Я охнул, чуть было не свалившись обратно. Тяжелая ваза, спикировавшая мне на голову, рухнула на пол и разбилась вдребезги. Да такой убить можно. Что она, собственно, только что попыталась сделать.
Я посмотрел на шкаф, на котором ваза стояла до того, как решила проститься с жизнью. Рядом с ним промелькнула какая-то тень.
Я поднялся на ноги и вышел в центр комнаты, чтобы оказаться подальше от всего, что потенциально может на меня упасть. Огляделся.
На первый взгляд чердак выглядел нежилым, но, присмотревшись, можно было понять, что кто-то тут все-таки обитает. В пыли на полу виднелись следы маленьких босых ног, по углам валялась шелуха от семечек, на старой продавленной кровати кто-то сделал себе подобие гнездышка из одеял и подушек. Весьма маленького гнездышка. Здесь жил кто-то небольшой и явно не слишком хозяйственный.
Игорь, тоже забравшийся на чердак, увидел осколки вазы и вскинул брови.
— Это она только что упала с таким грохотом?
Я кивнул.
— Да, когда я поднялся, ваза вдруг обрела способность к левитации. Причем, как я подозреваю, не сама.
Игорь тут же подобрался.
— Думаешь, здесь живет кто-то опасный?
— Только для гостей, которые совсем не умеют уворачиваться. Выходи! — позвал я неведомого обитателя чердака. Мне показалось, что тень мелькнула в противоположном конце комнаты и спряталась под диван.
— Мы ничего тебе не сделаем, — обнадежил я неизвестное существо, хотя не был так уж в этом уверен. Если оно еще раз попытается что-нибудь на меня скинуть, я, пожалуй, могу и разозлиться. — Кто ты такой?
Под диваном послышался шорох и недовольный голос:
— Убирайтесь отсюда, человеки!
— Сам убирайся, у тебя тут тот еще бардак, — скаламбурил я.
— Ничего не бардак, — ответил голос, чуть притихнув. Он явно обиделся.
Я подошел и заглянул под диван. Оттуда мне навстречу тут же предостерегающе выкатилась стеклянная банка.
— Ты кто такой? Давай, вылезай, ты же не сможешь вечно от нас прятаться.
Голос из-под дивана с минуту обдумывал это утверждение, и наконец оттуда показался человечек, гневно хмурящий брови. Увидев нас, он скрестил руки на груди и уставился на меня так, словно взглядом хотел просверлить дырку. Весь вид его источал неодобрение. Человечек выглядел бы очень грозно, если бы его было чуть больше, но ростом он был от силы сантиметров двадцать, причем половину этого роста занимала борода.
— Ну, чего вам надо? — сварливо осведомился человечек. — Это мой дом, валите отсюда.
— А ты кто? — спросил я уже в третий раз за пять минут.
— А на кого похоже? — рявкнул человечек в ответ. — Домовой я, что, не видно?
Я оглядел коротышку. Вообще говоря, домовых я представлял себе несколько по-другому. Добрее, что ли. И место их обитания в моем понимании должно быть немного чище.
— Ты не говорил, что у вас тут и домовые водятся, — обратился я к Игорю.
— У нас много кто водится. Они предпочитают не показываться людям на глаза.
— Да, я заметил, — заверил я, потирая ушибленную голову.
— Эй, я вообще-то здесь, — напомнил о себе коротышка.
— Первый раз вижу домового. — Я снова повернулся к нему. — А вы во всех домах живете? У меня тоже такой есть?
— Еще чего, — фыркнул домовой. — Только в некоторых, которые приглянутся. И, к твоему сведению, мы прячемся, чтобы всякие разные не затоптали. Хотя, вообще говоря, нас осталось мало. — Голос домового погрустнел. — Человеки нас не любят.
Да уж, интересно, почему.
— И ты, значит, живешь в этом доме вместе с Валентином? Давно?
— Я-то давно, он недавно. — В голос домового вернулась обычная сварливость. — Приперся тут четыре месяца назад. Мать у него умерла, понимаешь ли, хотел побыть один. Явился, шастал везде, никакого спокойствия. Неделю поплакал, потом запил, начал баб водить. Хорошо хоть, я это дело прикрыл.
Домовой запнулся, поняв, что сболтнул лишнее.
— И как же ты его прикрыл? — невзначай осведомился я.
— Никак, сам вдруг остепенился. И вообще, не твоего ума дела. — Домовой попятился обратно к дивану.
— А тот голос якобы с неба, который повелел ему остепениться, случайно не тебе принадлежит?
— Не знаю ни про какой голос, — ответил домовой, затравленно озираясь. Он явно осознавал, что укрытие под диваном в случае чего окажется не слишком-то надёжным.
— А мне почему-то кажется, что знаешь. Воспользовался тем, что человек в горе, и наплел ему всякой ерунды. Заставил поверить, что с ним говорит Бог, делать то, что ты ему прикажешь. Или я не прав?
— Ничего я ему не приказывал, разве что вести себя прилично, — запаниковал домовой. — И вообще, что я плохого делаю? А даже если и делаю, ничего не докажешь. Я спрячусь, ты меня и не найдешь!
— Как — что? — притворно изумился я. — Его Величество Романов всячески поддерживает дружбу между разумными видами, а ты ее разрушаешь. Кто-нибудь узнает, что ты внушил хозяину дома, что ты Бог, начнутся волнения, гонения на домовых по всему княжеству. Так что тут подрыв Имперских устоев, нарушение общественного порядка, провоцирование вражды между людьми и домовыми. И прямое неподчинение приказам Его Величества.
— Чего? — опешил домовой. — Так много?
— И еще нанесение ущерба экономике княжества, — решил я добить беднягу. — И военному потенциалу тоже. Может, Валентин взялся бы за ум, основал бы какое-нибудь производство. Или в армию пошел и дослужился до генерала. А ты…
Игорь посмотрел на меня с большим уважением.
— Где ты таких слов понабирался?
— Я многое почерпнул из общения с верховной властью, — ответил я.
— Вик, я тебя боюсь.
Я грозно посмотрел на домового, тот под моим взглядом стушевался.
— Ничего я не делал, он все сам, — признался коротышка. — Приперся пьяный, как всегда, услышал, как я наверху говорю что-то, подумал, белая горячка пришла. Потом еще выпил и решил, что это не горячка, а голос божий с ним разговаривает. Ну я и решил, что…
— Что было бы неплохо воспользоваться случаем и свести беднягу с ума?
— Там сводить-то было и не с чего, весь ум пропил, — огрызнулся домовой. — Я его заставил нормально себя вести, чем плохо-то? Повелел водку больше не пить, дружков своих выгнать, по бабам не шляться. Был дурак дураком, совсем пропащий, теперь приличный человек. Ну и мне поспокойнее стало.
— Так ты можешь проникать человеку в мысли?
— Немного. Если долго рядом живем и если там разум совсем того, ослабленный. Что я плохого-то сделал? — вернулся к теме домовой. — Был бардак в доме, а теперь благодать настала. Чисто, тихо, никто не буянит
— Только хозяин твой малость умом повернулся, — заметил я.
— Это кто тут еще хозяин? — тут же взвился домовой. — Я тут десять лет живу, а этот приезжал раз в полгода, хозяин, то же мне. И вообще, никто никого не сводил. Он только рад был, сам во всем меня начал слушаться. С утра проснется, завтрак приготовит, посуду вымоет, пол помоет, мебель всю отскоблит и на огород работать. Днем то же самое, вечером то же, поработал и спать. Делай, что велено, думать не надо, ему и хорошо.
Мы с Игорем переглянулись.
— Я знаю много таких людей.
— И дом в чистоте, — привел домовой последний аргумент. Похоже, он казался ему самым убедительным.
— Кстати, ты же домовой. Домовые ведь следят за порядком и все такое, — заметил я.
— А что, у меня, по-твоему, беспорядок?
Домовой упер маленькие руки в бока и хмуро уставился на меня из-под кустистых бровей.
Я призвал на помощь все свое умение лгать и дипломатично ответил:
— Ну, в относительном смысле, может, и порядок. Особенно внизу, у Валентина: чисто, прибрано, ни одной пылинки нет.
— Вот именно, — подтвердил домовой, немного оттаяв.
— Но здесь-то! Здесь же бардак!
— Так а здесь зачем? — удивленно возразил коротышка.
— Разве ты не должен следить, чтобы в доме было все, как надо? Убирать там и все такое. Мне казалось, домовые дом в чистоте держат. — Я запнулся. Мои представления о домовых на глазах рассыпались вдребезги.
— Ну да, мы следим, чтобы человеки убирались. Нам самим по кой убираться? Для этого человеки есть.
— И как следите?
— Ну, можно, например, в молоко нассать. — Вид у домового стал довольным, перед его мысленным взором явно проносились радостные воспоминания. — Или штаны узлом завязать, если человеки никак к порядку не приучиваются. А если подождать, пока они уснут, и кое-куда забраться…
— Я понял, — поспешно прервал я домового. — Похоже, мои познания о вашем народе несколько устарели. Я-то думал, вы помогаете, работаете по дому. Хорошим хозяевам, по крайней мере, а молоко портите только плохим.
— Еще чего! Вам, человекам, один раз помоги, на шею сядете. Это раньше, в старину, такими глупостями занимались, потом просекли, что ссать в молоко всем подряд намного эффективнее. Все равно благодарности от вас не дождёшься.
Надо же, да в этом коротышке умер прирожденный руководитель. И в какой-то степени даже философ.
— Так что я своего наверх только ненадолго впускаю, пусть он у себя на этаже дом скоблит. А если вдруг не хочет, говорю, что ждет его Божья кара за это. А на чердак раз в две недели только, а то и в месяц. Не люблю, чтобы человеки шлялись тут, — с явным намеком повторил домовой. — Мне и одному неплохо.
— Ладно, мы сейчас уйдем, отшельник ты наш, — пообещал я. — Удивительно, как ты с такой любовью к уединению не приказал Валентину пырнуть нас ножом для резки овощей.
— Да чтоб я внушал человекам плохие мысли? Да ни в жизнь! — оскорбился домовой. — Мы, к твоему сведению, существа мирные.
— Пытаясь убить меня вазой, ты внушил мне очень много плохих мыслей. И еще пару-тройку мыслей, средних по качеству. Слушай, нам надо поговорить с твоим хозяином. То есть с Валентином, — поправился я, видя, что домовой уже готовит новую гневную тираду.
— Это о чем еще? — Коротышка подозрительно нахмурился.
— Он может знать кое-что, для нас важное, — туманно ответил я.
— Да что он может знать? — фыркнул домовой. — Он, небось, не знает, и как пол правильно мести!
Судя по состоянию чердака, домовой тоже не знает. Валентин-то, по крайней мере, старается.
— И тем не менее. Он после твоих божественных откровений способен нормально общаться? Можешь повелеть ему, чтобы выдал нам все, как на духу?
Домовой поковырял босой ногой грязный пол.
— Может, и способен, и может, и не способен, кто ж его знает. Но я ничего плохого не делал, он сам все мозги пропил! А чего вам с него понадобилось-то?
— Да ты не в курсе.
— Чтой-то я не в курсе? — обиделся домовой. — Я тут вообще-то давно живу, все про всех знаю.
— Ты-то да, а вот Валентина тут в то время не было, — объяснил я. — Сам говорил, приехал только четыре месяца назад. А мы с ним полгода назад в Москву ездили, хочу узнать, не помнит ли он чего. А то там что-то важное было, но все из головы вылетело.
— Это не тот ли раз, когда его сюда полиция привезла? — нахмурился домовой.
Я оглянулся на Игоря, тот сделал невинный вид.
— Может, и тот. А почему полиция?
— Вроде, с поезда уже пьяный сошел, домой вернулся, стал буянить, мать жандармов и вызвала в назидание. Они его сюда притащили, от родового имения подальше, чтоб подумал над своим поведением.
— И как, подумал?
— Не знаю. Я на чердаке спрятался, от греха подальше. Помню, бубнил что-то, жаловался на судьбу, потом нашел бутылку и буянить начал.
— Что бубнил? — насторожился я.
— Про друзей своих, мол, они у него сволочи. Леша мудак, мол, Паша тоже мудак, Виктор… Про Виктора тоже что-то было.
— Что там с Виктором? Надеюсь, единственный настоящий друг и луч света в темном царстве?
Домовой наморщил лоб, вспоминая.
— А, Виктор самый большой мудак!
— Ну хоть где-то ты первый, — съехидничал Игорь.
— Поговори у меня еще, скажу Блэйд, что ты подрываешь Имперские устои, — пригрозил я. — А еще что-нибудь про Виктора было?
— Да ничего особенного, — отмахнулся домовой. — Жаловался, мол, друзья его кинули.
— Кому жаловался? — уточнил Игорь. — Здесь был кто-то еще?
— Судя по тому, откуда слышался голос, шифоньеру, — ответил домовой. — Не было никого, это он так, сам с собой. Виктор, мол, гад такой, с Пашей о чем-то шушукался. Или с Машей, я не разобрал. А ему не сказали. Тайна, мол.
Так, значит, если кто-то и в курсе, что именно случилось в ресторане, так это Поздеев. Хоть что-то мы выяснили.
— А о чем именно шушукались, он, конечно, не уточнял?
— Говорю ж, ему не рассказали. Он потому и обиделся.
Домовой выжидательно смотрел на меня, явно встревоженный. Я подумал немного, потом махнул рукой.
— Ладно, оставайся тут. Спасибо за информацию. Но учти: божественными силами не злоупотреблять, Имперские устои не подрывать. А то сюда придет Тайная Канцелярия.
Домовой облегченно вздохнул и тут же юркнул под диван. Я вместе с кузеном спустился вниз и аккуратно закрыл чердачный люк.
Валентин, отдраивающий пол, поприветствовал нас улыбкой и вернулся к своему занятию. Игорь отвел меня в сторонку.
— И что, мы это так и оставим? Он же ходит тут, как зомби.
— Ну а что мы можем сделать? Человек уверовал, ему хорошо. Даже если он уверовал не совсем в то, во что надо, возможно, для него это не самый худший выход.
— А как же свобода выбора и все такое?
— Насколько я знаю, когда она у него была, он этой свободой не слишком-то разумно пользовался. — Я задумался. — Ладно, наверное, ты прав. Надо помочь Валентину, вот только у нас это вряд ли получится. У него есть какие-нибудь друзья или дальние родственники?
Игорь наморщил лоб.
— Вроде, должны быть. Одна из наших кухарок раньше служила их семье, надо поспрашивать.
— Тогда выясним и отправим им письма. Мол, Валентин болеет и просит передать, что сам написать не может, но очень ждет в гости.
Игорь кивнул.
— Да, пожалуй, так и сделаем.
Мы вышли, попрощавшись с Валентином. Тот, казалось, даже не заметил нашего ухода, пока я не указал ему на необходимость запереть дверь. Похоже, мой бывший друг был поглощен общением с высшими силами.
Вернувшись домой, я первым делом поднялся к себе в кабинет, потащив с собой кузена.
— Ты слышал, что домовой говорил про Павла Поздеева? Напишу ему письмо, скажу, что хочу встретиться. Ну и Аммосову заодно, вдруг он тоже что-то знает.
Игорь скептически выгнул бровь.
— Сомневаюсь, что они тебе ответят, учитывая, как вы тогда расстались. Обычно люди после того, как передерутся, не поддерживают дружеские отношения.
— Ничего, я использую все свое обаяние. Кстати, кто тогда первым начал драку? Если я, надо бы как-то извиниться.
— Об этом история умалчивает, — ответил Игорь. — Я знаю только, что из ресторана вас выволакивали силой. А до этого ты полез на сцену, где выступал цыганский хор, с криком, что они не умеют петь и ты их сейчас научишь. Как ни странно, ты даже неплохо выступил, но им все равно не понравилось.
— А остальная троица что, мне подпевала?
— Нет, они были заняты тем, что били друг другу морды?
— За что?
— По-моему, тогда вы уже достигли той стадии опьянения, когда не задаешься подобными вопросами.
— О, отлично, то есть я в драке не участвовал, — обрадовался я. — Выходит, я среди них был самый приличный.
— Не совсем. Ты выбыл из потасовки на той стадии, когда вы макали друг друга головой в фонтан. Решил, что цыгане тебе интереснее. А еще одна дама очень возмущалась…
— Ладно, я понял, — остановил я Игоря. — Мы с друзьями чуть-чуть переборщили с культурным времяпровождением. Напишу, что сожалею, что у нас возникли разногласия по поводу народной музыки.
— А также по поводу сломанного стола, разбитой посуды и счета за все это, который ты оказался оплачивать, — подсказал Игорь.
— Тогда напишу, что очень сожалею. Петька! — Я дернул за шнурок, и на пороге появился слуга. — Отправь эти письма на имена Алексея Аммосова и Павла Поздеева.
— Хорошо, Ваше Сиятельство. — Мальчишка сунул конверты за пазуху. — Вам тут еще это, из типографии звонили. Говорят, у них проблемы, просят лично приехать.
— Какие проблемы? — насторожился я. — Что, опять Радомир бесчинствует?
— Я толком не понял, — признался слуга. — Но, раз им вы нужны, наверное, дело важное.
— Ладно, съезжу, — решил я. — Спасибо, что передал, давай, беги.
— Я даже боюсь представить, что у них там случилось, — ответил Игорь, когда мальчишка умчался.
— Вот вместе и выясним. Ты ведь поедешь со мной? Ты, между прочим, назначен ответственным за печатню.
— Я, наверное, не смогу. — Игорь, неслыханное дело, засмущался. — До Оренбурга можем вместе доехать, а там у меня в городе дела.
— Это куда ты собрался? — удивился я.
— Да так, никуда.
Я пристально посмотрел на кузена.
— Вид у тебя довольный. Настолько, как будто ты только что выиграл всеимперский конкурс на самого лучшего поднятого скелета. Но, поскольку до этого прогрессивная мысль Его Величества пока еще не дошла, я даже не знаю, что и думать. Мне казалось, ты будешь хандрить после отъезда Настасьи, вы с ней и не поговорили толком.
— Видишь ли, она пока не отъехала, — нехотя признался Игорь.
— Хочешь сказать, они с отцом до сих пор у нас дома? — притворно удивился я. — Да ладно, я бы заметил.
— У графа Сокольского какие-то дела в городе. Настасья говорит, он решил встретиться с деловыми партнёрами. Собственно, поэтому они и приехали к тебе на свадьбу, нашелся повод.
— А ты, значит, бегаешь на свиданки? — Я похлопал Игоря по плечу. — Поздравляю, поздравляю. Наконец-то ты начинаешь познавать радости жизни, а не вечно сидеть, уткнувшись в книжку.
— Никуда я не бегаю, — огрызнулся Игорь. — Мы просто обсуждаем профессиональные вопросы. Знаешь ли, не так часто встречаешь другого некроманта, нам есть, о чем поговорить.
— И ее отец не против такого профессионального интереса? — подколол я.
Некромант вскинул брови.
— Как он может быть против того, о чем не знает?
— Ладно, так уж и быть, иди сегодня к своей любви. До города нам в любом случае по пути. — Я вышел из кабинета, поманив кузена за собой. — Надеюсь, вы будете жить долго и счастливо и воспитаете много очаровательных зомби и скелетов. А жить молодая семья будет в моем московском доме, том, который с призраком. Там для вас и домашний питомец есть.
Не обращая внимания на недовольное бурчание кузена, я прошел на кухню. Полноценно обедать мне пока не хочется, тем более что это можно будет сделать где-нибудь в ресторане в Оренбурге, люблю разнообразие. Но выпить кофе перед дорогой не помешало бы.
Я пошарил в шкафу, не желая заморачиваться с вызовом служанки, и нащупал ту самую банку, подаренную Северином. Великий деликатес, который я задвинул в дальний угол и забыл о нем. Надо отдать Каладрию, чтобы добро не пропадало, а то кто-нибудь из домашних еще позарится.
— Милый, вот ты где! Ты даже не сказал мне, что вернулся.
На пороге стояла Дарья.
— Прости, дорогая, только что приехал. — Я обнял жену, обиженное выражение тут же сошло с ее лица. — Даже поесть еще не успел.
— Как прошел визит? — Молодая жена присела рядом со мной на стул.
— Неплохо. Все, что хотел, я, правда, не узнал, но немного продвинулся. Я тебе вечером расскажу, — пообещал я. — Сейчас мне, к сожалению, снова надо ехать, в типографии что-то случилось.
— Ты опять уезжаешь, милый? — промурлыкала Дарья. В других обстоятельствах этот многообещающий голос заставил бы меня остаться дома, но не сегодня. Я не могу думать о женщинах, пусть даже и о таких красивых, когда турнепс в опасности.
— Я вернусь, как только смогу. Сейчас кофе выпью и поеду.
Осознав, что все еще держу в руках ту самую несчастную банку, я сунул ее в карман.
— Погоди, я только на чердак схожу, а то подарили какую-то ерунду. Отнесу Каладрию, пусть клюет.
— Это что, кофе лувак⁈ — Жена молниеносно выхватила у меня банку. — Где ты его взял?
— Вампир подарил. Но он же сделан из…
— Да такого деликатеса и у многих князей нет! А ты его собрался отдать какому-то голубю ощипанному⁈
Мне показалось, что за окном я услышал возмущенное курлыканье и хлопанье крыльями.
— Но он же сделан из…
— Ты ничего в этом не понимаешь, — отрезала Дарья. — Лувак — самый изысканный сорт из возможных. Кто-нибудь, позовите Лидию! Сейчас я нам заварю на четверых.
— Знаешь, милая, я вдруг понял, что меня уже ждут. Похоже, в печатне действительно случилось что-то серьёзное, надо бежать. — Я принялся ненавязчиво продвигаться к двери. — Так что вы тут пока пообедайте, а мы вечером вернемся и обязательно к вам присоединимся.
— Да, и меня тоже, — поддержал Игорь. — Я уже опаздываю. И вообще, у меня на кофе аллергия.
Оставив не успевшую ничего возразить Дарью наедине с деликатесом, мы вышли из дома, забрались в повозку и приказали кучеру трогать. Я, конечно, рад, что подарок Северина пришелся рыжей по душе, но пока еще не достиг такого гастрономического просветления, чтобы разделить ее восторг.
Дорога до Оренбурга выдалась скучной. Игорь против обыкновения ехал молча. Наверное, мысли некроманта были заняты предстоящим свиданием. Я, не желая отвлекать кузена от приятных размышлений, достал книгу и погрузился в чтение.
Высадив Игоря в центре города, мы свернули на боковую улицу и двинулись к печатне. Еще не доехав до цели, я насторожился. По улице бегали люди, ржали кони, виднелись полицейские мундиры. Я приказал кучеру стегнуть лошадей.
Наконец, кое-как пробравшись сквозь кучу повозок, мы подъехали к печатне. Из ее окна валил густой дым. Типография горела.