Глава 24

Пока Доминик быстро приводил в порядок свою одежду, он не переставая смотрел на неё. Взяв девушку за руку, герцог помог ей спрыгнуть со стола. Очутившись на абсолютно неустойчивых ногах, она покачнулась.

Доминик проклинал себя за то, что взял её прямо на кухонном столе, словно какой–то полоумный ублюдок. Она же была девственницей, чёрт возьми! Девственницей! Она заслуживала большего. Лучшего. Он спокойно мог дать ей это. Герцог попытался отобразить в своём взгляде то, о чём сейчас думал… но он не вымолвил и слова в качестве извинения. Будучи безнравственным человеком, он не жалел, что занялся любовью с ней. Остальное — не важно. Девственница или нет. На кухонном столе или нет. Полоумный ублюдок или нет.

— Пойдём, — пробормотал он, выводя её из кухни. Фэллон без сопротивления, по собственному желанию следовала за ним. Не задавая вопросов. Удивляясь своему поведению. Он молча вёл её по лестнице для слуг, сквозь пустые коридоры, то мерцающие в ярком свете луны, то погружающиеся в темноту. Они направлялись прямиком в его спальню.

В шаге от своей постели Доминик развернул её лицом к себе. Желудок его сжался, когда девушка уставилась на него своими большими янтарными глазами. Одна прядка волос цвета красного заката упала ей на лоб. Он убрал её назад, и его большой палец ласково погладил её щёку. Она наклонила голову, крепче прижимаясь к его руке.

— Что ты делаешь со мной? – прошептал он.

И герцог начал медленно раздевать её, целуя каждый обнажавшийся дюйм тёплой кожи. Фэллон вздрогнула, находясь под натиском его губ и рук. Раздев её догола, Доминик мягко опустил её на кровать. Она растянулась на белоснежной простыне, на фоне которой он увидел самую соблазнительную на свете кожу — светлого персикового оттенка. Тело, созданное из тонких линий и плавных округлостей. Герцог с трудом отвёл от неё свой взгляд, отвернулся и направился к умывальнику. А когда вернулся, развёл её ноги в стороны и точными движениями вытер мокрой губкой кровь с её бёдер. Не сдержавшись, он снова начал ласкать её сливочно–белую кожу там, что заставило её глубоко втянуть в себя воздух.

Фэллон выгнула спину, оторвав её от кровати и издав блаженный стон. Опуская вырез платья всё ниже и ниже, он начал жадно касаться её до тех пор, пока она не стала лихорадочно извиваться под его пальцами. Доминик поспешно сорвал с себя одежду, лёг к ней на кровать и навис над ней.

Его руки блуждали по её бёдрам.

— Как же я мечтал об этом, — пробормотал он между поцелуями, которые он горячей дорожкой прокладывал вдоль её икр и бёдер.

Она звонко захихикала, когда его губы задели чувствительную кожу под коленкой. Когда Доминик услышал этот милый звук, его сердце словно перевернулось в груди. Он схватил ладоням сначала одно её колено, затем другое и начал беспощадно щекотать, наслаждаясь её заливистым смехом. У него защемило в груди, и он поклялся себе сделать всё возможное, чтобы слышать этот звук как можно чаще. Извиваясь под ним, Фэллон схватила его за руку в попытке предотвратить пытку. Его рука оказалась так близко к её грудям, что смех внезапно затих. Тогда она решительно заглянула ему прямо в глаза. Её большой палец круговыми движениями гладил его ладонь, скользя по неровной грубой линии находящегося там шрама. Доминик вздрогнул. Она стала внимательно разглядывать внутреннюю часть его кисти. Его горло сжалось, когда он увидел, как она рассматривает метку, напоминавшую ему о его привилегированном детстве.

Проведя пальцами вдоль линии шрама, она выгнула свою красновато–коричневую бровь.

— Откуда он у тебя?

— Да так, ерунда. Отметина, оставшаяся ещё с детства.

Она удивлённо приподняла бровь выше. Вопрос словно стеной повис в воздухе между ними. Тяжело вздохнув, он понял, что не может не признаться ей:

— Мой дед как–то оставил меня на попечение одной беспощадной няньки. Это наказание за игру в карты с Хантом и ещё парочкой крепких парней.

Когда Доминик вспомнил тот случай, его губы изогнулись в кривой усмешке. И он спросил себя, что же такого было в этой девушке, что вдруг заставило его откровенничать с ней?! Он никогда и никому не рассказывал об этом случае из далёкого детства. Потому как изо всех сил старался забыть. Он ни с кем не делился своими секретами. До сегодняшнего дня.

— И он позволил ей бить тебя?

Доминик до сих пор помнил то холодное выражение на лице деда, когда показал ему свои увечья, доставшиеся ему от рук безжалостной миссис Пирс. Хоть он и не одобрил её поступок, но не сделал ничего для того, чтобы эта женщина покинула Вэйфилд–парк.

— Старик презирает азартные игры. Возможно, он и думал, что раскалённая кочерга прошлась по моей руке слишком жестоко, но он считал, что у миссис Пирс были на то веские основания, – он мрачно улыбнулся. – К тому же, он очень не хотел, чтобы я стал жертвой карточных игр, подобно моему отцу.

Она резко выдохнула:

— Сколько тогда тебе было лет?

— Девять.

— А ты после этого случая когда–нибудь снова играл в карты?

Он ухмыльнулся:

— Всё время, как только выдавался случай.

С неимоверной нежностью она прижалась губами к его ладони, оставляя дорожку из поцелуев вдоль его шрама. И этот жест свёл его с ума.

Он схватил девушку за затылок и впился в её губы жадным страстным поцелуем. Доминик подмял её под себя, устроился поудобнее меж её бёдрами и вошёл в неё одним резким толчком.

И он задвигался внутри неё, но уже не так нежно и мягко, как раньше. Герцог так сильно желал её, что занимался с ней любовью далеко не так ласково и нежно, как намеревался и как Фэллон того заслуживала.

Но она не возражала. В безудержной страсти девушка оставляла отметины от своих ногтей на его спине. Она принимала его, жадно сжимаясь вокруг его плоти, словно тугая перчатка, которая не хотела отпускать, и тогда он задвигался быстрее, сильнее; пытаясь забыть прошлые раны, о которых она сегодня напомнила ему, пытаясь забыть обо всём на свете, кроме неё самой и того, как идеально их тела подходили друг другу.

Фэллон осторожно убрала со своей талии сильную руку Доминика. Опустив её на постель рядом с собой, девушка выбралась из самой удобной кровати, на которой она когда–либо спала, и стояла, разглядывая его. Теперь всё кончено. Эта ночь – совершенно превосходная и абсолютно безумная – подошла к концу. Она знала, что так произойдёт. Так должно было произойти.

В щели между занавесками цвета индиго было видно, что ночь уступает место рассвету.

Как только его рот нашёл её губы, она поняла, что не сможет сопротивляться и будет подчиняться всепоглощающему желанию, которое разгоралось в ней, стоило ему оказаться рядом. Но этого больше не повторится. Сегодня был последний раз, когда Фэллон позволила себе забыть, кем она является. И кем является он.

Несомненно, теперь Доминик потеряет к ней всякий интерес, и она может и дальше жить своей обычной жизнью, накапливая деньги в ожидании того дня, когда сможет оставить работу прислуги далеко позади. Навсегда. Как бы то ни было, на самом деле это решение болью отозвалось в её сердце. Сейчас она может вернуться к своим обязанностям, не боясь, что потеряет работу. Или, может быть, теперь он, наконец, даст ей рекомендации? Теперь она герцогу точно не нужна. Потому как он получил то, чего хотел.

Фэллон быстро одевалась, пристально разглядывая его нагое тело с головы до ног, жадно впитывая его образ. Эти воспоминания будут согревать её душу в будущем.

Тяжело вздохнув, она застегнула последнюю пуговицу, отвернулась, и в спешке покинула его комнату, направляясь к себе, чтобы рано просыпавшиеся слуги не заметили её.

Ночь закончилась.

И полный рабочий день ждал её впереди.

Загрузка...