Горячий камушек

1

Вокруг стола в задней комнате «О. Дж. Бар и Гриль» сидели Мэрч, Келп и Чефвик. Мэрч пил пиво с солью, Келп — чистый «бурбон», а так как еще не наступил полдень, Чефвик не пил свой обычный шерри. Вместо этого он употреблял «диет-колу». Гринвуд был в баре — обучал Ролло приготовлению водочного коктейля со льдом, причем Ролло наблюдал эту процедуру со скептической ухмылкой.

Трое в задней комнате просидели в молчании пять или шесть минут, когда Мэрч внезапно произнес:

— Знаете, я все думаю об этом.

— Нет, нет, — сказал Келп. — Не думай об этом. У тебя может выступить сыпь.

— Я вот сидел тут, — продолжал Мэрч настойчиво, — и все гадал, что, в принципе, может пойти не так на этот раз. Может, кто-нибудь успел со вчерашнего дня перевести банк оттуда. Или кто-то из работающих там совершил растрату, присвоив изумруд…

Чефвик сказал спокойно:

— Я согласен с Келпом. Вы должны немедленно прекратить думать об этом. Или, по крайней мере, об этом говорить.

Мэрч сказал:

— Но все это звучит как-то не так. Все, о чем я думаю, как-то не смахивает на лажу того сорта, которая всегда происходит с нами. Я почти готов поверить, что Дортмундер войдет через вон ту дверь с изумрудом в руках.

Мэрч показал на дверь, она открылась, и Гринвуд вошел с водочным коктейлем в руках. Он уставился на палец, которым Мэрч указывал на него, и спросил:

— Кто-нибудь звал меня?

Мэрч опустил руку.

— Нет, — сказал он. — Я просто говорил, что я настроен оптимистически, вот и все.

— Ошибка, — прокомментировал Гринвуд и сел к столу. — Я весьма предусмотрительно ничем не занял сегодняшний вечер, — продолжил он, — исходя из предположения, что мы проведем его, сидя в этой комнате и разрабатывая план следующей операции.

— Даже и не говори об этом… — замотал головой Келп.

Гринвуд отмахнулся.

— Это не значит, что это может произойти. Ну а если бы я договорился с какой-нибудь красивой и горящей желанием дамочкой и предложил поужинать у себя дома, что тогда? Что тогда, а, Келп?

— Да-а, — сказал Келп. — Ты прав.

— Именно, — Гринвуд пригубил свой водочный коктейль.

— Здесь симпатичное местечко, — согласился Мэрч. — Жаль только, что это немного далековато, чтобы просто заскакивать сюда время от времени. Хотя, если я где-нибудь на Окружной или в районе Грэнд Сентрал, то почему бы и нет. — Он потянул пиво и добавил в него соли.

Келп спросил:

— Который час? — Но когда Чефвик посмотрел на часы, Келп быстро прибавил: — Не говорите мне! Я не хочу этого знать.

Гринвуд сказал:

— Если его прихватят, Дортмундера то есть, мы должны будем, конечно, устроить ему побег. Как вы устроили мне.

— Само собой, — сказал Келп. — А как же!

Гринвуд вздохнул.

— Когда моя дорогая мамочка велела мне определиться и найти постоянную работу, — сказал он, — я сильно сомневаюсь, чтобы она держала в голове все это.

Мэрч сказал:

— Ты думаешь, мы когда-нибудь добудем все-таки этот камень? Может, богу угодно, чтобы мы вступили на праведный путь, и это вроде тонкого намека с его стороны?

— Если пять операций с одним и тем же изумрудом надо считать тонким намеком, — отозвался Келп с горечью, — я бы хотел, чтобы господь приступил к более бесцеремонному воспитанию.

— И все-таки, — сказал Чефвик, задумчиво глядя в свою «диет-колу», — это было так интересно. Мой первый полет на вертолете, например. И когда я вел «Том Там», было так приятно.

— Не надо больше интересных дел, — заметил Мэрч. — Если всем все равно, я хочу, чтобы с этого момента все шло самым скучным путем. Все, чего я хочу, чтобы эта дверь открылась и в нее вошел Дортмундер с изумрудом в руках.

Он снова указал на дверь, и та снова открылась, и Дортмундер вошел с пустым стаканом в руках.

Все уставились на него. А Дортмундер уставился на направленный в его сторону палец, затем ушел с соответствующей линии огня, обошел вокруг стола, добрался до свободного стула и бутылки «бурбона», сел, налил «бурбон» в стакан и сделал глоток. Все смотрели на него, не мигая. Тишина была такой пронзительной, что было слышно, как он глотает.

Он оглядел их. Его лицо было лишено выражения, их лица тоже. Потом Дортмундер улыбнулся.

2

Изумруд лежал посреди обшарпанного деревянного стола наподобие красивого яйца, снесенного светом лампы с зеленым металлическим колпаком, которая висела прямо над ним. Этот свет отражался и преломлялся тысячу раз огранкой камня, так что казалось, будто изумруд смеется, и хмыкает, и хихикает, там, на середине стола. Счастливый, что попал в центр внимания. Счастливый от такого всеобщего восхищения.

Все пятеро некоторое время молча глазели на изумруд, как бы пытаясь разглядеть картины своего будущего на его гранях. Внешний мир был далеко-далеко от них, слабый шум транспорта — как с другой планеты. Тишина в задней комнате «О. Дж. Бар и Гриль» была одновременно благоговейной и экстатической. Пять человек имели вид трепетной торжественности, и тем не менее все они улыбались. От уха до уха. Вперясь в подмигивающий, хохочущий камень и улыбаясь ему в ответ.

Келп вздохнул. Он сказал:

— Вот оно.

Остальные изменили позы, как бы очнувшись от транса.

— Я никогда не думал, что это случится, — прошептал Мэрч.

— Однако вот и мы, — сказал Гринвуд. — И какие мы красивые, а?

— Я хотел бы, чтобы Мод увидела его, — сказал Чефвик. — Мне следовало захватить с собой «Поляроид» и сфотографировать это чудо.

— Мне ненавистна мысль, что я должен расстаться с ним, — сказал Келп.

Дортмундер кивнул и проговорил:

— Я знаю, что ты имеешь в виду. Мы через столько прошли ради этого куска камня. Но теперь нам надо отделаться от него, и немедленно. Этот камушек слишком действует мне на нервы. Мне все кажется, что в любую минуту вон та дверь распахнется и миллион легавых ворвется сюда.

— Да они избивают пацанов по всему городу, — сказал Гринвуд.

— Тем не менее, — сказал Дортмундер, — пришло время вручить этот камень майору Айко и получить наши деньги.

Мэрч спросил:

— Вы хотите, чтобы мы все отправились за ними? Я на своей машине.

— Нет, — ответил Дортмундер. — Вместе мы могли бы привлечь внимание. Кроме того, если что-нибудь пойдет не так, как следует, хоть кто-то из нас должен быть наготове, чтобы помочь. Келп, это с самого начала было твое дело, ты привлек всех нас к нему, с тобой первым связался майор. И именно ты относил ему списки… Ты хочешь теперь отнести камень?

— Конечно, — сказал Келп. Это предложение явно доставило ему удовольствие. — Если, конечно, вы, ребята, считаете, что я способен в одиночку пересечь город.

— Мэрч может отвезти тебя, — сказал Дортмундер, — а мы втроем останемся здесь. И если эта заколдованная штуковина снова выкинет фортель, она сделает это независимо от того, кто понесет камень. Если он тебя достанет, мы это поймем.

Келп не был уверен, ободрили его или нет, и пока он сидел и хмурился по этому поводу. Дортмундер взял изумруд и поместил его обратно в маленькую черную бархатную коробочку. Он подал ее Келпу, который взял ее и сказал:

— Если мы не вернемся через час, один бог будет знать, что с нами.

— Мы будем ждать вестей от вас, — сказал Дортмундер. — После вашего отъезда я позвоню майору и попрошу его открыть сейф.

— Хорошо, — Келп спрятал коробочку в карман, допил свой «бурбон» и встал. — Пошли, Мэрч.

— Подожди, я допью пиво, — сказал Мэрч. Он был в явном затруднении, делая большие глотки. Наконец он опустошил стакан и поднялся с места. — Готов.

— До встречи, — произнес Келп и вышел. Мэрч двинулся за ним, и остальные расслышали, как он пробубнил: — Вопрос в том, ехать ли нам через парк по Шестьдесят Шестой или… — И тут дверь закрылась.

Дортмундеру пришлось попросить монетку в десять центов. Чефвнк дал ему одну, и он вышел в бар, к телефонной будке, и набрал номер посольства. Он переговорил с двумя людьми, прежде чем у телефона оказался Айко, и тогда Дортмундер сказал:

— Сейчас мы его доставим.

— Неужели? — Майор, очевидно, был чрезвычайно доволен. — Это хорошие новости. А я уж было перестал надеяться.

— Как и все мы, майор. Вы понимаете, что это товар против денег.

— Естественно. Деньги ждут в сейфе.

— Его привезет тот же человек, что и обычно.

— Разве вы не все вместе? — голос майора звучал растерянно.

— Нет, не стоило ехать всей толпой. Это могло бы привлечь ненужное внимание.

— Возможно, — произнес майор с сомнением. — Ну что ж, все это устроится, я уверен. Спасибо, что позвонили. Я буду ждать нашего друга.

— Хорошо, — сказал Дортмундер. Он повесил трубку и вышел из будки.

Ролло окинул Дортмундера взглядом, когда тот проходил мимо него к задней комнате, и заметил:

— Вы сегодня бодро выгляднте.

— Такой сегодня бодрящий денек, — ответил Дортмундер. — Похоже, в ближайшее время мы не будем пользоваться вашей задней комнатой.

— Поздравляю, — сказал Ролло.

— Ага, — сказал Дортмундер и отправился в заднюю комнату, ждать.

3

Всегдашний эбеновый человек в зеркальных очках впустил Келпа, но не проводил его, как обычно, в бильярдную.

— Эй, — окликнул его Келп, когда они свернули в другую сторону. — Бильярд, помните? — Он сделал несколько характерных движений, как если бы держал кий.

— Сегодня кабинет, — сказал эбеновый человек.

— Ну? Ах да, сегодня случай особый. О'кей, ведите, — кроме всего прочего, Келпу полегчало от мысли, что у Майора не будет шансов показать ему какие-нибудь новые разученные трюки.

Или будет? Эбеновый человек распахнул дверь кабинета, Келп вошел в нее и увидел, что Майора за письменным столом нет. Там сидел Проскер, сидел, будто это была его контора, и дружелюбно улыбался Келпу, как паук мухе.

Келп остановился тут же, у двери, но чья-то рука подтолкнула его в спину. «Эй!» — вскрикнул он и повернулся, и эбеновый человек вошел следом за ним, закрыл дверь, достал из кармана пистолет и приставил его к носу Келпа.

Келп шагнул назад, в глубину комнаты, создавая больший промежуток между собой и дулом пистолета. «Что это значит?» — спросил он и тут же увидел двух других черных людей с пистолетами в руках, которые стояли у стен.

Проскер удовлетворенно хихикнул.

Келп резко повернулся и с ненавистью взглянул на него.

— Что ты сделал с майором?

Проскер окончательно расхохотался.

— С майором! О, господи! Вы, друзья мои, как дети в дремучем лесу, сущие дети в лесу! Что я сделал с майором!

Келп угрожающе шагнул вперед.

— Да, что ты сделал с майором? Что ты затеял?

— Я говорю от имени майора, — произнес Проскер, всхлипывая от смеха и утирая слезы. Он слегка оперся руками о стол. — Я теперь работаю у майора, — сказал он, — и майор счел, что будет лучше, если я возьму на себя труд разъяснить вам элементарные факты нашей жизни. Ему показалось, что тренированный юридический ум сможет лучше суммировать всю ситуацию в нескольких предложениях, которые вы будете способны донести до своих друзей. Кроме того, я сам разработал солидную часть сценария.

— Сценария? — Келп ощущал, как те три пушки прожигают маленькие дырочки в тыльной части его шеи, но будь он проклят, если проявит что-либо, кроме самообладания и злости. — Какой сценарий? — потребовал разъяснить он.

— Садитесь, Келп, — предложил Проскер. — Мы поговорим.

— Мы не будем говорить, — сказал Келп. — Я буду говорить с майором.

Улыбочка Проскера изменилась, став печальнее.

— Следует ли мне просить этих людей силой усадить вас? Не лучше ли обойтись без насилия?

Келп обдумал это, затем сказал:

— Ол райт, я тебя послушаю. Пока все это одни слова. — Он сел.

— Я боюсь, что слова — это все, что вы получите, — заявил Проскер, — так что слушайте их внимательно. Прежде всего, вам придется вручить мне Изумруд Талабво, и вы не получите за это никаких денег. Майор выплатил вам сумму в четырнадцать тысяч триста долларов, плюс пять тысяч этому гипнотизеру, плюс почти пять тысяч на остальные расходы, что вместе составляет более двадцати четырех тысяч долларов выплат, и майор полагает, что этого вполне достаточно.

— За полумиллионный камень? — сказал Келп с горечью.

— Который в действительности и так принадлежит стране майора, — указал Проскер. — Двадцать четыре тысячи долларов составляют огромную сумму для такой маленькой развивающейся страны, как Талабво, особенно если они выплачиваются за возвращение ее собственного имущества.

— Не должен ли я испытывать жалость к Талабво? — спросил Келп. — Меня схватили, меня и моих партнеров пытаются нагреть на двести тысяч зелененьких, и ты при этом хочешь, чтобы я жалел какую-то африканскую страну?

— Я просто хочу, чтобы вы вникли в ситуацию, — сказал Проскер. — Во-первых, я хочу, чтобы вы поняли, почему майору представляется справедливым не выплачивать больше ничего за возвращение имущества, принадлежащего его стране. Мне сдается, что я вполне осветил этот пункт, и теперь перейду ко второму. Который заключается в том, что майор предпочел бы, чтобы вы вели себя смирно.

— Ах, он предпочел бы? — Келп улыбнулся половиной рта. — Трудновато это достанется майору.

— Не уверен, — парировал Проскер. — Помните ли вы о склонности майора к досье?

Келп нахмурился.

— Бумажки в папках, — сказал он. — Ну и что?

— Многое зависит от того, — сказал Проскер, — кто раскроет эти папки и прочтет эти бумажки. Прокурор Манхэттена, например, сочтет досье на вас пятерых захватывающим чтением. Оно позволит ему раскрыть пять весьма ярких преступлений последнего выпуска, равно как представить и некоторые весомые намеки по поводу других нераскрытых дел, совершенных в прошлом.

Келп прищурился, уставясь на Проскера.

— Майор собирается стучать на нас?

— Только если вы доставите ему неприятности, — сказал Проскер. Он откинулся в кресле и развел руками. — Конечно, — проговорил он, — вы закончили дело довольно успешно, принимая во внимание то, насколько неграмотно вы его вели.

— Неграмотно?!

— Вам потребовалось пять операций, чтобы сделать это, — напомнил Проскер. Он поднял руку, чтобы предупредить выплескивавшиеся из Келпа возражения: — Никто вас не критикует. Все хорошо, что хорошо кончается, как было однажды замечено, а вы и ваши друзья в конце концов, сделали то, что требовалось. Но, несомненно, вы не продемонстрировали образца профессионализма, на который рассчитывал майор, нанимая вас.

— Он задумал крутануть это с деньгами с самого начала, — сказал Келп со злостью.

— У меня нет мнения на сей счет, — сказал Проскер. — Пожалуйста, положите теперь изумруд на этот стол.

— Уж не думаете ли вы, что я свихнулся настолько, чтобы принести его с собой, а?

— Да, я так думаю, — без всякого беспокойства сказал Проскер. — И еще я думаю, что вы не свихнулись до такой степени, чтобы заставить этих джентльменов вынудить вас силой расстаться с ним.

Келп обдумал это со злобой и горечью, и решил, что нет. Не было смысла зарабатывать ненужные синяки. Он просто сдаст этот раунд, утешая себя мыслью, что весь бой еще не окончен. Келп полез в карман, достал черную бархатную коробочку и выложил ее на стол.

— Очень хорошо, — промурлыкал Проскер, улыбаясь коробочке. Он протянул обе руки, открыл коробку, улыбнулся ее содержимому. Затем закрыл коробочку и поглядел мимо Келпа на трех молчаливых вымогателей. — Один из вас может отнести это майору, — произнес он.

Эбеновый человек, очки которого отражали падающий на них свет, выступил вперед и взял коробочку. Келп проследил глазами, как он вышел из комнаты.

Проскер сказал:

— Теперь, — и Келп повернул голову, чтобы вновь посмотреть на него. — Теперь, — повторил Проскер, — произойдет следующее. Вскоре я покину этот гостеприимный дом и вручу себя в руки полиции. У меня состряпана история о том, как я был похищен группой преступников, ошибочно полагавших, будто мне известно, где укрыта добыча одного моего клиента. Преступникам потребовалось несколько дней на то, чтобы признать свою ошибку, и тогда они меня отпустили. Я не узнал ни одного из них и не рассчитываю обнаружить ни одной их фотографии в специальных альбомах. Ни майор, ни я, как видите, не заинтересованы в том, чтобы создать вам, друзья, ненужные трудности. Мы надеемся, что вы учтете это и не станете вынуждать нас к более резким мерам.

— Закругляйся, — сказал Келп. — Что еще?

— Ничего, — сказал Проскер. — Вам заплатили все, что вы должны были получить. Майор и я взяли на себя тяжесть сокрытия ваших преступлений, связанных с изумрудом. Если вы теперь обратитесь к своим делам, все пятеро, это будет конец истории, но если кто-либо из вас доставит неприятности майору или мне, у нас будет возможность сделать вашу жизнь очень, очень тяжелой.

— Майор может вернуться в Талабво, — заметил Келп. — Но ты-то останешься здесь.

— Как выясняется, нет, — ответил Проскер, дружески улыбаясь. — В Талабво создана вакансия юрисконсульта в связи с разработкой их новой конституции. Хорошо оплачиваемая работа, кстати, с субсидией от правительства Соединенных Штатов. Подготовка новой конституции должна занять около пяти лет. Я с нетерпением жду перемены обстановки.

— О, как бы я хотел устроить тебе перемену обстановки! — воскликнул Келп.

— Надо думать, — согласился Проскер. Он бросил взгляд на часы. — Мне крайне неприятно торопить вас, — сказал он, — но меня слегка поджимает время. Есть ли у вас какие-нибудь вопросы?

— Ни одного, на который бы тебе понравилось отвечать, — заключил Келп. Он поднялся со стула. — До встречи, Проскер.

— Сомневаюсь, — сказал Проскер. — Эти два джентльмена проводят вас.

Эбеновые люди проводили Келпа и плотно закрыли дверь, как только он оказался на улице.

Машина Мэрча стояла за углом. Келп бросился к ней и скользнул на переднее сиденье. Мэрч сказал:

— Все о'кей?

— Все в дерьме, — быстро ответил Келп. — Подай туда, откуда можно заглянуть за угол.

Мэрч среагировал мгновенно; запустив двигатель и направив машину вперед, спросил:

— В чем проблема?

— Надувательство. Я должен позвонить. Если кто-нибудь выйдет из этого посольства прежде, чем я вернусь, сбей его.

— Есть, — сказал Мэрч, и Келп выскочил из машины.

4

Ролло вошел в заднюю комнату и сказал:

— Другой «бурбон» на проводе. Он хочет говорить с вами.

— Я так и знал, — сказал Гринвуд. — Что-то опять не так.

— Может и нет, — сказал Дортмундер, но по его лицу было видно, что он в это не верит. Он встал, проследовал за Ролло в бар и поспешил к телефонной будке. Он влетел в нее, захлопнул дверь, поднял трубу и произнес:

— Да-а?

— Динамо, — прозвучал голос Келпа. — Давайте быстро сюда.

— Даем, — рявкнул Дортмундер и повесил трубку. Он выскочил из будки и помчался к задней комнате, на бегу крикнув Ролло: — Мы скоро вернемся.

— Само собой, — сказал Ролло. — В любое время.

Дортмундер открыл дверь задней комнаты, просунул туда голову и сказал:

— Пошли.

— Как это меня раздражает, — сказал Чефвик. Он со стуком опустил стакан с диет-колой на стол и поспешил вслед за Дортмундером и Гринвудом прочь из бара.

Они тут же схватили такси, но понадобилась чуть ли не вечность, чтобы проехать через парк. Во всяком случае, казалось, что вечность. Но все-таки она кончилась, вместе с ней окончилась и поездка в такси, из которого Дортмундер и другие буквально выпали на углу, в полуквартале от посольства Талабво. Мэрч подбежал, когда такси уже отъехало, и Дортмундер спросил:

— Что происходит?

— Надувательство, — ответил Мэрч. — Проскер и майор сговорились.

— Нам следовало похоронить его в лесу, — сказал Гринвуд. — Я знал это тогда, но просто проявил мягкосердечие.

— Заткнись, — сказал ему Дортмундер и, обращаясь к Мэрчу, спросил: — Где Келп?

— Поехал за ними, — сказал Мэрч. — Минут пять назад майор, Проскер и еще трое вышли и сели в такси. Они были с багажом. Келп едет за ними в другом такси.

— Проклятье, — сказал Дортмундер. — Мы потратили слишком много времени, чтобы продраться через парк.

— Будем здесь дожидаться Келпа, — спросил Гринвуд, — или что?

Мэрч показал на застекленную телефонную будку на противоположном углу.

— Он записал этот номер, — сказал он. — Позвонит, когда будет случай.

— Хорошо придумано, — сказал Дортмундер. — Ол райт. Мэрч, ты оставайся у будки. Чефвик, вы и я идем в посольство. Гринвуд, пушка с собой?

— А как же.

— Одолжи.

Они на мгновение тесно сошлись друг с другом, и Гринвуд передал свой смит-и-вессон. Дортмундер запихнул его в карман пиджака и сказал Гринвуду:

— Ты останешься на стреме. Идем!

Мэрч вернулся к телефонной будке, а Дортмундер, Чефвик и Гринвуд поспешили к посольству. Гринвуд прислонился к узорной решетке и неторопливо раскурил сигарету, пока Дортмундер и Чефвик поднимались по каменным ступенькам, причем Чефвик доставал на ходу из карманов небольшие продолговатые инструменты.

Было около пяти часов пополудни в пятницу, и Пятая авеню была забита транспортом: такси, автобусы и немногочисленные частные автомобили и то там, то сям черные лимузины ползли в южном направлении, и этот вялый поток медленно тек по Пятой авеню, оставляя с правой стороны парк, с левой внушительные старые каменные дома. Тротуары тоже были забиты няньками, катившими детские коляски, лифтерами, выгуливавшими собак, и цветными сиделками, прогуливавшими согбенных стариков. Дортмундер и Чефвик отгородились от всего этого спинами, заслоняя быстрые руки Чефвика, и он прошел сквозь дверь, как бронированный автомобиль через обруч, затянутый рисовой бумагой. Дортмундер и Чефвик быстро вошли в здание, причем первый достал револьвер, пока второй закрывал дверь.

Две передние комнаты, через которые они прошли, производя беглый осмотр, были пусты, но третья содержала две пишущих машинки с двумя черными машинистками женского пола. Последние были быстро заперты на задвижку в стенном шкафу, и Дортмундер с Чефвиком проследовали дальше.

В кабинете майора Айко, на письменном столе, они нашли блокнот для памятных записей с карандашной пометкой на верхнем листе: «Кеннеди» — рейс 301, 7.15». Чефвик сказал:

— Должно быть, туда они и отправились.

— Но какая авиакомпания?

Чефвик еще раз с удивлением посмотрел на запись.

— Здесь не сказано.

— Телефонная книга, — сказал Дортмундер. — Желтые страницы.

Они принялись выдвигать ящики, телефонная книга Манхэттена оказалась в нижнем ящике слева. Чефвик спросил:

— Вы собираетесь звонить во все авиакомпании?

— Надеюсь, что нет. Попробуем «Панамерикэн». — Он нашел номер, набрал его, и после четырнадцати гудков отозвался приятный, но какой-то пластмассовый женский голос. Дортмундер сказал:

— У меня вопрос, который может показаться глупым, но я пытаюсь предотвратить похищение невесты.

— Похищение невесты, сэр?

— Я против того, чтобы мешать любви, — сказал Дортмундер, — но мы только что выяснили, что он уже женат. Мы знаем, что они улетают из «Кеннеди» сегодня в семь пятнадцать. Рейс три-ноль-один.

— Это рейс «Панамерикэн», сэр?

— Мы не знаем… какая компания и куда они направляются.

Дверь кабинета открылась, и в нее вошел эбеновый человек, отражая свет своими очками. Дортмундер буркнул в трубку: «Подождите секундочку». Он прижал микрофон к груди и направил револьвер Гринвуда на эбенового человека. «Встань туда», — сказал он, указывая на голый простенок вдали от выхода.

Эбеновый человек поднял руки и стал в простенок.

Дортмундер, направив глаза и револьвер на эбенового человека, сказал в трубку:

— Прошу прощения. С матерью невесты истерика.

— Сэр, все, чем вы располагаете, — номер рейса и время отправления?

— И что вылет из «Кеннеди».

— Это может занять некоторое время, сэр.

— Я готов подождать.

— Не вешайте трубку.

— Конечно…

В трубке раздался щелчок, и Дортмундер сказал Чефвику:

— Обыщите его.

— Сию минуту. — Чефвик обыскал эбенового человека и вернулся с автоматическим пистолетом беретта «Джетфайр» калибра 0,25, маленьким гнусным оружием, с которым Келп уже познакомился немного раньше.

— Свяжите его, — сказал Дортмундер.

— Как раз моя мысль, — отозвался Чефвик. Он сказал эбеновому человеку: — Дайте мне ваш галстук и шнурки от ботинок.

— Вы проиграете, — сказал эбеновый человек.

Дортмундер сказал:

— Если он предпочитает быть застреленным, суньте пистолет поглубже ему в живот, чтобы приглушить звук.

— Естественно, — сказал Чефвик.

— Я окажу сотрудничество, — произнес эбеновый человек, начав снимать галстук. — Но это ничего не даст. Вы проиграете.

Дортмундер продолжал прижимать трубку к уху и держать под прицелом эбенового человека, который отдал галстук и шнурки Чефвику.

— Теперь снимите ваши ботинки и носки и ложитесь на пол, лицом вниз, — приказал Чефвик.

— Неважно, что вы сделаете со мной, — сказал эбеновый человек. — Я ничего не значу, а вы проиграете.

— Если не поторопишься, — сказал Дортмундер, — станешь значить еще меньше.

Эбеновый человек сел на пол и снял туфли и носки, затем лег лицом вниз. Чефвик с помощью одного шнурка связал вместе большие пальцы рук у него за спиной, с помощью другого — большие пальцы ног, а галстук запихал эбеновому человеку в рот.

Чефвик как раз заканчивал всю процедуру, когда Дортмундер услышал еще один щелчок, и женский голос сказал:

— Алло, я нашла его, сэр.

— Я чрезвычайно признателен вам, — сказал Дортмундер.

— Это рейс «Эйр Франс» в Париж, — сказала она. — Это единственный рейс с таким номером, вылетающий в указанное время.

— Большое вам спасибо, — сказал Дортмундер.

— Как это романтично, да, сэр? — сказала она. — Похищать невесту в Париж.

— Наверное, — сказал Дортмундер.

— Как ужасно, что он уже женат.

— Такие вещи случаются, — сказал Дортмундер. — Спасибо еще раз.

— Всегда готовы услужить, сэр.

Дортмундер повесил трубку и сказал Чефвику:

— «Эйр Франс» в Париж. Помогите мне оттащить эту пташку сюда, за стол. Не хотелось бы, чтобы кто-нибудь обнаружил его и освободил, и он смог бы позвонить майору в «Кеннеди».

Они уложили эбенового человека позади стола и покинули посольство, не встретив более никого. Гринвуд все еще торчал у дверей, опираясь на железную ограду. Он присоединился к ним, и пока они шли к углу, пересекали улицу и подходили к будке, в которой сидел Мэрч, Дортмундер сообщил ему, что они узнали. Около будки Дортмундер сказал:

— Чефвик, оставайтесь здесь. Когда Келп позвонит, скажите ему, что мы едем, и пусть он оставит для нас записку в агентстве «Эйр Франс». Если они поехали не в «Кеннеди», а в другое место, ждите здесь, и если в «Эйр Франс» записки не будет, мы вам позвоним.

Чефвик кивнул.

— Очень хорошо, — сказал он.

— Мы встречаемся в «О. Дж.», когда все будет кончено, — сказал Дортмундер. — Если нам придется расстаться, встретимся там.

— Это может быть поздно вечером, — сказал Чефвик. — Лучше я позвоню Мод.

— Не занимайте этот телефон.

— О, нет. Удачи вам.

— Это бы не помешало, — сказал Дортмундер. — Пошли, Мэрч, посмотрим, насколько быстро ты сможешь довезти нас в аэропорт «Кеннеди».

— Ну, отсюда, — проговорил Мэрч, пока они трусили через улицу к его машине, — я рвану прямо по ФДР-драйв к Триборо…

5

У девушки за стойкой «Эйр Франс» был французский акцент.

— Мистер Дортмундер? — спросила она. — Да, у меня есть для вас записка. — Она подала небольшой конверт.

— Спасибо, — с казал Дортмундер, и они с Гринвудом отошли от стойки. Мэрч снаружи ставил машину. Дортмундер открыл конверт и внутри него обнаружил маленький листочек бумаги, на котором были нацарапаны слова «Золотая дверь».

Дортмундер перевернул листок, но противоположная сторона была пуста. Он перевернул бумажку снова, и там по-прежнему значилось: «Золотая дверь». Просто «Золотая дверь», больше ничего.

— Этого как раз не хватало, — произнес Дортмундер.

— Минутку, — сказал Гринвуд и подошел к ближайшей из проходивших мимо стюардесс, хорошенькой блондинке с короткой стрижкой в темно-синей униформе. — Простите меня, — сказал Гринвуд, — вы выйдете за меня замуж?

— Я бы с удовольствием, — сказал она, — но мой самолет улетает через двадцать минут.

— Ну, вернетесь, — сказал Гринвуд. — А пока не могли бы вы мне объяснить, где «Золотая дверь» и что это такое?

— О, это ресторан в международном терминале прибытия.

— Чудно. Когда мы сможем там пообедать?

— О, в следующий раз…

— Прекрасно, — сказал он. — А когда это будет?

— Разве вы не знаете?

— Пока нет. Когда вы возвращаетесь?

— В понедельник, — ответила она с улыбкой. — Мы прибудем в три тридцать пополудни.

— Идеальное время для обеда. Договоримся на четыре?

— Лучше на четыре тридцать.

— В полпятого в понедельник, в «Золотой двери». Я закажу столик немедленно. На фамилию Грофилд, — сказал он, сообщив свое самое последнее имя.

— Я обязательно буду, — сказала она. У нее была прелестная улыбка и прекрасные зубы.

— Тогда до встречи, — сказал Гринвуд и вернулся к Дортмундеру. — Это ресторан, в международном терминале прибытия.

— Идем.

Они вышли на воздух и встретили Мэрча, направляющегося в здание. Проинформировали его о последних событиях, попросили носильщика показать международный терминал прибытия и подъехали к нему на автобусе.

«Золотая дверь» была расположена наверху, у входа с длинного и широкого эскалатора. Неподалеку стоял Келп. Дортмундер и двое других подошли к нему, и Келп сказал:

— Они обжираются там, наверху.

— Они хотят вылететь в Париж рейсом «Эйр Франс» в семь пятнадцать, — сказал Дортмундер.

Келп взглянул на него:

— Как вы это узнали?

— Телепатия, — сказал Гринвуд. — Мой трюк — «Угадывание веса».

— Пошли наверх, — сказал Дортмундер.

— Я неподходяще одет для такого места, — заметил Мэрч. Он был в кожаной куртке и рабочих штанах, в то время как трое остальных были в костюмах и при галстуках.

Дортмундер спросил Келпа:

— Другие выходы есть?

— Вероятно, но это единственный вход для публики.

— О'кей. Мэрч, ты останешься внизу, на случай, если они прорвутся. Если это произойдет, следуй за ними, но не пытайся ничего предпринимать по собственной инициативе. Келп, Чефвик все еще в телефонной будке?

— Нет, он сказал, что отправляется в «О. Дж.» Теперь мы сможем связаться с ним там.

— Хорошо, Мэрч, если кто-нибудь спустится сверху и ты пойдешь за ним, сообщи нам через «О. Дж.» так скоро, как сможешь.

— Есть.

Трое остальных встали на эскалатор и поднялись наверх, очутившись на темном ковре посреди затененного пустынного зала. Позади метрдотеля декоративная перегородка из легких планок и масса искусственных растений отделяли это пространство от основного помещения ресторана. Метрдотель собственной персоной, вооруженный французским акцентом, правда, менее чарующим, чем у юной леди за стойкой «Эйр Франс», подошел к ним и осведомился, сколько человек в их компании. Дортмундер сказал:

— Мы подождем всех остальных.

— Как изволите, сэр, — метр удалился с поклоном.

Келп сказал:

— Вот они.

Дортмундер поглядел через пластиковые листья. Обеденный зал был обширным и почти совершенно пустым. За столом, примерно в середине зала, у окна, сидели майор Айко, Проскер и три крепких черных молодых человека. Они не спеша и с приятностью обедали, благо было лишь пять часов с небольшим, и еще два часа оставалось до их рейса.

Келп сказал:

— Мне не хочется брать их здесь. Слишком публичное место, и в то же время мы здесь будто в ящике.

— Согласен, — сказал Дортмундер. — Ол райт, мы подождем их внизу.

Он повернулся и пошел к эскалатору.

Гринвуд сказал:

— Я догоню вас через минутку. У меня тут личное дело.

Дортмундер и Келп спустились вниз, а минутой позже появился Гринвуд. Они ввели в курс Мэрча, после чего вся четверка разбрелась по нижнему холлу, не спуская глаз с эскалатора, ведущего к «Золотой двери».

Было уже почти шесть часов, и день превратился в вечер за окнами терминала, когда майор, Проскер и их тройной эскорт спустились вниз, закончив обедать. Дортмундер мгновенно вскочил на ноги и направился к ним. Когда они увидели его и еще не перестали пятиться в остолбенении, он изобразил на лице роскошную улыбку, протянул вперед руку и приблизился к ним вплотную, воскликнув:

— Майор! Какой сюрприз! Как замечательно видеть вас снова!

В этот момент он достиг их, охватил обмякшую руку майора и стал горячо пожимать ее. Сохраняя роскошную улыбку на физиономии, он мягко и негромко произнес:

— Остальные рядом. Если вы не хотите стрельбы, то просто стойте спокойно.

Проскер уже успел оглядеться по сторонам и теперь сказал:

— Клянусь господом, они действительно здесь!

— Дортмундер, — сказал майор, — я уверен, что мы можем все уладить.

— Вы чертовски правы, что можем. Именно мы вдвоем. Без адвокатов, без телохранителей.

— Но вы не станете… э-э… применять насилие?

— Ну что вы, майор, я — нет, — сказал Дортмундер. — Но насчет остальных не уверен. Гринвуд застрелил бы первым Проскера, что очень естественно, ну а Келп, я думаю, начал бы с вас.

Проскер сказал:

— Вы не осмелитесь в таком людном месте…

— Идеальное место, — сказал Дортмундер. — Стрельба, паника. Мы смешиваемся с толпой… Лучшее место на свете, чтобы спрятаться, это толпа.

Майор проговорил:

— Проскер, не пытайтесь заставить его доказывать правоту его слов, они и так звучат слишком правдиво.

— Вот именно, дьявол их побери, — сказал Проскер. — Ол райт, Дортмундер, чего вы хотите? Еще денег?

— Мы не можем позволить себе еще сто семьдесят пять тысяч, — сказал майор, — это просто невозможно.

— Двести тысяч, — напомнил ему Дортмундер. — Цена подскочила тогда, при операции номер три. Но я не хочу вести дискуссию перед всеми этими людьми. Пошли.

— Пошли? Куда?

— Мы просто поговорим, — объяснил Дортмундер. — Ваши люди могут постоять здесь, мои люди останутся на своих местах, а вы и я прогуляемся немного и поговорим. Идемте!

Майору этого очень не хотелось, но Дортмундер был настойчив. В конце концов майор двинулся с места, а Дортмундер через плечо посоветовал остальным:

— Стойте, где стоите, и вам не придется послужить началом посмертной паники.

Дортмундер и майор отправились прочь по длинному коридору, расположенному над зоной таможенного контроля, по одну сторону которого располагались бесчисленные магазины, а по другую — перила, у которых люди могли стоять и смотреть вниз на своих возвращающихся из поездки родственников или прибывающих иностранных друзей, подвергаемых таможенному унижению.

Майор сказал:

— Дортмундер, Талабво — бедная страна, я могу достать вам еще некоторое количество денег, но не двести тысяч долларов. Может быть, тысяч пятьдесят, еще по десять тысяч на каждого, но мы физически не можем позволить себе больше.

— Значит, вы планировали это надувательство с самого начала? — спросил Дортмундер.

— Не стану вам лгать, — признался Майор.

А в то же время в холле Проскер говорил трем темнокожим людям:

— Если мы разбежимся в разные стороны, они не посмеют стрелять.

— Мы не хотим умирать, — сказал один из черных людей, и остальные согласно кивнули.

— Они не станут стрелять, черт побери! — настаивал Проскер. — Неужели вы не понимаете, к чему ведет Дортмундер? Он же отнимет изумруд у майора!

Черные люди переглянулись.

— Если вы не поможете майору, — сказал Проскер, — и Дортмундер отберет у него изумруд, вас даже не просто расстреляют, вам будет много хуже, и вы это знаете.

На черных физиономиях появилось выражение тревоги.

— Я считаю до трех, — сказал Проскер, — и при счете «три» мы разбегаемся, потом разворачиваемся и бежим за Дортмундером и майором.

Предлагаемое мероприятие вызывало у них ненависть, но мысль о майоре в плохом настроении была много страшнее, и они с неохотой кивнули.

— Раз, — произнес Проскер. Ему был виден Гринвуд, который сидел неподалеку, прикрывшись газетными листами «Дейли Ньюс». — Два, — сказал Проскер: в другом направлении он заметил Келпа. — Вперед, — сказал он и побежал. Темнокожие люди задержались на секунду-другую, а потом тоже побежали.

В крупном аэропорту обычно не очень обращают внимания на спешащих, бегущих людей, но эти четверо стартовали так внезапно, что дюжина человек уставилась на них в изумлении. Келп, Гринвуд и Мэрч тоже посмотрели им вслед, а потом вдруг бросились навстречу друг другу для короткого совещания.

Тем временем Дортмундер и майор все еще шли по коридору, причем Дортмундер пытался найти пустынный уголок, в котором можно было бы освободить майора от необходимости нести изумруд, а майор пространно рассуждал о бедности Талабво, о своем раскаянии и о горячем желании поправить положение настолько, насколько это в его возможностях.

Отдаленный голос прокричал: «Дортмундер!» Узнав Келпа, Дортмундер оглянулся и увидел, что двое из трех темнокожих несутся к нему, раскидывая на своем пути зевак, наблюдавших за таможней.

Майор успел подумать, что и он сейчас, должно быть, присоединится к забегу, но вместо этого Дортмундер захватил его руку на болевой прием и огляделся по сторонам. Чуть впереди он обнаружил закрытую дверь золотистого цвета с черной надписью «Входа нет». Дортмундер дернул за ручку, дверь распахнулась, он втолкнул в нее майора, и они очутились на верхней площадке серой замызганной лестницы.

Майор сказал:

— Дортмундер, я даю вам слово.

— Мне не нужно ваше слово, я хочу этот камушек.

— Не думаете же вы, что он у меня с собой?

— Именно это я и думаю, вы не выпустите его из рук, пока не окажетесь дома, на воле, — Дортмундер вытащил револьвер Гринвуда и сунул его ствол в живот майора. — Получится дольше, если мне придется обыскать вас.

— Дортмундер…

— Заткнись и гони изумруд! У меня нет времени на все это вранье!

Майор глянул в лицо Дортмундера, находившееся в нескольких дюймах от его собственной физиономии, и закричал:

— Я заплачу все деньги, я…

— Ты сдохнешь, будь ты проклят! Давай изумруд!

— Ол райт, ол райт! — Майор теперь едва бормотал под напором Дортмундера. — Только сохраните его, — проговорил он, вытаскивая черную бархатную коробочку из внутреннего кармана. — Других покупателей не будет. Берегите его, я разыщу вас, я найду деньги, чтобы вам заплатить.

Дортмундер выхватил коробочку из его руки, отступил на шаг и быстро заглянул в нее. Изумруд был на месте. Он поднял глаза и увидел майора в прыжке. Майор налетел на ствол револьвера и упал на спину.

Дверь открылась, и в нее влетел один из темнокожих людей. Дортмундер, памятуя о том, что они только что плотно пообедали, ударил его в живот, тот произнес: «У-уфф!» — и согнулся пополам.

Но второй черный человек был где-то позади, недалеко, следовало ожидать и третьего. Поэтому Дортмундер повернулся и, держа изумруд в одной руке, а револьвер в другой, рванул вниз по лестнице.

Он слышал, как они погнались за ним, слышал, как кричал майор. Первая дверь, на которую он наткнулся, была заперта, а вторая пропустила его наружу, в прохладную темноту октябрьского вечера.

Но куда? Дортмундер, пробиваясь сквозь темноту, обогнул угол, и оказалось, что темнота до краев наполнена самолетами.

Он прошел сквозь зеркало, пересек ту невидимую черту, которая отделяет непосвященных от другой половины мира. Он был там, где были самолеты, в потоках яркого света, окруженные темнотой, прореженной цепочками синих или янтарных огней рулежных дорожек, взлетно-посадочных полос и погрузочно-разгрузочных зон.

А темнокожие люди все еще гнались за ним. Дортмундер бросил взгляд направо, где пассажиры спускались по трапу из самолета компании САС. Присоединиться к ним? Только странновато он будет выглядеть в таможенном контроле без паспорта, без билета и багажа. Он повернул в другую сторону и бросился в темноту.

Следующие пятнадцать минут Дортмундер провел как в лихорадке. Он продолжал бежать, и черные люди бежали следом за ним. Он метался по всей территории, отведенной для самолетов, мчась то по траве, то по гравию, то по бетону рулежных дорожек, перепрыгивая через маркировочные огни, стараясь не показываться силуэтом на фоне ярко освещенных площадок и в то же время пытаясь не попасть под проезжающий «Боинг-707».

Время от времени он видел гражданскую часть аэропорта, его родную часть, по ту сторону ограды или за углом здания, там ходили люди и подъезжали и отъезжали такси, но каждый раз, как он устремлялся туда, преследователи отсекали его, чтобы он оставался на открытом гладком и незащищенном пространстве.

И вот теперь он все дальше и дальше уходил от зданий, ярких огней, от всего, что связывало его с пассажирской частью Терминала. Прямо впереди были взлетно-посадочные полосы, с длинной чередой аэропланов, ожидающих взлета. Ушла в небо реактивная «Олимпия», за ней двухмоторный винтовой «Могоук», следом частный реактивный «Лир», принадлежащий эстрадной звезде, за которыми взлетел древний двухместный «Эркуле», а за ними — громадный «Боинг-707» компании «Люфтганза»; монстры и карлики, один за другим, послушно выстаивали очередь, и гиганты никогда не сталкивали с пути малышей, за чем внимательно следили с контрольной башни.

Один из самолетов, ожидавших разрешения на взлет, был выпущен в Италии и собран в Штатах «Уэко Вела», пятиместная машина с двигателем «Франклин» американского производства. У его панели управления сидел торговец компьютерами по имени Фэргас, друг которого Буллок дрых, развалившись поперек задних сидений. В очереди перед ними был реактивный лайнер компании ТВА, который грузно протрясся на стартовую позицию в начале полосы, постоял там, ревя и вибрируя, несколько секунд, а потом радостно поскакал прочь, будто Сидней Гринстрит, играющий в баскетбол, пока не оторвался от бетона, став сразу же грациозным и прекрасным.

Фэргас двинул свой маленький самолет вперед, к взлетной полосе, и повернул направо. Теперь полоса простиралась прямо перед ним. Фэргас сидел, глядя на приборы, ожидая, пока контрольная башня выдаст разрешение на взлет, и сокрушаясь по поводу свиных отбивных, съеденных за обедом, как вдруг совершенно неожиданно правая дверь распахнулась, и человек с револьвером в руке ворвался в кабину.

Фэргас уставился на него в изумлении.

— Гавана? — спросил он.

— Просто в небо, — ответил ему Дортмундер и посмотрел в окно на трех темнокожих людей, бежавших к ним.

«О'кэй, эн-733-дабл-ю, — произнес диспетчер в наушниках Фэргаса, — взлет разрешаю».

— Ух, — сказал Фэргас.

Дортмундер посмотрел на него.

— Не делайте никаких глупостей, — проговорил он. — Просто взлетайте.

— Да, — отозвался Фэргас. По счастью, он давно привык к своему самолету и мог управлять им в то время, как мысли его витали и выделывали любые антраша. Он тронул «Вела» с места, и они помчались по полосе, оставив стоять у ее начала трех запыхавшихся эбеновых людей, и очень быстро самолет взлетел и набрал высоту.

— Хорошо, — сказал Дортмундер.

Фэргас поглядел на него.

— Если вы застрелите меня, — сказал он, — мы разобьемся.

— Я не буду стрелять, — сказал Дортмундер.

— Мы не дотянем до Кубы — сказал Фэргас. — С нашим запасом горючего мы долетим разве что до Вашингтона. Ну, чуть дальше.

— Я не хочу на Кубу, — сказал Дортмундер. — И в Вашингтон мне не надо.

— Тогда куда же вы хотите? Только не через океан, это еще дальше.

— А вы куда направляетесь?

Фэргас не мог ничего понять.

— Ну, в общем, в Питсбург, — проговорил он.

— Вот туда и давайте.

— Вы хотите в Питсбург?

— Просто делайте то, что собирались, — сказал Дортмундер. — Не обращайте на меня внимания.

— Ну, — сказал Фэргас, — ол райт.

Дортмундер поглядел на спящего человека на задних сиденьях, потом в окно на летевшие огни. Они уже далеко от аэропорта. Изумруд Талабво в кармане дортмундеровского пиджака. Все более или менее под контролем.

Потребовалось пятнадцать минут, чтобы пролететь над Нью-Йорком и достичь Нью-Джерси, и Фэргас все время молчал. Он, казалось, немного расслабился, когда они очутились над более темными и спокойными нью-джерсийскими болотами, и произнес:

— Друг, я понятия не имею, что у тебя за проблемы, но ты вогнал мою душу в пятки, это уж точно.

— Виноват, — сказал Дортмундер. — Я очень спешил.

— Мне тоже так показалось, — Фэргас мельком взглянул на Буллока, который все еще спал. — Уж он удивится, когда очухается, — сказал Фэргас.

Но Буллок продолжал спать. Прошло еще четверть часа, и Дортмундер спросил:

— Что это там внизу?

— Что именно?

— Да вот это, вроде бледной полосы?

Фэргас посмотрел вниз:

— А, это шоссе номер восемьдесят. Знаете, один из этих строящихся суперхайуэев. Эта часть еще не закончена. А вообще-то, знаете, они устарели. Вот что идет на смену — маленький частный самолет. Почему, знаете ли…

— Она выглядит законченной, — сказал Дортмундер.

— Что?

— Эта дорога, там, внизу. Вроде как ее уже сделали.

— Ну да, только еще не открыли, — Фэргас был раздражен. Он хотел сообщить Дортмундеру замечательную статистику, касающуюся частных владельцев самолетов в Соединенных Штатах.

— Садитесь туда, — сказал Дортмундер.

Фэргас уставился на него.

— Что-о?

— Она достаточно широка для такого самолета, как этот, — сказал Дортмундер. — Садитесь…

— Зачем?

— Чтобы я мог сойти. Не беспокойтесь, я по-прежнему не намерен стрелять в вас.

Фэргас сделал вираж и описал круг над бледной полосой, бежавшей внизу по темной земле.

— Я не знаю, — сказал он с сомнением. — Там нет ни огней, ничего…

— Вы можете это сделать, — сказал уверенно Дортмундер. — Вы хороший пилот, я это вижу. — Он не имел никакого представления о пилотаже.

Фэргас подраспустил хвост.

— Ну, может, я и смог бы сесть туда, — произнес он. — Немного рискованно, но не невозможно.

— Хорошо.

Фэргас описал еще два круга перед попыткой. Он явно нервничал, и его нервозность передалась Дортмундеру, который едва не велел ему лететь дальше, чтобы найти местечко получше. Но ведь оно может и не найтись. Дортмундер не мог позволить Фэргасу приземлиться в каком-либо аэропорту, так что место заведомо должно быть необычным, а тут внизу, по крайней мере, была прямая полоса бетона достаточной ширины для посадки.

Каковую Фэргас и произвел с блеском, как только у него накопилось смелости сделать это. Он приземлился легко, как перышко, и уже через семьсот футов полностью остановил самолет и с улыбкой во всю физиономию повернулся к Дортмундеру.

— Вот это я и называю пилотажем, — сказал он.

— И я, — сказал Дортмундер.

Фэргас посмотрел на Буллока и вспыльчиво произнес:

— Я бы чертовски хотел, чтобы он проснулся, — он потряс Буллока за плечо. — Проснись!

— Оставьте его в покое, — сказал Дортмундер.

— Если он не увидит вас, — сказал Фэргас, — он ни за что в это не поверит. Эй, Буллок! Будь оно проклято, старик, ты пропускаешь все приключения! — Он опять ткнул Буллока в плечо, немного посильнее, чем раньше.

— Спасибо, что подвезли, — сказал Дортмундер и вышел из самолета.

— Буллок! — прокричал Фэргас, тряся и пихая своего друга. — Да проснись ты ради Христа!

Дортмундер исчез в темноте.

Буллок пришел в себя под градом ударов, сел, зевнул, потер свою физиономию, огляделся, поморгал, нахмурился и сказал:

— Где это мы, черт побери?

— Шоссе номер восемьдесят, Нью-Джерси, — ответил ему Фэргас. — Слушай, ты видел того мужчину? Смотри скорей, пока он не скрылся с глаз!

— Шоссе восемьдесят? Мы же в самолете, Фэргас?

— Да смотри же ты!

— Какого дьявола ты торчишь на земле? Ты хочешь устроить катастрофу? Что ты делаешь на шоссе номер восемьдесят?

— Он исчез из виду, — произнес Фэргас и вскинул руки вверх в отчаянии. — Я же просил тебя посмотреть, так ведь нет!

— Ты, видимо, пьян! — сказал Буллок. — Ты ведешь аэроплан по шоссе номервосемьдесят?

— Нет, я не веду аэроплан по шоссе номер восемьдесят!

— Ну а как это, дьявол его побери, называется?

— Наш самолет был захвачен, будь он проклят! Какой-то тип вскочил в самолет с пистолетом и…

— Тебе следовало быть в воздухе, и этого бы не случилось.

— Да там, в «Кеннеди»! Как раз перед нашим взлетом он ворвался с пистолетом и захватил нас.

— О, ну да, конечно! — отозвался Буллок. — И вот мы в прекрасной Гаване!

— Он не хотел в Гавану.

— Нет, конечно. Он хотел в Нью-Джерси. Он с оружием в руках захватил самолет, чтобы попасть в Нью-Джерси.

— Что я могу сделать? — завопил Фэргас. — Так оно и было!

— Одному из нас снится дурной сон, — сказал Буллок, — и поскольку ты за баранкой, я надеюсь, что мне.

— Если бы ты очухался вовремя…

— Да-да, ну-ну, вот ты и разбуди меня, когда мы будем у моста через Делавэр. Я не хочу пропустить выражения на их лицах, когда они увидят, как аэроплан подъезжает к кассовым будкам[3], — Буллок покачал головой и улегся снова.

Фэргас остался сидеть, по-прежнему полуобернувшись к нему, глядя на него сверкающими от ненависти глазами.

— Какой-то тип захватил нас, — произнес он подозрительно мягким голосом. — Это действительно произошло.

— Если ты будешь лететь так низко, — сказал Буллок с закрытыми глазами, — почему бы не остановиться у кафе и не тяпнуть по чашке кофе и сэндвичу?

— Когда мы прибудем в Питсбург, — сказал Фэргас, — я врежу тебе по рылу. — Он отвернулся, развернул самолет, поднял его в воздух и вел всю дорогу до Питсбурга, добела раскаленный от гнева.

6

Послом Акинзи в ООН был большой плотный человек по имени Нколими. Одним дождливым октябрьским утром посол Нколими сидел в столовой посольства Акинзи, помещавшегося в узком доме на Восточной Шестьдесят Третьей улице, на Манхэттэне, когда туда вошел один из сотрудников и произнес:

— Посол, там какой-то человек хочет видеть вас.

В данный момент посол изволил кушать лимонно-ореховый-кофейный торт «Сара Ли». В одиночку, весь целиком, что и служило одной из причин того, что посол был очень, очень полным человеком. Сегодня это составляло его легкий полдник. Он кушал торт, запивая его кофе со сливками и сахаром. Посол получал от этого огромное удовольствие и не любил, когда от подобных занятий его отрывали. Он сказал:

— Чего ради он меня хочет видеть?

— Он говорит, дело касается Изумруда Талабво.

Посол поднял бровь.

— В самом деле?

— Я лично так не думаю, сэр.

— Как вы думаете, кто он такой?

— Полагаю, что гангстер, сэр.

Посол опять поднял бровь.

— В самом деле? — проговорил он. — Так пришлите его сюда, этого гангстера.

— Слушаюсь, Посол.

Сотрудник удалился, и посол заполнил время ожидания и собственный рот лимонно-ореховым-кофейным тортом «Сара Ли». Он как раз подливал себе кофе, когда сотрудник вернулся и доложил:

— Он здесь, сэр.

Посол жестом велел ввести гангстера, и Дортмундер предстал перед ним. Посол пригласил Дортмундера сесть за стол напротив, что Дортмундер и исполнил. Посол, все еще жуя и глотая, с помощью жестикуляции предложил Дортмундеру кофе и торт, но Дортмундер сказал: «Нет, благодарю вас». Посол выпил еще немного кофе, сделал мощный глоток, промокнул губы салфеткой и произнес:

— Ага. Вот. Я так понимаю, что вы хотите говорить об Изумруде Талабво.

— Это верно, — отозвался Дортмундер.

— Что вы хотите сказать о нем?

— Прежде всего, — сказал Дортмундер, — все это сугубо между нами. Без полиции.

— Ну, полиция, конечно, ищет его.

— Само собой, — Дортмундер поглядел на сотрудника, бдительно стоявшего у двери, потом снова на посла. — Я не люблю говорить в присутствии двух свидетелей, — заявил он.

Посол улыбнулся и покачал головой.

— Боюсь, вам придется пойти на это, — сказал он. — Я предпочитаю не оставаться один на один с незнакомцами.

Дортмундер подумал несколько секунд и согласился:

— Ол райт. Немногим меньше четырех месяцев назад кто-то украл Изумруд Талабво.

— Мне это известно, — сказал посол.

— Его ценность чрезвычайно высока, — продолжил Дортмундер.

Посол кивнул.

— И это я тоже знаю, — произнес он. — Вы пытаетесь договориться о том, чтобы продать его мне обратно?

— Не совсем, — сказал Дортмундер. — Самые ценные камни, — развил он свою мысль, — имеют специальные имитации, копии, изготавливаемые по заказу владельцев, чтобы выставлять их в тех или иных местах. Существуют ли имитации Изумруда Талабво?

— Несколько, — ответил посол. — И я от всей души желал бы, чтобы одна из них находилась тогда на выставке в Колизее.

Дортмундер взглянул с недоверием на сотрудника, затем произнес:

— Я прибыл сюда, чтобы предложить обмен.

— Обмен?

— Настоящий изумруд на одну из имитаций.

Посол подождал, пока Дортмундер продолжит, потом, недоуменно улыбаясь, сказал:

— Боюсь, что я вас не вполне понимаю. На одну из имитаций и на что еще?

— Ни на что, — ответил Дортмундер. — Прямой обмен, камень на имитацию.

— Я что-то не улавливаю, — признался посол.

— О, и еще одна вещь, — сказал Дортмундер. — После обмена вы не делаете никаких публичных заявлений о том, что он вернулся к вам, пока я вам этого не разрешу. Через год-два, может, поменьше.

Посол поджал губы.

— Мне кажется, — сказал он, — вы можете рассказать захватывающую историю.

— Только не в присутствии двух свидетелей, — сказал Дортмундер.

— Прекрасно, — сказал посол и повернулся к своему сотруднику. — Подождите в холле.

— Да, посол.

Когда они остались одни, посол произнес:

— Так что же?

— Вот как это произошло, — начал Дортмундер и рассказал ему все целиком, не называя имен, кроме имени майора Айко. Посол слушал, иногда кивая, иногда причмокивая губами, и когда Дортмундер кончил, он сказал:

— Ну что же. Я подозревал, что майор имеет отношение к краже. Ол райт, он пытался надуть вас, а вы получили изумруд обратно. Что теперь?

— Когда-нибудь, — сказал Дортмундер, — майор вернется к нам с двумястами тысячами долларов. Это может случиться в будущем месяце или на будущий год. Я не знаю, когда, но я знаю, что это произойдет. Он действительно хочет этот изумруд.

— Талабво хочет, без сомнения, — вставил посол.

— Значит, они выделят средства, — сказал Дортмундер. — Последнее, что кричал мне вслед майор, что я должен беречь изумруд и что он вернется с деньгами, и я знаю, что он вернется.

— Но вы не желаете возвращать ему изумруд, так? Потому что он обманул вас.

— Именно. Я хочу теперь рассчитаться с ним делом за дело. И я исполню это. Вот зачем мне нужен этот обмен. Вы получаете подлинный изумруд и держите его некоторое время втихую. Я беру имитацию и храню ее, пока не появится майор. Потом я продаю ее ему за две сотни тысяч, он везет ее домой в Африку на самолете, а вы объявляете, что настоящий изумруд у вас.

Посол улыбнулся грустной улыбкой.

— Они не очень хорошо обойдутся с майором там, в Талабво, — проговорил он, — если он заплатит двести тысяч долларов за кусок зеленого стекла.

— Это как раз то, что мне нужно.

Все еще улыбаясь, посол покачал головой и сказал:

— Мне надо помнить это и никогда не пытаться обмануть вас.

Дортмундер осведомился:

— Сделка состоялась?

— Конечно, состоялась, — ответил посол. — Помимо того, что к нам возвращается изумруд, помимо прочего вообще, сделка состоялась, ибо я годами ожидал возможности крепко досадить майору. Я бы мог кое-что рассказать и сам, знаете ли. Вы уверены, что все еще не хотите кофейного торта?

— Разве что маленький кусочек, — сказал Дортмундер.

— И немного кофе. Я настаиваю, — Посол посмотрел на залитое дождем окно. — Не правда ли, какой прекрасный день? — спросил он.

— Очаровательный, — ответил Дортмундер.