Грань риска

13

Конец сентября 1994 года

Благодарность Эдварда за прекрасно организованный обед вселила в Ким надежду, что теперь-то их отношения улучшатся. Но надежде не суждено было сбыться. Наоборот, после обеда в тот достопамятный понедельник дела пошли еще хуже. Ким вообще перестала видеть Эдварда. Он возвращался домой так поздно, что она уже спала. Уходил же задолго до того, как она просыпалась. Он не делал никаких попыток поговорить с ней, хотя она несколько раз оставляла ему записки с просьбой об этом.

Даже у Буфера стал еще больше портиться характер. Он неожиданно прибежал вечером в среду в коттедж, когда Ким готовила на кухне ужин. Выглядел пес очень голодным. Ким насыпала ему в плошку собачьего корма и собралась поставить плошку на пол. Но в ответ Буфер оскалил зубы и начал неистово лаять. Ким выбросила содержимое плошки.

Не контактируя ни с кем из сотрудников лаборатории, Ким начала чувствовать свою отчужденность. К ней вернулось то ощущение, которое беспокоило ее в первое время после переезда в коттедж. Она даже начала тяготиться своим одиночеством. К своему удивлению и против всяких ожиданий, ей захотелось скорее выйти на работу. А когда она в конце августа уходила в отпуск, ей казалось, что будет трудно снова приступить к работе.

В четверг Ким поняла, что у нее началась депрессия и появившаяся тревога ее непосредственный результат. Ее состояние доставляло ей массу неприятностей. Она страдала депрессией, учась на втором курсе колледжа, и это оставило в душе незаживающий шрам. Боясь, что самочувствие еще больше ухудшится, Ким позвонила своему психотерапевту Элис Макмюррей, у которой не была уже несколько лет. Элис с готовностью согласилась принять Ким в своем кабинете в Массачусетском госпитале на следующий день, в первой половине.

Утром в четверг Ким проснулась в несколько приподнятом настроении по сравнению с предыдущими днями. Она поняла, что это связано с ее планами выбраться в город. Не имея права на стоянку у госпиталя, Ким решила поехать поездом.

В Бостон Ким приехала в начале двенадцатого. Времени оставалось еще вагон, и она решила пройтись пешком от Северного вокзала до госпиталя. Стоял чудесный осенний день, сквозь облака иногда проглядывало солнце. В отличие от Салема листья на деревьях в Бостоне только-только начали желтеть.

Настроение Ким еще улучшилось, когда она, оказавшись в знакомой обстановке госпиталя, встретила нескольких коллег, которые поддразнили ее по поводу загара. Кабинет Элис находился в отдельном корпусе. В приемной никого не было.

Спустя несколько секунд открылась дверь кабинета, и оттуда вышла Элис.

— Привет, — поприветствовала она Ким. — Пошли. — Элис покосилась на стол секретаря. — Все ушли на ленч, если это тебя интересует, — добавила она.

Кабинет Элис выглядел простым, но удобным. В середине его, на восточном ковре, стояли кофейный столик и четыре кресла. У стены разместился небольшой письменный стол. У окна помещалась пальма в кадке. На стенах были развешаны репродукции картин импрессионистов и помещенные в рамки сертификаты, дипломы и лицензии.

Элис была полной общительной женщиной. От нее исходило какое-то магнетическое излучение. Как она сама признавалась Ким, всю жизнь ей приходилось бороться с лишним весом. Эта борьба сделала Элис хорошим психотерапевтом, так как научила ее с пониманием относиться к проблемам других людей.

— Итак, чем я могу помочь тебе? — спросила Элис, когда они уселись в кресла.

Ким принялась рассказывать о своей нынешней жизненной ситуации. Она старалась быть предельно честной и призналась: ее разочарование вызвано тем, что все пошло не так, как она ожидала. Все складывается вопреки ее расчетам и предположениям. Излагая свои проблемы, Ким поняла, что берет на себя вину за то, как идет ее жизнь. Уловила это и Элис.

— Все это звучит как старая знакомая история, — заметила Элис без тени осуждения в голосе. Потом она поинтересовалась личностью и профессией Эдварда.

Ким описала Эдварда. Присутствие Элис помогло ей понять, что она всеми силами защищает его.

— Как ты думаешь, существует ли какое-нибудь сходство между твоими отношениями с отцом и твоими отношениями с Эдвардом? — спросила Элис.

Немного подумав, Ким признала, что ее поведение на недавнем обеде может служить основанием для такой аналогии.

— Мне кажется, что даже при поверхностном взгляде их схожесть просто бросается в глаза, — заключила Элис. — Я припоминаю, что такую же фрустрацию у тебя вызывали попытки ублажить отца. Оба они кажутся целиком погруженными в свои профессиональные интересы, которые отодвигают на задний план их личную жизнь в их же собственных глазах.

— У Эдварда это временное явление, — возразила Ким.

— Ты в этом уверена? — спросила Элис. Перед тем как ответить, Ким помолчала.

— Полагаю, никогда нельзя быть уверенным, что знаешь, о чем думает другой человек.

— Это очень верно сказано, — проговорила Элис. — Кто знает, Эдвард ведь мог и измениться. Как бы то ни было, все это звучит так, словно Эдвард нуждается в твоей поддержке и получает ее. Это нормальное положение вещей. Но вся беда в том, что твои потребности остаются неудовлетворенными.

— Да, об этом я умолчала, — признала Ким.

— Тебе надо подумать, что хорошо для тебя, и действовать соответствующим образом, — посоветовала Элис. — Я понимаю, это легко сказать, но трудно сделать. Твоя самооценка подвергается чудовищному испытанию из-за страха потерять его любовь. В любом случае тебе необходимо крепко об этом подумать.

— Ты хочешь сказать, что мне не следует жить с Эдвардом? — спросила Ким.

— Как раз этого я не хочу сказать, — ответила Элис. — Не мне об этом говорить и судить. Решить этот вопрос можешь только ты. Как мы уже говорили с тобой раньше, тебе стоит подумать об истоках своей зависимости.

— Ты думаешь, что я опять впала в зависимость?

— Я просто хочу, чтобы ты подумала о такой возможности в данной ситуации. Ты же понимаешь, что люди, которые в детстве подвергались плохому обращению, имеют тенденцию воссоздавать в своей последующей жизни те ситуации, в которых с ними плохо обращались в детстве.

— Но ты же знаешь, что я не подвергалась плохому и жестокому обращению, — возразила Ким.

— В общепринятом смысле этого слова — нет. С тобой обращались нормально, — согласилась Элис. — Но у тебя, тем не менее, не сложились отношения с отцом. Они были плохими. Дурное обращение с детьми может принимать самые разнообразные формы. Это происходит от того, что силы детей и родителей просто несопоставимы.

— Я поняла, что ты имеешь в виду, — заверила Ким. Элис подалась вперед и положила руки на колени Ким.

Она ласково улыбнулась своей пациентке.

— Мне показалось, что у тебя возникли проблемы, которые нам надо обсудить более подробно. К сожалению, наши полчаса истекли. Я бы хотела разобраться глубже, но это невозможно при столь кратком свидании. Надеюсь, я все же смогла за это время убедить тебя подумать о своих собственных нуждах.

Ким поднялась. Взглянув на часы, она поразилась, как быстро пролетело время. Она от души поблагодарила Элис.

— У тебя есть чувство тревоги? — спросила та. — Я могу дать тебе ксанакс, если ты думаешь, что он тебе поможет.

— Спасибо, но я в полном порядке. — Ким отрицательно покачала головой. — Да потом, у меня осталась пара упаковок из тех, что ты мне дала когда-то.

— Позвони, если тебе потребуется настоящая консультация, — напутствовала ее Элис.

Ким заверила врача, что в будущем воспользуется этим предложением, и вышла из кабинета. Идя к вокзалу, Ким обдумывала содержание сеанса. Ей даже показалось, что именно сейчас, когда консультация закончилась, ей надо, чтобы она началась снова. Элис дала ей пищу для размышлений, и у Ким сразу возникла к ней масса вопросов. Поэтому Ким и хотелось вернуться в кабинет психотерапевта.

В поезде по дороге домой Ким решила, не откладывая поговорить с Эдвардом. Она понимала, что это будет для нее нелегкой задачей, поскольку она страшно не любила таких столкновений и боялась их. Кроме того, учитывая тот прессинг, под которым сейчас находился Эдвард, он вряд ли будет в настроении обсуждать эмоционально насыщенную проблему о том, стоит ли им продолжать совместную жизнь. Несмотря на это, Ким предполагала, что разговор необходим сейчас, пока все не стало еще хуже.

Подъезжая к имению, она посмотрела на здание лаборатории и пожалела о том, что у нее не хватает напористости пойти туда и немедленно вызвать Эдварда для важного разговора. Но она понимала, что никогда на это не решится. Более того, она знала, что не заговорит с ним на эту тему, даже если он сам придет днем в коттедж, если, конечно, не почувствует, что он готов к беседе. Со смирением Ким подумала, что ей опять приходится ждать решения Эдварда.

Но в четверг вечером Ким не встретилась с ним. Не видела она его ни в пятницу, ни в субботу. По некоторым признакам она поняла, что он побывал в эти дни дома между полуночью и ранними утренними часами. Чувствуя, что необходимость разговора с ним продолжает нависать над ней как туча, Ким начинала все больше и больше ощущать внутреннее беспокойство.

Воскресное утро она провела на чердаке в замке, сортируя документы. Механическая бездумная работа отвлекла ее от мрачных мыслей о житейской ситуации, и ей стало немного легче. В четверть первого желудок напомнил, что пора позавтракать, и она пошла в коттедж выпить кофе и съесть тарелку овсяных хлопьев с молоком.

Выйдя на улицу из затхлой атмосферы замка, Ким остановилась на декоративном подъемном мосту и залюбовалась великолепием окружавшей имение осенней природы. Чудесны были цвета деревьев, обещая через несколько дней выплеснуть еще большую красоту. Высоко в небе громадными кругами лениво парили чайки.

Обводя глазами имение, Ким боковым зрением уловила нечто у ворот, где была видна дорога. На ней, прячась в тени деревьев, стоял автомобиль.

Ким разобрало любопытство: зачем в столь необычном месте припаркована машина? Она двинулась к ней через поле. Осторожно приблизившись, Ким с удивлением увидела в машине Киннарда Монихена.

Заметив Ким, Киннард высунулся из машины и сделал то, на что, как казалось Ким, он не был способен вообще. Он покраснел.

— Прости, — произнес он застенчиво. — Я не хочу, чтобы ты подумала, будто я стою тут, как шпион, и подсматриваю за тобой. Нет, я просто пытаюсь собраться с духом и въехать во двор.

— Почему это так для тебя трудно? — спросила Ким.

— Наверное, потому, что в последнее время, стоит нам встретиться, я веду себя, как осел, — ответил Киннард.

— Мне кажется, все это было очень и очень давно, — проговорила Ким.

— Да, мне тоже так кажется, — согласился Киннард. — Но я надеюсь, что не очень тебе помешал.

— Ты мне нисколько не мешаешь.

— Командировка моя в здешний госпиталь заканчивается, — сообщил Киннард. — Два месяца пролетели как один день. Через неделю возвращаюсь в наш госпиталь.

— Я тоже.

Она пояснила, что на сентябрь брала отпуск.

— Я несколько раз проезжал мимо имения, но не заехал. Нагрянуть внезапно как-то неудобно, а в телефонном справочнике нет номера этого дома.

— А я каждый раз, оказываясь около госпиталя, думала, как проходит твоя командировка.

— Ты закончила реконструкцию? — поинтересовался Киннард.

— Да, — ответила Ким.

— Ну и как?

— Ты можешь сам решить как, если, конечно, захочешь посмотреть.

— Очень захочу, — обрадовался он. — Садись, я подвезу тебя до дома.

Они подъехали к коттеджу, и Киннард остановил машину. Ким показала ему дом. Он был заинтересован и восхищенно рассыпал комплименты.

— Мне очень нравится, что ты сумела сделать дом комфортабельным и в то же время сохранить его колониальный дух и стиль, — похвалил Киннард.

Они были наверху, и Ким как раз рассказывала, как ей удалось разместить между спальнями ванные комнаты, не испортив исторический колорит здания. Выглянув в окно, Ким не поверила своим глазам. По полю к дому шел Эдвард в сопровождении Буфера.

Ким была близка к панике. Она не могла предположить, какова будет реакция Эдварда на появление Киннарда. Эдвард стал таким сварливым, да к тому же они не встречались с понедельника.

— Нам лучше спуститься вниз, — нервно произнесла Ким.

— Что-то случилось? — спросил Киннард.

Ким не ответила. Она ругала себя за то, что не подумала о возможности прихода Эдварда, и прикидывала, как бы сама повела себя в такой ситуации.

— Эдвард идет, — пояснила Ким, уводя Киннарда в гостиную.

— Это очень плохо? — спросил Киннард. Он явно был в замешательстве.

— Конечно, нет… — Ким попыталась выдавить из себя улыбку, но голос ее при этом дрожал, а в животе появилось сосущее чувство пустоты.

Отворилась входная дверь, и в дом вошел Эдвард. Буфер сразу кинулся на кухню проверить, не уронил ли кто-нибудь случайно для него на пол какой-нибудь еды.

— А, ты здесь! — воскликнул Эдвард, заметив Ким.

— У нас гости, — сообщила Ким, нервно сцепив перед собой пальцы.

— Да? — удивился Эдвард, входя в гостиную.

Ким представила мужчин друг другу. Киннард шагнул вперед и протянул руку, но Эдвард не двигался, он размышлял, что-то вспоминая.

— Ну, конечно же, — произнес он, щелкнув пальцами. Он порывисто шагнул навстречу Киннарду и с энтузиазмом пожал протянутую руку. — Я вас помню. Вы работали у меня в лаборатории. Вы тот самый парень, который потом ушел в Массачусетский госпиталь заниматься хирургией.

— У вас хорошая память, — заметил Киннард.

— Черт возьми, я даже помню тему вашей работы, — продолжал Эдвард. Он вкратце рассказал, чем именно занимался у него Киннард целый год.

— Вы вгоняете меня в краску. Сам я этого не помню, — признался Киннард.

— Как насчет пива? — спросил Эдвард. — Кажется, у нас в холодильнике завалялся «Сэм Адамс».

Киннард нервно посмотрел на Ким, потом на Эдварда.

— Может, мне лучше уйти? — спросил он.

— Чепуха! — отрезал Эдвард. — Если у вас есть время, оставайтесь. Я уверен, Ким не повредит компания. Мне сейчас надо будет вернуться к работе. Я пришел сюда только затем, чтобы спросить кое-что у Ким.

Ким была поражена не меньше Киннарда. Эдвард вел себя прекрасно. Она зря боялась. Он не раздражался, не устроил скандала. Напротив, был в прекрасном расположении духа.

— Я не знаю, как это лучше сформулировать, — начал Эдвард, обращаясь к Ким. — Ну, словом, я хочу, чтобы сотрудники лаборатории жили в замке. Это будет намного удобнее, если они будут ночевать в имении, потому что многие наши опыты требуют круглосуточного присутствия и ежечасного контроля получаемых данных. Замок, кроме того, пустует, там много обставленных комнат, так что просто смешно, что им приходится ютиться по частным квартирам. «Омни» оплатит все.

— Ну, я не знаю… — замялась Ким.

— Соглашайся, — настаивал Эдвард. — Это не продлится долго. Пройдет совсем немного времени, сюда приедут их семьи, и они обзаведутся собственными домами.

— Но в замке столько фамильных ценностей, — продолжала возражать Ким.

— Это не проблема, — парировал Эдвард. — Ты видела этих людей. Они не станут ничего трогать. Слушай, я лично гарантирую, что они не создадут тебе никаких трудностей. Если же это случится, то мы их просто выставим отсюда.

— Мне надо обдумать это, — упрямилась Ким.

— О чем тут думать? — упорствовал Эдвард. — Для меня эти люди как члены семьи. Кроме того, они будут там просто спать с часу до пяти утра, как это делаю я. Ты даже не будешь замечать, что они здесь. Они смогут жить в комнатах для гостей и для слуг. — Эдвард подмигнул Киннарду и добавил: — Лучше поселить мужчин отдельно от женщин. Я терпеть не могу семейных конфликтов.

— А они согласятся поселиться в комнатах для слуг и гостей? — поинтересовалась Ким. Она с трудом сопротивлялась дружеской напористости Эдварда.

— Они будут просто в восторге, — заверил ее Эдвард. — Я тебе не могу передать, как они будут довольны. Спасибо тебе, сладость моя.

Эдвард обнял Ким и поцеловал ее в лоб.

— Киннард! — произнес Эдвард, оторвавшись от Ким. — Не ведите себя как чужой человек. Мы же прекрасно друг друга знаем. Ким нужно общество. К великому сожалению, все ближайшее время я буду очень загружен. Так что…

Эдвард свистнул, чем заставил Ким вздрогнуть от неожиданности. На свист из кухни выбежал Буфер.

— Ребята, увидимся позже. — Эдвард помахал им рукой. Через секунду хлопнула входная дверь.

Какое-то мгновение Ким и Киннард ошарашенно смотрели друг на друга, не проронив ни слова.

— Я что, согласилась? — растерянно спросила Ким.

— Да, все произошло очень быстро и неожиданно. Каков натиск!

Ким подошла к окну. Эдвард и Буфер топали через поле. Эдвард подобрал палку и бросил ее вперед. Буфер кинулся подбирать ее.

— Он стал более дружелюбным с тех пор, как я работал под его началом, — сказал Киннард. — Ты оказываешь на него благотворное влияние. Он всегда был очень скованным и серьезным. Ужасный педант.

— На него оказывали в последнее время сильное давление. — Ким все еще смотрела в окно. В поле Эдвард забавлялся игрой с Буфером.

— Его поведение всегда было трудно предсказать, — продолжал Киннард.

Ким обернулась к нему. Она покачала головой и нервно потерла лоб.

— Зачем я на это согласилась? — спросила Ким. — Не очень-то мне нравится, что в замке будут жить люди Эдварда.

— Сколько их? — поинтересовался Киннард.

— Пятеро.

— Замок пустует?

— Там никто не живет, если ты это имеешь в виду, — ответила Ким. — Но нельзя сказать, что он пустует. Хочешь посмотреть?

— Конечно.

Пять минут спустя Киннард стоял в центре огромного зала. На его лице было написано, что он не верит своим глазам.

— Теперь я понимаю твою озабоченность, — согласился он. — Это же настоящий музей. Обстановка просто поражает воображение. Я никогда в жизни не видел такой богатой драпировки. Сколько же на нее пошло ткани!

— Эта драпировка изготовлена в двадцатые годы, — пояснила Ким. — Мне говорили, на нее ушло несколько тысяч ярдов.

— Елки-палки, здесь ее не меньше полумили! — восхищенно проговорил Киннард.

— Мы с братом унаследовали этот замок от дедушки. У нас нет ни малейшего представления, что с ним делать. И я не знаю, как мои отец и брат отнесутся к тому, что здесь будут жить посторонние люди.

— Давай посмотрим, где они будут жить, — предложил Киннард.

Они осмотрели оба крыла. В каждом оказалось по четыре спальни с изолированными друг от друга выходами на улицу.

— У каждой спальни своя лестница и свой вход. Им не придется заходить в дом, чтобы туда попасть, — констатировал Киннард.

— Это большая удача, — согласилась с ним Ким. Они стояли в этот момент в одной из спален для слуг. — Может быть, все будет не так уж плохо. Трое мужчин будут жить в этом крыле, а две женщины — в крыле для гостей.

Киннард заглянул в ванную.

— Ага, — произнес он. — Ким, иди сюда! Она подошла.

— Что случилось?

— В бачке нет воды. — Киннард показал на унитаз. Он потянулся к раковине и открыл кран. Воды не было. — Наверное, забились трубы, — предположил Киннард.

Они проверили другие туалеты в крыле для слуг. Воды не оказалось нигде. Перейдя в крыло для гостей, они убедились, что там вода была.

— Придется вызывать водопроводчика, — вздохнула Ким.

— Может, все намного проще. Возможно, вода просто перекрыта, — предположил Киннард.

Покинув крыло для гостей, они спустились в центральную часть дома.

— Пибоди-Эссексскому институту может очень приглянуться этот дом, — произнес Киннард.

— Они бы с удовольствием наложили лапу на содержимое чердака и винного погреба, — уточнила Ким. — Они буквально забиты старыми бумагами, письмами и документами. Их там порядочно накопилось за триста лет.

— Вот бы посмотреть, — выдохнул Киннард. — Ты не возражаешь?

— Нисколько, — ответила Ким. По лестнице они поднялись на чердак. Ким открыла дверь и жестом пригласила Киннарда войти за ней. — Добро пожаловать в архивы Стюартов.

Киннард вошел в центральный проход, оглядывая кипы старых бумаг. Он молча качал головой. Зрелище подавило его.

— Мальчишкой я любил собирать марки, — промолвил он, наконец. — Я каждый день мечтал найти такое место, как это. Здесь столько можно открыть!

— В погребе лежит еще столько же. — Ким нравилось наблюдать восторг Киннарда.

— Я бы мог, не вылезая, провести здесь целый месяц, — сказал он.

— Вот я так и сделала — провела здесь целый месяц, — проговорила Ким. — Я искала упоминания о моей прародительнице, Элизабет Стюарт, которая была арестована в 1692 году по обвинению в колдовстве во время охоты на ведьм в Салеме.

— Ты не шутишь? — спросил Киннард. — Это дело кажется мне очень захватывающим. Ты же помнишь, что в колледже моим любимым предметом была история Америки.

— Прости, я забыла.

— Пока я был тут в командировке, я облазил все места, связанные с салемскими ведьмами, — продолжал Киннард. — Ко мне в гости приезжала моя мамочка, и мы ездили вместе с ней.

— А почему ты не пригласил блондинку из приемного отделения? — спросила Ким. Она прикусила язык, но было поздно.

— Не смог. Она заболела и уехала домой, в Огайо. А как твои дела? Я вижу, твои отношения с доктором Армстронгом развиваются великолепно.

— Всякое бывает, — туманно ответила Ким.

— Каким образом твоя прапрабабушка оказалась вовлеченной в салемское колдовство? — спросил Киннард.

— Она проходила по делу как ведьма, и ее казнили, — пояснила Ким.

— Как получилось, что ты никогда мне об этом не рассказывала?

— Это была страшная тайна, — смеясь, ответила Ким. — Нет, серьезно, моя мать запретила говорить об этом кому бы то ни было. Но теперь все изменилось. Докопаться до самой сути происшедшего с Элизабет стало моим долгом, если хочешь, можешь назвать это крестным путем.

— И.как успехи на этом поприще?

— Кое-какие успехи налицо, — заверила Ким. — Но здесь очень много материала, и поиски заняли и еще займут намного больше времени, чем я могла предположить.

Киннард взялся за ручку ящика бюро и вопросительно посмотрел на Ким.

— Можно?

— Ты мой гость.

Подобно большинству ящиков на чердаке, этот оказался доверху набит бумагами, конвертами и книжками. Киннард порылся в них, но не нашел на конвертах ни единой марки. Наконец он достал из ящика какой-то конверт и вынул оттуда письмо.

— Неудивительно, что на конверте нет марки, — сказал он. — Марки изобрели только в конце девятнадцатого века, а это письмо датировано 1698 годом!

Ким выхватила у него из рук конверт. Письмо было адресовано Рональду.

— Какой ты везунчик! — воскликнула Ким. — В поисках такого вот письма я гнула тут спину целый месяц, а ты пришел и тут же отыскал клад.

— Рад был тебе помочь, — галантно отозвался Киннард. Он передал ей и письмо.

Ким прочла его вслух.

12 октября 1698 года

Кембридж

Дражайший отец!

Я глубоко признателен Вам за присланные Вами десять шиллингов, в которых я испытывал крайнюю нужду в это трудное время привыкания к положению учащегося в колледже. Я со всем смирением хочу довести также до Вашего сведения, что я выполнил то предприятие, о коем мы с Вами так много говорили до моего поступления в колледж. После долгих и трудных поисков мне удалось установить местоположение свидетельства, которое было использовано против моей дорогой безвременно ушедшей от нас матушки. Оно находится в покоях одного уважаемого преподавателя, который исследует варварскую природу вышеупомянутого свидетельства. Я очень беспокоился, смогу ли я пробраться к этому свидетельству, но в четверг, после полудня, когда все ушли в трапезную обедать, я прошел, наконец, в заветные покои и изменил имя, которое было на нем проставлено, на имя несуществующей Рейчел Бингхем, как мы с Вами и договаривались ранее. С той же целью я внес это имя в каталог, хранящийся в Гарвард-Холле. Я надеюсь, дорогой отец, что теперь уважаемое имя Стюартов окончательно очистится от унижения и возможных поношений со стороны невежд, и это будет для Вас величайшим утешением. В отношении моих занятий могу сообщить Вам, что, к большой моей радости, я добился в них хороших успехов. Сотоварищи мои — здоровые и добросердечные люди. Если не считать утомления от учебы, о чем Вы меня предупреждали заранее, то у меня все хорошо, и я доволен жизнью.

Остаюсь Вашим любящим сыном Джонатаном.

— Будь оно все проклято! — в сердцах воскликнула Ким, закончив чтение.

— В чем дело? — спросил Киннард.

— Опять это свидетельство. — Ким указала Киннарду место в письме. — Это относится к свидетельству, на основании которого Элизабет был вынесен смертный приговор. В суде графства Эссекс я нашла упоминание о том, что это свидетельство сыграло роль неопровержимой окончательной улики, так называемого заключительного свидетельства. В других местах я тоже находила упоминания о нем. Но ни в одном документе я не нашла его описания. Я предприняла все эти поиски, чтобы узнать, что это было за свидетельство.

— А ты сама как думаешь, что это могло бы быть? — спросил Киннард.

— Думаю, что это имеет какое-то отношение к оккультному ритуалу, — ответила Ким. — Могу предположить, что речь идет либо о кукле, либо о книге.

— Судя по письму, это может быть скорее кукла, чем книга, — предположил Киннард. — Я не знаю, какую книгу можно определить словом «безобразная». Готическую новеллу придумали только в девятнадцатом веке.

— Может, речь идет о книге, в которой описываются способы приготовлений колдовских зелий, куда входили части человеческого тела, — задумалась Ким.

— Об этом я не подумал, — признался Киннард.

— Элизабет в своем дневнике писала об изготовлении кукол, — сказала Ким. — На куклах было построено обвинение, выдвинутое против Бриджит Бишоп. Я думаю, что кукла может быть безобразной из-за того, что она уродлива, или из-за того, что на ней подчеркнуты половые признаки каким-то циничным и вызывающим способом. Я думаю, что с точки зрения пуританской морали все, что связано с сексом, должно считаться безобразным и отталкивающим.

— Это неправильная точка зрения, будто пуритане были помешаны на сексе, — проговорил Киннард. — Из курса истории я помню, что они считали грехи, связанные с добрачными отношениями и с вожделением плоти, гораздо меньшими по сравнению с грехом лжи или себялюбия. Эти последние расценивались как нарушения Священного Завета Господа.

— Это означает, что со времен Элизабет система ценностей была пересмотрена, — с циничной усмешкой заметила Ким. — То, что пуритане считали ужасным грехом, в нынешнем обществе принимается за норму и даже одобряется. Самое главное — выиграть слушание в суде.

— Так ты надеешься разгадать эту загадку, просмотрев все эти бумаги? — Киннард широким жестом обвел пространство чердака.

— Да, здесь и еще в погребе, — ответила Ким. — Я отвозила письмо Инкриса Матера в Гарвард и показывала его тамошним специалистам, потому что в письме он сообщает, что это свидетельство передано в собрание Гарвардского колледжа. Но мне не повезло. Библиотекари сообщили, что в документах семнадцатого века не упоминается имя Элизабет Стюарт.

— Но в письме Джонатана сказано, что надо искать Рейчел Бингхем, — заметил Киннард.

— Теперь-то и я это понимаю, — согласилась Ким. — Но это все равно не поможет. Зимой 1764 года случился большой пожар, в котором сгорели и Гарвард-Холл, и его библиотека. Причем в огне погибли не только книги, но и кунсткамера, и все каталоги, и указатели. Никто даже толком не знает, сколько и чего пропало. Мне кажется, Гарвард мне не поможет.

— Жалко, — произнес Киннард.

— Спасибо за сочувствие, — поблагодарила Ким.

— По крайней мере, со всеми этими документами у тебя есть шанс что-нибудь найти, — подбодрил ее Киннард.

— Это моя единственная надежда. — Ким показала ему, как она раскладывает материалы по годам и по содержанию. Она даже повела Киннарда туда, где работала сегодня.

— Н-да, задачка, — протянул он. Потом посмотрел на часы. — Боюсь, мне надо ехать. Сегодня я смотрю своих больных.

Ким проводила его до машины, он предложил довезти ее до коттеджа, но она отказалась, объяснив, что хочет провести на чердаке еще несколько часов и более тщательно поискать в том ящике, где он нашел письмо Джонатана.

— Может, я не должен об этом спрашивать, — сказал Киннард, — но что именно Эдвард и его команда делают здесь?

— Ты прав, — ответила Ким, — об этом не следует спрашивать. Я не могу ничего тебе сказать, потому что пообещала хранить эту тайну. Но все знают, что здесь происходит разработка нового лекарственного средства. Для этого Эдвард построил лабораторию в старой конюшне.

— А он не дурак, — заметил Киннард. — Для исследовательской лаборатории здесь просто сказочное место.

Киннард уже собрался сесть за руль, когда Ким остановила его.

— Я хочу тебя кое о чем спросить. Это противоречит закону, если люди принимают лекарство, которое еще не доведено до стадии клинических испытаний?

— Правилами Комитета по лекарствам и пищевым продуктам запрещено вводить такие препараты добровольцам, — пояснил Киннард. — Но если препарат принимают сами исследователи, то в таком случае комитет и не может им это запретить. Но я также не могу себе представить, что он санкционирует такие действия. И когда они попытаются протолкнуть заявку на испытания лекарства, у них могут возникнуть проблемы.

— Это плохо, — отозвалась Ким. — Я надеялась, что их действия противозаконны.

— Мне не надо быть ученой звездой первой величины, чтобы догадаться, почему ты так говоришь, — заметил Киннард.

— Я тебе ничего не сказала, — произнесла Ким. — И ты очень меня обяжешь, если сделаешь то же самое и ничего не станешь спрашивать и говорить.

— А кому, собственно, я могу об этом говорить? Они что, все его принимают? — спросил он после минутного колебания.

— Я действительно не хочу отвечать на этот вопрос, — бросила Ким.

— Если это так, то может возникнуть серьезная этическая проблема, — предупредил Киннард. — Если в группе есть подчиненные и младшие члены, то может встать вопрос о принуждении.

— Не думаю, что здесь имеет место принуждение, — возразила Ким. — Возможно, речь идет о групповой истерии, но в открытую никто никого ни к чему не принуждает.

— Как бы то ни было, могу сказать, что прием неизвестного, неиспытанного лекарства — это не самое мудрое решение, — проговорил Киннард. — Очень велик риск непредсказуемых и неожиданных побочных эффектов. Существующие правила ориентированы именно на такой случай.

— Я была очень рада тебя видеть. — Ким сменила тему разговора. — Это очень хорошо, что мы с тобой по-прежнему друзья.

— Я не смог бы это так хорошо выразить, — улыбнулся Киннард.

Машина тронулась. Ким махала ему рукой, пока он не скрылся за деревьями. Ей было грустно смотреть, как Киннард уезжает. Его неожиданный визит принес ей долгожданное облегчение.

Вернувшись в замок, Ким поднялась на чердак. Она все еще наслаждалась теплом посещения Киннарда, когда поняла, что ее поразило поведение Эдварда во время его неожиданного появления в коттедже. Она отчетливо помнила, как ревниво отреагировал Эдвард на упоминание о Киннарде, когда они только начали встречаться. На этом фоне его реакция сегодня на визит Киннарда выглядела еще более удивительной. Ким даже подумала, не последует ли запоздалая реакция, и не устроит ли Эдвард по этому поводу скандал.

Ближе к вечеру Ким почувствовала, что готова сдаться и прекратить поиски. Она встала и потянулась, разминая затекшие мышцы. К ее великому огорчению, ей ничего не удалось найти в ящике, на который она возлагала такие надежды. В близлежащих шкафах, ящиках и сундуках тоже не оказалось ничего интересного. Находка Киннарда на этом фоне выглядела еще более впечатляющей.

Выйдя из замка, она через поле направилась в коттедж. Солнце клонилось к западу. Вот и осень, а там и зима не за горами. По дороге она вяло подумала, что бы ей приготовить на обед.

Приблизившись к коттеджу, Ким отчетливо услышала возбужденные голоса. Обернувшись, она увидела, что Эдвард и его команда вырвались из заточения в лаборатории и шествовали через поле, шумно переговариваясь.

Ким была заинтригована. Она остановилась и ждала, когда веселая компания приблизится. Даже с довольно дальнего расстояния она ощущала их веселье и бьющую через край энергию. Они вели себя как школьники, отпущенные на каникулы. Она слышала смех и веселые выкрики. Мужчины, за исключением Эдварда, гоняли по полю футбольный мяч.

Первой мыслью Ким было, что группа только что совершила фундаментальное открытие. Чем ближе они подходили, тем больше она убеждалась в этом. Она ни разу не видела их в таком радужном расположении духа и в таком приподнятом настроении. Когда они подошли еще ближе, на расстояние голоса, Эдвард опроверг ее заблуждение.

— Посмотри, что ты сделала с моей командой! — крикнул он. — Я только сказал, что ты разрешила им жить в замке, и они пришли в неистовство.

Когда группа приблизилась, веселье достигло своего апогея.

— Гип-гип ура! — трижды прокричали они и разразились хохотом.

Ким невольно улыбнулась в ответ. Их веселость была заразительной. Они вели себя как студенты колледжа в загородном походе.

— Они действительно тронуты твоим гостеприимством, — объяснил Эдвард. — Они понимают, что с твоей стороны это настоящая любезность. Курту в последнее время приходилось спать на полу в лаборатории.

— Мне очень нравится ваш наряд, — сделал Курт комплимент Ким.

Ким покосилась на свою кожаную куртку и джинсы — ничего особенного.

— Благодарю вас, — сказала она.

— Мы хотим обещать вам полную сохранность обстановки замка, — произнес Франсуа. — Мы понимаем, что это фамильные ценности, и будем обращаться с ними с надлежащим почтением.

К Ким подошла Элеонор и совершенно неожиданно заключила ее в объятия.

— Я очень тронута вашим бескорыстным вкладом в наше общее дело. — Элеонор стиснула в порыве благодарности руку Ким и посмотрела ей в глаза. — Огромное вам спасибо.

Ким кивнула в ответ. Она просто не знала, что сказать. Она была совершенно ошарашена и сбита с толку.

— Кстати, — Курт, обойдя Элеонор, подошел к Ким, — я очень давно хочу спросить: не беспокоит ли вас грохот моего мотоцикла? Если да, то я буду ставить его за воротами имения.

— Я вообще ни разу не слышала никакого шума, — заверила Ким.

— Ким! — позвал ее Эдвард, подойдя с другой стороны. — Если это удобно, то группа хотела бы, не откладывая, направиться в замок, чтобы ты показала, в каких комнатах они будут ночевать.

— Конечно, — ответила Ким.

— Вот и отлично, — обрадовался Эдвард. Развернувшись, Ким повела компанию к замку. Дэвид и

Глория догнали ее и пошли рядом. Вопросы так и сыпались.

Их интересовало, когда был построен замок и жила ли Ким в нем раньше.

Когда они вошли в дом, охам и ахам, казалось, не будет конца. Особенное восхищение вызвал центральный двусветный зал столовой с геральдическими флагами на стенах.

Сначала она показала им крыло для гостей, предложив, чтобы здесь жили женщины. Элеонор и Глория были очень довольны и сразу выбрали себе по комнате на втором этаже.

Комнаты были смежными.

— Мы сможем будить друг друга, — заметила Элеонор, — если кто-нибудь из нас проспит.

Ким показала, что каждая спальня снабжена отдельным входом и лестницей.

— Это здорово, — отметил Франсуа. — Мы сможем заходить к себе в спальни, минуя главные помещения дома.

Они перешли в крыло для слуг. Ким объяснила, что воды пока нет, но завтра утром она обязательно вызовет водопроводчика. Потом показала им ванную в центральной части дома, где каждый мог основательно и с удовольствием помыться.

Мужчины разобрали комнаты без всякой склоки, хотя по качеству все они значительно отличались друг от друга. Такое согласие произвело на Ким очень хорошее впечатление.

— Сюда можно провести телефон, — предложила Ким.

— Не утруждайте себя, — возразил Дэвид. — Мы очень благодарны вам за предложение, но это совершенно ненужная роскошь. Мы будем приходить сюда только спать, а спим мы очень немного. Поэтому того телефона, который есть в лаборатории, нам вполне хватит.

После того, как обход замка был завершен, все вышли на улицу через крыло для слуг, обошли дом и оказались перед парадным входом. Началось обсуждение проблемы с ключами, и решили оставить двери спален открытыми, пока Ким не закажет соответствующие ключи. Она обещала, что сделает это, как только представится возможность.

После заключительного обмена любезностями, поцелуев, объятий и заверений во всяческой благодарности сотрудники лаборатории разъехались за своими вещами, а Ким и Эдвард направились в коттедж.

Эдвард был в прекрасном настроении и снова и снова благодарил Ким за ее щедрость и благородство.

— Ты действительно внесла огромный вклад в изменение к лучшему всей обстановки в лаборатории, — сказал Эдвард. — Как ты сама видишь, они просто в экстазе. А для нашей работы важен не только настрой ума, но и душевный комфорт, и хорошее настроение. Так что ты оказала очень полезное воздействие на всю нашу работу.

— Я очень рада, что могу внести в нее какой-то положительный вклад. — Ким чувствовала себя виноватой за то, что вначале была против всего проекта как такового.

Они подошли к коттеджу. Ким была очень удивлена, когда Эдвард последовал за ней и тоже вошел в дом. Она думала, что он, как всегда, пойдет прямо в лабораторию.

— Это здорово, что приезжал этот парень, Монихен, — заметил Эдвард.

У Ким от неожиданности отвисла челюсть. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы закрыть рот.

— Знаешь, я бы выпил пива, — произнес Эдвард. — А ты? На какое-то мгновение она потеряла дар речи и могла только изумленно качать головой. Идя за Эдвардом на кухню, она размышляла, не набраться ли ей мужества и не поговорить ли прямо сейчас об их отношениях. Она никогда раньше не видела его в таком великолепном расположении духа.

Эдвард подошел к холодильнику. Ким села на стул. Только она собралась заговорить, как Эдвард, вскрыв банку, снова поразил ее в самое сердце.

— Я хочу извиниться перед тобой за то, что последний месяц вел себя как неуклюжий медведь, — проговорил он. Отхлебнув пива, он рыгнул и извинился. — Последние два дня я много думал об этом и понял, что я очень тяжелый человек, невнимательный и неотзывчивый. Не хочу сказать, что это оправдание освобождает меня от ответственности, но дело в том, что я испытываю громадное давление со стороны Стентона, Гарварда и своих сотрудников. Даже я сам на себя давлю. Но мне нельзя допустить, чтобы эти обстоятельства встали между нами и послужили причиной ссор. Я еще раз прошу тебя простить меня.

Ким была буквально опрокинута признаниями Эдварда. Это был совершенно неожиданный поворот событий.

— Я вижу, что ты очень расстроена, — продолжал Эдвард. — Я не требую, чтобы ты ответила мне немедленно, если не хочешь или не можешь этого сделать. Я могу также представить себе, что в душе у тебя крепнет желание расквитаться со мной за все.

— Тем не менее, я тоже хочу с тобой поговорить, — решилась Ким. — Я очень хочу поговорить с тобой, особенно после того, как я после многолетнего перерыва побывала на приеме у своего психотерапевта в Бостоне.

— Я одобряю этот поступок, — заметил Эдвард.

— Это посещение заставило меня крепко задуматься над нашими с тобой отношениями, — сказала Ким. Она посмотрела на свои руки. — Я подумала, что наша с тобой совместная жизнь в настоящее время — не лучшее решение для нас обоих.

Эдвард поставил пиво на стол и взял Ким за руку.

— Я понимаю, как ты должна себя сейчас чувствовать. И твои чувства вполне объяснимы в свете моего поведения в последнее время. Но я вижу и осознаю свои ошибки и думаю, что смогу их исправить и реабилитировать себя в твоих глазах.

Ким собралась, было ответить, но Эдвард перебил ее:

— Единственное, о чем я тебя прошу, это сохранить нынешнее статус-кво в течение еще нескольких недель. Ты будешь жить в своей комнате, а я в своей, — добавил он. — Если в конце этого испытательного срока ты решишь, что нам не следует быть вместе, то я перееду в замок к остальным.

Ким понравилось то, что предложил Эдвард. Она была тронута его раскаянием и его сопереживанием. Его мысли показались ей разумными.

— Ладно, — произнесла она, наконец.

— Чудесно! — воскликнул Эдвард. Он подбежал к ней и крепко обнял.

Ким слегка отстранилась. Она не могла так быстро менять свои эмоции.

— Давай отметим это дело, — предложил Эдвард. — Поедем, пообедаем вдвоем, только ты и я.

— Я же понимаю, что у тебя совсем нет времени, — отозвалась Ким. — Но мне нравится твое предложение.

— Чепуха! — решительно заявил Эдвард. — У меня есть свободное время! Поехали в подвальчик, где мы с тобой обедали в первый приезд сюда. Ты помнишь рыбу?

Ким кивнула. Эдвард допил пиво.

Когда они выезжали из имения, и Ким посмотрела на замок, она вспомнила о сотрудниках лаборатории и сказала Эдварду, что они поразили ее своей жизнерадостностью.

— Ты не можешь себе представить, насколько они рады, — проговорил Эдвард. — Дела в лаборатории пошли отлично, и теперь, кажется, нам ничто не сможет помешать довести их до конца.

— Вы уже начали принимать «ультра»? — спросила Ким.

— Конечно, начали, еще во вторник.

Ким испытала жгучее желание поведать Эдварду о мнении Киннарда по этому поводу, но сдержалась, так как понимала, что Эдвард будет недоволен тем, что работа лаборатории обсуждалась с посторонними людьми.

— Мы уже выяснили много интересного, — воодушевленно заговорил Эдвард. — Уровень «ультра» в тканях не достигает критического, потому что все мы отмечаем одинаковые положительные сдвиги, несмотря на то, что принимаем совершенно различные дозы.

— Связана ли эйфория, которую вы все испытываете, с приемом лекарства? — спросила Ким.

— Уверен, что да, — ответил Эдвард. — Прямо или косвенно. В течение первых суток после начала приема препарата все мы почувствовали раскованность, способность к концентрации внимания, уверенность в себе и даже, — Эдвард какое-то время подыскивал подходящее слово, — самодовольство, — наконец нашелся он. — То есть мы испытывали чувства, очень далекие от тревоги, переутомления и напряженности, которые ощущали до начала приема «ультра».

— Как насчет побочных эффектов?

— Единственный побочный эффект, который мы все отметили, это первоначальная сухость во рту, — пояснил Эдвард. — У двоих отмечалась небольшая склонность к запорам. У меня у единственного отмечалось нарушение ближнего зрения. Но оно продолжалось только двадцать четыре часа, а потом прошло. Кроме того, такие нарушения бывали у меня и раньше при интенсивной нагрузке на глаза.

— Может быть, теперь, когда вы все это выяснили, вам стоит прекратить прием препарата? — спросила Ким.

— Я так не думаю, — возразил ей Эдвард. — Не теперь, когда мы получили такой потрясающий результат. Более того, я даже принес тебе «ультра» на случай, если и ты захочешь попробовать.

Эдвард сунул руку во внутренний карман пиджака и достал оттуда флакон с капсулами. Он протянул флакон Ким. Та отшатнулась.

— Нет, спасибо, — бросила она.

— Ради Бога, хотя бы возьми флакон.

Ким неохотно позволила Эдварду вложить флакон ей в руку.

— Ты только подумай, — продолжал Эдвард. — Помнишь, когда-то давно мы с тобой спорили по этому поводу. Мы тогда говорили о чувстве социального отчуждения. Помнишь? Так вот, «ультра» прекрасно помогает избавляться от этого чувства. Я принимаю его меньше недели, но он помогает мне самовыразиться. Я стал тем, кем хотел быть всегда. Я думаю, тебе тоже стоит попробовать. Что ты теряешь?

— Меня очень волнует и тревожит сама идея формирования личностных черт с помощью лекарств, — пояснила Ким. — Личность развивается на основании опыта, а не с помощью химических веществ.

— Мы с тобой уже говорили когда-то на эту тему, — засмеялся Эдвард. — Как химик, я не могу с тобой согласиться. Делай, как знаешь, но могу заверить тебя, что если ты примешь лекарство, то почувствуешь удивительную уверенность в себе. Это я тебе гарантирую. Но и это еще не все. Мы полагаем, что препарат улучшает долговременную память, снижает утомляемость и снимает чувство внутреннего беспокойства и тревоги. Последний из этих эффектов я испытал на себе не далее как сегодня утром. Мне позвонили из Гарварда и сказали, что по моему делу начато служебное расследование. Меня это известие взбесило, но ярость душила меня всего несколько мгновений. «Ультра» сгладил мою готовность к гневным реакциям, я смог справиться с собой, взять себя в руки, успокоиться и принять адекватное решение.

— Я очень рада, что препарат оказался для тебя столь полезным, — произнесла Ким. — Но я все же не хочу его принимать.

Она попыталась вернуть флакон Эдварду, но он оттолкнул ее руку.

— Держи его у себя. Единственное, о чем я прошу, это подумать серьезно о моем предложении. Одна капсула в день — и ты удивишься, ты просто не узнаешь себя.

Поняв бесплодность попыток убедить Эдварда, Ким бросила флакон в сумочку.

Позже, уже, будучи в ресторане, Ким отлучилась в дамскую комнату, встала перед зеркалом и вдруг бросила взгляд на флакон с «ультра», лежавший в ее косметичке. Она вынула флакон из сумочки и открыла крышку. Двумя пальцами достала из него маленькую голубую капсулу и долго рассматривала ее. Удивительно, неужели в ней содержится все то, о чем рассказывал ей Эдвард? Неужели эта капсула столь всемогуща? Ким не могла в это поверить.

Глядя на себя в зеркало, она раздумывала о том, что действительно очень бы хотела быть более напористой и не такой робкой и боязливой. Кроме того, она не могла не признать, что было бы очень соблазнительно с такой легкостью избавиться от небольшой, но изматывающей внутренней тревоги. Она снова посмотрела на капсулу, отрицательно покачала головой. Какое-то мгновение колебалась, но, положив флакон обратно в сумочку, все-таки утвердилась в своем решении, что лекарство — это ответ не в ее духе.

Вернувшись в зал, Ким напомнила себе, что всегда с подозрением относилась к легким и быстрым решениям, за много лет у нее развилось и окрепло мнение, что самый лучший способ разобраться с проблемой стар как мир: взгляд в себя, немного боли и максимум душевных усилий.

Поздно ночью, когда Ким читала, удобно устроившись в постели, она услышала, как внизу с грохотом захлопнулась входная дверь. От этого стука она даже подскочила. Взглянув на часы, она увидела, что было около одиннадцати.

— Эдвард? — нервно крикнула она.

— Да, это я, — ответил Эдвард, взлетая на второй этаж через две ступеньки. Он заглянул в спальню Ким. — Я тебя не испугал? — спросил он.

— Ты так рано вернулся, — удивилась Ким, — что-нибудь случилось?

— Нет, все нормально, даже можно сказать, лучше некуда, — ответил Эдвард. — Я чувствую себя очень энергичным, несмотря на то, что с пяти утра на ногах.

Он пошел в ванную и начал чистить зубы. При этом он ухитрялся весело болтать, рассказывая о забавных инцидентах, которые произошли сегодня в лаборатории. По его рассказам выходило, что сотрудники лаборатории только тем и заняты, что беззлобно подшучивают друг над другом.

Пока Эдвард болтал, Ким думала, насколько разительно ее настроение отличается от настроения большинства обитателей имения. Несмотря на изменение отношения к ней Эдварда, она все же чувствовала себя несколько тревожно, испытывая смутное беспокойство и легкую подавленность.

Закончив свои дела в ванной, Эдвард вошел в спальню Ким и присел на краешек ее кровати. Буфер последовал за ним и, к огорчению и ревности Шебы, даже попытался вспрыгнуть на постель.

— Не смей туда лезть, шалопай, — остановил его Эдвард. Он шлепнул пса, поднял его и посадил себе на колени.

— Ты сейчас собираешься спать? — спросила Ким.

— Да, — ответил Эдвард. — Мне сегодня вставать в половине четвертого, а не в пять, как обычно. У меня идет непрерывный опыт, а аспирантов, которые обычно делали за меня всю грязную работу, здесь нет.

— Но тебе осталось спать совсем мало, — забеспокоилась Ким.

— Этого вполне достаточно. — Эдвард вдруг резко изменил тему разговора. — Скажи, сколько денег ты унаследовала вместе с имением?

Ким от неожиданности несколько раз моргнула. Теперь Эдвард удивлял ее всякий раз, как только открывал рот.

— Можешь мне не отвечать, если не считаешь нужным, — продолжал Эдвард, заметив колебания Ким. — Причина в том, что я хочу, чтобы ты получила свои дивиденды от доходов «Омни». Я не намерен продавать имеющиеся акции, но для тебя сделаю исключение. Ты получишь фантастические прибыли, если заинтересуешься этим делом и вложишь деньги в «Омни».

— То, что у меня есть, уже давно вложено, — умудрилась проговорить Ким.

Эдвард поставил Буфера на пол и поднял руки вверх.

— Пойми меня правильно: я не собираюсь разыгрывать из себя продавца. Я просто пытаюсь сделать так, чтобы ты получила доход за то, что так хорошо отнеслась к «Омни» и позволила построить лабораторию в своем имении.

— Я очень благодарна тебе за это предложение.

— Даже если ты не захочешь вкладывать деньги, ты все равно получишь пакет акций в качестве подарка, — сказал Эдвард. Он через одеяло потрепал ее по ноге и встал. — Ну, все, я пошел спать. Мне нужно четыре часа глубокого спокойного сна. Знаешь, с тех пор как я начал принимать «ультра», я стал так крепко спать, что четырех часов теперь вполне достаточно и даже, пожалуй, много. Я никогда не предполагал, что спать — это так приятно.

Пружинистым шагом Эдвард направился в ванную и снова принялся чистить зубы.

— Не слишком ли ты увлекся? — окликнула его Ким. Эдвард снова сунул голову в ее спальню.

— О чем это ты? — спросил он, выпячивая нижнюю губу, чтобы не растерять пасту.

— Ты ведь только что почистил зубы, — напомнила ему Ким. Эдвард посмотрел на свою зубную щетку так, словно его уличили бог знает в каком преступлении. Потом покачал головой и весело рассмеялся.

— Я становлюсь настоящим рассеянным профессором, — заключил он.

Эдвард вернулся в ванную прополоскать рот.

Ким посмотрела на Буфера. Собака стояла около ночного столика и явно выпрашивала остатки бисквита, который Ким принесла себе с кухни.

— Твой пес очень проголодался, — крикнула Ким Эдварду, который уже успел сбежать в свою спальню. — Ты сегодня его кормил?

Эдвард появился в дверях.

— Честно говоря, не помню, — ответил он и снова исчез. Возмущенная Ким надела халат и спустилась на кухню.

Буфер следовал за ней по пятам, словно понимал человеческий язык и сообразил, что сейчас его будут кормить. Ким достала собачий корм и высыпала его на тарелку. Вне себя от возбуждения, Буфер скулил, рычал и лаял одновременно. Было совершенно ясно, что его не кормили, может быть, даже не один день.

Боясь быть укушенной, Ким заперла собаку в ванной, чтобы спокойно поставить плошку на пол. Стоило ей открыть дверь, как Буфер пронесся мимо нее, как огромный белый шар. Он проголодался и так поспешно глотал еду, что казалось, вот-вот подавится.

Поднявшись наверх, Ким обнаружила, что в комнате Эдварда все еще горит свет. Она решила сделать ему замечание из-за Буфера. Но когда вошла в спальню, увидела, что Эдвард уже крепко спит. Видно, как только он упал на кровать, сразу уснул, не успев даже повернуть выключатель.

Ким подошла к кровати и прислушалась к его хриплому дыханию. Зная, что он принимает «ультра», она не удивилась столь крепкому сну. Он, должно быть, очень переутомился. Ким выключила свет и пошла к себе в спальню.