Каменев и Московский Совет

Литвинову очень не повезло с комнатой в «Метрополе», она была маленькая, темная и более холодная, чем моя. Он чувствовал себя больным. В то время, как я был у него, Каменев по телефону сообщил ему, что его внизу ждет автомобиль и что он должен сейчас поехать в Моссовет, чтобы говорить о международном положении. Литвинов хотел отговориться, но это ему не удалось; тогда он сказал мне, чтобы я сопровождал его, если хочу видеть Каменева. Через несколько минут маленький автомобиль Форда мчал нас в Московский Совет. Совет заседал в Малом зале бывшего Политехнического института. Когда мы приехали, происходило партийное заседание. Мы — Каменев, Литвинов и я — прошли за эстраду в маленькую пустую комнату, где нас встретил член Совета, имя которого я забыл. Здесь произошел первый разговор Литвинова с Каменевым после возвращения первого из-за границы. Казалось, они совсем забыли о моем присутствии. Каменев спросил Литвинова, чем предполагает он заняться. Тот ответил, что он хотел бы приняться за организацию особого контрольного учреждения, которое принимало бы всякого рода жалобы, наблюдало бы за деятельностью различных комиссариатов, разграничило бы компетенцию должностных лиц и т. д.; словом, это должно было быть самое непопулярное учреждение Москвы.

Каменев рассмеялся: «Не думайте, что вы первый, кому в голову пришла подобная идея. У всех, возвращающихся из заграничных командировок, у всех, без исключения, возникает та же мысль. Приезжая из-за границы, они замечают лучше, чем мы, все наши несовершенства, и каждый из них думает, что он сможет сразу, одним ударом, исправить дело. Раковский сидел здесь в течение ряда месяцев и мечтал только об этом. Иоффе делал то же самое, вернувшись из блещущего порядком Берлина. Теперь наступил ваш черед, а когда вернется Воровский (он все еще был в Петрограде), я готов спорить, у него в кармане будет готовый план системы общего контроля. Но таким путем ничего достигнуть нельзя. Единственное средство, если дело не идет на лад, это возложить ответственность за него на лицо, которому можно вполне доверять. Предположим, что недостает мыла. Великолепно. Назначьте специальную комиссию, и мыло исчезнет бесследно. Попробуйте возложить поручение на какого-нибудь дельного человека — и мыло, так или иначе, появится». Я стал расспрашивать Каменева о положении школ. Он ответил мне, что необходимость разместить большое количество солдат мешает школьным занятиям. Солдаты новой Красной армии в большинстве — рабочие; они привыкли к большим удобствам, чем солдаты старой армии, состоявшей почти исключительно из крестьян. Красноармейцы, например, не желают спать на нарах старых, переполненных и антисанитарных казарм.

Троцкий, который повсюду ищет помещений для расквартирования своих любимцев, не нашел ничего более подходящего, чем помещения школ, «и нам приходится, — добавил Каменев, — вести упорную борьбу за каждую школу». Так же плохо обстоит дело с учебниками. Руководства по истории, например, составленные в условиях цензуры и в духе старого режима, теперь совершенно непригодны. Новых же еще нет как потому, что невозможно достать бумагу и дать их отпечатать, так и потому, что они еще не написаны. И, однако, многое уже сделано. Ни одному ребенку в Москве не угрожает голод. Свыше 100 000 пар валенок распределено между нуждающимися детьми. Число библиотек значительно увеличено.

Когда партийное заседание окончилось, мы вернулись в зал, где члены Совета уже заняли свои места. Я был изумлен почти полным отсутствием публики, которая раньше обычно заполняла галереи. Политическое возбуждение революции улеглось, и теперь здесь было не больше посетителей, чем бывает в нижней палате в Лондоне. Литвинов повторил свой вчерашний доклад, придав ему, правда, более революционный характер. Он подчеркнул, что после победы Антанты Советская Россия является единственной страной, которая не находится под гнетом капитализма.

Загрузка...