Гремучий Коктейль 5

Глава 21

Говорят, что риск — дело благородное, но в памяти почему-то всегда всплывают долбанные гусары, стрелявшиеся от карточного долга. Была у них такая привычка. Идиотизм, я считаю, хотя к рассчитанному риску отношусь с уважением. И осторожностью. Большой осторожностью.

Когда это возможно.

«У нас мало времени, ваше сиятельство, поэтому буду краток. Я хочу рассказать вам о отчаянии. Именно оно причина, почему здесь и сейчас присутствую я. Именно оно толкнуло человека, желающего вам смерти, на действия, которые он совершил, в том числе и по отношению ко мне»

— Хамло ты необразованное. К Истинному князю, без знакомства, по имени обращаться⁈ Первым?!!

Зал, еще не отошедший от первой моей реплики, с трудом втягивает мозгами вторую. Происходит не скандал, а полный пердимонокль — к князю, почтенному и уважаемому члену их недружного, но очень обособленного сообщества, к могущественному благородному больших сил и влияния, обращается пацан несчастных двадцати двух с хвостиком лет. И обращается…

«Один из нас сегодня умрёт, ваше сиятельство. Это… неизбежно. Разговора бы не состоялось, но я увидел, как вы двигаетесь, увидел ваши жесты, а опросив пару премиленьких русских девушек, узнал многое о вашей славе. В этом мы с вами слегка похожи, поэтому я вам, как человеку опытному, хочу кое-что предложить. Предложенное будет сомнительным, а плата окажется велика, но поверьте…»

Сейчас я иду на очень большой риск, просто стоя с насмешливой улыбкой напротив пятидесятилетнего мужика, не знающего куда ему деваться. Крутов, более чем готовый разразиться провокациями и руганью, достаточными, чтобы я вызвал его на дуэль, совершенно был не готов к такому наезду. Никто не был бы готов. Даже если бы я сейчас-таки навалил кучу на рояле цвета слоновой кости, скромно тут стоящем в уголке, то это было бы все равно не так громко, как вышло с подачей князю.

И да, это было рискованно.

— Ты меня оскорбил, невежа. Вызываю тебя на дуэль. До смерти. Прямо сейчас, — скучным голосом наношу я третий удар. Очень вовремя, так как Крутов почти отошёл, а отовсюду уже слышны набирающие силу шепотки. Только Кристина молчит, да Адестан ле Кьюр, благоразумно отошедшие куда подальше.

То, что я делаю — со стороны выглядит либо чистейшей воды безумием… либо выступлением в лучших традициях семейства Терновых, которые могли и умели отжигать, когда кто-либо топтался на их мозолях. Правда, даже тот из родни моей жены, кто зарубил своего оппонента на дуэли, а затем обоссал его теплый труп, даже рядом не стоял с тем, что я собираюсь сейчас сделать.

Крутов, с виду, обычный человек. Славянин. Даже его глаза настолько неяркие, что его можно перепутать с простолюдином, особенно при хорошем освещении. Он одет в прекрасный костюм, на его поясе гримуар, кажется, восьми цепей. Пользоваться им он разучился давным-давно, но это совсем не значит, что у человека нет характера.

— Да КАК! ТЫ! СМЕЕШЬ! — рычит оскорбленный князь, выпрямляясь стрункой.

— Брось! — пренебрежительно и нетерпеливо машу я рукой, играя на публику, — Ты бы ни в жизнь на меня не полез просто так. В дуэли я раздавлю тебя как мышь, ты это знаешь. В других обстоятельствах… мне бы хватило одной моей китайской прислужницы в доспехе, чтобы стереть твой дом и семью в порошок. Любой из них. Все твои шансы, невежа, упираются лишь в надежду на яд или бретёра. Пить я с тобой не собираюсь, так что… где твой человек? Давай его сюда. Я тебя вызвал, Крутов.

Нарушаю писанные и неписанные правила. Сам кодекс аристократов. Самое понятие вежливости и куртуазности. Я просто взял свою голую мощь и сунул её в лицо князю, по-варварски прилюдно утверждая, что он — ничто передо мной. Что это значит опосредованно? Что любой из здесь собравшихся — ничто перед грубой силой, решившей перестать придерживаться правил. Не вообще, отнюдь, но здесь и сейчас? Да.

Зачем?

О, это очень интересный вопрос.

Я спасаю свою жизнь, как и жизнь собственной жены.

Крутов явился на приём очень подготовленным, а я сейчас выбиваю из его рук все виды оружия, кроме одного. Сэра Генри Клаудхейма. Инструмента последнего шанса.

«Я дорог, ваше сиятельство. Крайне дорог, даже несмотря на то, что на меня было оказано определенное… давление. Более того, деньги уже находятся у определенных людей, наблюдатель от которых присутствует тут. Однако, если князь не задействует меня, то сумма, за небольшим вычетом мне за беспокойство, вернется к нему. Зная это, он запланировал ряд мер по пресечению вашей жизни, не доводя ситуацию до того, чтобы в дело вступил я. Крутов очень не хочет платить, он не может себе это позволить»

А я не могу позволить себе убить князя Крутова… но лишь физически. Сейчас я, можно сказать, совершил рядом с ним социальное и политическое самоубийство такой силы, что и сам Андрей Михайлович уже не отмоется. Окружающие ему не простят, что именно он послужил причиной того, что молодой Истинный князь попросту оплевал весь высший свет, вывернув наружу то, что должно было оставаться всегда под ковром. Даже альфонсу, с которым я разговаривал ранее, не простят знакомства со мной.

Ну, рожай уже.

— П-п… принимаю вызов! — кажется, что у бедолаги Крутова изо рта капает самый горький яд в мире, — Здесь… и сейчас!

— Не забудь выставить бретёра, клоун, — специально негромко произношу я, усмехаясь, — Принимает он…

— Довольно!! Я выставляю защитника своей чести! Сэра… Генри… Клаудхейма!!

Толпа свидетелей, в составе которой я обнаружил и изнывающих от желания все это прекратить хозяев, в очередной раз охнула и ахнула. Вывернувший из неё блондин, от которого тут же шарахнулись все, что мужчины, что женщины, был знаменит очень печальной славой, такой, что даже я кое-что слышал, но позабыл за давностью прочтенной газеты. Совсем не зря он утверждал, что мы похожи.

Бретёр-неудачник, чья карьера началась с того, что у телохранителя и тренера бразильского маркиза Линье-Тюркуа обесчестили сестру. Не совсем до конца, но её обнаженное тело видели слишком многие… после того, как Клаудхейм, вопреки воле нанимателя, ринулся туда, где преступление готовилось свершиться. В тот момент он не успел покарать виновников, их с сестрой выкинули за ворота из-за нападения на гостей маркиза, но затем сэр Генри предложил свой меч любому, кто готов вызвать любого из преступников, включая маркиза, на дуэль. Так, за два года, они оказались все мертвы, как и пара сыновей Линье-Тюркуа, а Клаудхеймам пришлось бежать. Так началась шестилетняя легенда о одном из самых успешных бретёров в современной истории.

— Ваше сиятельство, — улыбка мужчины была теплой, даже благодарной, что создавало разительный контраст по сравнению с той бурей, что понемногу набирала силу вокруг нас, — Сталь и магия? Пистолеты?

— Давайте обойдемся сталью, сэр Клаудхейм. Давно не фехтовал.

— Ты должен был сам назначить, а не спрашивать!!! — сорвавшийся на визг Крутов в своей истерике катился прямо по следам моей убитой репутации, на самое дно аристократического социального колодца, — Негодяй! Бесчестный подлец!

Да, мы оба с Клаудхеймом негодяи, бесчестные подлецы и профессиональные, чего уж там, убийцы. Стрелки, дуэлянты, палачи. Именно поэтому он и рискнул поговорить со мной заранее. Локвидский Мясник решил рискнуть, договорившись с Княжеубийцей.

Во франкском Локвиде, между прочим, он перебил последовательно на дуэли трех братьев, включая и старшего, бывшего бароном. Всё бы ничего, но предупрежденный о настойчивости родственников, сэр Генри с каждым расправился… зрелищно, пытаясь отпугнуть остальных.

Мы вышли во двор, создав за нашими спинами настоящую толкучку. Вновь затихшая толпа, предвкушающая уже не скандал, а редкое и вкусное смертоубийство (подозреваю, что моё), решила подождать финала истории, а затем охать и ахать. Один только Крутов всё производил какие-то звуки, пребывая в настоящем урагане чувств. Его можно было понять — мужик готовился к финальному удару, спешил, но при этом пришёл во всеоружии, с ядом, с сообщниками, с подготовленными темами, чтобы сопляк вызвал его на дуэль. Всё было за ним, даже инициатива. А вместо этого его отхлестали словами по морде, унизили целиком и полностью так, что это обязательно вызовет и гнев императора за втаптывание одного из князей в грязь, а потом еще и вынудили уличить себя в подготовке убийства!

Невыносимо!

— Муж мой, ты всегда знал, что делаешь… — Кристина была бледна, но сосредоточена и готова ко всему, — Сейчас, надеюсь, тоже знаешь?

— Да, милая. Слухи нас сегодня никуда не приведут, а вот побитый пёс, нуждающийся в хозяйке — наоборот. Сюда уже едет Пиата на мотоцикле.

— Другого выбора не было?

— Нет.

Метода Клаудхеймов представляла из себя управление кровью. Мой оппонент умел создавать из неё шипы, клинки и прочую опасную гадость, причем, создавать быстро и в очень неприятных формах. Возможно, моя молния могла бы его опередить, но не уверен. Реши я напасть на него до объявления дуэли — меня бы точно ждала тюрьма и смерть в ней.

У меня мой длинный меч, принесенный Мао Ханом из машины, у сэра Генри шпага. Даже не шпага, самая натуральная спата, длинная, гибкая и хищная. Очень опасное оружие, такое же, как и его Лимит. А еще оно позволяет быстрым глубоким выпадом пробить горло противнику, если битва происходит с использованием гримуаров. Не наш случай, но всё равно, полезные сведения.

Стандартные вопросы о примирении, на которые идут стандартные отказы. Стандартное повторение условий схватки — чистая сталь, только оружие. Самый редкий вид дуэли, а я на подобной уже второй раз. И, вроде бы, первым тоже был бретёр? Не помню.

Сэр Генри расслаблен, слегка улыбается, а я, наоборот, хмур и излишне напряжен. Всё-таки, танцы со смертью — это не моё. Бить первым, внезапно, бить насмерть, стрелять на опережение, вот чему меня учил лорд Алистер Эмберхарт. Инициатива правит балом, всегда, как я только что блестяще доказал это на приёме. Но теперь её нет. Будем выкручиваться.

Бой.

Мы начинаем танцы. Я гораздо выше своего оппонента, и силы запястий хватает использовать более короткий меч также, как и он использует спату, так что с самого начала складывается паритет. Клаудхейм маневрирует, пытаясь угадать момент для уверенного выпада, а я постоянно сдвигаюсь в бок, угрожая сократить дистанцию, и одновременно готов резким и хлестким ударом сбить спату в сторону. Это представляет серьезную опасность для сэра Генри, поэтому он осторожничает.

Мы двигались по кругу. Его резкий подскок и мой далекий отшаг, тут же делающий ситуацию для бретёра чрезвычайно опасной. Подскок… отшаг. Два его выпада издалека, оставляющие на моей щеке две царапины. В ответ я оставляю зарубку на гарде его спаты. Моя отмашка опаснее. Подскок и отшаг. Битва ума, тела, воли. Битва рассудка, не дающего ни ему, ни мне ударить смертоносной магией. Острие спаты мелькает как змеиное жало, но это пустые пробы. Даже совершенно неопытным зрителям понятно, что всё решится за один удар.

Всё и решается. Сэр Генри Клаудхейм очень и очень опытный дуэлянт, не раз и не два ставивший свою жизнь на кон, но невозможно быть универсальным бойцом. Каким бы профессионалом ты не был в этом мире, количество дуэлей, которые ты можешь провести на обычном оружии и без магии… будет мизерным. Левая рука в бою отчаянно хочет ощутить вес чернокниги, раскрыть её, создать такой надежный, такой нужный Щит.

А я? А вот у меня всё наоборот. В мире Алистера Эмберхарта гримуаров не было.

Он, уже выполняя подскок, поздно замечает, как я проворачиваю рукоять меча в ладони так, что его лезвие может нанести удар под совершенно другим углом. Может, и наносит. Да, такой маневр стоит мне того, что кончик спаты ныряет под кожу и скользит вдоль рёбер, но эта вспышка боли полная ерунда по сравнению с двумя пальцами Клаудхейма, падающими на траву под крики зрителей. Более того, он даже не может удержать спату, отскакивает в сторону без неё. Оружие, выскользнув из раны у меня в боку, падает к его пальцам, вниз.

Кровь тонкими струйками брызжет из искалеченной руки сэра Генри, он опускает взгляд на рану, а когда, спохватившись, вскидывает голову, то уже слишком поздно — подшагнув, я наношу удар. Злой, сильный и ровный, он отсекает голову англиканина. Позерство, но так гораздо лучше, чем то, на что мы договаривались.

Крики в толпе, шум падающих в обмороки тел, сдержанные ругательства тех, кому забрызгало обувь. Я, вытирающий платком лезвие своего меча и идущий по направлению к бледному как мел князю Крутову.

«Если судьбе будет угодно, чтобы вы оказались сильнее в таком экзотическом виде схватки, то я вас предупреждаю, что буду следовать условиям заключенного с Крутовым договора до самого конца. Прибегну к Методе. Если вы выживете, то безусловно сможете воспользоваться моим бесчестьем, оно тяжким пятном ляжет на совесть князя. Я вас предупредил. В крайнем случае — я пойду и на бесчестные меры. Это есть в договоре, прописано и заверено»

Спасибо за предупреждение, Локвидский Мясник, но мне что-то не захотелось проверять, что там может твоя Метода. Это у тебя, неоперабельного, больше никаких дел в этом мире не осталось, а вот у меня совсем наоборот.

— Я жду извинений, — стою я перед своим врагом, миролюбиво удерживая меч пальцами за лезвие, — Прошу вас, князь, не стесняйтесь.

— Извинения? — почти хрипит еле держащий себя в руках Крутов, — Изволь… извольте! Я извинюсь! Так полагается же, правильно? Итак… ваше… сиятельство! За что мне следует извиниться?!!

— За хамство, разумеется, — пожимаю я плечами, оглядываясь на жадно пожирающее нас взглядами общество, — Вы же первым ко мне сегодня обратились! И сделали это максимально грубо!

Под звуки тотального охренения (большинство же среди собравшихся не знали, с чего разразилось такое!) униженный, опозоренный и проигравший князь, притащивший знаменитого бретёра из другого уголка мира, был вынужден еще и извиняться. За грубость. Когда мы, согласно традиции, пожимали руки в знак примирения, мне показалось, что его сейчас разобьет сердечный приступ, но нет, Андрей Михаилович нашёл в себе силы сесть в мобиль и уехать. Мы сразу же последовали его примеру.

— Расскажи! — потребовала жена, закончив заниматься дыркой на боку и царапинами на лице, — Зачем?!!

— Всё просто. Никто ничего не знает о императрице. Она где-то здесь, но даже сын не знает, где, — начал объяснять я, — Крутов находится в отчаянном положении, с причем давно, года уже, эдак, три. Выживает исключительно на подачки самой императрицы, являясь её преданным слугой, та специально держала его на крючке. Натравила на нас. Наверное, в надежде, что я прикончу его, а император, вынужденный следовать своему слову, казнит меня. В общем, он подготовил яды, подговорил слуг, выписал этого сэра Генри на большой заем, вложенный в авансовый платёж. Ждал, где я появлюсь. Только вот он не знал, что Клаудхейм угасает. Парень пропустил полгода назад очень мерзкий тычок в печень, там пошли осложнения. Он находился в двух шагах от больничной койки, говорил, что загаром замаскировал желтизну кожи.

— И что? О чем вы с ним договорились?

— О оружии, естественно, — пожал я плечами, — Схватка должна была происходить на револьверах и гримуарах, а у него книга, в отличие от моей, насквозь боевая. Клаудхейм предупредил меня о планах князя, позволил выбрать форму схватки, составить план…

— А взамен?

— Первая половина цены за все это была в том, что я заставлю Крутова именно выпустить бретёра, выполнить заключенный между ними контракт. Деньги, полученные за этот бой, дадут сестре сэра Генри возможность прожить безбедно до смерти. Вторая — в публичном унижении князя. У бретёра не было времени мне рассказывать всю историю, но его на это дело рекрутировали отнюдь не добровольно, чем-то вынудили. Чем-то очень грязным. Мясник понимал, что не успеет, да и не сможет добраться до своего обидчика, а также подозревал, что Крутов вполне может его самого заказать после того, как тот убьет меня.

— … или пытать, чтобы отнять деньги назад, — лицо моей жены, узнавшей подробности, начало разглаживаться, — Но всё равно, то, что ты устроил…

— Ну, это…

У меня зазвонил разговорник. Достав его, я увидел номер вызывающего абонента, вздохнул, а затем, приложив магический аппарат к уху, бодро и верноподданически заявил:

— Зато я теперь совершенно точно не могу участвовать в заговорах против вас, Ваше Императорское Величество! Мне не с кем!

В динамике послышались звуки подавившегося криком человека.