Грачевский крокодил. Вторая редакция

XLI

Почти одновременно с этим отец Иван, усевшись у растворенного окна, принялся было за чай. Но только что успел он выпить один стакан, как к крыльцу его домика подкатили известные нам тарантасы. Сначала он было обрадовался гостям и поспешил к ним навстречу, но, увидав в числе приехавших жандармский мундир, смутился, оробел и стал как вкопанный.

— Что, не ожидали, не ожидали! — весело и как-то шутя кричал исправник, сбрасывая с себя шинель и дружески хлопая отца Ивана по руке: — не ожидали!

— Действительно, не ожидал!.. — пробормотал отец Иван.

— A мы вот взяли, да и нагрянули!.. Думаем себе: дай-ка навестим батюшку рычевского. давно не видались…

— Милости просим…

Приехавшие вошли в залу, и исправник принялся суетливо знакомить отца Ивана с товарищем прокурора и «Опасным Васильком».

— Всё люди хорошие, — говорил он: — приятели, друзья!..

Отец Иван пригласил их в гостиную, усадил на диван и предложил чаю.

— Некогда бы! Ну, да по стакану выпьем! — проговорил исправник.

Подали чай.

— Ну, что, как поживаешь?

— Понемножку-с,

— Лошадки как?

— Слава богу-с…

— Рысачки есть?

— Есть один.

— Как-нибудь заеду, посмотрю, — проговорил исправник и затем, обратясь к прокурору и Васильку, прибавил: — Вот, господа, посмотрели бы, лошадки-то какие! Прелесть! Большой охотник!.. И не поверите ли, все сам действует… и подковывает и наездничает…

— Нет, уж стар становлюсь! — перебил его отец Иван — лениться стал…

— Рассказывайте!… Знаем мы это!.. А вы, говорят, в Москве недавно были?

— Да, бог привел… посмотрел на старости лет древнюю столицу, нашу православную старушку… кормилицу…

— Именно, именно что кормилица… Сколько миллионов русских вынянчила да на ноги поставила!.. Сочтите-ка!

И исправник даже умилился немножко…

— А что, сынок как? — спросил он немного погодя.

— Ничего, здоров.

— Говорят, в управу секретарем определить хотите?

— Да, обещал председатель…

— Доброе дело, доброе дело! Пусть послужит, человек молодой, развитый, энергичный, а нам таких и нужно!..

И, пригнувшись к уху отца Ивана, он прибавил шепотом:

— Правду сказать: старичье-то надоело уж!.. Чего от них дожидаться?.. Ничего! Только небо коптят!

И потом он спросил громко;

— А что, дома он?

— Кто?

— Асклипиодот Иванович?

— Нет-с.

— Где же он?

— Да в Грачевку послал я его, к Анфисе Ивановне.

— Ах, боже мой! да ее дома нет! — вскрикнул исправник. — Она у предводителя, сейчас вместе обедали, и даже ночевать будет там…

И исправник принялся рассказывать отцу Ивану, как у Анфисы Ивановны сломалась дорогой карета, как пришлось идти ей «по образу пешего хождения», как обругала его за мост и за требование повинностей, и даже рассказал, как она отняла очки у письмоводителя.

И все это передал он весело, шутя и с таким юмором, что у отца Ивана как-то невольно от души отлегло.

— Ведь она по вашему же делу поехала к предводителю! — прибавил он.

— То есть по делу сына, — поправил его отец Иван.

— Ну да.

— А вам неизвестно, — спросил отец Иван вкрадчиво и как-то искоса поглядывая на товарища прокурора: — просьба Анфисы Ивановны была уважена?

— Известно…

— Что же?

— Все улажено, все устроено…

— Да, — перебил товарищ прокурора, — я дал слово Анфисе Ивановне похлопотать за вашего сына и заранее уверен, что дело его будет прекращено… Я обещал Анфисе Ивановне… обещал…

Весть, что дело сына улажено, еще более ободрила отца Ивана. Он принялся благодарить товарища прокурора, а затем на радостях предложил гостям выпить водочки и закусить чем бог послал. Но гости от водки и от закуски отказались.

— Мы ведь отчасти по делу, — проговорил исправник опять-таки шутя и весело:- только вы, пожалуйста, не пугайтесь, не волнуйтесь, а главное, не обращайте на нас никакого внимания…

— Что такое? — спросил отец Иван.

— Ну вот, так и знал, — вскрикнул исправник, всплеснув руками и глядя на отца Ивана. — И побледнел, и перепугался, и трясется весь… точно школьник какой!.. Говорят вам, что все вздор и пустяки… Нечего волноваться… Сидите себе на диване, пейте свой чай преспокойно…

— Объясните, ради бога…

— Хочется! хочется непременно, а? хочется?!.

— Конечно…

— Ну извольте…

И исправник, игриво и шутя передав цель приезда, опять-таки принялся тараторить и упрашивать отца Ивана не беспокоиться, не волноваться и пить себе чай на доброе здоровье.

— Мы произведем обыск, составим акт, и конец.

И, проговорив это, он попросил только «на минуточку побеспокоиться и указать им комнату Асклипиодота». Отец Иван указал комнату. Все вошли в нее.

— A! — проговорил исправник, оглядывая мебель: комод, стол, шкаф… И вдруг повернувшись к отцу Ивану, спросил:

— А ключиков у вас нет?

— Нет, ключи у него…

— Жаль, очень жаль, ломать придется… Как же быть-то! Топорик бы, что ли…

— Надо понятых пригласить, — заметил товарищ прокурора.

— Непременно, непременно! — подхватил исправник.

Вошли понятые с громом и шумом, а исправник подбежал к отцу Ивану, взял его за плечо, повернул назад и, подведя к двери, заговорил:

— А теперь ступайте себе; не волнуйтесь, не пугайтесь и забудьте об нас совсем, как будто нас и нет!..

Отец Иван вышел в залу и почувствовал, что в голове у него какой-то туман, какой-то хаос… в глазах позеленело, а в ушах происходила какая-то трескотня, какой-то шум, как будто дом обрушился на него и придавил его своею тяжестью! Машинально подошел он к окну, машинально отворил его дрожавшими и похолодевшими руками… взглянул в сумрак ночи… а там, в сумраке этом, у крыльца дома, у ворот, у палисадника двигаются какие-то тени, и в одной из этих, теней он узнает станового Дуботолкова. Отец Иван отшатнулся даже, закрыл глаза рукою, а ноги между тем отказывались служить! «Не тревожьтесь, не пугайтесь, не волнуйтесь!» — трещало в его ушах, но вдруг как будто кто-то ударил его по голове, все закружилось, завертелось, и он немощно опустился в кресло…

Что было дальше, он не помнил, и только утром очнулся он. Он был уже в кровати, на голове лежали холодные компрессы, возле него сидела Веденевна… Он хотел ее спросить о чем-то, но язык не двигался, он только промычал что-то…

А Веденевна, как-то улыбаясь и лаская костлявой рукой своей руку отца Ивана, шептала ему на ухо:

— Ничевохонько не нашли, ничевохонько… с чем приехали, с тем и уехали… А ты, сердечный, усни теперь…

Отец Иван хотел было перекреститься, но рука не поднялась…