Автобусная остановка была маленькой, грязненькой, скособоченной. Здесь, как на палубе тонущего баркаса, толпились возбужденные пассажиры и, пританцовывая от холода, нетерпеливо ждали, когда, наконец, прибудут спасательные шлюпки. Едва завидев моторную лодочку-маршрутку, народ отчаянно сморкался, решительно откашливался и на секунду замирал перед стартом. Не успевала посудина бросить якорь, как начинался бойкий штурм. Подошвы, колени, локти, головы, хоть пустые, но крепкие, — все шло в дело, все — на абордаж… Наши люди на 'Титанике' не остались бы за бортом, точно.
Полынцев грустно покуривал в сторонке, без удовольствия наблюдая за происходящим. Он не участвовал в соревнованиях по двум причинам: во-первых — потому что был офицером милиции, то есть, человеком вежливым и культурным; а во-вторых — нестерпимо саднил копчик, не разбежишься.
По дороге пятнистой торпедой прошуршал спецназовский 'Лендровер'. Андрей с завистью проводил его взглядом — крутизна, не то, что он, в копчик раненный боец. Это ж надо было асфальт задницей поцеловать… да еще на ровном месте… да еще дуплетом. Обидно: и травму получил не за здорово живешь, и по адресу сходил вхолостую. Все же, зря он не поговорил с соседями, зря. Вполне возможно, что они видят этого Жукова каждый день, и что он вообще никуда не уезжал, а просто не хочет встречаться с милицией. Слишком уж подозрительно вела себя эта стервоза Галина, подленькая бабенка, ушлая, такой соврать, что поздороваться.
— Эй, служивый! Мал того, что слепой, так еще и глухой что ли?
Андрей повернулся на голос. Задним ходом, грозно рыча и норовисто фыркая, к нему подъезжал красавец 'Лендровер'. В приоткрытом окошке сияла ехидная физиономия Гусева.
— Ну, шевели поршнями, любезный, мы же торопимся.
Полынцев припустил к машине (так ему показалось, что припустил).
— Мать моя женщина! — охнул собровец. — Он еще и бегает, как парализованный. Кто ж тебя на службу-то принял, болезный?
— Грешно смеяться над убогими, — пробурчал Андрей, взбираясь на подножку джипа. — От кирпича на голову никто не застрахован.
— Так тебе еще и кирпич на голову свалился? — изумился Гусев, — а я-то думал, только ногу зацепило.
— Да нет — это я сам поскользнулся в темноте.
— Что асфальт по заднице шлепнул?
— Ага, — улыбнулся Полынцев, довольный подвернувшейся оказией.
Машина взяла с места. Вроде бы небольшая снаружи, она была просторной внутри: 6 человек могли свободно разместиться сзади, еще 3 посредине и 2 спереди, плюс водитель.
— Что, нравится? — спросил Гусев, заметив любопытствующий взгляд Полынцева.
— Угу, — хорошая машина.
— А наш уазик по проходимости все равно лучше.
— Зато этот красивей, — восторженно вздохнул Андрей.
— Зато наш дешевле, — патриотично возразил собровец. — Ты откуда, между прочим, в такую рань тащишься? У подружки ночевал?
— Если бы, — посетовал Полынцев. — В гости к бизнесмену Жукову ходил, ну к тому, который с Батюшкиным темные далишки крутил. Помните?
— Конечно.
— Все никак поймать его не могу: то ли скрывается, то ли, действительно куда-то уехал. Жена у него, чертовка рыжая, слова правды не добьешься, злющая, как гиена.
— Все бабы — гиены, — поддержал тему (видно наболевшую) Гусев. — Знаешь, сколько у нас разводов было, когда командировки начались — жуть, катастрофа.
— Почему?
— Я же говорю: не бабы — гниль сплошная. Воем взвыли, когда узнали, что мужей в Чечню отправляют. Некоторые — от души, а другие так, для галочки: мужик только за порог, а они пошли подолом налево-направо трясти, будто несколько месяцев потерпеть, — это страшное испытание. Вот и проверились все чувства за один присест. Наши возвращаются домой и через неделю — на развод, возвращаются — и на развод. А бабы в очередь к командиру записываются: мол, помогите мужей в семью вернуть, мол, не виноватые мы, они сами уехали, нас без присмотра оставили… А как ты сказал фамилия этого бизнесмена?
— Жуков, а что?
— Вот как раз одному такому Жукову Славка Берцов, земля ему пухом, яйца за кобелизм отбил. Чуть в тюрьму не загремел тогда, прокурорские лютовали страшно. Всем миром бойца отмазывали, даже в участковые сослать пришлось. А теперь вот думаешь — отсидел бы человек лет 5, может и живым бы остался. Коллизия, брат: не знаешь, где найдешь, где потеряешь.
— А как его бывшую звали? — насторожился Полынцев.
— Галина.
— И эту Галина. А внешность можете описать?
— Невысокая такая, сисястая, блондинистая, — показал на себе пышные формы капитан. — Любит прохладную жизнь и толстые кошельки.
— Похожа. Только эта ржавая, как водосточная труба.
— Они, мерзавки, красятся по три раза в неделю, так что цвет — не примета. А фамилия у нее какая?
— Ну такая же — Жукова.
— У той девичья Охотина была. Как сейчас помню — посмотришь ей в глаза и сразу охотницу чувствуешь, никакой переводчик не нужен — слабоватой на передок оказалась. К тому же по характеру стервоза, и где ее Славка только выкопал, на лбу ведь было написано — 'ШАЛАВА', ага, крупно так, печатными буквами.
— Так она сейчас, наверное, фамилию мужа носит, — предположил Андрей.
— Думаешь, тот жучара с ней расписался? Что-то сильно я в этом сомневаюсь, кому нужна фига в кармане. А, впрочем, какая разница, лично мне от этого ни горячо, ни холодно. Эта пара друг друга стоит. Как там, кстати, задержанный директор поживает? Все еще запирается или уже раскололся?
— Пока нет, — угрюмо вздохнул Полынцев, но думаю, скоро дозреет. А знаете, что он рассказал про вдову Берцова?
— Поделись.
— Клянется, что видел ее на вокзале с каким-то хачиком. Говорит, что это было совсем недавно. Врет, считаете?
— Вроде, Светка в таких грехах замечена не была, — задумчиво произнес Гусев. — У нее же чеченское воспитание, а там с этим строго. Не дай Бог с парнем за ручку прогуляться — все. Или замуж выходи, или из дому выгонят — не забалуешь. Хотя сейчас уже не то, цивилизация пришла, традиции размыла, теперь и там шалав хватает. Повторюсь — бабам верить нельзя, поэтому всякое случается.
— Я, конечно, понимаю, что уже достал со своими поручениями, — вкрадчиво начал Андрей, — но не могли бы мы попросить вашего офицера пробить ее по старым связям в Чечне. Вдруг, там и правда жених остался?
— Да нет проблем. Колдун сегодня в 12 будет звонить, обсудим и этот вопрос. Только вряд ли жених пошел бы на мокруху. Ну, выкрал бы деваху, ну, забрал бы с собой, а мужика-то зачем убивать? Или побоялся, что Славка за ней в погоню бросится? Да ерунда, по-моему, лажа.
Полынцев тоже считал, что лажа. Действительно, зачем убивать, если можно просто выкрасть. Да и кто в наше время женщин крадет — проехали, еще в позапрошлом веке. Только что же делать, если других зацепок нет? Сидеть, бамбук курить? Здесь, хоть какой-то мотив присутствует, все лучше, чем ничего. А потом, Светлана сама говорила, что у чеченцев есть своеобразное благородство. Вдруг своеобразие именно в том и заключается, чтоб мужа убить, а жену силой взять. Кто-то же приходил к ней в квартиру. Зачем, спрашивается? Ведь не для того, чтобы милиционера дубиной огреть? Значит, интересует кого-то молодая вдовушка, вот и надо искать — кого. Тем более что такой классный выход на Чечню имеется, ну грех им не воспользоваться, грех!
— А с другой стороны мотивы бывают настолько безобидные, что порой диву даешься, — пустился в рассуждения Гусев, — Вот, хотя бы возьми Родю Раскольнокова — это ж когда еще классик обозначил проблему. А сколько примеров на улице: не дал закурить — забили насмерть, сделал замечание — пырнули ножом. А эти ублюдки, маньяки? Их, видите ли, девочки в школе не любили, поэтому они решили всех баб душить и резать — это что, мотив, по-твоему? Нет, Андрюха, правильно ты мыслишь — не в причине дело, а в людях. Повод, что — пустяк, междометье, абстракция. Он может быть ужасным, денежным. А может маленьким, поганеньким, копеечным, на который нормальный человек и внимания не обратит. Если башка дурная, то любая причина сгодится: настроение плохое, рожа не понравилась, себя испытать захотелось, да просто из интереса. Правильно делаешь, что всех вокруг проверяешь — будет шея, найдется и хомут.
Полынцев слушал собровца, плавясь от удовольствия. Не такой уж наивняк Андрюша, не такой уж и глупец. Лучше сомнительный мотив отрабатывать, чем не иметь никакого. Вон, что старые волки рассказывают: людей без всякого повода в капусту крошат, а тут целая женщина, да еще красавица.
К обеду выпал первый застенчивый снежок. Для Чечни явление довольно редкое и потому глазу русского солдата особенно приятное. Будто Родина в гости заглянула. Как, мол, поживаете, сынки? Здоровы ли, сыты ли, одеты ли? Скучаю, мол, без вас, жду. Берегите себя, милые, возвращайтесь поскорей.
Мы б вернулись. Мысленно жаловался на судьбу Калашников. Только ты, мать, зовешь, а главком-отец не пускает. Ну вот какого, спрашивается, хрена смену отложили еще на неделю? Больше 10 лет кампания длится, и все никак приспособиться не можем. Наберут дураков на службу, а ты мучайся, подстраивайся под каждого. Земляки тоже своими просьбами все печенки проели. За одним чудаком гонялся по всей Чечне, как бешеный заяц, теперь им другого подавай. Этого поймаешь, еще какого-нибудь придумают. Вот недаром говорят, кто везет, на того и валят.
— Ваши документы, пожалуйста.
Калашников не заметил, как машина подъехала к Аргунскому блокпосту.
— Пожалуйста…
— Куда следуете? — спросил затянутый в броню военный.
— В Грозный.
— Откуда?
— Из Гудермеса, из штаба группировки.
— У вас штаб разве не в Грозном находится? — засомневался проверяющий.
— Вот, даже простые бойцы понимают, что организация управления в нашем курятнике через пень-колоду налажена. Нет, земляк, штаб находится там, где мины не рвутся, поэтому и болтаемся туда-сюда, как шнурки на ботинках.
— Понятно, — кивнул постовой, — счастливого пути.
— И тебе удачи, — махнул рукой Колдун, — Леха трогай.
Машина недовольно заворчала и медленно закрутила колесами. Казалось, она тоже расстроена сегодняшней поездкой. Снег на обочине потихонечку таял, вместе с надеждами на скорое возвращение домой.
— Курить, что ли начать, — от досады выпалил Калашников.
— Ага. И пить, — тут же отозвался с заднего сиденья Мухин.
— И колоться, — поддержал его Антонов.
— И в карты на деньги играть, — подключился водитель.
— Ух сколько у вас фантазий, — поразился Колдун, — и познания-то все какие профессиональные, даже зависть берет.
— И оружием торговать, — с готовностью подтвердил комплимент Мухин.
— И наркотиками, — дополнил Антонов.
— И бабами, — подсказал водитель.
— Да, кстати, о торговле, — спохватился Калашников, на которого дурашливые предложения подчиненных навеяли абсолютно серьезные мысли. — Давайте сейчас проскочим по улице Сайханова, заглянем к нашему поднадзорному, кое-какие вопросы обсудить надо, земляки снова порученьицем озадачили…
Едва Уазик остановился у подъезда Хасана Тасуева, как в окне 2-го этажа показалась его хмурая небритая физиономия. Было от чего хмуриться: Колдун изъял паспорт, права, документы на машину и почти ежедневно наведывался с проверками.
Калашников поднялся в квартиру.
— Здравствуй, Аминат, — поприветствовал он хозяйку, открывшую двери.
Женщина ответила молчаливым кивком. Видно не могла забыть первую встречу, когда ее пронесли перед всеми соседями вверх тормашками.
— Здравствуй, командир, — сказал Хасан, выглядывая из-за ее спины. — Ну что там срок моего заточения еще не вышел? Мне же работать надо, по районам ездить.
— Вот и прокатимся завтра с тобой в район, — согласился Колдун. — Ты дедуле от Берцова посылку передал?
— Нет. А когда? Это же в Урус-Мартан ехать надо, ты же не пускаешь.
— Завтра сам тебя отвезу.
— Почему так?
— Со стариком поговорить нужно. Ты его хорошо знаешь?
— Не очень. Встречались несколько раз между делом.
— А жену Берцова знал? Светлану.
— Откуда она?
— Как раз оттуда.
— Нет, я там редко бывал, не наш район. В Аргуне другое дело — полгорода родственников, все хорошие люди. Ты скажи в местной комендатуре, пусть соседского мальчишку с учета снимут, а то ходят все время с обысками да проверками.
— Пусть радуется, что ему 14 не исполнилось, давно б уже в Чернокозово сидел за ворошиловскую стрельбу. Ладно, не буду вас задерживать, завтра в 6 утра я под твоими окнами, не проспи.
— Постараюсь, — без особого энтузиазма ответил чеченец, — а документы свои когда назад получу?
— Вот съездим и сразу получишь, — заверил Калашников. — Ты же видишь, что следствие не сидит без дела.
— Это я вижу, — согласился Хасан, по-борцовски крутя мощной шеей. — Только мне кажется, не в том месте вы ищете. Своих бандитов проверять надо.
— Всех проверяем, не переживай. А бандитов не бывает своих и чужих — у них нет национальности. Преступники, что у вас, что у нас — одинаковые. Ну, пока, — Колдун пожал руку хозяина и вышел из квартиры…
— Куда теперь? — спросил водитель, когда Калашников плюхнулся на сиденье.
— На минутку тормознем у рынка и потом на базу.
— Отличненько! — потер ладони Мухин. — Как раз успеем по шашлычку перед обедом проглотить.
— За минутку? — ехидно уточнил Антонов.
— Легко, и даже за секунду. Для того чтобы заморить червячка, много времени не надо — было б чем.
— Ты вытрави своего червячка и живи, как все нормальные люди, а то скоро Чечня без продуктов останется.
— Это ты своего можешь голодом морить, — огрызнулся Мухин, — а мой пусть кушает. Он и так, бедный, страдает без вареников и пельменей.
Доехали быстро. На рынке было немноголюдно. Пока Резван обслуживал собровцев, Калашников со стариком уединились на кухне.
— Про Урус-Мартан знаю только одно, — негромко сказал Асланбек, поглядывая по сторонам. — Там был настоящий лагерь подготовки боевиков, с полигоном, казармами, учебными классами, зинданом и столовой. Занятия проводили иностранные инструктора. Многие местные у них в обслуге работали: стирали, убирали, варили. Деньги за это получали. В долларах.
— Я об этом слышал. У нас парень в тех краях в плену был, правда, недолго — бежать сумел, повезло.
— С пленными они целую систему наладили, — проявил осведомленность Асланбек, — одних в рабство продавали, других обменивали, за третьих выкуп брали, четвертых к себе вербовали — в основном, специалистов: пушкарей, танкистов, минометчиков. Но были и такие, из которых потом русских диверсантов готовили.
— Диверсантов? — заинтересовался Колдун.
— Да, — кивнул старик. Славянская внешность — хороший пропуск. Можно свободно к воинским базам подходить, разведку вести, мины закладывать. Можно в Россию ехать, теракты устраивать. Можно под видом федералов в аулах бесчинствовать, а потом кричать о русском беспределе. Да много разных дел можно творить.
— А нельзя ли поподробнее?
— Тебе лучше поговорить с теми, кто доступ на базу имел. У меня в тех местах никого не было.
— Я как раз собираюсь завтра встретиться с одним человеком. Может, повезет — разговорится.
— Повезет, повезет, — заверил Асланбек, — ты умеешь с людьми общий язык находить. До сих пор не пойму, как я тебе тогда поверил. Ведь не должен был, а?
— А что там у внука со службой? Все хорошо? — поинтересовался Калашников, — Я слышал, скоро им должны форму выдать.
— Нормально все идет, нормально. Сейчас пока документы оформляют, справки собирают, запросы делают. Как только все будет готово, сразу в приказ и будет на работу выходить. Так что последние дни мой Резван здесь шашлык жарит. Ну, пойдем, что ли кушать, пока барашек не остыл.