Господин следователь. Книга четвертая

Глава шестнадцатая День именинника

Бух! Бух! Бух!

И какая сволочь ломится?

Нет, вроде никто не ломится. А что такое стучит? А, это в башке у меня стучит. А что там может стучать? Башка — это же кость.

С трудом повернулся и осознал, что злодеев поблизости нет, а в дверь — не во входную, а в ту, что закрывает мою спальню-кабинет кто-то стучит. Не слишком и громко, но настойчиво. Из-за этого у меня в голове и бьют в барабан.

— Иван Александрович, баню я уже истопила, — послышался голос Нюшки. — Сразу попаритесь или позавтракаете вначале?

При мысли о еде к горлу подступила тошнота. Голова гудит. С огромным трудом встал, сел на постели и осмотрелся. Водички бы минеральной. Или кефирчика.

Что за бардак? Вот тут валяется мундир, там валенки. Шуба отчего-то закинута на книжный шкаф. А где штаны? А, я прямо в них и заснул. Заснул в штанах — это плохо, зато их сейчас не нужно на себя натягивать.

Так, а что было вчера? Про то, как мы пили и пели дорогой — это помню, а дальше? Отчего-то болит правая рука. Неужели с кем-то подрался по пьянке? Вроде, со мной такого никогда не водилось. Посмотрел на ладонь, присвистнул — на пальцах ссадины, ноготь, отросший за время командировки, сломан. А, вспомнил! Я же вчера ключ от входной двери искал. Ключ один, мы его засовываем под крылечко, в условленном месте. Так еще во времена, когда Наталья здесь жила повелось, а потом и с Нюшкой. Ключ оказался дальше, чем я полагал, да сверху еще и снежку намело. Значит, снег руками разгребал?

Вспомнив, как искал ключ, припомнилось и другое. Мы вчера допели, потом меня довезли до дома и я сошел с саней. Кажется, сначала попал в сугроб, откуда меня пытался вытащить доктор. Ага… Потом и доктора и меня из снега доставал Абрютин. Точно, было такое. Исправник, хотя и ржал над нами — мол, слабаки, но тоже упал.

Во дворе долго прощались с исправником и доктором. Кажется, откуда-то взялась еще одна бутылка. Откуда, интересно? Кажется, дорогой все выпили. Да, а сколько мы выпили? Нет, теперь не вспомню. Много. Для китайца это точно смертельная доза.

Как говорил сослуживец моего отца: «Если утром хотите узнать, что было вчера, нужно либо напрячь свою память, либо ждать известий со стороны».

Кажется, во дворе пару раз навернулся. Точно, спина болит, а еще задница. Постучал в дверь, позвал вначале свою хозяйку, а потом кухарку. Потом вспомнил, что Наталья теперь вообще живет в другом месте, а Нюшка, на время моего отсутствия должна только приходить и топить печку, а в остальное время у нее был законный отпуск. Ай да я, вспомнил же.

— Иван Александрович, вы проснулись?

— Почти… — отозвался я.

Вернее — попытался отозваться. Отчего-то мой голос был не то охрипшим, не то осипшим. Кстати, а в чем разница? Типа — при охрипшем хрипишь, а при осипшем — сипишь? Кажется, я одновременно и хрипел, и сипел.

— Иван Александрович, а чё у вас с голосом? Заболели или с похмелья? Молочка теплого надо попить.

Мне пока было не до ответа. Сунув ноги в валенки (мотало изрядно!), выскочил в сени и побежал в то самое место, куда и царь своими ногами ходит.

Вернувшись, подошел к рукомойнику. Глянул в зеркало — ну и рожа! Глаза красные, мутные, а щетина такая, что скоро превратиться в бороду. В Паче мы пару раз в баню ходили, даже время от времени брились. Но все равно — одичали.

— Рассольчику не хотите?

Рассольчика? Где? Хочу-хочу!

Выпив единым махом кружку рассола (огуречного или капустного, не разобрал), посмотрел на кухарку уже осмысленным взглядом. А эта пигалица что тут делает? Ночь же еще? И, вроде, должно быть воскресенье.

А Нюшка уже протягивает вторую кружку, где рассола поменьше. Выдул и эту. Ух ты, хорошо-то как! Жить буду.

— А ты откуда взялась?

— Как откуда? — вытаращилась Нюшка. — Сами же велели приходить по утрам и топить печку. Я пришла — дверь в дом открыта. Сначала думала, что воры забрались, хотела в участок бежать, потом вашу шапку на крыше увидела, а в сенях сундучок стоит.

Сундучок? А кто его в сени притащил? Я даже не помню, что он у меня с собой был. Нет, был, иначе куда бы я свое барахло складывал? Подождите-ка…

— Где ты шапку увидела?

— Так на крыше, — хихикнула Нюшка.

— Высоко? — хмуро спросил я, задумавшись — кто это мою шапку на крышу закинул? Точно не я. Зачем мне это надо?

— Сняла я ее. Эх, знать бы заранее, что вы пьяным домой вернетесь, я бы вам кислых щечек сварила. Ладно, что у Натальи Никифоровны огурчики есть, вот я рассола и приготовила.

И тут на меня накатилось чувство вины. И перед собственной юной кухаркой, перед соседями (наверняка видели!) и перед всем миром. Захотелось совершить подвиг — спасти государя императора, прикрыв его своим телом от пуль террористов. Но лучше, если я вдруг неожиданно оживу.

Вспомнил стихи поэта, который станет моим земляком лет через сто. Как раз описывает состояние человека с похмелья.

В рабочий полдень я проснулся стоя.

Опять матрац попутал со стеной.

Я в одиночку вышел из запоя,

Но — вот те на! — сегодня выходной[1].

Как говорят психологи, чувство вины — обычная вещь, возникающая с похмелья. Теперь ее нужно преодолеть, потому что могут быть нехорошие последствия. Но для этого нужно немножко времени.

— Ань, как ты догадалась и про рассол, и про баню?

— Нешто я дура совсем? — хмыкнула девчонка. — Я, как вошла, сразу решила, что что-то не то. Вы же человек аккуратный, вещи на свои места кладете, а тут все раскидано. И запах от вас такой шел, как от батьки бывает, если он вечером с мужиками выпьет. Рассол с похмелья — первое дело. А потом банька. К тому же — коли вы долго в поездке были, так баня нужна. Но похмеляться я вам не дам, не просите. Можете увольнять.

Ишь, коза! Похмеляться она мне не даст. Вот, сейчас возьму, да и уволю нафиг. Но нет, это я так. Повезло мне с кухарками, что с Натальей Никифоровной, что с Нюшкой.

Но я и сам не стану опохмеляться. Известно, что опохмелка — верный путь к алкоголизму. Поэтому, прихватив чистое белье, собранное Нюшкой, отправился в баню.

Баня — лучшее средство от многих бед, включая усталость, накопленную за две недели, и похмелье. Кажется, даже осипшее гордо приходит в норму.

Париться одному скучновато. Банщика бы сюда. А еще лучше — банщицу. Вспомнилась Наталья Никифоровна, охаживавшая меня веничком. А сейчас, небось, напаривает в баньке нового мужа.

Эх. И за что Литтенбранту такое счастье? А если у него с Натальей ничего не выйдет? Или, начнет обижать? Наташка все-таки не чужой человек.

Тьфу ты. Прекращать надо. Что это на меня ревность-то накатила? Вон, пока в Паче сидел, дело делал, никаких посторонних мыслей не было. Даже о Леночке вспоминал редко. Работа, работа. Бумаги.

Вспомнив о бумагах, я едва не подскочил. А где моя папка с протоколами допросов? Куда я ее задевал? В бане ее точно искать бесполезно.

Нет, не вовремя вспомнил. Наспех помыв голову, сполоснувшись, начал собираться. Второпях чуть было не порвал кальсоны и рубаху, но кое-как справился.

Папка обнаружилась там, куда я ее и положил — на дне походного сундучка. И там же мой револьвер, который так и не понадобился. Забыл спросить у Абрютина — зачем он меня пугал накануне поездки? Впрочем, возможно, что не пугал. Кто знает, как могло обернуться дело?

И про шапку вспомнил. Я же вчера хвастал, что попаду в летящую мишень. Но сначала подкинул свой головной убор, потом принялся искать револьвер. Не нашел. Ну, как чувствовал, что стоило убрать оружие подальше.

Фух, от сердца отлегло, когда обнаружил свои записи. Конечно, если бы я их потерял — не смертельно. Протокола можно было бы восстановить, но это двойная работа. К тому же — а если бы кто-то все обнаружил?

Но несомненный плюс во всем деле есть. С перепугуиз башки вылетели остатки похмелья.

Нюшка, успевшая застелить кровать — вон, даже белье поменяла, хлопотала на кухне.

— Иван Александрович, завтрак пока не готов, чайку попейте. Еще вам письма пришли, и посылочки передали. И не с обычной почтой, а с курьером. Курьер важничал, отдавать не хотел. Мол — лично в руки его благородию положено. Но когда я сказала, что вы в командировке, в дальних деревнях, тогда отдал. Я за все расписалась. Пыталась на чай дать, так не взял, обиделся. Наверное, мало дала?

Пытаясь подавить смех, спросил:

— А сколько ты дала?

— Гривенник, а куда еще? Курьерам больше гривенника не положено.

— Анька, он тебе по заднице не дал? — поинтересовался я.

— По заднице не дал, но дурой обозвал, — отозвалась кухарка. Пожав плечами, сказала: — И чего это я дура? Сам он дурак. Вот и пусть без гривенника и сидит.

— Ань, курьер был коллежским регистратором, если не выше, а ты ему гривенник, словно лакею.

— Да? В следующий раз рубль серебряный дам.

Вот и поговори с такой! Какая-то соплюшка предложила курьеру — чиновнику по особым поручениям гривенник на чай. Обид теперь море. Ну, пусть с его обидами батюшка разбирается.

Ухватив чашку с чаем, опять дав зарок обзавестись стаканом с подстаканником, пошел к себе.

Письма и посылочки — маленькие, аккуратненькие, были из Новгорода, от родителей. А кто же еще курьера отправит, если не вице-губернатор?

Для начала открыл конверт от отца.

'Дорогой мой сын. В первых строках своего письма поздравляю тебя с именинами. Пожелаю тебе…

Не знаю, чего тебе пожелать, придумай сам и допиши за меня. Специально оставил пустую строчку для пожеланий.

Посылаю тебе небольшой подарок — орден святого Владимира. Ты уж меня прости Ваня, но в твой приезд не стал ничего говорить, чтобы не расстраивать ни тебя, ни матушку. Тем более, что все равно бы не успели сотворить тебе орден, приличествующий твоему (и моему) положению.

Но на будущее имей ввиду, что казенные кресты носят только коллежские регистраторы или те, кто получает кресты за выслугу лет. Титулярный советник, в двадцать лет награжденный орденом св. Владимира, не должен жалеть денег, чтобы иметь настоящий крест, а не тот, что у тебя. Если бы ты подольше пообтирал задницей стулья в канцеляриях, а не взлетел бы ввысь, словно пробка, так знал бы, что «казенные» кресты именуют еще «сиротскими».

Открыв посылочку, вытащил крестик. Потом отцепил с мундира свой собственный орден, положил на стол рядышком.

И что не так? Ленточка на моем уже пообтерлась, так это мелочи.

Нет, что же батюшке не нравится в «казенном» ордене? В том самом, что мне прислали из канцелярии? Придется звать эксперта.

— Анна Игнатьевна, можно вас на минутку? Консультация ваша требуется.

— Опять вы шутить изволите? — привычно проворчала девчонка, появляясь в моем кабинете.

— Нет, Анна Игнатьевна, не шучу. Нужно ваше непредвзятое мнение. Извольте глянуть. Вот крестик, что я ношу, а этот мне в подарок прислали. Есть разница?

— Так Иван Александрович, видно же, — хмыкнула девчонка. Ткнув пальчиком в крестик, что прислал отец, сказала: — Вот тут и краска — эмаль, то есть, поярче, и лик святого почетче. Заметно же, что дороже. — Ухватив вначале «казенный» крестик, взвесила его на ладошке, потом взяла отцовский. Взвесив и тот, опять хмыкнула: — Вот этот вот немножко, а тяжелее. Верно, что золота побольше. Вы, Иван Александрович, крест попроще по будням носите, если и потеряете — не так жалко. А второй — по праздникам надевайте.

— Эх, Анна Игнатьевна, что бы я без тебя делал! — вздохнул я. — Придется тебе премию дать.

— Не, не придется. Вы же, почитай, две недели не пили и не ели, а жалованье мне заплатили. Я посчитала — три рубля вам должна.

Анна Игнатьевна гордо удалилась.

Я опять посмотрел на оба ордена. И отчего сразу не заметил? И впрямь, тот, что прислал отец, был и красивее, и богаче, а я принялся дочитывать письмо.

'Теперь о более важном. Очень рад, что у тебя хватило ума сообщить мне о своем подозрении, касающемся директора тюрьмы г-на Фаворского. Теперь я предупрежден, это превосходно. Но я тебя настоятельно прошу — не торопись. Свой лавровый венок ты получить успеешь, даже успеешь сдобрить им не один супчик. А я отправил твоему приятелю исправнику поручение — пусть проверит полученную информацию. Не обессудь, но эта информация поступила в канцелярию губернатора, якобы, анонимно. Ты у меня умный мальчик и все поймешь правильно. Заодно проконтролируешь — не засунет ли твой друг мое поручение под сукно. Иной раз такое бывает и с исполнительными исправниками, особенно, если дело касается своих человечков в уезде.

Твоя матушка тоже посылает тебе подарок. Я кое-что добавил от себя. Надеюсь, это станет тебе некоторой компенсацией за неполученную лаврушку.

Еще. Наверняка тебе будет интересно. Я подобрал парочку толковых людей из своих чиновников, которых собираюсь взять с собой. Они уже изучают наши — то есть, твои методы: антропометрию и дактилоскопию. Сделал расчеты, похоже, если присовокупить к дактилоскопии фотографирование преступников, то в антропометрии не будет смысла. Сейчас самым главным является подобрать подходящие примеры из европейской практики, а на это нужно время. Сам знаешь, что в нашем отечестве очень любят все иноземное.

Твой отец. А. И. Чернавский'

Что ж, отец доволен, что знает новость о злоупотреблениях в тюрьме, а от кого информация исходит, для меня не столь важно. Медаль мне за это не дадут, а вот недовольства со стороны коллег получу сполна. Так что, пусть инициатива придет извне, плюс — расследование господина Пятибратова.

Потом до меня дошло, что батюшка поздравил меня с именинами. А когда хоть они были? В феврале, как помню по календарю, Иванов несколько штук. Который из них мой святой патрон? Выходит, что мне исполнилось двадцать один год? Ух ты, теперь хотя бы месяц знаю. А день как-нибудь потом вычислю.

К собственному дню рождения всегда относился равнодушно. Такой же, как и любой другой день, чего его отмечать?

Значит, исполнилось не тридцать, а двадцать один. И что я теперь могу? Могу управлять собственным движимым и недвижимым имуществом, которого у меня все равно нет. Зато, если в РФ я имел бы право стать депутатом Государственной думы (кто бы еще меня туда выбрал!), то в Российской империи меня пока не допустят даже к городским выборам, не говоря уже о том, чтобы занять какой-то пост в волостном управлении.

От матушки было не письмо, а записочка, в которой она поздравляла меня с именинами, желала крепкого здоровья и хорошего настроения. Напомнила, что не за горами мои экзамены в университете, поэтому мне следует уделять особое внимание наукам.

Матушка прислала аж два подарка — бумажник, пахнувший свежей кожей и серебряную визитницу, заполненную визитными карточками. Вытащив одну из них, полюбовался надписью.

Иванъ Александровичъ Чернавскій

судебный слѣдователь по особо важнымъ дѣламъ

титулярный совѣтникъ

Ух ты, а матушка-то у меня молодец! Я ж так и не собрался заказать себе визитные карточки, а они нужны. В принципе, слово «судебный» можно было и не писать, иных следователей у нас нет, а следовало указать, что числюсь я в Череповецком Окружном суде. Но, опять-таки, в наших краях других судов тоже нет, так что всем все понятно.

А что там в бумажнике? О, неплохо. Не рубль, что кладут в дареный бумажник «на разживу», а побольше. Десять бумажек по десять рублей, восемь по двадцать пять. Триста рубликов. Красота!

Ай да матушка. Хотя, наверное и батюшка что-то вложил. Вот, до чего у меня родители умные. Прямо-таки мысли угадывают. Подумал недавно, что много денег трачу на репетиторов, а теперь вот они, денежки. Жить можно.

[1] Александр Башлачев. Подвиг разведчика.