в толпе знакомую фигуру с серебристыми прядками. — Мама?!
Она обернулась, сняла солнечные очки и полетела мне навстречу с распростертыми объятиями.
— Вот она где, моя девочка!
— Как же ты не предупредила, что тоже приедешь?
Она тискала, обнимала и разглядывала меня. Темный костюм и бирюзовая блузка смотрелись очень элегантно, но было заметно, что она сильно нервничает.
— В таких обстоятельствах я не могла не почтить память одной из твоих одноклассниц.
Она скользнула рассеянным взглядом по Эбби, явно не узнавая. Ведь в последний раз, когда она ее видела, та была, наверное, на целый дюйм ниже и килограммов на тридцать легче.
Наконец она все-таки узнала ее.
— А-а, это ты!..
В школьные времена Эбби не относилась к маминым любимицам. Из-за унции сушеной травки в кармане Эбби меня поставили на детский учет в полиции. Моя мать тогда, помнится, бушевала и щетинилась как колючка.
Эта ее потребность постоянно опекать раздражала и трогала меня в равной мере.
— Мам, вода под мостом!..
Она поджала губы и бросила на меня обиженный взгляд.
— Эбби теперь добропорядочная культурная гражданка. Даже машину умеет водить. У нее есть любящий муж и трое на редкость смышленых ребятишек. И нам всем не мешало бы брать с нее пример.
Мать только еще больше насупилась. Глаза ее потемнели и грозно сверкнули. Она буквально сверлила меня взглядом, казалось, вот-вот взорвется.
Эбби откинула со лба прядь волос и позвала Уолли. Лицо ее сияло.
— Миссис Делани, напрасно вы беспокоитесь. Я больше не оказываю на Эван дурного влияния.
Я не могла оторваться от взгляда матери. Какая-то простреливающая боль пронизывала меня — не тело, а душу. По идее, этот момент должен был оказаться одним из самых счастливых в моей жизни — радость по поводу моей беременности, которую она вроде бы должна была разделить со мной. Но выражение ее лица и эта напряженность буквально убивали меня.
Из носа струйкой потекла кровь, я почувствовала ее на верхней губе и прикрыла ладонью нос.
Мать положила руку мне на плечо:
— Откинь голову.
Эбби достала из сумочки пачку бумажных салфеток. Я принялась вытирать нос, бормоча слова благодарности.
Мать взяла меня под руку:
— У тебя всегда так от жары и низкой влажности. Давай-ка уйдем с солнца.
— Да ладно, все уже нормально.
— Ты сюда на машине приехала? — спросила мать у Эбби.
— Да. Мы собираемся на кладбище, а вы…
— Пусть Эван сядет.
Эбби перепугалась:
— Что-то случилось?
Через бумажный платок я поспешила крикнуть:
— Нет!
Мы с матерью всё смотрели друг на друга, этот затянувшийся момент казался нескончаемым. Лицо ее выражало не просто беспокойство или разочарование, а чуть ли не настоящую скорбь.
Из толпы послышался голос Томми:
— Вот ты где! А нам пора.
Он подошел и вопросительно посмотрел на бумажные платки у меня под носом.
— Ничего страшного, — пробормотала я и уж совсем сдуру прибавила: — Ты мою маму-то помнишь?
Томми с такой же дурацкой серьезностью пожал ее руку, потом кивнул на парковочную стоянку:
— Пошли. У меня в машине есть аптечка. Мы приложим тебе лед к затылку.
Но с места не тронулся, удивленно уставившись на мою руку.
Проследив за его взглядом, Эбби воскликнула:
— Бог ты мой, ну и дела!
— Да, я помолвлена, — пробормотала я сквозь платки.
— Да где же его откопали-то, такой большой? Не иначе как мотыгой в Южной Африке, — засмеялась Эбби.
Томми заулыбался:
— Прими поздравления, Рокки, от скромного детектива. Только не вздумай бить кого-нибудь этой рукой.
Эбби обняла меня и громко расхохоталась, что не очень-то вязалось со скорбной толпой вокруг.
— Черт возьми, да ты у нас просто везучая девчонка! Миссис Делани, как вам это нравится? Правда здорово?
Они с Томми повернулись к моей матери и разом притихли. Вид у нее был совсем не радостный. Да что там, прямо-таки горестный. В тот момент мне показалось, что почва уходит у меня из-под ног.
Машина преодолела подъем и покатила вниз, в сторону Чайна-Лейк. В белесом знойном мареве дорога казалась черной стрелой. На горизонте громоздились горы, отрезая землю от цианово-голубого неба. Встречный ветер приветствовал гостя, ударив в лобовое стекло. Койот облизнул губы.
И как только он упустил такую возможность? Как это могло случиться? Возможность ускользнула от него в Канога-парке. Он снова и снова прокручивал все это в голове, пытаясь выявить причину, пытаясь расплести нить за кошкой. Ведь он так тщательно все рассчитал. Загнал запуганную цель с открытого пространства в пределы досягаемости и уже готов был взять ее. Валери Скиннер сидела в том кафе совершенно одна. А потом эта Делани вызвала полицию.
Ему выпала неучтенная карта — вот почему эта возможность ускользнула. Он упустил свой шанс только потому, что забыл учесть вероятность несчастливой карты. Та бабенка из Чайна-Лейк просто обошла его. В другой раз такого допустить нельзя.
Он коснулся груди, тоскуя по амулету. Характер предстоящей охоты и крайняя важность миссии не позволили взять амулет с собой, а ведь тот всегда придавал ему уверенности.
За окном мелькали заросли розмарина и юкки. Койот продолжал размышлять. Делани выпала ему в виде несчастливой карты, но он мог обернуть это в свою пользу. В ее газетной статье содержалось достаточно фактов, свидетельствующих, что она все еще пытается выйти на след.
Зайдя на школьный сайт посещаемости, он узнал, что дети Хэнкинсов и Чангов не ходили в последнее время на занятия, остались вне досягаемости, но он чувствовал — Делани наверняка знает, где они.
Ему нужна была эта информация, и он не собирался трогать Делани, пока она не снабдит его ею. И тогда он разберется с ними со всеми. Больше он своего шанса не упустит.
Над асфальтом миражом дрожал воздух, создавая иллюзию влаги. В горле снова рождался крик. Крик Койота. Это здесь он пел свою заунывную песнь. Здесь родился. Богиня подземного мира «Южная звезда» исторгла его из себя. Он вышел из ее чрева окровавленный и обожженный, нашпигованный осколками, — вышел, чтобы начать свою охоту.
Это было давно, и вот теперь он вернулся. В последний раз. Люди, причинившие ему боль, люди, которые отказались от него и обрекли на одиночество, наконец обретут здесь заслуженную смерть. Carpe diem, canis latrans.[2] Койот не упустит своего момента и возьмет добычу за горло.