Грачев — «Центру»

С чего начинается подвиг

Описание жизни замечательных людей обычно начинают с детских лет героя. Вопреки традиции, ибо разведчиками, как и солдатами, не рождаются, наше повествование начнем с эпизода, о котором Н. И. Кузнецов в партизанском лесу рассказал своему другу А. В. Цессарскому, врачу отряда «Победители».

— Николай Иванович сидел на поваленном стволе березы и сосредоточенно смотрел в одну точку, — вспоминает Альберт Вениаминович. — Я тихо подошел к нему сзади:

— Как чувствуете себя, коллега?

— О, ганц гут. Данке, коллега, — быстро ответил Кузнецов, обернувшись.

Шутливое обращение «коллега» вошло у нас с ним в привычку.

— Врасплох вас не застанешь, — сказал я, разглядывая его лицо.

Он был утомлен, белки глаз пожелтели. Может быть, лучше еще отдохнуть денек-другой?

Кузнецов угадал мои мысли.

— Оставьте, доктор. Я свеж и здоров. — Он отвечал по-немецки. — А сосредоточен потому, что тренируюсь, учусь не только говорить, но и думать на немецком языке. Вам понятно?

— Не очень.

Он посмотрел на меня:

— Вы же знаете эту мою дурную привычку разговаривать во сне. Чего только не пробовал, чтобы избавиться от нее! Велел обливать меня во сне холодной водой, но пока не помогает. Так вот, если я в городе устану, и засну где-нибудь в гостях у «друзей», и вдруг заговорю во сне, лучше это было бы по-немецки…

Когда бы я его ни видел, он всегда в чем-нибудь тренировался. То учился стрелять «навскидку», как он выражался.

— Понимаете, в нашем деле в любой момент может возникнуть ситуация — целиться некогда. Все решают секунды и точность.

И целыми часами на привалах вышагивал среди деревьев, ежеминутно выхватывая из кармана незаряженный пистолет, наводил, целился, нажимал на спуск, прятал в карман, снова выхватывал… И так без конца.

То учился прыгать. Или ездить на мотоцикле.

И вот теперь опять тренировка. Я присел рядом.

— Мне кажется, Николай Иванович, вы тренируетесь всю жизнь. Вероятно, с самого детства у вас уже было стремление стать разведчиком…

Он с удивлением поглядел на меня, усмехнулся:

— Призвание? Я объясняю это заблуждение вашей молодостью, коллега! (А. Цессарскому было 22 года. — К. З.)

Тогда он мне ничего определенного не сказал. Но через несколько дней наш разговор продолжился.

На очередном привале я услышал, как неподалеку Кузнецов что-то быстро и громко говорит по-немецки. Подошел ближе. Он один энергично шагал взад и вперед среди деревьев, горячо и страстно декламируя стихотворение немецкого поэта-коммуниста Иоганнеса Бехера «Парашютист». Стихотворение о коммунисте, который идет в самое логово врага, чтобы сражаться с фашизмом. Очень оно по духу соответствовало нашим делам. Я никогда не видел Кузнецова таким. К концу каждой строки он закидывал назад голову и отрубал что-то невидимое ладонью. Меня поразили его глаза, сияющие, счастливые. Он заметил меня, осекся. Неловко погладил шелковистый ствол березки, подмигнул мне.

— Бетула веррукоза — вот как зовут эту красавицу. — И на мой недоуменный взгляд пояснил: — Я ведь был когда-то лесоводом, дорогой коллега, а война для меня не профессия и не призвание. Война — необходимость. Впрочем, как и разведка… — Он замолчал, задумался, видимо перенесясь в эту минуту во что-то далекое, сокровенное. Потом вдруг оживился, встряхнул головой: — Призвание… Одно призвание было — служить Родине! Так, как это требуется в трудную минуту. А профессия… Профессия была обычная… созидательная… — Кузнецов посмотрел куда-то вверх, где качались верхушки деревьев в еще светлом предвечернем небе, где кружил ястреб и высоко-высоко плыли малиновые облака, и тихо сказал: — Выращивать лес. Вот это и было моей профессией…

Необходимость! Вот что сделало Кузнецова разведчиком. С первых же дней существования Советской власти, на знамени которой было написано «Мир!», враги навязали нам эту необходимость. И мы оттачивали свое оружие разведки и в бескровных схватках, и в смертельных боях как оружие защиты.

Он с детских лет любил природу, готовился стать агрономом, а потом лесоводом. До сих пор в Кудымкарском лесхозе хранятся планшеты лесных дач, на которых стоит подпись: «Таксатор Н. Кузнецов», а в экспозиции Коми-Пермяцкого окружного краеведческого музея — гербарий, собранный его руками в Талицком районе Уральской области в 1933 году. Потом он работал на Уралмаше. Николая всегда влекло изучение языков, и к ним у него были незаурядные способности. Со школьных лет он учил немецкий язык, которым к зрелому возрасту овладел почти в совершенстве (об этом ниже будет рассказано подробней). Товарищи убеждали Николая, что блестящее знание немецкого языка должно быть им использовано на благо Родины. И он делает выбор. Весной 1938 года Кузнецов переходит на службу в органы государственной безопасности. Так еще в довоенные годы Николай Кузнецов стал солдатом невидимых сражений.

Советский разведчик полковник Абель, рассказывая о себе, говорил:

— Известно, что разведчику приходится действовать во вражеском окружении, постоянно подвергая свою жизнь опасности. Сложность и разносторонний характер задач, над решением которых трудятся советские разведчики, требуют творческого овладения марксистско-ленинской теорией, четкой ориентации в политической обстановке, умения разъяснить политику нашей партии и Советского государства. Разведчик должен иметь хорошую общеобразовательную подготовку, широкий кругозор, знать иностранные языки.

Условия работы и обстановка в капиталистических странах обязывают разведчика постоянно быть бдительным, тщательно соблюдать правила конспирации. Преданность своей Родине, честность и дисциплинированность, самоотверженность, находчивость, умение преодолевать трудности и лишения, скромность в быту — таков далеко не полный перечень требований к деловым, политическим, личным качествам советского разведчика…

Разведка — это не приключенчество, не какое-либо трюкачество… а прежде всего кропотливый и тяжелый труд, требующий больших усилий, напряжения, упорства, выдержки, воли, серьезных знаний и большого мастерства.

Помните, как говорил Дзержинский:

«Чистые руки, холодная голова и горячее сердце…»

В этих скупых, но точных словах заложен исключительно глубокий смысл. Они, если хотите, являются своего рода компасом для разведчика, помогают находить силы и мужество в любой обстановке.

И все это словно сказано о нашем герое. Именно эти черты были характерны для Николая Кузнецова. Они проявились в нем еще в дни комсомольской юности, в условиях жесточайшей классовой борьбы.

…Шел 1929 год. Райком ВЛКСМ и профком Талицкого лесотехникума в эти дни так характеризовали своего инициативного, чуткого товарища: «…Кузнецов, находясь в техникуме с 1927 года, вел общественную работу, а именно: был ответственным секретарем ячейки Осоавиахима с 1927 по 1928 год. Член профкома в должности предкульткомиссии. В настоящее время является председателем профкома ТЛТ (Талицкого лесотехникума. — К. З.). Кроме того, тов. Кузнецов в течение учебы в техникуме участвовал в повседневной низовой работе в техникуме и вне его по кампании, как-то: хлебозаготовки, посевная кампания и другие работы».

Но в декабре 1929 года комсомолец Кузнецов был незаслуженно оклеветан теми, кому не нравились его прямота, кристальная честность и беззаветная преданность Родине, комсомолу. Николаю было предъявлено обвинение в том, что он якобы при поступлении в техникум скрыл свое социальное происхождение как сын кулака и бандита. Ни секретарь комсомольской ячейки техникума, ни Талицкий райком ВЛКСМ не разобрались в том, что это была гнусная клевета, подтасовка фактов, и 18 декабря 1929 года Кузнецов был исключен из рядов ВЛКСМ и с последнего курса техникума.

Вместе с тем, как пишет в газете «Тюменская правда» научный сотрудник партийного архива Тюменского обкома КПСС Н. Радченко, документы, хранящиеся в этом архиве, свидетельствуют, о том, что крестьянская семья Кузнецовых была середняцкой. Жила она исключительно своим трудом. Отец Николая, Иван Павлович, в период гражданской войны вступил добровольцем в 5-ю армию, которой командовал прославленный советский полководец М. Н. Тухачевский, участвовал в освобождении Сибири от колчаковских банд, дошел до Красноярска. В марте 1920 года красноармеец Кузнецов Иван Павлович «действительно достиг 45-летнего возраста, вследствие чего, во исполнение приказания войскам 5-й Армии от 2 марта с. г. за № 33, уволен в первобытное состояние», то есть был демобилизован. Вернувшись домой, он занялся крестьянским трудом.

Брат и сестра героя вспоминают, что Николай был потрясен исключением из комсомола, страшно переживал. «Дома, когда мать уговаривала сына бросить хлопоты, не мучить себя переживаниями, Ника[1] с суровой решимостью ответил: «За правду я буду стоять насмерть!»

Николай всецело отдается работе в коммуне «Красный пахарь» Балаирского сельского Совета, в которую он и его родные вступили в мае 1929 года.

Николай Кузнецов обращается с заявлением в Тюменский окружком ВЛКСМ и в ЦК ВЛКСМ с просьбой восстановить его в комсомоле. Этот документ — исповедь молодого человека, уверенного в своей правоте, убежденного юного ленинца.

Немногое дошло до нас из написанного рукой Кузнецова. Поэтому с таким волнением читаем страницы его заявления в Тюменский окружком от 31 января 1930 года:

«…C 1920 года я пошел учиться в школу и учился до 1927 года в семилетке и техникуме сельскохозяйственном. В 1925 году вступил в пионеры… В 1926 году вступил в кандидаты ВЛКСМ как середняк, а до революции — из зажиточных. В 1927 вступил в ТЛТ и зимой был переведен в члены ВЛКСМ. В техникуме со дня поступления и до настоящего времени работал на общественной работе…Весной, в мае, вступил в коммуну «Красный пахарь», где работал рядовым коммунаром, и сейчас также все силы отдаю общественной работе… Итак, прошу восстановить… Знания, полученные в техникуме, передам коммуне на общественной работе. С товарищеским приветом Н. Кузнецов».

Но ответ задерживался. Обеспокоенный молчанием, Николай 20 марта снова пишет в окружной комитет комсомола: «Тов. пред. КК. Прошу сообщить результаты моего дела о восстановлении в ряды ВЛКСМ. Запросите характеристику в РК Талицы и партячейку нашей коммуны. Пожалуйста, поторопитесь с решением, а то трудно ждать».

Позднее на имя ответственного секретаря ЦК ВЛКСМ Кузнецов писал: «Сейчас… я считаю, что ленинец, энергии и веры в победу хватит, а меня считают социально чуждым за то, что отец был зажиточный… Головотяпство и больше ничего. Я с 13 мая 1929 года, когда у нас о коллективизации еще и не говорили, вступил в коммуну в соседнем сельском Совете, за две версты от нашей деревни. А сейчас район сплошной коллективизации. Работаю и сейчас в коммуне… руковожу комсомольской политшколой (!!) — и беспартийный, обидно. В окр. КК дело обо мне не решено, не знаю, долго ли еще так будут тянуть. У нас сейчас жарко, работы хватает, кулака ликвидировали, коллективизация на 88 процентов всего населения. Посевкампания в разгаре, ремонтируем, сортируем… Зная, что я КСМ в душе, не сдам позиции».

И этой клятве комсомольца-ленинца Николай Кузнецов остался верен до последнего дыхания.