Гремучий Коктейль 5

Глава 20

За окном светало.

— Противоположности притягиваются, — протяжно зевнув, проинформировала меня жена, — Это точно.

— Мы не противоположности, — погладил я её по теплому голому боку, — Просто не смешиваемся.

— Не смешивались. А теперь смешиваемся. И это хорошо.

— Ну да, должно же быть в жизни что-то хорошее…

— Эй!!

— Милая, не дерись, ты знаешь, о чем я. Давай лучше поспим, хотя бы до обеда?

— Отличная идея, муж мой.

Еще один протяжный зевок.

Спать.

Иногда секс может быть просто утешительным призом. Ну, просто потому что пережить некоторые повороты судьбы без возможности забыться — довольно сложно. Например то, что императрица вернулась в Санкт-Петербург на три дня раньше, а затем, сказавшись больной, отменила назначенный бал. Никто даже не мог сказать, куда её увезли и что она там делает.

Вот как после такого облома не забыться в объятиях любимой жены⁈

Мы два дня готовились к перехвату поезда! А что такое «готовиться два дня»⁈ Это еще и своими делами надо заниматься! Показания в полиции давать насчет взорванного дома! Бегать как проклятым, пытаясь продать участок из-под него! А еще шестьдесят китаянок! Домашние животные! Алиса! Гарамон! Костя, которому таки отдали разговорник! Пиата, которой уже я отдал свой разговорник! Тренировки! Стрельбы!

…про криминальную группировку из Мишлена, Курва и возглавившего их мэтра Вергилия — я молчу вообще, потому что эти предатели животного мира взяли к себе в банду Зеленку, а консультантом со стороны некую двухметровую эйну, после чего этот махровый ужас принялся терроризировать весь пансионат!

Да мы, когда уединились в спальне, час лежали в обнимку и дышали через раз от всех этих дел!

Впрочем, теперь должно было стать полегче. Как минимум, планы на сегодняшний день — уйти из этого дурдома и прийти на другой, прозываемый большим приёмом, который даёт граф Угрюмов в честь помолвки своей дочери. Там, на приёме, в самом центре сплетен, интриг и вымыслов, мы и собирались разжиться возможной информацией о местонахождении императрицы.

— Что бы я без тебя делал… — пробормотал я, застегивая запонки на выходном, ни разу не надеванном костюме, которая жена утащила с собой в пансионат вместе со своим гардеробом.

— Бежал бы к своему грубому приятелю, ругаясь черными словами и суля ему любые деньги за быстрый пошив… — с улыбкой ответила жена, взяв в руки неизменный зонтик. А затем… внезапно удлинила волосы, тут же свив их в четыре толстые косы, как делала всегда.

— Это как это они у тебя отросли⁈ — удивился я, помня, что две косы снесло боевой магией.

— Сама удивлена, — пожала голыми плечиками супруга, — Оказывается, я и так умею. Но много маны тратится на быстрый рост.

Выглядели мы потрясающе, ни дать ни взять. Брюнеты, в черном, у меня зеленые глазки горят как у наблудившегося кота, у жены таинственные черные провалы. Кристина с провокационно голыми плечами, но при этом с небольшим декольте. Почему провокационно? Так татуировки же. Плюс зонтик, да.

Ну, можно зажигать.

Мао Хан, подать нам новый мана-мобиль!

— Какой-то ты сегодня чересчур веселый… — подозрительно покосилась на меня жена в уже двигающемся к центру Петербурга мана-мобиле, — Что-то случилось?

— Ну, богатые люди обычно серьезные, — покивал я под её изучающим взглядом, — А вот мы тут слегка должны Азову тридцать миллионо…

Мао Хан страшно захрипел и начал дёргаться за рулем. Жена выцвела, став идеально черно-белой. Даже её гримуар, вроде бы, истерично содрогнулся. Мишлен, взвыв дурным голосом, покинул колени хозяйки, в длинном прыжке спасаясь от её рук на переднее сиденье.

Пришлось чуть-чуть задержаться, объясняя свою гениальную мысль дальнейшего экономического развития путем подгребания под себя всех охранных агентств города. Жена, и так уже переживавшая за деньги, которые мы должны императору, разозлилась конкретно. Пришлось утешать лучшим в мире средством для нервничающих женщин — обещаниями.

К шикарному белоснежному дворцу с десятками колонн мы подъехали взвинченные, бодрые и энергичные. Слегка покашливал Мао Хан, да и Мишлен отказался выходить из машины, но всё это были мелочи. Нас ждал приём!

— Дома… у нас будет серьезный разговор, Дайхард Кейн!

Столпотворение машин и карет у дворца отняло некоторое время, но спустя него мы, такие красивые и все в черном, перешагнули порог зала, вынуждая чопорного пожилого церемониймейстера, как будто списанного из учебника по церемониям, шарахнуть специальным жезлом в пол, объявляя:

— Истинные князь и княгиня Дайхард!!

О, сколько копий уже было преломлено за последние два столетия в социальных битвах, когда аристократия обычная изо всех сил старалась нивелировать выделение аристократов, имеющих во владении другие миры! Приставка «Истинный» ножом по сердцу резала родовитых, они скрипели зубами и потрясали кулаками, но так ничего сделать и не вышло. Носители приставки по-прежнему считались чуть выше, чуть красивее и чуть умнее.

Насчет «чуть» тоже было множество боев…

Определенное оживление мы своим появлением вызвали, но далеко не такую охоту на головы, от которой я бегал в Москве. Всё-таки, большинство светских львов и шакалов прекрасно уже осведомлены о том, что некий князь неоднократно вызывал большое неудовольствие у императорской семьи, так что водиться с ним банально опасно. Куда лучше потом узнать, чего он, собственно, приходил. С какой мол радости жрет шампанское, скотина такая, да дефилирует по залу? Авось получится подзаработать, сообщив нужное… попозже?

Увы, таковы правила этого мира. Под маской величавого светского льва, грациозно ведущего утонченную даму лет сорока на паркет для танца, чаще всего скрывается мелкий алчный шакал, ищущий, кому продаться за деньги, влияние и связи. Азовы очень хорошо меня научили тому, как вычислять самых продажных и хитрых типов на этих приемах.

Впрочем, до этого еще далеко. Регламент поведения новоприбывших на приемах всегда один и тот же. Войти, начать дефиле, держась под ручку. Поздороваться тут, поздороваться там. Благосклонно кивнуть на приличный комплимент супруге. Улыбнуться взгляду, полному негодующей зависти, упавшему на талию этой самой супруги. Очень тонкую талию. Прямо-таки неприлично тонкую, что легко читается во глазах полненькой женщины, со вкусом обряженной в кружева.

Мелочи.

Мы неторопливо двигаемся, регулярно останавливаясь у групп аристократов. Приветствия, улыбки, движение дальше. Точно также поступают и те, кто вошёл после нас. Или до, без разницы. Каждому нужно знать свой порядок поступления. Нарушить регламент первого прохода — это все равно что залезть на рояль и накласть там кучу. Более вопиющего невежества нет, и быть не может. Все должны двигаться. Лишь после встречи с хозяином или хозяйкой приема можно будет получить определенную свободу.

Так и вышло. Раскланявшись с немолодым усатым хозяином-графом и обменявшись дежурными комплиментами, я узнал, что мы являемся для него «приятным сюрпризом», однако, и должны таковым остаться, даже если внезапно встретим кого-нибудь, не очень приятного для себя. Тоже самое предупреждение-просьбу получит и возможный неприятный субъект, если приедет, уверил нас Угрюмов, заметно держащий дистанцию.

Я пропустил эту слегка наставительную просьбу мимо ушей, с легким сердцем пообещав человеку, что никого первым не убью. Кажется, ему это не особо понравилось.

— Кейн, ты… — жена явно хотела меня одёрнуть.

— Милая, прости, но давай смотреть правде в лицо. В нашей колоде лишь два козыря — доспехи и мои… гм, таланты. Учитывая, что мы так ловко обустроились с Азовыми, увы, но придумать что-то для шакалов я не в состоянии. Поэтому придётся размахивать единственной оставшейся картой.

— … делай это, хотя бы, поаккуратнее.

— Знаешь, в чем беда богатых, молодых, влиятельных, образованных и родовитых? — взяв супругу под руку, я повёл её к фонтану посреди зала, эдакому условному месту, где можно было «перевести дух», — Мы не вписываемся в систему. Вы, Терновы, вполне…

— Мы⁈

— Вы-вы. Вас держали на расстоянии, но при этом не игнорировали. Наоборот, твои родители, а также их дедушки с бабушками экзальтировали публику своими выходками. И это, заметь, было возможно потому, что публика изначально давала себя экзальтировать, то есть, пусть и со смешками, но принимала Терновых. С нами вопрос совершенно иного порядка.

Если выражаться по стандартам того прошлого мира, что я помню, то получается, что являюсь «читером». Человеком, обманувшим систему. За смешные несколько лет я из нищего дворянина, решившего обречь себя на долю ревнителя, того, которого бы не допустили на этот прием в принципе, стал Истинным князем, владыкой иного мира, человеком, периодически грызущимся с императором земли русской. И, в чем самое страшное мое преступление — весь процесс возвышения прошёл мимо присутствующей здесь публики. Вне процессов, вне интриг, вне их сферы внимания.

За такое — не прощают… пока не увидят, что поиметь за прощение.

Кристина, по старой терновской традиции сверлящая окружающих своим непроницаемым взглядом, легко убеждается в моей правоте. Люди отворачиваются, показательно встают спиной, женщины постарше, наоборот, с вызовом смотрят на княгиню в ответ.

— И как мы будем тогда опрашивать это змеиное кубло? — хмурый вопрос от её сиятельства вызывает у меня улыбку.

— Ты? Никак. Просто найди себе компанию, остальное сделаю я.

— Ты ставишь невозможную задачу, муж мой.

— Это потому, что ты пытаешься истребить взглядом бедную виконтессу Павловскую, которая просто перепугана, а не антагонизирует тебе. Если же обратишь внимание часов на девять, то увидишь…

— Адестана ле Кьюра.

— Именно.

Худой и сутулый волшебник нам почти обрадовался, от чего сразу стало понятно, что мы с ним товарищи по несчастью. Через минуту уже мы узнали, что ле Кьюра на прием привела ровно та же нужда, что и нас — поиски императрицы. Он вообще ради встречи и разговора с ней и приехал в Санкт-Петербург.

— Я изучаю феномен гримуаров, — оживившись, начал рассказывать он нам, — То, как они появились, сама технология, она совершенно не соответствовала ни текущему, ни древнему уровню магических искусств. Представьте себе, древние шумерские маги ходят с глиняными и каменными табличками, содержащими максимум два примитивных заклинания, и тут, внезапно, строят огромные залы, с тысячами вырезанных на стенах и полу символов, объединенных в одну сеть! В одну магию! Это невозможно даже сейчас, в нашу эру.

— Невозможно создать простейший гримуар? — уточнил я, медленно оглядывая зал.

— Невозможно создать магическую технологию, равноценную по сложности и универсальности, ваше сиятельство. Уверяю вас, ничего подобного не создавалось, даже не предпринималось никаких шагов.

— А как же ваши посохи? — вспомнила Кристина.

— Пустое… — ле Кьюр поморщился как от зубной боли, — Посох, имеющий на себе передвижные кольца с символами… он ничем, совершенно ничем не отличается от глиняной таблички! Просто больше символов, иная форма, простейший механизм переключения колец… нет, по сравнению с гримуаром любой из механизмов, созданных людьми, является шуткой. А даймоны? Как мы вообще могли догадаться, что в гримуаре можно поселить даймона⁈ Это тысячи лет исследований, проб, экспериментов, чудовищные ресурсы… и ничего подобного в записанной истории человечества — нет!

В словах раздухарившегося мага была куча резона, он болел темой, болел давно и сильно, настолько, что даже эмоциональные блоки давали слабину. Из-за этого он и желал встречи с императрицей, узнав, что та является тайным коллекционером разумных гримуаров. Он хотел опросить эту коллекцию, узнать от даймонов о былых временах. Ведь среди них могли быть и воистину древние.

Для меня Адестан ле Кьюр тут же стал ключиком к жертве.

— Давайте объединим усилия, — предложил я ему, — Мы бы тоже хотели увидеться с её величеством, чтобы решить некоторое недопонимание.

— Насколько мне известно, — неожиданно сказал маг, — Ваше сиятельство имеет возможность связаться с наследником престола и даже с самим императором. Зачем же вам моя помощь?

— Это было бы неудобно, — пришла мне на помощь жена, — у нас частное недопонимание. Привлекать к нему внимание…

— Если гримуар изобретен людьми, то может считаться лучшим изобретением человечества, — вздохнул сутулый маг, — а вот громоздкие социальные конструкты — наоборот. Поверьте мне, если каждому человеку предоставить возможность бесконтрольно самовыражаться, то это приведет к быстрой деградации всей расы!

— Я вас очень хорошо понимаю в этом вопросе, — покивал я, видевший своими глазами эту деградацию из-за интернета, распространившегося по целой планете, — Будьте добры, составьте моей жене компанию, пока я поспрашиваю о нашей скорбной телом, но не духом, повелительнице.

Решив этот тонко-социальный момент с дамой, я отправился в одиночное плаванье, попивая неплохое белое вино из бокала. Попутно слегка забавлялся невовремя пришедшей в голову мысли — многие думают, что приём является насквозь торжественным мероприятием, где все и все безупречны, а в воздухе пахнет розами. Отнюдь. Воздух — как раз главная проблема. В нем пахнет людьми, десятками человек, набившимися в один зал. Духи, запах табака и пота, легкого перегара… всё это не очень приятно.

Кстати, при открытых окнах. А уж зимой…

— Ваше сиятельство! — с мягким незнакомым акцентом и улыбкой обратился ко мне на немецком человек лет двадцати пяти, непринужденно возникший на моем маршруте между кучками людей, — Можно перекинуться с вами парочкой слов?

Коротко стриженный и гладко выбритый блондин с сильным загаром и белозубой улыбкой. Прекрасно развитые запястья фехтовальщика, старая и на вид очень неуклюжая книга на поясе. В железном переплете. Одежда. Небрежно носимый костюм старого кроя, недорогой, очень удобный, никак не подходящий текущему мероприятию. Такие я ношу в повседневной жизни. Не мешают двигаться…

Какой любопытный персонаж.

— Извольте.

Мы отходим, совсем недалеко, на террасу, возле которой трутся жаждущие свежего воздуха гости.

— Меня зовут сэр Генри Клаудхейм, ваше сиятельство, — вновь заговорил блондин, как только мы остались наедине, — и, спешу вам сообщить, что нахожусь здесь исключительно ради вас…

Через пять минут я уже общался с другим человеком. Ну, если шакала в образе молодого лощеного щеголя, окучивавшего одинокую старушку лет тридцати пяти, можно считать человеком. Ох уж эта продажная любовь. Это ж какую потенцию надо иметь, чтобы удовлетворять три-четыре старушки для нормальной жизни? Деньги на деревьях не растут. Мне даже хотелось вместо денег предложить мужику лариненовского афродизиака, и лишь ярко-выраженное отвращение к его существованию подобного не давало сделать.

— При всем моем горячем желании оказать вам услугу, ваше сиятельство, я ничего не знаю по этому вопросу, — излучал верноподданический вид альфонс-геронтофил, — Могу вас уверить — никто не знает, где сейчас Её императорское величество, абсолютно никто! У меня есть связи в академии, там, где изволит учиться его высочество, принц Николай, так вот, даже он не имеет адреса, по которому мог бы навестить свою мать! Зато из Москвы пришли вести, что…

…что императрица больна. Очень серьезно. Что-то случилось между ней и мужем, когда она была дома, после чего Мария Харитоновна ограничивается только ближайшим кругом слуг.

Как интересно. Надо срочно вернуться к жене и волшебнику. Не простому волшебнику, а тому, кто много чего понимает в проклятиях и недугах. Возможно, сама судьба свела нас с Адестаном ле Кьюром…

Одарив стукача-нахлебника деньгами, я поспешил назад, но дойти до Кристины без приключений не позволило закономерное развитие событий.

— Дайхард Кейн, я полагаю? — брюзгливо, с вызовом и громко вопросили сбоку, вынуждая меня остановиться.

— Крутов, Андрей Михайлович, — не менее громко констатировал я непреложный факт, останавливаясь и разворачиваясь к уже привлекшему некоторое общественное внимание князю, — Что же ты, с-собака, от меня хотел?

Звук в зале как будто бы выключили.