Гремучий Коктейль 5

Глава 10

— Неплохо-неплохо… — с видом знатока кивал его благородие, Азов-почти-уже-не-младший, — Ловко ты это. То-то уже третий день того…

— Константин, — с преувеличенным вниманием покосилась на него Кристина, — Ты себя хорошо чувствуешь? Я вижу у тебя все признаки сильного недосыпа и истощения. Поверь, я знаю, о чем говорю.

— Да ладно тебе, — усмехаюсь я, — У него девушка хорошая. Активная. А еще гоблинша.

Мелкий блондин по старой привычке начинает менять цвет на красный.

— А еще Пиата… — как бы невзначай добавляет моя жена, глядя чуть в сторону.

Константин хрипит. Нет, ну мы знаем, что он втрескался по самые помидоры, и что это целиком взаимно, но почему бы и не пошутить? Правда, какой-то он синенький. Слегка.

— Эй, с тобой всё в порядке? — беспокоюсь я.

— Да, — сдавленно квакает мой друг, — Почти. Пиата…

— Что⁈ — надеюсь, ужас не слишком сильно отображается в моем голосе, — Ты с не…

— Да нет же! — судорожно машет руками компактный блондин, — Ты что⁈

Ждем, пока он придёт в себя. Это не занимает много времени, Костя отходчив. Вскоре, он начинает рассказывать, и выясняется, что Пиаты… слишком много. Для неё, для него, для всех. Здоровенная высшая эйна, жившая до этого малюсенькой шустрой девочкой, способной оседлать крупного кота (мы свидетели), понятия не имеет, что ей делать сейчас. Экспериментирует. Ищет себя. В общем — хоть вешайся.

— Она же не из этих, — с мольбой посмотрел на нас младший сын графа, — Я же не могу отдать её маме? Она же не будет…

— Так, тебе определенно надо выспаться. Несколько раз подряд. А то звучишь как бабуин, — поставил я диагноз другу, — А с Пиатой всё просто — отдай её Кристине. В школу. Учиться. Помогать.

Последнее слово было очень кстати, потому что жена, вроде бы, тянулась к револьверу, который теперь носила постоянно, плюя на тенденции моды. Вон как прищурилась, определенно задумалась на тему, что одно двухметровое чудовище — это хорошо, а вместе с двухметровой красавицей будет определенно лучше. Сам Костя тоже повеселел, причем изрядно. Видимо, «ищущая себя» секс-бомба, полностью лишившаяся развлечений, которыми ранее изобиловала её жизнь, была очень уж доставучей.

— Итак, давайте вернемся к вашему вопросу! — встряхнулся блондин, — Вы, конечно, здорово придумали и провернули всё в академии, ничего не могу сказать. Вся эта… нехорошая история затихла. Но ты же понимаешь, Кейн, что это вовсе не конец?

— Конечно, — вздохнул я, — Еще бы.

Моя, казалось бы, прекрасная победа в академии таковой только казалась. Скорее, достижение можно было назвать иначе — я щелкнул Николаю по пальцам, не позволив ему очень дешево и сердито продемонстрировать, что часть императорской семьи мной очень недовольна. Здесь уже могло бы возникнуть множество вариантов, просто потому что принц, которому угодили, довольно легко может послать выпускника академии служить в жирное и спокойное место. Как минимум.

Вступив со мной в прилюдную контру, Николаю бы дал «рекламу» на весь город. Покрыв его козырную восьмерку не менее козырным тузом, я перехватил инициативу, заодно за последние дни показав, что при малейшем намеке на нечто подозрительное — тут же стучу Андрею с исправностью дятла. А тот, то есть, Его Превосходительство Андрей Петрович Аршавин, как и полагается, реагирует. Так что…

— … а прикрыв Аркендорф, ты его взбесил до чертиков, — вздыхает Константин, — Об этом даже простые студенты шепчутся. В общем, готовься, Кейн, к чему угодно. Я пока всех из особняка убрал на Ларинен, сам вернусь в кампус. Кстати, а зачем ты эту дурищу вообще защищаешь? Она же…

— Так надо, Костя, — Кристина тепло улыбнулась, — У дурищ могут быть полезные знакомства.

— Аа… — полуэйн не выдержал и душераздирающе зевнул, — Значит, у вас всё схвачено?

— Почти, — утвердительно кивнул я, — Не беспокойся.

«Схвачено» — сильно сказано. Школа Кристины превращена в крепость, решетки на всех окнах из укрепленного сплава, магическая сигнализация с прямым подключением к участку, ловушки на внешних участках стен, охрана из ветеранов (я выкупил всё агентство, оно теперь моё). Над особняком тоже работают, правда, пришлось и его выкупить (жаль, можно было бы переехать в азовский, Костя поздно сказал!). Покупка дома заставила меня кряхтеть и охать от жадности полночи, а заодно солидно поистощила наши финансовые семейные отложения, но иметь надежный оплот стало нужно как воздух. Я, в отличие от разных там блондинов, не могу просто шнырять на Гарамон, чтобы выспаться.

Однако, все мои ухищрения мало чего стоят, всего лишь страховка от дешевых трюков, вроде лазутчиков, шпионов и убийц.

Был бы я никем, тем самым безвестным дворянином-перебежчиком с чистым кристаллом, каким первым раз вступил в ворота академии, ни о каком серьезном противостоянии даже с каким-либо боярином речи бы идти не могло. Аристократия пронизана частой и сложной паутиной долгов, договоренностей, взаимных уступок и одолжений, поэтому даже боярину, поступившись частью этих невидимых активов, будет несложно разобраться с голозадым будущим ревнителем. Закон, коммунальные службы, наемники, даже воры и проходимцы, все будут на его стороне… за соразмерную плату или долг. А что будет у жертвы этого боярина? Ничего, кроме личных способностей. А они, даже такие смертоносные как у меня — немногого стоят.

А вот в нашем случае — всё уже гораздо сложнее. Вражда больших дядь и теть похожа на дуэль двух артиллерийских крейсеров посреди моря. Боеприпасы мощные, но ограниченные, промахнуться можно легко, поэтому они оба кружат, примеряются, не торопятся. К гвардейцам императрицы, бегающим по городу, присматриваются как обычные люди, так и Синдикат с китайцами. Получается забавная картина: я хорошо прикрыт «низами», но совершенно открыт «сверху», то есть из высшего общества, а мои оппоненты — наоборот.

Этот перекос нужно как-нибудь компенсировать, чем я и собираюсь заняться.

Отвезя супругу в школу, я направил шины своего мобиля к академии. Не совсем к ней, а к небольшому микрорайону поблизости, состоящему из трехэтажных домов с высокими потолками. В одном из них себе снимал скромные пятикомнатные апартаменты некий итальянский барон, временно лишенный работы. Домашний адрес этого барона был мне известен едва ли не лучше своего.

На стук в дверь раздавались грязные ругательства на итальянском, становящиеся все громче по мере приложенных мной усилий. Что, в принципе, было совсем неплохо, потому что Медичи ругаться начал голосом вялым и пьяным. Ну а каким ты еще будешь, находясь в квартире, заставленной бухлом? Именно таким.

К моменту, когда у барона нашлись силы распахнуть перед моим носом дверь, он уже был в ярости:

— Молись! — лохматый и нечёсаный, в одних подштанниках, но с револьвером и книгой наизготовку, Фурио производил впечатление берсерка… на минималках.

— Молюсь о вашем добром здравии, барон, — ехидно ответствовал я, — Только кому?

— А, Дайхард, это ты… — бешеный глаз итальянца, блеснувший из-под свалившихся на лицо косм, был налит кровью, — Проходи, убийца…

— Истинные владетельные князья, вообще-то, — протянул гнусным и несерьезным тоном я, входя, — заслуживают хоть какого-то уважения!

— Только не мои личные убийцы, — махнул рукой ковыляющий по коридору ревнитель-ветеран, — что я тебе сделал, что ты решил превратить меня в алкоголика⁈

В квартире у барона, несмотря на затрапезный вид его самого, чисто и прибрано. Весь алкоголь (которого еще очень и очень много) расставлен так, чтобы не мешать проходу. Подобное было достигнуто за счет тотального завала бутылками пары комнат, но кто я, чтобы судить?

— Ваша скрытность тому виной, господин преподаватель, — ухмыльнулся я, топая за хозяином на кухню, — Всё, что я смог о вас узнать, говорило, что вы любите неплохой коньяк, причем, на этом всё. Никаких более зацепок. Вот и пришлось…

— Молодежь понятия не имеет о стоимости денег! — скривился похмельный аристократ, падая на стул, — Раз начали, давай продолжим без любезностей, студент Дайхард! Какого дьявола тебя принесло, что тебе нужно, и что ты собрался мне за это предложить⁈

— Все просто, дорогой барон. В вас пропадает великий преподаватель, а во мне великий студент, — не стал тянуть кота за яйца я, — И наоборот — тоже. Предлагаю вам погостевать у меня в особняке, пока вы в немилости у некоторых особ. Обоюдные занятия по вечерам. Вы мне — то, что не рассказываете студентам в академии, а я вам все тонкости по эксплуатации и обслуживанию силового доспеха из первых уст.

— За…

— Домой, когда закончится контракт, вы вернетесь специалистом в самом редком, самом нужном и самом оплачиваемом ремесле из возможных. Более того, сможете помочь мне и себе в разработке концепции ревнителя нового поколения.

— Ты…

— Гарантирую недельную оплату в размере вашего месячного заработка. Авторские права пополам.

— Редкий…

— Также мы оставим здесь весь алкоголь. Вы будете спасены.

— Моральный…

— Единственный минус для вас — я приютил уже Арию фон Аркендорф, ей, увы, вам придётся заниматься. Хотя бы немного.

— … урод! — наконец, закончил итальянец, имея довольно задумчивую рожу, — Но не согласиться на подобное было бы идиотизмом. Лишний доспех у тебя имеется?

— Да, завтра подвезут, — кивнул я, — Ну что?

— Ты вообще, в курсе, из-за чего меня отстранили от занятий? — вздохнул барон, поднимаясь.

— Понятия не имею, — нагло ответил я, — Не удосужился узнать.

— Молодежь… я выбил из рук принца Николая гримуар, когда он, еще не имея статуса почетного студента, нацелился на одного из моих учеников. Это было оскорбление лица императорской крови.

— Это было исполнение ваших обязанностей, барон. Кстати, если вам у меня понравится, но ситуация с принцем решится, вы вполне сможете у меня и остаться. Буду возить вас с утра на работу, коллега.

— Коллега? Возить? Князь? Меня? То есть, тебя устраи…

— Да, меня всё устраивает.

Перевезти барона делом было ерундовым. Ревнитель большую часть жизни мобилен как сопля над Парижем, так что самому итальянцу нужно было две минуты на запихивание гардероба в саквояж, а потом еще пятнадцать на вдумчивую и аккуратную упаковку арсенала из ружья, автомата, нескольких револьверов и кучи сопутствующего оборудования.

Через полтора часа, под взглядом ошеломленной Арии фон Аркендорф, высунувшейся в коридор вместе с Фелицией, у которой баронесса и обнаружилась, я демонстрировал барону одну из своих гостевых комнат, заодно представляя наёмным слугам и сам привыкая к тому, что хитрый Медичи продемонстрировал лишь в самый последний момент.

Огромного яркого попугая.

Чудище было размером с крупного петуха.

— Мэтр Вергилий очень спокоен и чистоплотен. Это крайне порядочная птица, — отрекомендовал своего питомца барон, — Но он не терпит прикосновений и… женщин легкого поведения. Думаю, у тебя, Дайхард, с такими вещами проблем нет.

— У мэтра клюв размером с табакерку, — опасливо посмотрел я на черный шнобель мегапопугая, — Я поберегу пальцы.

Курв, с любопытством рассматривающий птицу, хрюкнул нечто сообразное.

— Так, а теперь… — наконец, прорывает барона за обедом, который нам быстренько собрали, — … давай всерьез обсудим ситуацию, Дайхард. Ты собрал у себя, в очень защищенном особняке под живой охраной меня и фон Аркендорф, из чего я делаю выводы, что и тебе принц Николай другом не является.

— Как и его родительница, — киваю я, вынуждая Арию подавиться и закашляться, — Более того, вполне возможно, что часть императорской семьи прибыла в город именно по мою душу и сейчас, пока наш юный «почетный студент» мается дурью в академии, его мать, принимая у себя, местную знать, строит против меня козни.

— То есть, ты нас подставил, — резюмирует беззлобно итальянец, не обращая внимания ни на баронессу, ни на сидящую за столом даймона.

— Наоборот, — ухмыляюсь я, наблюдая, как мэтр Вергилий невозмутимо скидывает со стола крендель терпеливо ожидающему Курву, — У Арии особая ситуация, да и выбора невелик, после того как она спалила волосы всем трем любовницам принца. А вот вы, Фурио, в несколько иной ситуации, так как являетесь великолепно обученным убийцей, которого легко и непринужденно можно убрать… после того, как он сделает своё дело. Например, подчиняясь внешнему давлению, убьет какого-нибудь Истинного князя.

— Cazzata! — выдохнул преподаватель, сжимая кулаки, — Так вот почему… Ceffo! Chiavare culo!!! (непереводимые итальянские матюги)

С шумом взлетевший с места попугай обрушился на голову барона, а затем принялся бить Медичи крыльями, хрипло вопя:

— Аttento al linguaggio, barone! Сi sono ragazze adorabili qui! (Следите за языком, барон! Тут милые девушки!)

Пришлось по очереди успокаивать птицу, Курва и самого барона, к которому, как оказалось, уже приходил неприметный человек, выдавший несколько мутных намеков, но так, как Медичи был навеселе, то просто спустил его с лестницы. Теперь в трезвеющем мозгу итальянца картинка сложилась до такой степени, что он даже вспомнил, что принц решил прилюдно жмыхнуть по кому-то магией, имея крайне сомнительный для этого повод.

— Дайхард, — цедит итальянец, — Если ты думаешь, что я примкну к тебе против…

— Нет, — резко отвечаю я, — Вы оба приглашены лишь по тем поводам, которые я озвучил ранее! Единственное, что я не сообщил вам, барон, зайдя в ваш дом — так это о желании баронессы фон Аркендорф получить с вами приватную беседу! Ни более, ни менее!

Собранные в одной корзине яйца имеют привычку биться друг о друга, что мне совсем не надо. Переведя стрелки на красноголовую, молча сидящую с чашкой чая, я заинтриговал своего бывшего преподавателя.

— Хм, — успокоившийся, но взъерошенный итальянец выдал печенье успокоившемуся, но взъерошенному попугаю, — Я же уже дал согласие на обучение вас в приватной обстановке? Или же, студент Аркендорф, вам не по нраву…

— Нет-нет, ваша светлость, — Ария скромно улыбнулась, подняв глаза от чашки, — У меня есть к вам разговор иного плана.

— Уж не влюбились ли вы в меня? — едко ухмыляется ревнитель-ветеран, — Я довольно стар для вас. Но выслушаю, конечно. В последнее время у меня чересчур много свободного времени.

— Видите ли, в этом разговоре я буду представлять интересы одного объединения, которое вы знаете как Синдикат…

Улыбаясь в кулак, я готовлюсь вновь успокаивать попугая.

Или барона.

Возможно, обоих.

///

Фелиция тихонько сидела за столом, рассматривая не сколько ругающегося лохматого человека, которого клевал огромная разноцветная птица, сколько своего посмеивающегося хозяина. В очередной раз, не сотый, а, наверное, уже трехтысячный, мысли даймона крутились вокруг Дайхарда Кейна, бесплодно пытаясь ухватить друг друга за хвост. Выбраться из ловушки. Найти решение простому обыденному вопросу.

Она его любит… или ненавидит?

Безмерно уважает или желает мучительной смерти?

Хочет убить собственными руками или же стать полноправным членом его семьи?

Ответа не находилось.

Тогда, когда чудовищная книга завершила свою игру, отняв у Фелиции Краммер дель Фиорра Вертадантос её живое тело, миниатюрная брюнетка испытала ужасный шок и разочарование, вновь став духом спокойно заснувшего чудовища. Однако, это было лишь начало. Крошечный временной отрезок горя, слез и депрессии, слегка сдабриваемый едкими комментариями лорда Алистера Эмберхарта. А затем… затем Кейн, хозяин Гримуара Горизонта Тысячи Бед, спустился к ним.

Он устроил ей ад.

Он наказывал её. За всё. За непослушание, за утаивание информации, за ложь и за лень. Он превратил её излюбленное место жительства в комнату пыток и ограничивающих приспособлений, он подвергал её таким испытаниям, о каких она, древний дух книги, никогда не слышала. Далеко не всё из того, что с ней сделал Кейн, отвечало хоть каким-то человеческим приличиям. Точнее — ничего подобного он в голове даже не держал, продолжая её наказывать, наказывать и наказывать. За молчание, за попытки манипуляции, за капризы, за лень и апатию, за всё.

Такое невозможно забыть, нельзя простить, не выйдет оставить позади.

Но…

Этими действиями он разбудил её. Извлек из скорлупы вечно-нейтрального состояния, в котором она была сотни лет. Вернул остроту переживаний, которую она чувствовала очень-очень давно, еще будучи живой и юной. Теперь же, даже находясь в проекции, она живет. Чувствует. Интересуется. Читает книги. Смотрит в окно. Ухаживает за младенцем. Учится.

Живёт более полно, чем в тот короткий срок, когда книга подарила ей тело.

Даймон давным-давно забыла, для чего нужно тело. Она просто пьянствовала и мастурбировала, постепенно возвращая себя в то же состояние, в котором она пребывала и в книге. Даже хуже.

Фелиция наблюдает как коротковолосая фигуристая дурочка необычайно серьезно что-то объясняет последнему из гостей хозяина, но мысли её, как и всегда, никак не могут поймать друг друга. Помочь ей определиться. Понять себя.

Узнать себя.

Наверное, это подождёт.

Столько, сколько нужно.

Всё-таки, от неё теперь ничего не зависит. Дайхард Кейн знает всё. Она полностью зависит от его решений, и поэтому будет примерной слугой. Послушной, исполнительной и… очень-очень тихой. Потому что одно Фелиция знает точно — она совершенно не желает, чтобы её «воспитание» повторилось.