— Да… Как-то не очень хорошо вышло… Я ж его предупредить-то забыл…
— Кого? — Артём с трудом сфокусировался полуоткрытым глазом на два расплывчатых пятна. Одно из пятен было с бородой.
— О, глянь! — неподдельно обрадовалось бородатое пятно. — Говорит!
— Лежи-лежи! Тебе вредно! — приятным женским голосом сообщило безбородое.
— Так лежать или вредно? — с трудом выдавил Артём. Ему казалось, что он только что остановил головой грузовик.
— О, сарказм попёр — значит, жить будет!
— О чем… Забыл?..
— Помнишь, там в углу площади тумба такая бетонная стояла, типа афишной? Мы на неё лампу ещё ставили…
Артём хотел кивнуть, но, попробовав, сразу передумал — ощущение было такое, что голова может ненароком и отвалиться. Впрочем, Борух все равно продолжил.
— Ну так я её набил взрывчаткой, камнями, обрезками арматуры — ну, мусором всяким… Взрывчатки много ушло — все равно лишняя оставалась… Та ещё бомба вышла, да ещё и угол дома удачно взрывную волну фокусировал — как специально поставили. В общем, оружие последнего шанса. А тебя я про эту штуку предупредить и забыл — замотался… Хорошо, что ты в шлеме был… Но деваться было некуда — это твари так пёрли, что мама не горюй… Ты уж извини…
— Артём промычал что-то неопределённое — ему было не до Боруховых рефлексий. Ему казалось, что он и сейчас в шлеме, и по этому шлему несильно, но раздражающе тюкают молоточками.
— Ну, в общем, контузило тебя слегонца, ничего страшного. Зато видел бы ты, как этих матиссов об стену размазало! Представляешь — весь замок в давленых тварях…
Артём изо всех сил постарался себе этого не представлять, но его все равно замутило.
— Мантисов… — с трудом сказал он.
— Что? — Борух наклонился ниже.
— Мантисов. Матисс — это художник. Мантис — латинское название богомола. Теперь я понял, почему их так назвали…
— Ой, да пофиг, как их звали! Главное, что их больше нет! Но живучие ж твари — некоторых пришлось добивать, да не по разу! Лапки оторваны, в башке дырка — а они все дёргаются… Ну чисто тараканы!
— Слушай… — Артём потихоньку приходил в себя, — а сейчас вообще что? Ночь? День?
— Я бы сказал, утро…
— А чего вы оба тут сидите при лампе?
— Видишь ли… Тут окон нет. Ну, то есть их теперь, если честно, во всем здании нет, но тут их и не было.
— Ты чего-то темнишь опять, да?
— Ну, мы это… как бы сказать… временно утратили контроль за территорией, — смущённо признался Борух. — Там такая фигня творится, что лучше пока тут посидеть…
— Какая фигня? Боря, ну что ты крутишь, как депутат? Говори уже прямо, чего мы там опять проебали… — Артём, кряхтя как старый дед, с трудом уселся на куцем диванчике. Слегка подташнивало и голова кружилась, но, если вдуматься, все было не так плохо. Вот бы ещё…
— Выпить есть?
— А то! — обрадовался Борух. — Стратегический запас напитков мы эвакуировали при отступлении.
— Ему же вредно, у него контузия! — запротестовала Ольга. Теперь, когда зрение сфокусировалось, Артём оценил её бравый вид — разводы пороховой копоти на лице, небрежно висящий на плече стволом вниз «Винторез», лихо торчащие из-под синего берета короткие рыжие пряди и вызывающе обтянутые тонким десантной расцветки тельником особенности фигуры. Хоть сейчас на глянцевую обложку книжки жанра «крутой боевик» — кожаных шорт разве что не хватает, их так любят иллюстраторы… Но и камуфляжные штаны удивительно ловко сидели на том, что ниже талии, а шнуровка высоких светлых берцев на толстой жёлтой подмётке подчёркивала тонкие лодыжки. Ради такого зрелища, пожалуй, стоило приходить в себя. Артём почувствовал, что ему настолько получшело, что…
— Спирт солдату не только вреден, но и полезен! — веско возразил прапорщик со знанием дела. — Накось, накати крепкого для протирки извилин.
Взяв протянутый стакан, Артём отхлебнул, распробовал — коньяк, и недурной, — и немедленно выпил. Действие алкоголя на организм оказалось волшебным — резко, со щелчком, распустилось что-то до сей поры намертво скрученное в голове, мир обрёл краски, резкость и контраст. Даже головная боль исчезла, сменившись лёгким и даже почти приятным звоном в ушах. Он попробовал встать — пошатнулся, но устоял, подхваченный Ольгой под локоть. От неё слегка пахло потом, сильно — порохом и, почему-то, степной терпкой полынью и горьким миндалём.
Утвердившись на ногах, Артём огляделся в поисках автомата — без оружия ему уже было как-то неуютно. А ведь каких-то несколько дней назад у него и ножа-то не было… Калаш-весло нашёлся в углу и писатель, неловко наклонившись (Ольга снова поддержала его за плечо), подхватил его за ремень. Оттянув затвор, проверил патронник, отстегнул магазин и убедился, что он полон, защёлкнул предохранитель и почувствовал себя почти в порядке. Оставалось ещё одно важное дело.
— Борь, — сказал он тихо, немного стесняясь Ольги, — а где тут сортир?
— Тут поссать — целая войсковая операция! — сурово предупредил Борух. — В сортир по одному не ходим!
— Да что там такое, черт подери! — возмутился Артём.
— А вот ты глянь, только аккуратно… да стой ты, каску надень, придурок! И так контуженный уже…
Артём напялил шлем-сферу, застегнул ремешок, опустил противопульное стекло и потихоньку, по сантиметру открывая дверь, выглянул наружу. Туалет оказался дальше по коридору — оказывается, они сидели во внутренней комнате второго этажа. Видимо, когда-то она предназначалась для прислуги — судя по скромной отделке и дешёвой мебели, — но зато размещалась в центре корпуса здания и не имела окон. До туалета (тоже предназначавшегося прислуге) от неё буквально несколько дверей, но попасть туда было не так-то просто. Коридор выходил десятком больших окон на фасад и взрывной волной тройные стеклопакеты буквально внесло внутрь, выдрав из стен вместе с пластиковыми рамами «под дерево». Теперь все пространство было усыпано битым стеклом и перекрученными каркасами створок, но главное — оно оказалось открыто внешнему миру. За обгрызенными оконными проёмами сияло солнечное яркое утро, небо усеивали легкомысленные пушистые облачка, а на массивных мраморных подоконниках сидели вороны. Птицы были чёрные, крупные и выглядели совершёнными хозяевами Замка. Под окнами было уже изрядно насрано. Периодически то одна, то другая птица срывалась с карниза и пикировала во двор, а на её место тут же садилась, громко хлопая крыльями другая, и сразу начинала пристраиваться поудобнее, чистить клюв и гадить. Дверь, на которую неловко опирался Артём, скрипнула, и в его сторону сразу повернулись десятки клювов и чёрных внимательных глаз. Он рефлекторно потянулся к висящему на ремне автомату, дверь приоткрылась и сразу три крупных твари стартовали в его сторону как пернатые ракеты. Борух рванул Артёма назад в комнату, но самая резвая успела дотянуться клювом, звонко цокнув по шлему — за что и поплатилась, попав между косяком и дверью, которую Артём захлопнул испуганно и резко. Внутри оказались голова и часть крыла. Полуотрубленные полотном двери, они испачкали косяк кровью и перьями — писатель приоткрыл дверь на пару сантиментов и брезгливо, кончиками пальцев выпихнул птичий труп наружу. Снаружи об дверь что-то стукнулось, и он нервно закрыл её обратно, защёлкнув хлипкий внутренний замок.
— Нифига себе! Предупреждать надо — ещё миг, и в сортир мне было бы уже незачем… — Артём никак не мог отдышаться. — И давно вы в такой осаде?
— С ночи, представь себе, — ответил Борух. — После того как рванула моя закладка, мы сначала понять не могли — отбились? Нет? Потом, вроде, поняли — всё. Если кто и уцелел из этих засранцев, то повторять штурм его точно уже не тянет. Глядим — ты валяешься такой красивый, из носа юшка и глазки закатил — отволокли тебя в помещение. Потом пошли разбираться, что мы тут себе имеем — а там такая красота, что ты себе не представляешь… Видел раздавленного таракана когда-нибудь?
— А то… Я достаточно старый, чтобы помнить времена, когда таракан был лучшим другом человека…
— Так вот, представь себе — как будто сто тонн давленых тараканов вывалили на замок и площадь…
— Слушай, — Артём содрогнулся, — до туалета добраться не так просто, так что наблюю я прямо тут…
— Ладно, ладно, не будь таким нежным! Зато пахло там на удивление приятно — не говном каким-нибудь, а как будто степной травой и чуть-чуть персиковыми косточками…
— Полынью и миндалём… — растерянно пробормотал Артём.
— Да, точно! Хороший такой запах, а на вид — расчлененка во всей красе… В общем, пробежались мы по площади, дострелили то, что шевелилось — и тут попёрло… Сначала — собаки! Какая-то немыслимая чёртова прорва собак — то, что мы у собора тогда вынесли на этом фоне — вообще тьфу, стая у помойки. А вот это было да! Это было сильно! Мы с десяток положили, но где там! Насилу ноги унесли за стены. Я уж было пристроился из пулемёта их шугануть, но смотрю — они эту гадость жрут. Всю эту слизь, оторванные конечности… Кстати, прикинь — у них никаких кишок-селезёнок, они как слизни какие внутри…
— Борух! Без подробностей! — Артём бледнел на глазах.
— В общем, жрут они это все как не в себя, кто б мог подумать. Мы и прикинули — да пусть себе жрут, все убирать меньше… Мы тут как раз прикидывали, что со всем этим делать — хоть бульдозером сгребай, а тут экологичная утилизация. Так что не стал я в них стрелять, а тут и птичек прибыло, да столько, что мы в темноте чуть не обосрались с перепугу!
— Борис, за себя говори, — недовольно нахмурилась Ольга.
— Ладно, ладно — это я чуть не обосрался с перепуга, а барышня чуть деликатно не обкакалась от волнения. Потому что, когда с чёрного неба сплошным ковром опускаются чёрные птицы — от этого и обосраться не зазорно. На наше счастье они сначала тоже кинулись всю эту херню клевать — там, где собакам не достать. Так что мы успели тебя отволочь сюда и припасы кой-какие вытащить. Но вскоре они нажрались и начали на нас коситься, а потом и вовсе высунуться не давали — кидались сразу. Так что мы организованно отступили на заранее подготовленные позиции. Съебались, короче.
— И что теперь? Так и сидеть тут без воды и сортира?
— Ну, мы вообще-то ждали, пока ты оклемаешься. С твоей тушкой на руках не повоюешь, а одного бросить боязно. Так-то мы не сильно испугались — после того, что ночью было, что нам теперь птицы? Патронов только жалко — больно их дофига. Птиц, в смысле, дофига, а патронов как раз наоборот. Поиздержались мы за ночь-то…
Борух держа в правой руке штурмовую винтовку, быстро открыл левой дверь, выглянул и тут же закрыл обратно.
— Сидят, черти… — повернувшись к Артёму, спросил: — Ты все ещё хочешь в сортир?
— Я могу налить лужу в углу, но вам вряд ли понравится…
— Тогда отчего бы и не сейчас? Ничего нового мы тут не высидим… Ольга, готова?
Девушка молча кивнула и, подхватив со стола «Вал», встала у Боруха за спиной, целясь в дверной проем.
— Артём, ты контуженный, так что будешь на подхвате. Твоя задача идти сзади, нести лампу и не подстрелить нас. Доступно?
— Но…
— Всё! Работаем!
Распахнув дверь, Борух сделал быстрый шаг в коридор, уходя с линии стрельбы, и они с Ольгой синхронно «заработали» — короткими трехпатронными очередями, выбивая сидящих на окнах птиц. В коридоре закружился вихрь из крови и перьев. Синхронный шаг вперёд, хруст стекла под подошвами, дум-дум-дум Боруховского «Хеклера», пуф-пуф-пуф Ольгиного «вала», ещё шаг, упали на пол пустые магазины, клацнули затворы, дум-дум-дум, пуф-пуф-пуф… Артём смотрел на это заворожённо, как на удивительный парный танец и, опомнившись, кинулся вперёд, когда бойцы прошли уже половину коридора, встав напротив двери санузла и быстро достреливая поднимающихся в воздух птиц. Кажется, пернатое воинство растерялось от такого напора и вороны метались в простреливаемом пространстве коридора, не пытаясь напасть. Артём добежал, поскальзываясь на битом стекле до двери, дёрнул ручку и ввалился внутрь. Борух с Ольгой не стали испытывать судьбу и метнулись за ним. За закрытой дверью слышалось заполошное хлопанье крыльями и карканье, но атаковать, кажется, никто не пытался.
— Вот вы дали! — Артём обалдело потряс головой. — Я такого даже в кино не видел! Чисто балет!
— Ага, Хачатурян, танец с саблями… — сказал Борух отчего-то мрачно и странно посмотрел на Ольгу.
Он выглянул в щель приоткрытой двери — сначала одним глазком, а потом, открыв пошире, высунул голову в шлеме и огляделся.
— Кажется, мы нанесли им неприемлемые потери. Ну, или им просто остопиздело… За окнами ещё летают, но в коридоре пусто… Давай, делай свои дела, а я пробегусь на первый этаж, подтащу патронов. Ольга, присмотри тут за ним…
И Борух, не слушая возражений, выскочил в коридор, захлопнув за собой дверь. Раздался удаляющийся хруст стекла, но выстрелов не было — видимо, воронам и впрямь надоело.
К счастью, санузел оказался разделён на несколько помещений — отдельно туалет, отдельно душ со стеклянной матовой дверью и маленький предбанничек с зеркалом и раковиной. Артём, испытывая некоторое смущение, старался мочиться не слишком шумно. Он всегда ощущал неловкость при любой публичности этого процесса. Общественные туалеты с открытыми кабинками были его проклятием, и самым неприятным воспоминанием об армии был абсолютно лишённый даже намёка на уединение сортир-подиум на два десятка сидячих мест, где справить нужду можно было только в большой шумной компании сослуживцев. Всё-таки должна быть какая-то интимность в физиологических отправлениях… Когда он, с лёгким смущением на лице, вышел из туалета и направился к рукомойнику, Ольга поставила в угол автомат и непринуждённо направилась к душу, раздеваясь на ходу.
— Кто как, а я просто обязана срочно помыться! — завила она. — Постереги пока вход.
В душе зашумела вода и Артём, подняв глаза к зеркалу увидел, что она даже не прикрыла до конца и без того вполне символическую стеклянную дверь. В свете ацетиленового фонаря было отчётливо видно, что фигура у неё фантастически хороша. Особенно сзади. Нет, и спереди тоже…
Артём, покраснев как школьник, быстро помыл руки, радуясь, что вода в Замке подаётся самотёком из баков на чердаке, а не только насосом. На некоторое время их гигиена была обеспечена — пусть холодным, но водопроводом. Подхватив свой автомат, он стал спиной к душу, изо всех сил стараясь не коситься в зеркало и размышляя, специально ли Ольга не закрыла дверь? От этих размышлений его так разобрало, что, когда Ольга вышла и предложила ему самому отправиться в душ, то пришлось раздеваться, тщательно отвернувшись и испытывая некоторые неудобства. Так что холодная вода оказалась очень кстати.
Когда вернулся Борух, Артём был уже несколько более спокойным и гораздо более чистым — сожалел только, что нет свежего белья. После мытья он обнаружил, что его куртка тоже попахивает миндалём и полынью, а к майке лучше вообще не принюхиваться. Сплошной порох и адреналин. Так что сообщение Боруха, что противник полностью оставил поле боя, пришлось как нельзя кстати — можно было вернуться в обжитые помещения Замка, отдохнуть и переодеться. Впрочем, внушительные подсумки с патронами прапорщик им всё-таки всучил — молча и мрачно. Артём чувствовал в нем какой-то назревший напряг, но за последние сутки столько всего случилось, что даже гадать о причинах было не к месту. Все устали, все на нервах, все слегка не в себе, неоднократно пройдясь по краю. В американском кино им бы уже вызвали психологов, лечить от посттравматического синдрома, но, к счастью, в реальной жизни достаточно стакана, выспаться и переспать. Артём сейчас не отказался бы от всего этого в любой последовательности.
На первом этаже разрушения были не так велики — от взрывной волны окна прикрыла стена, и стеклопакеты по большей части выдержали. В каминном зале Борух уже развёл огонь и повесил котелок с водой, оперев кочергу на вычурную кованую решётку. Ольга убежала переодеваться, а Артём так комфортно расположился в кресле, что не находил сил встать и отправится в комнату. Борух, поправив закипающий котелок, тихо сказал:
— Она не та, за кого себя выдаёт.
Артём не стал спрашивать, кто «она», только пожал плечами.
— У неё интересная школа, и это точно не ФСБ. Их так не учат.
Артём помолчал, но потом решился:
— Знаешь, Борь, что я по этому поводу думаю? Я думаю — а какая, нахер, разница? Не пофиг нам, кто она? У нас секретов особых нет, воровать у нас тоже нечего, завалить нас можно было без тайного внедрения. Да пусть она хоть из космического конного десанта имени мудей Будённого — нам ли не пофиг? Вчера это нам не помешало на одной стене стоять, сегодня не помешало от птичек отбиться, небось, и завтра не помешает, если придётся. Ну, стреляет хорошо — так оно и к лучшему. По нынешним-то временам.
— Мне не нравится, что она нам врёт. И ты кое о чём забыл: есть у нас секрет и чего спереть, возможно, найдётся…
— Привет, мальчики! — Ольга переоделась во что-то настолько легкомысленно-гражданское, что у Артёма дух захватило. В светлых бриджах, вызывающе штатской блузке и лёгких тапочках, она спускалась по лестнице в косых лучах солнца, заставляющих светиться огнём и золотом тщательно продуманный рыжий беспорядок на голове. Словно позируя, она на секунду задержалась в пятне света, и солнечный контражур так обрисовал её фигуру, что даже Борух только выдохнул с шипением, которое походило на изумлённый присвист.
— Ну, что вы так смотрите? — Ольга явно наслаждалась впечатлением и ничуть не скрывала этого. — Не может же девушка при двух таких кавалерах в грязной камуфле ходить? Простирнула немножко, пока вода в баках есть… Угостите даму чаем?
Борух, опомнившись, перелил кипяток из закопчённого котелка в красивый фарфоровый чайник и сыпанул туда заварки.
— Чашки и сахар возьми в шкафу, там и печенье какое-то было…
Похоже, Ольга не относилась к числу блюдущих фигуру — хотя, честное слово, такое стоило беречь, — печенье она ела с аппетитом, изящно смахивая крошки с тонкого подбородка. Артём с наслаждением пил горячий сладкий чай, хотя в прошлой жизни считал, что сахаром этот напиток можно разве что испортить. Краем глаза он наблюдал за Ольгой — как она улыбается, как движется, как держит чашку — пластика её была идеальна. «Интересно, это природное, или её учили не только стрелять?» — невольно подумал он, но тут же решил, что ему это совершенно безразлично.
— Итак, что мы имеем с гуся? — сообщил устало Борух. — А имеем мы полное отсутствие потенциального противника. Клятая фауна разбежалась. Или, я не знаю — отступила на запасные позиции, понеся потери, несовместимые с дальнейшими боевыми действиями. Хотя это вряд ли, конечно — что мы там их настреляли, слёзы… В связи с этим хочется уже таки задать вопрос — а дальше-то что? Тьма и нашествие саранчи у нас уже были, что дальше? Какие ещё казни египетские? Не знаю, как вы, а я чего-то подустал слегка от всего этого балагана…
— Тогда может стоить посмотреть, какие козыри у вас в рукаве? — неожиданно серьёзно спросила Ольга.
Борух резко помрачнел и уставился на неё исподлобья.
— Ты о чем?
— И не надо на меня так смотреть! На меня надо смотреть совершенно иначе! — Ольга снова улыбнулась, и Артём почувствовал, что непроизвольно улыбается тоже. — Однако я не слепая и видела тот ящичек, который вы вытащили со склада. Выглядел он многообещающе. Что в нем?
— Не знаем, — отрезал Борух. — Может, ты нам скажешь?
— А может, откроем и посмотрим?
Борух резко встал и направился в соседнюю комнату, где в стену был вмурован большой сейф. К счастью, ключи к нему были на общей связке в помещении охраны и сейфом можно было пользоваться по назначению. Через минуту Борух вернулся с серым металлическим ящиком и водрузил его на стол. Артём приложился к верхнему торцу ухом — внутри по-прежнему тихо жужжало. Все уставились на никелированный цифровой замок.
— Вот, — сказал Борух, — ты это хотела видеть? Кода мы не знаем.
— Я, скорее всего, смогу подсказать, — тихо сказала Ольга. — Код — дата. Сегодняшняя, завтрашняя или что-то близкое. В пределах трёх дней, я думаю.
Воцарилось молчание. Ящик тихо жужжал. Борух смотрел на Ольгу как сквозь прицел. Артём только сейчас обратил внимание, что она пришла не только в штатском, но и без оружия. Он вообще впервые видел её без автомата. Ольга смотрела на прапорщика прямо и открыто, явно ожидая продолжения.
— Ольга, ты кто? — спросил Борух. — Прежде чем ты коснёшься этой штуки, я хочу услышать ответ. Ты ведь не из безопасников, верно?
— Да, я не из ФСБ. В данный момент я не представляю какую-либо из спецслужб и не являюсь сотрудником какого-либо силового ведомства. Это ты хотел услышать?
— Нет. Я хотел услышать кто ты, а не кем ты не являешься.
— Не спрашивайте меня, и я не совру. Я не могу пока ответить на этот вопрос честно. Но одно могу сказать точно — я вам не враг. У нас общие интересы, поверьте.
— Вот прям так? — резко ответил Борух. — Наверное, ты не враг — мы тут вообще никому не враги. Но насчёт интересов не поверю, пока не услышу, каковы твои.
— Мои интересы? Только одно слово — Сутенёр. Ты знаешь о ком я, не так ли?
Борух вздрогнул, и его рука легла на цевьё винтовки. От его ставшего неожиданно сухим и бесцветным голоса по спине Артёма прошёл холодок.
— Да, — протянул он, — я знаю, о ком ты… Так ты с ним?
— Нет, наоборот. Мои интересы против его интересов. Подумай сам, кто тебе союзник.
— Откуда ты знаешь про Сутенёра?
— Оттуда же, откуда и ты. Наших он тоже когда-то продал.
— Э… Стоп, стоп! Это вы сейчас о чем? — вмешался Артём.
— Погоди, — отмахнулся Борух. — Это старые дела…
— Не такие старые, как ты думаешь, — возразила Ольга. — Угадай, чей это ящик?
— Так ты знаешь, что в нем?
— Скажем так… догадываюсь. Но почему бы нам его не открыть и не посмотреть?
Ольга решительно взялась за диски цифрового замка, быстро выстраивая комбинацию. Остановилась, потянула дверцу… Никакого эффекта.
— Значит, не сегодня.
Снова треск дисков — и негромкий щелчок.
Кубическое пространство, ограниченное толстыми двойными стенками ящика, походило на внутренности настенных часов — большая спиральная пружина и сложная система вращающихся с тихим жужжанием шестерён. Не хватало только маятника, зато кукушка была в наличии — её роль выполняла грубо стилизованная, но вполне узнаваемая фигурка богомола, отлитая из какого-то тёмного металла с жирным графитным блеском, то ли вырезанная из такого же камня. Материал был такой странный, что никак не определялся, казалось, что это вообще не вещество, а сгусток пыльной темноты. Статуэтка была закреплена в облитом вспененной резиной стальном зажиме и вращалась, но очень медленно, чуть быстрее минутной стрелки в часах. Под ней, буквально в паре миллиметров, была установлена вниз головой столь же грубо стилизованная фигурка человека. Основания обоих статуэток походили на маленькие постаменты, как у шахматных фигур и имели выступы и выемки, очевидно говорящие, что они должны быть соединёнными в одну двустороннюю фигуру — стоило лишь богомолу опуститься на пару миллиметров вниз и вращение защёлкнуло бы её, как байонетный разъём. Однако этого не происходило, расстояние оставалось неизменным. Механизм жужжал, фигурка вращалась.
— Какая интересная конструкция! — Артём внимательно изучал сплетение валов и шестерёнок. — Посмотрите, это же нечто вроде часового механизма! В какой-то момент вот этот шпенёк на вексельном колесе зайдёт вот в эту вилочку… Видите? И верхняя фигурка опустится, войдёт в соприкосновение с нижней, вращение заправит эти выступы в эти пазы… Посмотрите, зажим сделан так, что после этого она выскользнет и перестанет вращаться… А вот второй конец коромысла передвинет в этот момент переключатель и разомкнёт вот эти два провода на разъёме, к которому был подключён кабель.
— Механический часовой замыкатель… — понимающе кивнул Борух. — Но фигурки тут зачем?
— Погоди, не так все просто! Видишь, разъём четырехконтактный. Один провод общий — масса, один провод сигнальный — нормально замкнут скользящим контактом опять же на массу, а два других провода идут на два маленьких соленоида. Один одноходовой — он просто выдёргивал стопор, запуская механизм вращения. Видите, он сработал и остался в этом положении. А второй должен поворачивать вот эту хитрую ерундовину, переключая момент вращения, и… при этом… сейчас… Ага! Это, видимо, запускающий механизм. Когда подаётся электрический импульс, фигурка соединяется и запускается вот этот дополнительный агренаж.
— Агре… что?
— Ну, это основная система передачи вращения от пружины в часах… Я как-то увлекался часовым делом, натаскался в терминах. Вот эта фигня, например, называется «регулировочный градусник» и…
— …И чёрт с ней! — перебил Борух. — Я таки хочу знать, для чего вся эта фигня предназначена!
— Очевидно, для того, чтобы в какой-то момент соединить две фигурки в одну и, минут примерно через пять, разомкнуть какую-то электрическую цепь… Вопрос «зачем» — не ко мне.
Артём и Борух пристально уставились на Ольгу. Он выглядела слегка смущённой.
— Ребята, поверьте, я бы рада вам все рассказать — хотя это и длинная история, — но сейчас не могу! Это не моя тайна и вообще это все слишком опасные секреты. Людей убивали пачками даже не за них, а только за то, что они знали об их существовании… Но дело не в этом — дело в том, что я связана словом. Я просто не могу!
— Вот даже так? — Борух темнел лицом на глазах. — Мы тут мечемся, стреляем, отбиваемся из последних сил, колотимся, как таракан под дихлофосом — а ты даже не скажешь, в чем дело? И что нам с этим делать?
— Надо соединить фигурку.
— Просто взять, и соединить?
— Да. Это важно. Важнее этого, можно сказать, ничего нет.
— И ты нам, конечно, не скажешь, почему?
— Не могу! Честно слово, не могу! Поверьте мне!
Артём смотрел на Ольгу — подавшуюся вперёд в порыве, с горящими глазами, нежным румянцем и натянувшейся на груди блузкой, — и был готов поверить во что угодно прямо сейчас. Соединить? — Да запросто! Но Борух медленно и неотвратимо приходил в ярость.
— Поправь меня, если ошибаюсь… — скрипучим железным голосом сказал он. — Этот ящик, по твоим словам, принадлежит Сутенёру. Так?
— Так, — кивнула Ольга.
— Устройство ящика предполагает, что статуэтка в какой-то момент должна соединиться. Верно?
— Верно.
— Следовательно, это соединение задумано Сутенёром — какова бы ни была эта хрень и зачем бы это ни было ему нужно… И тут ты, такая красивая, предлагаешь именно её соединить и при этом утверждаешь, что твои планы с Сутенёрскими противоположны. И в этот бред я должен поверить?
— Да, именно так. Только, на самом деле, он не хочет её соединения — это была его страховка на крайний случай, который не состоялся. По принципу «Так не доставайся же ты никому!» Но я понимаю, что у вас нет ничего, кроме моих слов, не имею права раскрыть подробности, и не знаю, как вас убедить.
— Что произойдёт, если мы её соединим? — вмешался Артём. — Принцип «не доставайся никому» наводит меня на странные мысли…
— Появится электричество, например. Одного этого достаточно, чтобы разрушить планы Сутенёра.
— Это настолько важная деталь Мироздания, что от её положения зависят фундаментальные законы физики? — засомневался Артём. — А выглядит кустарным творчеством народов Севера…
— А ты проверь! — подмигнула ему Ольга.
Но Борух встал и резко захлопнул дверцу ящика.
— Так! Никто ничего не проверит. Либо ты всё рассказываешь, либо — извини, — всё останется как есть. Слишком мутная история.
Он выжидающе посмотрел на Ольгу, но та молчала.
— Значит, решение принято.
Борух отнёс ящик в сейф и запер его там. Один ключ он сунул в карман, другой — слегка поколебавшись, отдал Артёму.
— Прости, — сказал он Ольге, — я не готов решать судьбы мира исходя из твоих слов. Давайте подождём развития событий. Если эта штука такая важная, то кто-нибудь непременно объявится.
— Возможно, будет уже поздно… — сказала Ольга. — Но, разумеется, вы можете поступать, как вам кажется правильным.
— Можем, — подтвердил Борух, — и поступим. Предлагаю всем отдохнуть и прийти в себя — что-то мне подсказывает, что затишье не продлится долго… Идите, хоть поспите немного. Кто знает, когда ещё получится…
В комнате, которую он решил считать своей, Артём выгреб из рюкзака новую камуфляжную майку, прихваченную ещё из охотничьего магазина, — казалось, это было чуть ли не год назад, — пакет с трусами и носками, замародёренный во время «фуражирского рейда» по магазинам и брюки армейского натовского образца, количеством карманов способные устыдить стаю кенгуру. В душе вода уже еле текла — напорные баки Замка опустели, и заполнить их без насосов было невозможно. Артём подумал, что им, наверное, скоро придётся рыть во дворе яму под деревенский сортир с дыркой… Переодевшись в чистое, он уселся на кровать и уставился на брошенную посреди комнаты грязную одежду. Убирать её было лень, а уж стирать…
— Стирать не собираешься? — в дверях стояла бесшумно вошедшая Ольга.
— Я не стираю! — гордо ответил Артём.
— Принципиальная позиция?
— Если я, вдобавок ко всем прочим достоинствам, буду ещё и стирать, Вселенная не выдержит такого совершенства! — доверительно понизив голос, сообщил Артём. — Мирозданию придётся убивать котёнка за каждый постиранный мной носок — чтобы восстановить равновесие. Маленького, мягкого, пушистого котёнка с трогательными зелёными глазами! Тебе не жаль маленьких пушистых котят?
— Очень жаль, — засмеялась Ольга. — Поможешь?
Она достала из кармана перевязочный пакет.
— Надо повязку сменить, а одной рукой неудобно… Надеюсь, такой поступок не отразится на поголовье котят во Вселенной?
— Придётся для равновесия совершить что-нибудь неожиданно аморальное… — озабоченным тоном ответил Артём. — Не знаю, что это будет, но я придумаю! Давай сюда руку.
Ольга уселась верхом на стул и положила вытянутую руку Артёму на плечо. Наклонившись над повязкой, он оказался лицом прямо над вырезом блузки, и, разматывая бинт, изо всех сил боролся с косоглазием. От Ольги пахло здоровым чистым женским телом и слегка — все той же полынью и миндалём. Когда Артём размотал повязку, этот запах заметно усилился, вызывая лёгкое головокружение. Удивительно, но под бинтами оказался лишь тонкий шрам, почти царапина. Артём попытался вспомнить, сколько времени прошло с тех пор, как её ранило осколком Боруховой гранаты, но не смог — кровь стремительно отлила от головы к совершенно иной части тела.
— Кажется… перевязка тут не нужна… — хрипло сказал он.
— И правда… — Ольга чуть подалась вперёд, и взгляд Артёма неудержимо скатился в декольте. — Все зажило! Но это же не помешает нам совершить что-нибудь неожиданно-аморальное? Для равновесия?
Раненая рука переместилась с плеча на шею, потянув его губы к её губам, а вторая рука поспешила убедиться, что кровь прилила именно туда, куда нужно.
Они совершили «нечто аморальное» — и не один раз, и не два. Артём сам не ожидал от себя такой прыти, но он просто не мог оторваться от её тела. Ольга была само совершенство. Потом, когда они уже просто лежали обнявшись, он слушал её лёгкое дыхание и думал, что это лучшее, что случилось с ним за очень долгое время, а может быть, за всю жизнь. И что он будет идиотом, если упустит эту женщину. И тут же принёс себе торжественную клятву, что не будет этим идиотом, а будет вовсе наоборот.
— Я в душ, мне надо! — шепнула Ольга, поднимаясь.
— Воды нет, вся вылилась…
— В моем ещё есть, я быстро! — и, подхватив с пола одежду, она исчезла за дверью.
Проснулся Артём от шума воды. Вода шумела в душе, в комнате горел свет, а в дверь кто-то стучал. Подушка рядом была пуста, и он принялся разыскивать, куда делись его трусы.
— Открывай, писатель! — из-за двери донёсся голос Боруха. Интонации не обещали хороших новостей.
Натянув трусы и майку, Артём, пошатываясь спросонья, отправился к двери и обнаружил, что она заперта на врезной замок.
— Да ты там жив вообще?
Артём ещё не решил, какого ответа требует этот вопрос, как дверь с треском распахнулась от удара ногой в область замка и, раскинув веером щепки, с размаху грянула в стену.
— Стой-стой! — обалдело сказал Артём прямо в ствол винтовки. — У меня все нормально!
— Да что ты говоришь? — ехидно сказал Борух? — Таки нормально у него, поглядите на этого поца! Воду закрой!
Артём открыл дверь в ванную — из крана хлестала вода. Он вспомнил, что не закрыл кран, когда бак опустел — теперь, видимо, насосы снова работали. Глянув мельком в зеркало, он увидел встрёпанную физиономию с шальными глазами, припухшими губами и парой засосов на шее. На спине, кажется, были царапины от ногтей, но в маленьком зеркале их было не разглядеть. Он пожал плечами и подмигнул своему отражению: «А мы ещё кое на что годимся, да?».
Борух скептически посмотрел на него и, покачав головой, сказал:
— Ты выглядишь, как драный мартовский кот, сожравший ведро сметаны.
— Ты завидуешь! — Артём не мог сдержать улыбку, в которую самопроизвольно растягивалось его лицо. — И таки есть чему!
— И чему же? Тому, что наша рыжая барышня, трахнув тебя, спёрла ключ от сейфа, вытащила ящик и смылась с ним? Ей нужен был ключ, Артём!
— Знаешь, я жалею только, что у меня нет ещё большой-пребольшой связки нужных ей ключей…
— Черт, я ж предупреждал тебя…
— Ты говорил не поворачиваться к ней спиной — я и не поворачивался, честное слово! А вот она…
— Избавь меня от этих подробностей! — сказал Борух с досадой. — Что ты лыбишься, как идиот?!
— Как счастливый идиот, Боря. Счастливый! И знаешь, что я тебе скажу? Готов спорить, что мы с ней ещё увидимся!