II. РОГОНОСЦЫ

— Я не хочу мужа обманывать.

— Что ты, мы же не будем его обманывать. Мы ему просто ничего не скажем.

Это из разговора жуира с дамой (в офисной курилке).

Прелюбодеяние, в сущности, ведь не грех чувственности. Это грех обмана, грех нарушения целостности. И острие этого греха направлено не против любодеев с их внутренней свободой, а против третьего, всегда страдающего персонажа. Против обманутого мужа, обманутой жены, против семейного мира: «Не прелюбодействуй. Не кради. Не желай дома ближнего твоего, не желай жены ближнего твоего, ни поля его, ни осла его, ни вола его».

Вот живет-поживает семья, дом, закрытый мирок, и один из создателей этого мирка проделывает в защитной оболочке брешь. Он изменник, он сдает свою жалкую крепость чужому, впускает врага. Семья больше никогда не будет такой, какой была.

Много раз слышала я от сестер-изменниц бравые рассказы о совершенных адюльтерных подвигах. Но только одна моя собеседница постаралась вспомнить, что именно она испытала в первый день измены.

«Ощущение разбитого кувшина, — говорила она, — чего-то целого, что никогда больше не будет целым. Ничего уже не вернешь назад — даже если никто ничего не узнает. От этого какая-то неловкость, привкус какого-то детского плутовства».

Всем, вероятно, знакомо это ощущение «не своей тарелки», трудно объяснимая физиологическая тоска. Тяжелехонько описать это ощущение — вот, разве что, привести пример из совсем другой жизненной области. Представьте — вы школьник. Вы не хотите идти в школу, вы изобразили недомогание. Засунули градусник в шерстяную варежку, натерли себе градусов тридцать восемь. Белым днем вас, здорового лгуна, уложили в постель. Уже неприятно, и томно, и стыдно. И тут к вашему постыдному одру подходит доверчивая, милая, добрая мама, и с лицом, обещающим сюрприз, тоном блаженнейшего заговорщика говорит: «А теперь я тебе вслух почитаю „Маленького принца“ Экзюпери». Гооосподи ж ты, Боже мой! Вот какое-то такое ощущение. Но, разумеется, обильная практика быстро скрадывает тоскливую неловкость начала. Мы — свободные люди, не правда ли? Мы же не разрушаем семью, мы ее сохраняем — немножко потрепанную, но почти целенькую. Из проделанной бреши задувает сквозняк, уходит тепло — но так ведь почти у всех.

И как бы это так устроиться, чтобы и любить, и никого не обижать?

Приятель рассказывает:

— Пошел на исповедь. Начинаю как обычно — алкоголизм, прелюбодеяние.

Отец Александр мой вздыхает и говорит: «Ну, ничего нового... Причащаться-то будешь?» А я говорю: «Погодите, еще не все! Кусочек гуся съел — уж очень мама настаивала...» А он как закричит: «Что?! Гуся? В пост? Вон отсюда!» Вот что такое последняя капля!

Продолжает:

— Мы с женой долгое время жили по принципу «о чем я не знаю — того и не существует» и «не задавай вопросов, ответ на которые будет тебе неприятен». Это было правильно? Нет. Сейчас точно могу сказать — нет, неправильно. Чем расплачиваюсь? Разводом и разлукой с сыном... Зато точно знаю, как ощущает себя мужчина-рогоносец.

— А как?

— Как после групповухи. Муж и жена — одна плоть. А теперь я, как крысиный король, — у меня совместное тело с изрядным количеством мужчин и женщин.

— Как ты думаешь, почему обманутый муж, самая пострадавшая сторона — всегда смешон?

— Упавший всегда смешон. «Козленок, чей тугой лоб первыми рожками стремится к Венере и битве»... Рогоносцу обломали собственные рога и приставили чужие. Зато вытвердил науку — не свое, не лапай, будешь косолапый. У всех прелюбодеев косолапая душа, бодрая речь и веселый блеск в глазах.

Загрузка...