Пассажирский корт, следующий по маршруту «Аннхелл — Питайя — Аскона»
Рэм проснулся, вспомнил, что летит на Аскону, и пару минут наслаждался тем, что не нужно подскакивать, бежать умываться, потом в спортзал, потом завтракать…
В этой крошечной и плохо обустроенной каюте он был неожиданно свободен от замороченных корабельных будней. Ведь даже если у тебя с утра не дежурство, всё равно нужно и в спортзал, и форму в порядок привести, и ежедневные тесты у медика…
В каюте царила тишина, и непонятно было, проснулся ли за своей шторкой сосед.
И что вообще разбудило Рэма? Времени-то ещё…
Он взглянул на спецбраслет, обвивающий руку от локтя до запястья. Почти протез, без него пилоту никуда.
Даже пульт шлюпки не каждого опознает без спецбраслета, а только самого хитрого. Того, кто написал зампотеху рапорт о том, что его биометрию нужно передавать в навигаторскую напрямую, через медотсек!
Натикало без десяти шесть условного корабельного утра. Рэм вчера синхронизировал время с внутренним временем корта. Так что сосед, наркоман и юрист, наверное, всё ещё спал.
Рэм его вчера укрыл одеялом и опустил шторку, отгораживающую кровать.
Сам он задраиваться не стал — в незнакомых местах уединению пилот предпочитает обзор. Так менее нервно.
Круглую, как шарик, каюту можно было вообще разделить шторкой на две половины. И жить с соседом «по разные стороны луны», был такой мемчик в Содружестве.
Но Рэм знал, что открытые двери безопаснее запертых. Он и шторку-то эту задёрнул не потому, что хотелось запереть уже где-нибудь соседа-юриста, а чисто из вежливости.
И, может быть, зря это сделал. Юрист же старый. А вдруг ему опять станет плохо?
Рэм прислушался: ни звука. Храпел бы уже, что ли? Всё спокойнее.
А вдруг сосед вчера нанюхался яда из баллончика и потихонечку помер? Он же сам сказал, что его лучше было травить потихонечку?
Рэм встал, натянул комбинезон. Опять прислушался.
Ну что за Хэдова бездна? А что если сосед и в самом деле лёг на низкую орбиту и вот-вот сгорит в атмосфере?
Подходить и отдёргивать шторку было дико невежливо, но что оставалось делать? Рэм подкрался, качнул шторку, и она бесшумно втянулась в потолок.
Сосед неподвижно лежал на спине. Бледный, руки вытянуты вдоль тела. Неужели так спят?
Рэм дотронулся до спецбраслета, переключая его в медицинский режим. Занёс руку над лицом Ченича, опустил чуть ниже…
Браслет никак не мог уловить дыхание, и Рэм решился: быстро прижал запястье к шее юриста. Это был самый лучший способ в считанные секунды поставить диагноз, но и разбудить — тоже.
Сосед подскочил, как ужаленный, запутался в страховочных ремнях…
И Рэм отпрыгнул, успев прочитать на экранчике про его температуру тела, фазу сна и количество выдыхаемого углекислого газа.
— Ты чего? — захлопал глазами разбуженный Ченич.
— Вы очень тихо спали, — смущённо пробормотал Рэм.
— Что, совсем не храпел? — удивился юрист.
— Совсем, — выдавил Рэм. Он и обрадовался, и растерялся.
— На-а-до же… — протянул сосед и сообразил наконец отстегнуться. — Давно я так крепко не спал. И никаких снов — как отрезало. А сколько сейчас времени?
— Ш-шесть, — улыбнулся Рэм. — Мы очень рано вчера уснули, вот я уже и выспался.
Дерен всегда вставал в шесть, а то и раньше. Рэм же на крейсере просыпался с сиреной, а бывало и под сердитое: «Хватит спать!» старшего.
Это ж надо было вырваться на свободу, чтобы подскочить в шесть.
К счастью, попутчик не рассердился на Рэма за ранний подъем и ушёл плескаться в санузел. Потом вышел в халате, весь такой свеженький, пошарил в столе и вынул чёрную коробочку с тремя золотыми полосками.
Открыл, достал три тонкие чёрные палочки, и Рэма осенило. Да это же кхарга!
Эту заразу курил врач в госпитале на Джанге, когда кэп там лежал! Вот почему этот запах кажется таким знакомым!
Рэм фыркнул, Ченич обернулся и едва не выругался.
Утро после прыжка так хорошо начиналось: без кошмаров и головной боли, что он совершенно забыл про мальчишку с непереносимостью посторонних запахов!
— Давай уже это как-то проговорим? — начал юрист осторожно. — Кхарга не наркотик. Это…
Рэм мотнул головой.
— Я знаю, что это за дрянь, — сказал уничижительно. — Она запрещена имперской торговой хартией.
— Запрещена, пока мы на территории Империи, — попробовал улыбнуться Ченич. — А часов через пять мы пересечём условную границу Содружества, и...
На лице его было написано: не будешь же ты на меня жаловаться? Ты же знаешь, что в Содружестве курение кхарги — совершенно обычное дело?
Рэм знал. Отца интересовал этот бизнес. Он надеялся, что после войны запрет на курение кхарги в Империи снимут.
— Не буду, — вздохнул он.
Теперь понятно было, что выгнать соседа курить в кафе или специально отведённую для курящих каюту возможности пока нет. Вот когда корт пересечёт эту самую «незримую границу Содружества» — дело другое.
Но что делать сейчас? Терпеть эту дрянь в каюте?
Стучать Рэм не стал бы, даже окажись сосед курильщиком хинга, признанного наркотиком везде, включая Э-лай. Не в его это было правилах.
Но поощрять курение непонятно чего? А если кхарга ещё и похуже наркотика?
Мало ли что они там, в Содружестве, курят? Там больше сотни дурацких религий и столько же околонаркотических снадобий. Их проще запретить скопом, чем разбираться.
— Кхарга не наркотик, а нейролептик, — продолжал оправдываться сосед. — Ничего опасного в ней нет. Я с ней легче переношу это всё. — Он обвёл рукой каюту. — Я понимаю, что тебе, наверное, нельзя курить, ты же пилот…
Рэму очень хотелось ответить: «Нет, я — игрушечный ташип с зашитой в задницу батарейкой от спецбраслета», но он смолчал и нехотя кивнул:
— Вообще-то, курить мне можно.
— Даже в Империи? — удивился сосед.
— Даже хинг. Поймают — всего сутки карцера, это не причина, чтобы не курить, — пояснил Рэм.
Он намекал, что дело не в запретах, и надо быть идиотом, чтобы подсаживаться на идиотские привычки.
— Но кхарга действительно не наркотик, — не сдавался Ченич. — Йилан же в Империи пьют? Разница небольшая. Хочешь, я распечатаю состав?
— Продукты горения, канцерогены и нейролептик — фейри 147, официально запрещённый для торговых операций на территории Империи в рамках хартии 2073 года от начала колонизации, — процитировал по памяти Рэм.
— Ого! — рассмеялся Ченич.
— Отец хотел, чтобы я стал торговцем, и до шестнадцати пришлось учиться в торговом колледже.
— А после?
— Ты не поверишь.
— И всё-таки?
— Воевал.
— После шестнадцати?
— Ну да.
Ченич сощурился. Похоже, его догадки совпали с реальностью, и это тот самый Стоун. Надо же, пилот в шестнадцать лет. Хоть историю для дэпа пиши.
— А как так вышло, если не секрет? — спросил он осторожно.
Лететь предстояло вместе ещё больше двух суток, а курить хотелось ужасно.
Если парня разговорить, может, и успокоится? Похоже, что непереносимости дыма кхарги у него нет, только юношеская уверенность, что это наркотик. А такое можно слегка подвинуть.
Рэм пожал плечами. Особой тайны из биографии он не делал, в крыле её знали все. Но рассказывать не хотелось. Не было там ничего хорошего, в этой хэдовой биографии.
— Не секрет, но я бы лучше поел, — признался он.
— Тогда давай пройдёмся. Вдруг кафе уже работают? — предложил Ченич и достал коммуникатор, чтобы посмотреть рекомендованное время завтрака. — Обещали с семи, но неужели тут нет круглосуточных точек?
Рэм нехотя кивнул.
— Только мне надо умыться, — предупредил он.
Корт наконец-то был тих и пустынен. Измученные двумя прыжками с переполяризацией пассажиры спали без задних ног.
Кафе оказались закрыты, а вот самый большой ресторан, где обещали бесплатный завтрак, обрадовал распахнутыми дверями. На его страничке в дэпе было указано, что заведение работает круглосуточно с перерывами на проколы и швартовку.
В ресторане тоже было практически пусто. Тенями бродили заспанные официанты, а на сцене такие же заспанные рабочие пытались смонтировать левитирующую платформу. Наверное, вечером ожидалось шоу.
Руководила рабочими юная блондинка в комбинезоне, стилизованном под пилотский. Только излишне вычурном и с обилием лишних деталей. Рядом с ней томился тощий патлатый певец, мечтающий опробовать микрофон.
Официант начал было нудеть, что бесплатный завтрак с семи, но Рэм потребовал обычное меню, и слуга общепита сдался.
Рэм заказал запечённое мясо, суп и салат. Потрясённый бодростью его пищеварения официант едва не забыл принять заказ у Ченича. Самый простой — омлет, салат из водорослей и томатный сок.
— Красота! — сказал Рэм благостно оглядываясь в ожидании еды. — Наконец-то тут тихо!
Именно этот момент выбрали криворукие монтажёры, чтобы упустить уже собранную платформу.
Радужно мигающий блин взлетел над сценой, потом его повело, он выскользнул из плохоцентрированного силового кокона и рухнул, воткнувшись ребром в пол.
Раздался хлопок, визг домагнитки и жалобная нецензурщина сразу на четырёх языках — экзотианском, имперском, алайском и пайсаке.
Рэм быстро поискал глазами алайцев (напугали, полиглоты хэдовы!), не нашёл и с облегчением рассмеялся.
Блондинка обернулась, сердито уставившись на него.
А потом вдруг размашистыми шагами направилась к столику, где Рэм и Ченич ждали свой завтрак.
Впереди неё летел аромат апельсина, корицы и ещё чего-то терпкого и свежего.
— Смеяться-то все умеют! — заявила блондинка и вперилась круглыми глазищами в Рэма, невежливо повернувшись к его соседу крепкой аппетитной кормой. — А помочь?
Рэм тоже округлил глаза. Только смотрел он не на девушку, а в вырез её комбинезона.
Во-первых, никаких вырезов в пилотских комбинезонах отродясь не было, это же бред какой-то, зачем там вырез?
А во-вторых, из выреза торчала наполовину голая женская грудь!..
Учитывая, что в увольнительную Рэма отпускали Хэд знает когда, а духи у девушки были тем ещё биологическим оружием, он ощутил неловкость и два противоречивых желания сразу: послать эту дуру подальше от ресторана и пойти за ней следом.
— Доброе утро! — так громко произнёс Ченич, что его вежливость слегка походила на хамство.
Девушка даже не повернулась.
— Ну? — она слегка наклонилась к Рэму, но тут же отпрянула, словно бы оступилась неловко. Её пародия на «магнитные» ботинки была на высоченной платформе. — Ты же пилот? Эти криворукие простую платформу не могут запрограммировать. Ты же умеешь, да?
Рэм проводил глазами внезапно удалившийся вырез. Зрение у него было очень хорошее, но ближе-то — интересней.
— Конечно, умею, — сказал он. И добавил нахально: — А что мне за это будет?
Детство у него было уличное, и нужная манера разговора вспомнилась легко.
Да и говорить легче, чем думать. Парень не понимал, чего больше хочет: чтобы наглая девица поуговаривала ещё или чтобы разозлилась и отвалила.
Блондинка покусала губу и оценивающе посмотрела на Рэма.
Она была умеренно симпатичная, но с какой-то шальной искрой в глазах, придающей ей шарма. Видно, привыкла рисковать.
— Если настроишь, я тебя… поцелую! — выдала она и уставилась на Рэма так, что отступать ему было себе дороже.
Он хмыкнул и встал.
— Ну, если не врёшь, то показывай! Чур, не меньше минуты!
Он и сам не понял, зачем ей это сказал. Вырвалось.
У него на Кьясне была Амаль, но было и военное детство в городских развалинах. И девчонки, которых они с приятелем покупали за карманные деньги, выданные родителями на еду.
Рэм был из богатой торговой семьи, а приятель, его звали Ули, — из семьи бандита, и у него тоже водились эрго. А девчонкам с окраин было совсем нечего есть.
За прошлое Рэм себя не ругал. Шестнадцатилетним парням всегда хочется секса и приключений. Но сейчас-то что за Хэд его за язык дёргал? Ну и ташип…
Блондинка без лишних церемоний взяла Рэма за руку и потащила к сцене.
Рабочие кое-как высвободили платформу из трещины в полу и колдовали с голоменю.
— А ну, разойдись, — скомандовала девица. — Я вам спеца привела.
— Да ну! Чё он знает-то! — забурчал один из рабочих и привлёк внимание кемарившего у сцены певца.
Парень протёр глаза и взвился:
— Галка, ты дура? Если он испортит арендованное имущество!..
— Это вы его уже испортили! — огрызнулась девушка со странным именем Галка. — А ну, откачнулись все! Это пилот, он точно умеет управлять платформами!
Рэм отодвинул плечом одного из рабочих, взял у него из рук пульт и открыл тестовую часть голоменю платформы.
Горел зелёный — платформа была исправна, уже хлеб.
— Разойдитесь, — попросил он. — По технике безопасности вам нужно отойти на два метра.
— А если ты её уронишь?! — Певец прямо-таки негодовал взапас.
— Не уроню. У неё гравикомпенсаторы есть, они должны были на автомате сработать. Я вообще не понимаю, как вам удалось её уронить. Тут же элементарный голоджойстик, всего четыре положения!
Рэм скопировал из меню джойстик и подвесил отдельным окном, чтобы рабочие сами увидели.
Платформа оказалась простецкая, и ни в каком программировании не нуждалась. Только в правильной активации.
Дальше ей смог бы управлять и ребёнок. На джойстике были фигурки четырёх распространённых символов: вперёд-назад, вверх-вниз.
Активировав режим левитации, Рэм проверил, работает ли домагнитный контур, поднял платформу, выровнял по окружности сцены и спросил у блондинки:
— На какую высоту поднимать?
Увидев, что платформа слушается Рэма, певец заткнулся и обиженно нахохлился.
— Два метра, — сказала Галка. — Только ты покажи потом этим снупам, как ей управлять. Не тебя же звать вечером.
— Да можно и меня, — рассмеялся Рэм.
Он закрепил в меню нужную высоту, объяснил рабочим, какой символ на джойстике что означает.
Парни стали записывать его пояснения в коммуникаторы, и Рэм догадался, в чём был прикол.
Символы оказались из экзотианского дежурного набора. В Империи те же самые вправо-влево обозначались иначе. А техники, судя по акценту, были местные, с Аннхелла.
Это Рэм в силу знакомства с техникой врага даже не заметил разницы, он одинаково хорошо знал оба набора символов. А рабочие, как выяснилось, не знали.
Это тоже натворила война. Дети имперцев и экзотов больше не играли общими игрушками, и в ступор молодёжь вводил обычный, но «чужой» джойстик.
— Спасибо тебе, — серьёзно сказала Галка. — И чмокнула Рэма в щёку.
— Остальное — в долг? — Он посмотрел на неё испытующе и облизал губы.
Галка вдруг покраснела и покосилась на мрачного певца, сердито дующего в микрофон.
— Вот! — она вывела с коммуникатора голограмму радужной наклейки. — Копируй. По ним вечером будут пускать. — Она чуть наклонилась к Рэму и прошептала: — Долг — после концерта.
Парень чуть заметно кивнул, показывая, что услышал.
Ну, вот зачем он начал настаивать? Из упрямства? Или, если Амаль далеко, то тело думает, что можно и оторваться?
«Совести у него нет!» — подумал Рэм.
И тело согласилось, подсовывая хозяину картинку упругой груди в вырезе комбинезона.
— Ну, поцелуй-то был символический, — пошутил Ченич, когда Рэм вернулся за столик.
— Пообещала вечером продолжение, — рассеянно ответил парень.
— А ты не рад?
— У меня девушка есть на Кьясне. Мы уже пятый год дружим. Я сам не знаю, что на меня нашло. Не хочу я с ней целоваться. Амаль не поймёт.
— Да как же она узнает? — развеселился юрист.
Ему было приятно смущение Рэма. Значит, не перевелись ещё в Галактике нормальные парни, которым хотя бы стыдно изменять девушкам.
— Сердцем узнает, — пояснил Рэм. — Амаль — из эйнитской общины. Она всегда знает, что будет. А уж что было... Да и я ей соврать не смогу.
— И что будешь делать?
— Просто никуда не пойду.
Ченич посмотрел на Рэма с уважением. Вот тебе и современная молодёжь.
— Значит, и на концерт не пойдёшь? — уточнил он.
Рэм вздохнул. На концерт ему очень хотелось. Он вообще не помнил, когда был на настоящем концерте.
— На концерт пойду, — решился парень. — А целоваться не буду. Ну её, эту Галку!
Ченич кивнул, понимая, что если Рэм пойдёт на концерт, то может не уберечься и от остального. Но осуждать парня не собирался. Раз совесть есть, то он и сам с собой как-нибудь разберётся.
Тут наконец принесли заказ, и юрист, посмотрев на Рэма, уплетающего мясо, тоже рискнул заказать добавку к омлету.
Голова у него этим утром была на редкость ясной, желудок работал без сбоев.
Неужели парень был прав, когда сказал, что одно сознание служит в проколе якорем для другого? Знать бы раньше, можно было бы так не мучиться. Среди знакомых Ченича имелись весьма устойчивые к космическим прыжкам.
Он накрутил на вилку салат из зелёных водорослей, ожидая кусок бифштекса.
— Пардóну прошу, уважаемый! — раздалось над ухом басовитое, как удар колокола. — Я в радости от того, как смачно вы кушаете, но нам позарез нужна ваша помощь! Ещё два часа, и мы без вас просто погибнем насмерть! Не можете же вы дать погибнуть целому корту?