VII

Когда я закончил уборку, Егор уже спал. Как был, в пропахшей костром одежде и грязных ботинках, рухнул на кожаный диван, кое-как устроив скуластую физиономию на ладонях. Первый прыжок выматывает, как хороший марафонский забег, умаялся, мальчишка. Впрочем, какой, к черту, мальчишка? Здоровенный лось, ростом почти с меня, а в плечах так и пошире будет. Раз допущен в Боград, значит совершеннолетний. Это сколько же ему? Восемнадцать? Я вдруг понял, как давно не виделся с Ольгой. Неужели почти два десятка лет прошло? С ума сойти…

Я устало опустился в кресло, тупо разглядывая пятно от блевотины. Только с этой точки заметил, что оно - наименьшее из проблем. Сраный ковер весь бы в пятнах, в какой-то саже, размазанной подошвами грязи, ветках, травинках и хвое. Мать, твою, ну а хвоя-то тут откуда? Я запоздало сообразил, что все еще сжимаю в руках щетку и совок и с раздражением швырнул их на пол.

Я мог высушить, сжечь, свернуть ковер, не прикасаясь к нему. Теоретически, я даже мог бы его оживить и заставить уйти из дома. Но не почистить. Почему нет никакого заклинания очистки, чтобы щелк пальцами, и вокруг белизна, свежесть и запах альпийского луга?! Впору заподозрить заговор и лоббирование интересов производителей стиральных машин.

Боги, о чем я думаю? Старательно отпихиваю назойливые мысли, стараюсь забить голову мусором, но ведь без толку! Без толку все! Вот оно, - возмущение спокойствия, - лежит, спрятав чумазое лицо в кулаках, и кулаки-то у него крепкие, сбитые, с ровными стесанными костяшками. Я знаком с ним от силы полчаса, но уже чувствую, тот, кто заманил его в Боград, не сильно старался.

Огромная тень легла на окно, погружая темную квартиру в совсем уж кромешный мрак. Нервная дрожь пробежала по бетонным перекрытиям высотки. Тролли шли по своему извечному маршруту, в надежде обогнать солнце. Я уже много лет не пропускал ни одной ночи. С такой жадностью я не следил ни за одним спортивным соревнованием в мире. Но вот же, за окном вовсю идет троллий гон, у меня билеты в первом ряду, а я сижу и подкручиваю настройки зрения, чтобы лучше разглядеть мальчишку, о существовании которого еще недавно знал только по ежегодным отчетам одного небольшого частного сыскного агентства в Красноярске.

Егор Богданов. Я мысленно покатал имя на языке. Нет, никаких эмоций. Но как похож, черт возьми! Как похож! Гены пальцем не задавишь. Хотя и от матери кое-что перепало. Черты лица мягкие, узнаваемые. Ее черты. Глаза, насколько я успел разглядеть, тоже на сто процентов ее, - темно карие, почти черные. Дьявол, как же так получилось, что он здесь, сейчас? Как такое вообще возможно?!

В темноте плечи Егора поднялись и опустились. Не поднимая головы он раздраженно промычал:

-Долго ты будешь на меня пялиться?

Не спит, значит… Он не выглядел испуганным. Он выглядел, как человек, который, заблевав мой дорогущий ковер, намеревается валяться на моем дорогущем диване, не сняв грязных ботинок. И все же я сказал осторожно.

- Ты не бойся, я не причиню тебе вреда.

В моей голове это звучало весомо и успокаивающе. На деле вышло довольно глупо. Егор перевернулся на бок, полоснул меня полным отчаяния взглядом.

- Знаю. Я же не дамочка из мыльного сериала. Лезть ради меня в толпу вурдалаков, чтобы потом причинить вред, это какой-то идиотизм, не?

Честно говоря, я не очень-то понимал, как вести себя с юным нахалом. Я могу разрезать черного вурдалака Плетью Саваофа, но совершенно не представляю, что делать с подростками.

- Вот и прекрасно, - кивнул я. - Отдыхай, я принесу одеяло, и…

- Нет!

Моя робкая попытка свернуть разговор не очень-то удалась. Егор присел, ожесточенно растирая глаза, и я, наконец, понял, что это слезы.

- Нет, - повторил он. - Не надо. Все равно не усну.

Егор посидел, повертел головой, пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте.

- Включи свет! - попросил он.

- Нельзя. Когда идет троллий гон, весь Брюсов проспект принудительно отключают. Чтобы даже случайно никто не…

Я чувствовал себя донельзя глупо, объясняя прописные истины, известные даже… хотелось бы сказать «ребенку», но с детьми в Бограде не очень-то. При таком количестве темных культов, мало какому новорожденному удается дожить до года. Защитить ребенка в Городе Тысячи Богов невозможно, кем бы ты ни был, и какой бы силой не обладал. Поэтому возраст согласия на посещение Бограда восемнадцать лет. Поэтому мать Егора покинула город на первом же месяце беременности. Хотя, на самом деле, были и другие причины…

- У тебя есть выпить? - Егор шмыгнул носом. - Мне нужно выпить…

- Как и всем нам, - пробормотал я, направляясь к бару.

В глубине вращающейся стойки нашлась початая бутылка коньяка, неприкосновенный запас дорогого вина, для залетных девушек, и запечатанный литр «Абсолюта». Поразмыслив, я взял водку. Судя по всему, разговор грядет серьезный.

Егор вырвал у меня стакан, осушил, не отрываясь, как воду. Зубы позвякивали о стекло, и я, с некоторым облегчением, понял, что он все-таки обычный мальчишка, чудом переживший бойню. Вспомнилось его лицо, там, в степи, где мы впервые встретились. У него было такое выражение, такая концентрированная смесь злобы, ненависти и превосходства, будто сейчас он сам разберет на запчасти всех тварей в радиусе десяти километров. Потом, увидев меня, это гремучая смесь сменилась надеждой и недоверием, но то страшное лицо, пусть виденное всего секунду, я запомнил крепко.

Банка оливок - не абы какая закуска, но больше в холодильнике ничего не нашлось. Егор вытаскивал их грязными пальцами, шумно чавкал, вытирал руки о диван, в общем, провоцировал, как умел. Дите-дитем! Годы жизни в Бограде развивают самоконтроль до автоматического уровня. К тому же, я находился в совершеннейшей прострации, проблемы осаждали слишком быстро и кучно. Сейчас о меня можно было тушить окурки. Кстати…

Прятать в ладонях одновременно зажигалку и сигарету - тот еще трюк, но я ученый. Закурил, наполняя воздух ароматными дымными кольцами. Стало полегче. Вдруг навалилась усталость, тяжелая чугунная усталость от бесконечного дня, от беготни, поисков, внезапностей, от всего на свете. Я опрокинул в себя стакан, сбросив, предварительно, настройки до базового уровня. Хочу напиться, как обычный человек.

Гор завладел бутылкой, и уже уверенно наполнял свой стакан повторно. Оказалось, парень прилично видел в темноте. Задатки ома, или врожденное? Хотя, что тут думать, при такой-то генетике.

- Меня зовут Влад, - я вдруг сообразил, что не представился.

- Гор, - буркнул Егор.

Я вздрогнул так, что едва не выронил стакан. Теряешь хватку, Владислав Арнольдович. Даже в голову не пришло, даже не екнуло ничего! И пока я пытался придать скачущим мыслям некое подобие порядка, Егор взял разговор в свои руки.

- Ну и где ты был раньше, Влад? – едко спросил он.

Калейдоскопом мельтешащих картинок всплыл в голове минувший день. Лет тридцать назад я бы метался по вокзалу, совершая кучу бесполезных телодвижений: опрашивал носильщиков и таксистов, осматривал вагон, выуживал данные из операторов. Сегодня же я просто подключился к видеокамерам. Отследить перемещения Егора не составила труда. Но только до границы города.

Пока таксист мчал меня через весь Боград, Кротов скинул досье на этого кретина, косящего под эльфа. Кварта, или Пинта, уже выветрилось из головы, а тогда я поднял на уши всех своих сотрудников, и пару дружественных контор, напряг Абусалама и его ищеек, и уже собирался ехать за помощью в Храмовый квартал, чего не делаю категорически, никогда.

К счастью мои ребята отработали грамотно. Зацепились в «Аптеке Соломона Розенблатта», куда дружки вислоухого полудурка сбывали черных вурдалаков. Ничего путного из этих тварей не сваришь, но крохотный мозг, особенно свежий, идет по хорошей цене, потому как во внешнем мире упорно курсирует слух, что вытяжка из него возвращает потенцию даже столетним старикам. Уже тогда я понял, что от этой экскурсии добра не жди. А еще понял, что не успею в Левиафанову падь до темноты, даже если буду точно знать, где стоит их лагерь.

Я все же поехал в Храмовый квартал. Обошел все круги, кроме самых маргинальных, пытаясь найти помощь. Даже на третий зашел. Уже поздним вечером, в свете факелов, газовых рожков и люминесцентных ламп, полчаса плутал в греческом районе, пряно пахнущей помеси восточного базара и цирка шапито, покуда не отыскал храм Гермеса. Там, ругаясь матом, обменял сорок тысяч драхм на две потрепанные кожаные сандалии, с криво пришитыми крылышками. Сорок, мать вашу, тысяч! По двадцать за каждую! Самая дорогая пара обуви в мире! Одна принесла меня к Егору, как раз вовремя, а вторая…

- Извини, я не мог прийти раньше, просто не успел. Да и если бы успел, спасти остальных я бы не смог. Телепорт нас двоих едва-едва вытянул.

По недоверчиво поднятым бровям я понял, что Егор ждал какого-то другого ответа, но другого у меня не было. Под его взглядом было чертовски неуютно, и я вновь понес банальную околесицу.

- Ты себя не вини. Это не твоя вина, что ты выжил, а твоя удача. Экскурсоводы ваши облажались… - я задумался. – Хотя, конечно, о таком я даже не слышал ни разу. Если видишь двух черных вурдалаков в одном месте, значит один из них либо течная сука, либо покойник. А целая стая… еще пару часов назад я бы спорил на любые деньги, что такого быть не может. Туристов твоих жаль, конечно…

- Да плевать мне на них! - резко перебил Егор, но голос дрогнул, и я понял – не плевать, как бы он тут не ерепенился. Нельзя за неполные сутки очерстветь душой. Даже в Бограде.

- Ты вот говоришь, не может быть! – продолжал он. – А я слышал, что именно здесь может быть все, чего быть не может. Дохлые летающие киты, трупоеды из детских страшилок, люди с собачьими головами – все, что угодно. Вы живете среди чудес, но если что-то выбивается из привычной схемы, вы такие сразу – опа, этого же не может быть! Так что ли? Тогда чем вы отличаетесь от людей внешнего мира?

Внешний мир – любопытно. Даже не думал, что этот термин в ходу вне Бограда. Я долго не мог разобрать, что не так с тоном Егора. Только подцепив голос, как шерстяную нитку крючками, растянув его на составляющие, удалось разглядеть тщательно скрытое презрение и обиду. Не на меня, не на какое-то живое существо – на весь мир в целом, и на Боград в частности. Такого мне еще видеть не доводилось.

- Ты понимаешь, даже чудеса подчиняются неким законам, - я задумчиво поскреб бороду, подыскивая сравнение. – Если бы собаки стали разговаривать, а рыбы летать, ты бы сразу почувствовал внутренне возмущение, потому что это против их природы. Собираться в стаи – против природы черных вурдалаков, люди Бограда знают это, и чувствуют возмущение, потому что так быть не должно. В остальном, наверное, ничем не отличаемся.

Презрение все же пробилось наружу. Егор тряхнул косой, непримиримый, дикий, как волчонок, слегка захмелевший. Я с удивлением заметил, что бутылка опустела почти наполовину.

- А как же магия, все дела? – Егор повертел в воздухе растопыренной пятерней.

- А что магия? Магия это инструмент, организованная техника действий, доступная каждому. Ну, в той или иной степени. Как карандаш, например. Кто-то им печатные буквы с трудом выводит, а кто-то картины рисует. Так и с магией. Я это могу, ты это можешь…

- Я не могу, - Егор помотал головой.

- Можешь, все могут. Это заложено в коде. Только для активации нужна особая энергия. В нормальном мире людям иногда перепадает роса на камнях. В Бограде хлещет фонтан. Вот и вся разница.

После этого мы долго молчали. Егор сопел и подозрительно шмыгал носом, но, вроде, не плакал. Чуть позже я сообразил, что его колотит от холода, и пожалел, что не могу включить термостат. Я принес ему толстое колючее одеяло из верблюжьей шерсти. К этому времени бутылка почти опустела, пепельница наполнилась окурками, а в голове зашумело незримое море. За окном хрустел движущийся камнепад.

- Троллий гон, - это вот оно, да? – Егор нарушил молчание, ткнув рукой в панорамное окно. – Что там такого интересного?

- Ооо, брат! Это дело такое, ты оценишь! – обрадовался я смене темы. – Твоей матушке, кстати, гон всегда нравился.

Я подтянул кресло к дивану, расположился, вытянув ноги. Показалось, или при упоминании матери по лицу Егора пробежала тень? В такой темноте даже с моими настройками сложно сказать наверняка. Хотя, будь Ольга моей матерью, я б, пожалуй, забыл, как улыбаться. Пока она жила в Бограде, то была не на последних ролях. Ее побаивались даже отмороженные последователи лавкрафтианских культов.

- А ты сможешь сделать мне? – Егор постучал пальцем по уголку глаза.

Я кивнул. Покопался в его настройках, выставляя хорошее ночное зрение, хотя, честно говоря, там и так был полный порядок. Утопая в кожаной обивке, мы неторопливо приканчивали водку, и смотрели, как мимо ковыляют гиганты из камня. В бутылке так и осталось, на самом донышке.

К вящему разочарованию, я толком не напился, хотя голову изрядно штормило. Отключился прямо в кресле, что случалось не так уж редко. Под утро, когда настырный рассвет отразился в стеклах домов через дорогу, мне приснилось, что Егор не спит. Стоит, нависая надо мной, бессловесный, сгорбившийся, безвольные руки по швам. Сверлит мой сон глазами, что спрятались, утонув в тени надбровных дуг. Я узнал этот взгляд, этот силуэт из прошлого, эту длинную косу. Узнал, и мелко затрясся. Сонный паралич зловещим демоном стиснул мою грудную клетку, а я все никак не мог сбросить его. Проклятые стандартные настройки… И почему-то именно во сне до меня, наконец, дошло, что Егор даже не спросил, откуда я знаю его мать, и почему я его спас. Точно все это он уже знал, и это укладывалось в некий, неизвестный мне, план.

***

Пробуждение оказалось тягостным, потому я, не дожидаясь, пока похмелье меня прикончит, вывел токсины из организма. Егор просыпаться не собирался, лежал неподвижно, сложив руки на груди, как покойник. Ему, молодому, здоровому, такая доза – что слону дробина, но я все же почистил и его. Время передышек кончилось. Кто бы ни затеял эту опасную игру, он уже наверняка заготовил следующий ход.

Проспект Якова Брюса толкался в пробке, объезжая застывшего тролля. Это утро прикончило настоящего гиганта, добрых метров ста. Когда такси проезжало под округлым, похожим на шипастую палицу кулаком, внутри меня все сжималось, и я невольно творил щиты, зная, что толк от них вряд ли будет. Гор, в обнимку с большим ведром «Кентуккийских цыплят» жадно обгладывал куриную ножку, под неодобрительными взглядами водителя.

- Вот уж не думал, что и здесь они есть, - он облизнул пальцы, кинул кость в ведро, но тут же вытащил еще одну ножку. Молодой, растущий организм, блин.

- Эти везде есть. Когда человечество высадится на Марсе, то первым делом построит жилой модуль, а вторым – ресторан быстрого питания.

Гор не улыбнулся даже глазами. С хрустом разгрыз кость, высасывая мозг. Переодеваться он отказался, так и остался в походном костюме. Даже умываться не стал. Как мне показалось, только чтобы вновь проверить пределы моего терпения. Ну что ж, я ему не мамочка.

- А почему на машине? Взял бы, как вчера, поколдовал, или как там это делается? Прыг, и на месте!

Пальцы с куриной костью описали дугу предполагаемого прыжка. А ведь большая заноза этот Егор! И с людьми играть умеет. Вроде жует, по сторонам пялится, ни дать ни взять – сельский пастушок в большом городе, а сам за реакцией поглядывает. Улыбается, заметив, как водитель с жадным интересом навострил уши.

- Потому что, Егор, нормальный человек не станет летать на вертолете в магазин за сигаретами. Есть повседневная магия, да, но такое, как… ну, вот как вчера, оно к ней не относятся.

Человеку с зачаточным чувством такта этого бы хватило, но Егор воодушевился вниманием таксиста, начал выспрашивать про черных вурдалаков, о том, стоит ли куда заявить о смерти трех местных и трех туристов. Глаза водителя в зеркале заднего вида становились все колючее, и мне это не нравилось. Не люблю, когда посторонние люди вникают в проблемы, в которых я еще сам до конца не разобрался.

- Останови-ка, - кивнул я таксисту. – Через дворы срежем, быстрее будет.

Я расплатился, и мы нырнули в мешанину домов, построенных, как боги на душу положили. В такие моменты начинаю вспоминать, для чего в нормальных городах существует должность главного архитектора. Петляя по узким улочкам, где строгая готика соседствовала с осыпающимся советским ампиром, где асфальт вдруг превращался в булыжную мостовую, а посреди дворов вырастали частные дома с печным отоплением, где среди акаций и тополей мог затесаться лохматый ствол пальмы, я, на самом деле, преследовал еще одну цель. Напротив чайханы «Караван», на самом углу улице Туле, на мизинец мне мягко легла путеводная нить, а глаза изнутри кольнуло сообщение:

выходи потолкуем

Потолковать – словечко из лексикона последователей славянских богов. Все эти сварожьи внуки никак не могут смириться, что живут в двадцать первом веке. Но никто из них не осмелился бы вот так панибратски накинуть на меня Ариадну, да еще и подергивать, мол, шевели копытами! От всего этого за километр несло бомжем. Поэтому, когда за очередным поворотом мы нос к носу столкнулись с Беззубым, я ничуть не удивился.

Низкорослый, сутулый, он одевался в потрясающие обноски, так, что издалека мог сойти за представителя богемы, художника, или поэта. Боярская борода его внушала уважение сварожичам и хипстерам, а гноящиеся глаза вызывали жалость у туристов, охотно подающих на бедность. Когда он говорил, можно было разглядеть одинокий клык, сиротливо торчащий из нижней челюсти. Он должен был шепелявить, как баба-яга из сказок, однако речь у него хотя и безмерно истеричная, но чистая – подарочек от Владыки. Беззубый был профессиональным нищим. А еще – лучшим в Бограде прорицателем.

- Влад, все плохо! Полный финиш, Влад!

Он всегда начинает разговор так, с его состоянием рассудка на «здравствуйте» времени нет. Когда-то я смеялся над этим. Поначалу многие потешались над Беззубым. Те, кто выжил, не смеются, а жадно ловят каждое его слово. Лично мне его путанные пророчества пару раз спасали шкуру.

- День добрый! Я Гор!

Егор протянул Беззубому руку. Несколько секунд тот разглядывал ее, точно силясь понять, что же ему подсовывают. Вновь повернулся ко мне, схватил за грудки, затряс, шибая в нос вонью грязной одежды, мочи и рыбьих потрохов. Я покорно захлопал по карманам, в поисках кошелька. Так, должно быть, ястреб хватает когтями зайца – грязные пальцы Беззубого вцепились в черную кожу, выскребая наличность. Он вытряхнул все, до последней драхмы, даже отдел с мелочью, оставил только пластиковую карту.

- Влад, ты не представляешь, как все плохо! Пацан в городе, это ж беды не миновать! Я тебе говорил когда? Давно тебе говорил, все плохо!

- Ты лучше скажи, чего я не знаю, Кирилл - буркнул я.

Гор отошел на пару шагов, недоверчиво принюхиваясь. Кажется, пытался понять, действительно ли это запах человека, или дохлого козла?

Опустевший кошелек перекочевал обратно в мой карман. Беззубый распихал наличность по складкам своего одеяния, двумя руками хлопнул меня по плечам и зашептал, драматично закатывая глаза.

- Я сейчас скажу, как все плохо, чтобы ты понял! Ты глупый, Влад, тебе храбрость мозги разъела! А надо острожным быть, надо тише воды быть, потому что сегодня кто-то умрет, скоро умрет, и ты умрешь, если будешь таким храбрым…

- Сегодня умру? - напрягся я.

Беззубый растерянно посмотрел сквозь меня.

- Сегодня? Что? Не… не, сегодня не умрешь. Но умрешь, обязательно! Потому что веришь кому попало, потому что храбрость вместо мозга, а надо тихо-тихо, как я! Чтоб Владыка не заметил!

Остановить словопоток Беззубого легко, но многие об этом просто не знают. Стоят, развесив уши, слушают всю пургу, что он несет. Но Беззубый всегда играет честно, и свои гонорары старается отрабатывать по полной. Жаль, что прямо говорить не может. Если у меня в голове храбрость, то у него – опилки. Общение с неизвестным Владыкой что-то сломало в его голове.

- Стоп, Кирилл, стоп! Вот с этого места поподробнее! Кому нельзя верить? Конкретнее говори!

- А куда конкретнее? Куда конкретнее? – закудахтал он. – Пацан в городе, жди беды! Все плохо так, что хуже быть не может! А кто его сюда привез?! Кто позвал сюда?! Я не звал, мне такие проблемы даром не нужны?! Ты дурной, храбрый такой весь, ты мог позвать, но не позвал! Значит, кто позвал?! А ты сам туда едешь, да еще пацана с собой тянешь, ты, храбрец!

Я, наконец, понял, что он пытается мне сказать. Кто-то из тех, кого мы подбирали с тщательностью, с какой безумная мать выбирает няню для единственного чада, играет против нас. Один, или по чьему-то наущению. В такое верилось с трудом, но Беззубый не треплется зря. Кто-то из Администрации Бограда одобрил запрос Егора, выдал ему визу, вопреки запрету. Вопреки моему запрету.

***

Люди из внешнего мира слабо представляют себе административное устройство Бограда. Не за тем они едут сюда. Им подавай профессиональных гадалок, лавки амулетов, межвидовой секс и Кроули-Цирк. Кому какое дело, как зовут Главу Бограда, и есть ли у него заместитель? А между тем, городом, по сути, управляет всего четыре человека.

Кирилл Геннадиевич Гладких, пожалуй, единственный, кого хорошо знают обыватели внешнего мира. Он Министр иностранных дел, часто мелькает в новостях, и решает все вопросы сношений с другими странами. Единственный чиновник Бограда, в подчинении которого находится целое ведомство, что-то около двух тысяч операторов. Но я все равно не очень понимаю, когда он успевает спать.

Единственный в Администрации нечеловек – наш Казначей. Арха – горный карлик, белоглазая чудь. По нашим меркам он слеп, как крот, но управлять финансовыми потоками города это ему не мешает. За годы на поверхности он почти перестал бояться открытых пространств, но все равно работать предпочитает в крохотной каморке, без света и отопления.

Армия, полиция и спецслужбы Бограда концентрируются в одном лице – в лице Абусалама. Охранителю раздутый штат ни к чему. В Городе тысячи богов невероятно гибкий Закон, и потому преступить его практически невозможно. Случай со Стариком Юнксу происшествие нетипичное.

Формально эта троица подчиняется Ярославу Степановичу Миронову, седовласому Главе Бограда. Президенту, мэру, королю, самодержцу, называйте, как хотите. В его сухих старческих руках сосредоточенна полная власть. Между внешним миром, и миром капризных богов, он балансирует на тугом канате, каким-то чудом удерживая многомиллионный город от падения в тартарары. Верхушка Администрации состоит из омов не ниже третьего порядка, но Миронов, в лучшие свои дни, все еще способен показать второй, а то и первый.

- Омы, дурацкое слово, - Егор наморщил нос. – Я как слышу, всякий раз кажется, что на уроке физики сижу.

- Оператор магии – удобная аббревиатура. Как прикажешь нас называть, в двадцать первом-то веке? Колдунами? Шаманами? Смешно же!

Шагая по площади Свободы, к новенькому трехэтажному бизнес-центру, я пытался объяснить Егору, как устроено управление Бограда, но оказалось, он прекрасно осведомлен. Редкий турист обладает таким багажом знаний. Обычно ограничиваются просмотром роликов в Сети, количество которых, кстати говоря, тщательно контролирует Кирилл Геннадьевич. Егор же ориентировался свободно, например был в курсе подноготной конфликта с китайцами в тринадцатом году, после которого жители Поднебесной пару лет не получали даже дипломатических виз.

На самом деле я просто пытался отвлечься. Слова Беззубого не давали мне покоя. Кто-то из доверенной четверки – предатель, опасный, готовый на все диверсант. Я почти уверен, что убийство Старика Юнксу его рук дело. Вот только кого – его? Перебирая в уме возможные варианты, я заранее понимал, что никто из них не сумел бы совладать с моим бывшим наставником. Даже в теории. Сломать Печать, это не за хлебом выйти. Чтобы перебороть один Луч нужен, как минимум, другой Луч…

Беззубый напророчил смерть, он в этом особенно хорош. Не мою, хвала богам, но что если это смерть Егора? Я покосился на парня – идет, руки в карманах, задумчиво скользит взглядом по тротуарной плитке. Если попрошу его подождать в кафе на первом этаже, найду ли я его там, когда вернусь? Нет, пусть уж лучше будет со мной. По крайней мере, я сумею его защитить. И все же, на всякий случай, я сунул Егору золотой круглях с крохотными клепками по ободу – миниатюрную версию Анкила.

- Вот, положи в карман. Особо не свети. Если станет жарко, брось под ноги.

- Кондиционер, что ли? – криво усмехнулся он.

- Егор, завязывай, - нахмурился я. – Все предельно серьезно. Ты здесь, из-за того, что кто-то в этом здании затеял очень плохую игру. Через тебя очень удобно давить на твою мать, заставлять ее совершать глупые поступки, и поверь, это не приведет ни к чему хорошему. Это может иметь такие последствия, что…

- Да понял я, - буркнул Егор. – Давай сюда свою побрякушку.

Меня и самого тянуло обвешаться щитами, войти в офис, гоня перед собой волну подавления воли. Еле сдержался, чтобы не слиться с моим Лучом. Не время сейчас так ослаблять границу. Да и напитаться силой Луча в моем случае, все равно, что прицепить на голову синий проблесковый маячок и сирену.

Мне нужен этот ублюдок, кем бы он ни был. Не верю, что он решился на такое в одиночку, и страстно желаю знать, кто за ним стоит. А чтобы выманить нашу осторожную крысу, у меня и приманка есть… Поэтому в офис я вошел улыбаясь, пожимая руки и подмигивая секретаршам.

От конференц-зала в нашу сторону копытцами зацокали каблуки. Миловидная брюнетка доверительно взяла меня под локоток, округлив глаза шепнула на ухо:

- С утра совещаются. Сказали, впускать только вас и госпожу Мими, - она покосилась на Егора, и добавила. – И господина Богданова.

Я кивнул и потащил Егора к двустворчатой двери. За ней находился просторный зал, похожий на съемочный павильон. Под потолком современная система освещения, профессиональные камеры на точках. В центре комнаты – два десятка стульев, которые, на моей памяти, всегда оставались пустыми. Вместо задника – панорамное окно, с видом на главную площадь Бограда. Отсюда велись редкие трансляции обращений Главы или его окружения.

Аромат вишневого табака пропитал воздух. Миронов стоял на помосте у смотрового окна, заложив руки за спину, глядел на город и пыхтел электронной трубкой. Обернулся на щелчок замка, сухо кивнул, приветствуя. На Егоре бесстрастный взгляд его задержался. Глава покусывал мундштук и хмурил кустистые брови.

На краю стола, сидел, закинув ногу на колено, Абусалам. При нашем появлении он улыбнулся, но глаза его жалили недоверием. Он опять был с иголочки, точно только от стилиста, прическа – волосок к волоску, тонкие усики над узкими губами, как секундные стрелки часов, вокруг него витал аромат дорогого одеколона и душистого масла. От щегольского вида Охранителя мне стало немного совестно за чумазого, пропахшего дымом и потом Егора.

Из угловой каморки, в приоткрытую дверь недовольно заклекотало. Обычно он выходит в общий зал, но сегодня предпочел остаться в тени. Арха, пустоглазый коротышка, хоть и похож на человека, а все же чудь – горбатая, звездорылая, широколапая. Сейчас ему девяносто с хвостиком, редкая чудь доживает до столь преклонного возраста. Еще через полвека он морфирует в человека полностью, но ростом останется с семилетнего ребенка. Егор, забыв обо всем, во все глаза пялился на Арху, даже рот открыл. Вот и пусть, меньше будет вмешиваться во взрослые дела.

- Где Гладких? – спросил я.

- Здравствуй, Влад, - уколол меня Абусалам. - Нормальные люди сперва здороваются, сам говорил, да?

Я оставил его реплику без ответа. Еще не хватало устраивать пикировку, как обиженные школьники в интернете. Плохо, что Министра нет, хотя и неудивительно. Он вообще не часто появляется в Администрации, вечно в разъездах. Остается надеяться, что предатель – кто-то из этих троих. Больше всего у меня претензий к Архе, все-таки карлик по-прежнему служит Седому Незрячему, а боги всегда следуют своим странным планам, а развлекаются еще страннее. Но в том-то и беда, при всей уверенности в лояльности Абусалама, я не могу снять подозрения даже с него.

- Можно посовещаться малым составом, - не вынимая трубки пропыхтел Миронов. – У Кирилла Геннадиевича своих забот полон рот, не хватало его еще этим грузить.

Столбы ароматного дыма окуривали его лицо, то и дело скрывая его почти полностью. Это раздражало неимоверно, казалось, что он таким немудреным образом прячет свои эмоции.

- Придется грузить, - жестко обрубил я. – Кто-то подтвердил запрос, который я подтверждать запретил, и теперь у нас проблема. Хоть один из вас понимает, что будет, если Ольга решит пойти за своим сыном? Понимает, на что она способна?

- Это ты о чем? – подозрительно сощурился Егор. – Мой запрос? Ты запретил мне приезжать в Боград?

Все дружно проигнорировали его. Так взрослые не обращают внимания на приставучего ребенка.

- Готов поверить, что это ошибка рядового оператора, чья-то нерадивость, но тогда докажите мне это! Вот скажи, Абу, насколько это возможно, без вмешательства кого-то из нас?

- Не кипятись, Владислав Арнольдович, - Миронов яростно запыхтел трубкой, спускаясь с помоста. – Вот ты зачем сейчас спрашиваешь, что и так знаешь? Ты ведь верно заметил – без вмешательства кого-нибудь из нас. Всех нас.

Он так выделил это «нас», что даже я с сомнением взглянул на себя. На свои руки, точно ожидая увидеть в них ручку и визовый бланк на Егора Богданова. Из коморки высунулся Арха, утвердительно заверещал. Абусалам встал, элегантным жестом оправил брюки, шагнул вперед.

- Понимаешь, в чем дело, Влад. Ты такой врываешься к нам, обвиняешь всех, и при этом как бы вне подозрений. Но ведь ты точно так же мог подтвердить разрешение, полномочий, да и возможностей у тебя побольше нашего. Так почему мы сейчас должны оправдываться, а ты судить? Не кажется, что это немного… несправедливо?

- Несх-прах-ведх-ливхооо! – просипел Арха, тяжело выдавливая человеческую речь.

Его скрюченная фигурка маячила справа от Охранителя. Щупальца на рыле нервно шевелились. Черные когти пощелкивали друг о друга, как клавиши печатной машинки.

- Более того, ты ведь не хуже нас знаешь, что Ольга Богданова уже в Бограде, - в пахнущей вишней дымовой завесе проступили болотного цвета глаза под седыми бровями. – Прибыла сегодня утром. Есть приказ за твоей подписью…

- Как в Бограде? Я ничего… Какой еще приказ? Ольга здесь?! Это как вообще…

Слова Главы вбили меня из колеи. Я пытался говорить внятно, но получался какой-то сумбур из обрывков мыслей и незаконченных вопросов. От дыма кружилась голова. Клекот Архи пилил мозг тупой ножовкой. Усмешка Абусалама летала в воздухе, как улыбка Чеширского кота. Мир припустился вскачь, и меня затошнило. Это что же получается? Все это время я сам…

- Прекратите!

Я вздрогнул от этого голоса – властного, пульсирующе-алого в кромешной белесой дымке. Егор выступил вперед сжав кулаки. За одну секунду из подростка, пусть крепкого и сбитого, он на моих глазах превратился в мужчину.

- Прекратите делать вид, что меня здесь нет, - сквозь стиснутые зубы прошипел он.

Чужим голосом, голосом существа из моего предрассветного сна, он вырвал меня из дурмана. Остекленевшим взглядом я обвел комнату, и понял, что не могу держать в поле зрения всех троих одновременно. Глубоким вдохом собрав всю дрянь в легких, я на выдохе очистил отравленный организм. В голове прояснилось и стало жутко. Почему, почему я решил, что предатель один? Но как я мог понять, что зараза уже расползлась, поражая всех, до кого смогла дотянуться? Чертов Беззубый со своими туманными предсказаниями!

- Ну, попытаться стоило, - голосом Абусалама сказал Миронов.

Дым рассеялся, являя бескровное лицо с закатившимся глазом и ошметками мяса там, где еще недавно были губы. Лисий дым сжег плоть. Безжизненные пальцы разжались, роняя трубку. Следом за ней, подогнув колени, на пол мешком упало мертвое тело.

- Ты ведь не станешь прикрываться мальчишкой? – вопросительно выгнул бровь Абусалам.

Вместо ответа я схватил Егора за плечо и толкнул себе за спину.

- Спасибо, - улыбнулся Охранитель, и хлестнул меня Цепью Тиу.

Абу с юности был приверженцем скандинавской школы. Заклятия большой разрушительной мощи, не требующие долгой настройки, буквально созданные для битвы. Входя в зал, я чувствовал, что драки не избежать, готовился загодя, и все же, ослабленный лисьим дымом, удар отразил с трудом.

Заверещал Арха, без выкрутасов ударив меня Подземным огнем. Три раза подряд! Маленький поганец всегда был сильнее, чем казался. Он бы смял меня, прожег в моем боку дыру, размером с дыню, а потом бы меня прикончил Абусалам, но рядом стоял Егор. Я не сразу понял, что случилось, взрывная волна отбросила меня в сторону. Лишь упав между креслами, я увидел золотое мерцание Анкила. Рефлексы у Егора оказались, что надо, и край его защиты укрыл и меня.

Биться лежа на спине неудобно, потому мою Плеть Саваофа Абусалам без труда увел в потолок. Здание задрожало, сверху посыпался гипсокартон, плитка и светильники, сквозь дыру в перекрытии удивленно заглянуло весеннее солнце. Мы бились насмерть, не жалея сил. Слишком уж хорошо знали пределы друг друга.

- Егор, ложись! – заорал я.

Порой простые решения самые действенные. Я мысленно подхватил поваленные кресла, швыряя их в карлика. Сил хватило всего на пять штук, но на середине пути они встретились с огненным шаром Архи, и рвануло так, что задрожали окна. Мне плашмя прилетело в лицо оторванной металлической ножкой, зато остальное досталось Абусаламу. Он вскрикнул, схватившись за торчащий из бедра обломок, но все же нашел в себе силы ударить Молотом Тора.

Кое-как выставленная Эгида треснула под массой невидимого оружия. Чувствуя, как крошатся мои ребра, я завыл от боли. Организм латал себя так быстро, как только мог, а Молот все гвоздил и гвоздил, разбивая мои щиты один за другим. Корчась на полу, как разрубленный лопатой червяк, я видел, как поднимает скрюченные лапы Арха, направляя в меня шар Подземного огня. Эта атака должна была прикончить меня. Но еще раньше я увидел, как Егор швыряет активированный Анкил под ноги карлику. Подземный огонь взорвался прямо перед воинственно встопорщенными щупальцами. Безглазое рыло обуглилось, и Арха без единого звука рухнул на спину.

Абусалам в его сторону даже не глянул, продолжая с неистовой злобой вминать меня в пол. Он понимал, что не выстоит со мной один на один, и торопился закончить начатое. Я поймал момент между ударами, сбросил щит, и от души зарядил в него чистой энергией. На большее моей концентрации сейчас не хватало.

Бесчувственное тело перевернулось в воздухе и распласталось на столе, сбив на пол микрофоны и бутылки с минералкой. Цепляясь за стулья, я кое-как поднялся на ноги. Подбежал Егор, ошалело озираясь, подставил плечо. Опираясь на него, как на костыль, я заковылял к поверженному Охранителю, добить паскудника, пока еще могу. Сперва убью, а разговаривать будем потом. Вопреки всеобщему убеждению, мертвые говорят куда охотнее живых.

Вся схватка едва ли заняла больше двух минут, но накачанному адреналином мозгу казалось, что прошло не меньше часа. Сквозь звон в ушах проталкивались испуганные голоса, крики и ругань. Хрустнул выбитый замок, и на пороге, обводя зал бесстрастными глазами, застыл Федор Степанович. За ним, нервно гудя, маячило человеческое море.

Я с тоской поглядел на распластанного Охранителя. Затем на его пса. Сращивая кости, стягивая раны, тело слабело, стремительно сжигая энергию. Нет, не одолею. Не в этом состоянии. Егор все еще поддерживал меня под руку.

- Держись за меня крепко, - ватным голосом велел я, невероятным усилием воли вышибая панорамное стекло.

На сленге омов такой прыжок называется «кузнечик».

***

Когда Влад и Егор, пугая редких прохожих, перебежали площадь, и потерялись во дворах, Охранитель пришел в себя. Абусалам сел на столе, прямой, как палка. Дорогой костюм превратился в ворох лохмотьев. На лепной скуле наливался лиловый синяк. Абусалам щелкнул пальцами, мысленно веля телохранителю очистить помещение.

После того, как Федор Степанович вытолкал зевак из зала и закрыл дверь, Абусалам спрыгнул на пол, хромая подошел к неподвижному Казначею. Арха вцепился в протянутую руку черной клешней и, шатаясь, встал на ноги. Охранитель погладил его обожженную голову.

- Все хорошо, дружок. Мы их ведем.

Загрузка...