Непостоянная, переменчивая была в ту раннюю весну погода: днем — ясное небо и солнце, к вечеру наползали северные дождевые тучи, ночью сыпалась ледяная крупа, переходящая в мокрый снег, а к утру землю сковывал недолгостойкий, исчезающий с восходом солнца мороз. Бывало и так, что на вечерней заре дул по-зимнему свежий ветер, а к рассвету наползал сырой, по-осеннему непроглядный туман.
В одну из таких ночей ранней весны пограничная застава была поднята по боевой тревоге.
Через несколько минут старшина Александр Смолин и его четвероногий друг собака по кличке Джек в составе наряда прибыли на границу, к месту ее нарушения. Это было редчайшее даже для этого района нарушение: границу перешел не один человек, не два, а сразу четыре. По малопроходимому, задымленному туманом оврагу, который начинался далеко на сопредельной стороне и тянулся вглубь нашей территории, нарушители незамеченными перешли границу и скрылись.
Обстоятельства говорили о том, что рубеж перешли люди весьма осторожные, хорошо подготовленные, чрезвычайно опасные.
Оставив собаку в стороне, Смолин при свете карманного электрического фонаря тщательно исследовал отпечатки на вспаханном грунте — четыре пары мужских, большого размера, сапог.
Глубина и длина отпечатков указывали на то, что все мужчины были рослые, грузные.
След был относительно свежий, получасовой давности. Нарушители, даже если они исключительно выносливые ходоки, могли уйти не далее как за пять-семь километров. Это расстояние собака и Смолин могли преодолеть за час. За этот час нарушители пройдут еще километров пять. Значит, предстоит двухчасовая бешеная погоня.
Запомнив все данные исследования, Смолин вернулся к собаке. Джек успел отдохнуть и успокоиться. Взяв его на поводок, Смолин подвел к исходной точке следа, спокойным, но властным голосом отдал команду:
— Нюхай! След!
Джек возбужденно нагнул массивную голову, энергично обнюхал отпечатки и стремительно рванулся вперед по «горячему» следу.
— Хорошо! Хорошо! — подбодрил Смолин собаку и, чуть сдерживая ее на поводке, побежал за ней.
Солдаты в боевом порядке сопровождали их.
Много есть в пограничной службе сложных и трудных дел. Преследование же — самое сложное и труднейшее из них. В преследовании ты должен проявить все, буквально все боевые качества пограничника: зоркость и чуткость, стремительность и сноровку, ловкость и бесстрашие, ум и хладнокровие, знание местности и приемов преследуемого тобой врага, осторожность и риск. Одно преследование не похоже на другое. Каждый раз — это большое событие в твоей жизни, величайшее личное испытание, венец усилий многих людей, несущих пограничную службу.
Велика ответственность того, кто возглавляет наряд, ведущий преследование. Твои усилия должны обязательно завершиться поимкой нарушителя. Никакого другого исхода. Как бы враг ни был опытен, вооружен, как бы он далеко ни ушел, ты должен догнать его, вступить в борьбу, обезвредить или уничтожить. Как ни тернист и долог будет твой путь преследования, во всех случаях ты должен победить. У тебя только пара ног, ты человек с ограниченным природой слухом и зрением, но ты должен бежать, как олень, видеть и слышать все, быть разведчиком и следопытом, ты должен быть умнее и ловчее самого ловкого и опытного нарушителя.
Джек возбужденно и уверенно бежал по следу — по заросшей бурьяном целине, по дну оврага, по болоту. Ни предрассветная темнота, ни густой туман, ни дождь, прошедший недавно, ночью, не сбивали его со следа.
Нет в собачьем мире глупых и умных собак. «Ум» собаки — это ни что иное, как труд человека, вложенный в ее дрессировку с помощью науки об условных рефлексах.
Все, что имел Джек, — смелость и злобу к посторонним людям, бесстрашие к выстрелам, неутомимость в беге, отвращение к пище из чужих рук, развитое обостренное обоняние, тонкий натренированный слух, умение лазить по лестницам, прыгать через изгороди — решительно все было привито ему Смолиным за время дрессировки.
Сотни, тысячи километров проделал Смолин с Джеком в часы тренировок и на службе. Лесом и оврагами. Степью и болотами. Днем и ночью. Весной и осенью. В буран и в дождь.
Джек бежал мягко, плавно, быстро. Волчья его окраска резко выделялась на весеннем покрове. Крепкая, клинообразной формы морда почти не отрывалась от земли. Между черными сухими губами ослепительно белели крупные клыки. Остроконечные уши ни на одно мгновение не утрачивали настороженности. Щетинилось седое ожерелье шерсти на могучей шее.
След нарушителей петлял то влево, то вправо, то под прямым, то под острым углом. Джек, несмотря на свою стремительность, ни разу не сбился со следа. Самый знаменитый скороход не выдержал бы такого темпа на дальней дистанции. Смолин сдерживал собаку поводком и вполголоса подавал команду: «Тише!..»
Овраг кончился. Выскочили на свежевспаханное поле. Небо выше поднялось над землей. Заметно посветлело. На востоке разгоралась заря. Смолин оглянулся.
Пограничники отстали. Сзади, неподалеку, бежал только сибиряк Степанов, потомственный таежный охотник.
Метров триста следы тянулись полем, потом увели в лес, густой и сырой, набитый ночной темнотой. Под каждым деревом, под каждым кустом мог затаиться враг. Джек рвался вперед и тихонько повизгивал. Было похоже на то, что вблизи нарушители. Смолин не остановился. Он отлично знал, что в лесу на влажной мшистой почве и вследствие малоподвижности воздуха след сохранялся дольше. Джек возбужден именно по этой причине — свежее, «горячее» стал след.
Опыт подсказывал Смолину, что нарушители приложили все силы, использовали каждую минуту, чтобы уйти как можно подальше от границы, выбраться на простор. Значит, их можно преследовать смелее, не растрачивая драгоценного времени на предосторожность. Пока она излишняя. Пока!
Старшина ослабил поводок. Почувствовав простор, Джек резко набавил скорость.
Обоняние собаки — тончайший инструмент. Она живет в мире запахов. В лесу этот мир исключительно многообразен и сложен. Человек не улавливает и сотой доли того, что доступно собаке. На пути к искомому индивидуальному запаху нарушителя перед Джеком питали десятки других запахов — эфирных масел, корней многолетних растений, мхов, прелых листьев, многочисленных лесных обитателей. Джек уверенно пробирался через эти трудные препятствия благодаря своему исключительно развитому обонянию.
— Хорошо! Хорошо! — подбадривал своего друга Смолин.
Джек вдруг остановился, словно наскочил на стенку, Смолин предупредительно, отпустил поводок. Собака двинулась в сторону, пробежав несколько метров, обернулась и подала голос. Смолин увидел на земле брошенную нарушителями куртку. Он поднял ее, осмотрел. Она еще сохранила теплую влагу пота. Поставив собаку на след, побежал дальше.
Светозарный весенний день пробирался в лес. Нехотя отступали сырые угрюмые сумерки. Стали видны деревья, каждое в отдельности, — осина, ольха, дуб, клен. Заблестела местами ночная роса на мхах. На них темнели отпечатки следов нарушителей. Смолин ускорил движение.
Солдат Степанов не отставал. Он бежал чуть-чуть позади, молча и равномерно дыша. Оборачиваясь, старшина видел его скуластое, раскрасневшееся, исполненное решимости лицо и мокрый черный чуб, выбившийся из-под фуражки. Автомат у него все время был наготове.
Джек выбежал на просеку. Простым глазом было видно, как много здесь следов. На влажной земле хорошо отпечатались обувь, копыта, колесные шины.
Трудная эта задача для пограничника — не потерять след на большой дороге среди других посторонних следов. Если собака предварительно не натренирована искать след, проложенный по другому следу, то она неполноценный друг пограничника.
Великолепное чутье Джека не подвело и на этот раз. Низко неся голову, собака бежала по дороге.
Пробежав метров двести, Джек остановился, усиленно принюхиваясь. Потом он резко, под прямым углом, свернул вправо, потащил Смолина в лес. Снова мшистый покров и на нем ясные отпечатки сапог. След привел в овраг и оборвался на берегу речушки, набухшей бурными весенними водами. Джек был так захвачен азартом погони, так приучен преодолевать любые препятствия, что при первой же команде «плыви!» ринулся в поток, уверенно преодолел его. На другом берегу он отряхнулся и бархатным холодным своим носом коснулся руки Смолина: приласкай, мол, дружище! Старшина улыбнулся и поощрительно потрепал по загривку своего верного помощника.
Не дожидаясь приказания, Джек нашел потерянный след и побежал дальше. Минут пять спустя он вывел Смолина на поляну, в центре которой были сложены штабеля березовых дров. С подветренной стороны поленницы поднимался дым костра и доносились голоса.
«Они!», — подумал Смолин и положил палец на спуск автомата. Но, странное дело, Джек не проявлял особенного беспокойства. Поведение собаки внушило тревогу Смолину. Почему она не возбуждается, когда цель так близка? А близка ли? Не на ложном ли следу Джек? Еще больше встревожился Смолин, когда Джек, не добежав до поленницы, круто свернул влево, в лесную чашу. Остановил его рывком поводка. Нерешительность обдала холодом сердце Смолина. Что делать: целиком довериться собаке, идти за ней или направить ее к поленнице?
«Верю я тебе, дружок, но все-таки проконтролирую», — решил старшина. Он жестом приказал следовать за собой. Давно привыкла собака выполнять волю инструктора. Теперь же она подчинилась ему неохотно.
Бесшумно выскочив из-за поленницы, Смолин увидел двух человек, завтракавших у костра. Те вскочили, держа в руках по куску хлеба, сала и печеные картофелины.
Джек подбежал к дровосекам. Он мирно, равнодушно обнюхал их резиновые сапоги, их деревенские куртки и отошел, оглядываясь на лесную чащу и тихонько повизгивая.
Смолин уже знал, что перед ним люди посторонние, то есть не имеющие отношения к тому, что произошло ночью на границе, тем не менее он придирчиво проверил их документы и, убедившись, что это лесорубы-сезонники, оставил их в покое.
Вернувшись назад, Джек взял оставленный след и, снова возбужденный, помчался вперед.
Велики были возможности Джека, но не беспредельны. Можно требовать от собаки только то, что не превышает ее физиологических возможностей. Смолин за время работы с Джеком досконально изучил его. По поведению собаки он понял, что она начала уставать. Не от того, что пробежала десять или двенадцать километров, — для выносливой овчарки это сущие пустяки. Джек израсходовал силы на то, чтобы среди массы других запахов разыскать след нарушителя. О, это не легкая работа! Предельно напряжена высшая нервная система. Собака как бы выключает себя для всякого рода деятельности, кроме одной — по розыску следа. После такой сосредоточенности наступает сильное утомление. Если вовремя не дать собаке отдохнуть, то она временно потеряет способность идти по следу.
Джек пробежал еще километров пять — шесть. Смолин остановил его и повелительным жестом уложил на траву под кустом голого орешника.
В кармане старшины был припасен кусок холодного мяса. Он лег рядом с собакой и стал подкармливать ее, поощряя командой: «Хорошо! Хорошо!».
— В чем дело? Почему залег? — спросил солдат Степанов, ложась плечом к плечу со старшиной.
— Отдыхаем, — спокойно ответил Смолин.
— Да разве можно сейчас отдыхать?
— Можно, земляк.
— Так ведь… — заикнулся Степанов.
— Поспешишь — людей насмешишь, — вставил старшина и улыбнулся.
Чистое, загоревшее лицо его жарко пылало. По румяным щекам бежали светлые струйки пота. Но серые, стального блеска глаза были жестко прищурены, пристально вглядывались в тихий утренний лес.
Верное чутье Смолина, умеющего слушать и сердцем, говорило ему, что обманчива теперь тишина.
Немало средств у пограничника на вооружении: первоклассное оружие, опыт и мастерство, чекистские традиции, беззаветная поддержка населения и многое другое. Но нет пограничника, который бы пренебрегал в своей работе таким испытанным оружием, как чутье. Чутье пограничника — особое чутье. Приходит оно не сразу, не в первый год службы, но рождается и воспитывается с первого дня, с того часа, когда ты пошел по дозорной тропе.
Смолин поднялся, подал команду, и собака уверенно пошла вперед. Пограничники еще пристальнее стали вглядываться в лес.
За каждым деревом, под любым кустом, в овражке, в ветвях ели мог затаиться нарушитель с автоматом в руках. Ко всему будь готов!
Глаза Смолина умели видеть весь лес сразу и каждое дерево и кустик в отдельности. Казалось, что ничего подозрительного не могло быть среди красавцев-дубов, до сих пор еще не потерявших бронзовых своих листьев, и. среди долговязых обнаженных осин, и там, в дальней роще ольшаника. Но вот Джек насторожился, ощетинился и зарычал. В гуще молоденьких елочек Смолин сразу же увидел силуэты людей. Шепотом отдал команду:
— Ложись!
Прильнув к земле, чуть склонив голову и двигая острыми ушами, Джек всматривался в ельник.
В то же мгновение застрекотал автомат. Смолин тоже дал очередь — огонь по огню. Степанов сейчас же поддержал его. Подоспели отставшие солдаты, и завязалась перестрелка. Диверсанты вынуждены были принять навязанный им бой.
Смолин был слишком опытным и требовательным к себе пограничником, чтобы переложить ответственность за дальнейшие события на другие плечи. Порученное ему дело привык доводить до конца. Он решил во что бы то ни стало захватить или уничтожить диверсантов. С этой целью он приказал двум солдатам обойти ельник слева, а сам в сопровождении неразлучного Степанова подался вправо, перебежками, от куста к кусту. Окружение поддерживалось беспрестанным огнем.
Солдаты действовали решительно, умело. Смолин верил в каждого из них.
Джек ни на один шаг не отставал от Смолина: ложился, переползал.
Петля все туже сжималась вокруг диверсантов. Но вдруг огонь с их стороны прекратился. Смолин насторожился. Что это значит? Ушли или перебиты?
Сквозь ельник, изрезанный пулями автоматов, Смолин увидел распластавшиеся на весенней земле две черные фигуры. Только двое! Где же остальные? Неужели успели удрать? Да, похоже на то.
Смолин первым осторожно подполз к убитым. Они лежали, уткнувшись в землю. Перевернул их на спину и увидел щетинистые лица. На крепких ремнях подвешены гранаты, автоматные диски в чехлах, кинжалы в ножнах. В мертвых руках оружие.
Как ни торопился Смолин, но он не менее минуты внимательно, с острым любопытством вглядывался в обезвреженных диверсантов. Никогда не свыкнется человек видеть зверя в облике человека. Сколько зла натворили на земле эти два молодчика с испитыми лицами, сколько людей сделали несчастными. Убить их — радость.
— Ефременко и Гарбузов, оставайтесь здесь, — Смолин кивнул на трупы. — Каминский и Филиппов пойдут на связь. Мы продолжаем преследование. Выполнять! — скомандовал старшина.
Джек отдохнул и до крайности был возбужден и озлоблен выстрелами. Он бежал с прежней, как и в начале преследования, резвостью. Свежий след он брал верхним чутьем. Смолин дал собаке полную волю.
Неистощимы силы человека в борьбе за правое и святое дело. Пробежав около 20 километров оврагами, лесом, топкими лугами, вязкими пашнями, Смолин чувствовал себя способным преодолеть еще такое же пространство. Он мчался за Джеком, готовый каждую секунду открыть огонь по врагу. Еловые ветки, покрытые дождевой росой, хлестали по разгоряченному лицу. Пот заливал глаза. Ноги попадали в колдобины, полные весенней воды, цеплялись за корни и кустарник. Смолин падал и поднимался прежде, чем Джек успевал натянуть поводок.
Славился Смолин и на заставе и в комендатуре своей рассудительностью, хладнокровием. На этот раз ситуация была такова, что только стремительное преследование могло завершить дело. Увлеченный погоней, думая только о диверсантах, Смолин забыл о себе, о своем верном друге.
Огонь, неожиданно вырвавшийся навстречу, напомнил ему о том, что и он и его Джек тоже смертны.
Старшина залег у подножья толстой сосны и под ее прикрытием начал поливать пулями кустарник, скрывший диверсантов. Падая, он скомандовал: «Ложись!». Джек повиновался, но с какой-то странной, необычной для него медлительностью. Он сначала опустился на колени, потом уткнул морду в землю и вдруг беспомощно, безжизненно завалился на бок, и мох вокруг его головы густо покраснел и чуть задымился на прохладном воздухе.
Смолин посмотрел в широко раскрытые серые глаза Джека, на его редкие седые усы, на его поникшие уши, атласно-розовые изнутри и замшевые снаружи, на его ослепительно белые клыки. Что-то надломилось в груди Смолина: ему стало трудно дышать и смотреть…
После непродолжительной перестрелки диверсанты стали отходить. Сначала прикрывались огнем, а выбравшись из кустов, вскочили и побежали. Смолин увидел их спины между дальними деревьями. Они бежали мелкой рысью, изредка оглядываясь, как шакалы. Старшина понял: огнем автомата их уже не достать.
Они скрылись в лесу. Смолин мысленно проследил их дальнейший путь. Конечно, теперь они не станут метаться из стороны в сторону, петлять след. Побегут прямо и прямо, чтобы скорее добраться до крупного населенного пункта, до железнодорожной станции.
— Не доберетесь! — заскрежетал зубами Смолин.
Смолин не ошибся в своих расчетах и догадках. Диверсанты вышли как раз туда, где он подрезал им путь, — к лесной просеке, ведущей к железной дороге. Они пробирались друг за другом. Первым шел высокий, худой, с лицом скопца, в меховой шапке и кожаной куртке, подпоясанной ремнем. Вторым — плечистый, В потрепанной шинели, в расстегнутой до последней пуговицы рубашке, с могучей волосатой грудью. Оба были вооружены автоматами и гранатами. Такие живыми не сдаются.
Затаившись в кустах, Смолин хладнокровно, почти в упор навел на идущего впереди автомат и дал короткую очередь. Головной диверсант упал. Второй бросился бежать. Смолин хотел уложить и его, но вовремя сдержался: «Пригодится для допроса». Он только резанул его струей пуль по ногам.
— Лежать! — скомандовал он, когда диверсант споткнулся и упал посреди просеки.
Дрожащие руки с короткими толстыми пальцами поспешно потянулись к оружию и сейчас же бессильно обмякли.
— Сдаюсь… не стреляй, — простуженно, на плохом русском языке прохрипел враг.
Смолин презрительно усмехнулся, поднял автомат нарушителя, ощупал его карманы и в изнеможении, вдруг охватившем его, сел на пенек, рукавом гимнастерки вытер мокрый лоб, лицо. Потом достал портсигар, закурил, выпуская дым густыми клубами.
Из-за летучей гряды весенних туч показался малиновый край солнца. Лучи его гигантскими копьями ударили в землю. Задымилось насквозь мокрое обмундирование старшины. Светлее и теплее, по-весеннему стало в глухом лесном царстве.