Грачевский крокодил. Вторая редакция

XXI

Между тем отец Иван, проводив станового, заглянул было в комнату Асклипиодота, но, увидав, что комната была пуста, а постель не тронута, воротился в кабинет, приказал постлать себе постель и лег спать. Сына отец Иван не видал со вчерашнего дня, а именно, с той минуты, когда тот бросился ему в ноги и просил «выручить». Читателю известно уже, что просьбы эти не особенно тронули отца Ивана. И действительно, мольбы сына не разжалобили его, а только раздражили, и, не будь он в душе добрым и любящим, он, под влиянием раздражения этого; не задумался бы даже проклясть сына. Но отец Иван только накричал, нашумел и прогнал сына с глаз долой. Однако по мере того, как дело принимало все более и более серьезный оборот, когда в руках его имелась повестка, вызывавшая Асклипиодота в суд, отец Иван невольно вспомнил эти слезы, и сердце его снова начало болезненно ныть и сжиматься. Ему стало жаль сына, хотя он и чувствовал, что если бы сын этот подвернулся ему теперь, в настоящую минуту, то он опять бы нашумел и накричал на него. Тем не менее необходимость ехать в Москву и как можно скорее повидаться с Скворцовым представлялась отцу Ивану все яснее и яснее, и он, наконец, порешил, что завтра же утром отправится в путь.

Нечего говорить, что ночь провел он не особенно спокойно и, проснувшись, тотчас же поспешил заглянуть в комнату Асклипиодота, но комната попрежнему была пуста. «Уж не случилось ли чего с ним!» — подумал отец Иван и пошел разыскивать Асклипиодота. Он осмотрел конюшню, сеновал, погребицу; побывал в бане, помещавшейся на огороде, думая где-нибудь найти Асклипиодота. Но Асклипиодота нигде не оказалось, и отец Иван струсил не на шутку. Бледный и запыхавшийся, прибежал он в кухню и, увидав там старуху няньку, крикнул:

— Да где же Асклипиодот?

— А я почем знаю! — проговорила старуха, все еще сердившаяся на отца Ивана за его грубое обхождение с сыном. — Я уж и сама искала его повсюду, да нет нигде…

— К дьякону, к дьячку ходила?

— Нет, не ходила.

— А к лавочнику, к фельдшеру?

— И у них не была. Вечор ходила, а нынче нет. Еще бы не убежать! От этакого страха и крика на край света убежишь!

Отец Иван, не дослушав ворчанья старухи, бросился вон из кухни и отправился на село разыскивать сына. Он побывал у дьякона, у дьячка, у лавочника, обошел трактиры, заглянул к фельдшеру, но Асклипиодот словно в воду канул. Наконец уже, зайдя к Знаменскому, он получил кое-какие сведения о сыне. Знаменский рассказал ему свою встречу с Асклипиодотом на мосту, и отец Иван немного успокоился.

— Куда же он после-то отправился? — спросил он.

— А уж этого не знаю, — ответил Знаменский: — он проводил меня вплоть до училища, я пошел домой, а он…

— А он? — перебил его отец Иван.

— А он — по направлению к вашему дому.

Отец Иван возвратился домой, снова заглянул в кухню, обошел двор и, не найдя нигде Асклипиодота, приказал кучеру запрягать лошадей.

Наконец часов в двенадцать дня возвратился и Асклипиодот. Он вошел через заднее крыльцо и, встретившись в сенях с старухой нянькой, спросил ее:

— Ну, что отец?

Старуха даже вскрикнула от радости, увидав свое детище.

— Слава тебе господи, слава тебе царица Небесная… Где это ты пропадал, батюшка… с ног мы сбились, искамши тебя…

— Что отец? — повторил Асклипиодот.

— И отец все тоже… все село обегал сегодня, все мышиные норки осмотрел…

— А теперь он какой?

— А теперь его дома нет…

— Где же он?

— А в Москву уехал.

Асклипиодот даже вздрогнул.

— Как в Москву?

— Так, в Москву.

— Он сам тебе сказал это?

— Сам.

— Зачем?

— А уж этого, батюшка, не знаю, а слышала только вечор, что становой советовал ему скорее в Москву ехать. «Поспеши, говорит, не мешкай, коли хочешь дело замять!» А уж какое дело… не знаю, батюшка…

Асклипиодот обнял старуху, расцеловал ее и бросился в свою комнату. Он, достав лист почтовой бумаги, сел за стол и написал следующую записку: «Милая Меля! Дела мои приняли благоприятный оборот. Отец уехал в Москву и, судя по нескольким словам, подслушанным нянькой во время разговора отца со становым, поехал с целью замять какое-то дело… Так как в Москве у отца не может быть иных дел кроме моего, то и выходит, что он поехал именно по моему. Теперь меня беспокоит вчерашний случай. Я ужасно боюсь, не узнали ли нас? уведомь, пожалуйста, чем все это кончилось. Я так бежал, что теперь даже вспомнить смешно! А на мосту, вообрази, встречаю Знаменского… Дуралей этот шатался всю ночь по камышам, жаждая увидеть крокодила!.. Ну, да черт с ним! Если возможно, приходи сегодня в Рычи, хоть на почту например, а я постараюсь с тобою встретиться… Приходи, пожалуйста!»

Вложив письмо это в конверт и тщательно запечатав, он бросился в кухню.

— Няня! — крикнул он, — как бы письмо это переслать барышне грачевской?..

— Отчего же не переслать? Можно! Послать батрака, и конец делу… Теперь мы хозяева в доме-то, что хотим, то и делаем!.. Наша власть!..

— Так пошли его скорее.

— Ты, батюшка, покушать не хочешь ли?

— Ты прежде письмо отправь! Да строго-настрого закажи, чтобы передал его самой барышне, Мелитине Петровне, в собственные руки… Ну, ступай, ступай.

И, повернув старуху за плечи, он чуть не вытолкнул ее из кухни.

Немного погодя Асклипиодот сидел уже за столом и с жадностью пожирал приготовленный для него обед, а старуха нянька сидела рядом с ним и любовно, с улыбкой заглядывала ему в лицо, причитывая нараспев;

— Кушай, батюшка, кушай!.. Кушай, родименький мой, ласковый!.. Уж и поплакала я за эти дни-то… Кушай, батюшка, кушай!..

Но Асклипиодот, вряд ли обращал внимание на причитания старухи. Он был слишком счастлив! Открытое лицо его, опушенное маленькой бородкой и окаймленное рассыпавшимися кудрями, дышало довольством. Он съел тарелку жирного борща, съел студня с хреном, добрый кусок жареной баранины с зелеными, свежими огурцами, выпил кружки две холодного, прямо со льда принесенного, квасу и, расцеловав старуху за хлеб за соль, пошел спать в свою комнату.