Рина (Анна).
— Зачем мы тут, дядя? Что тебе нужно от нас? — Он совсем не изменился, разве только взгляд полон ненависти.
— Зачем? Ты должна была сдохнуть ещё в день поминок, но ты на редкость оказалась живучей тварью, — голос пропитан ядом, руки сжимаются в кулаки, — ты хоть понимаешь, что стоит на кону? Какие люди за мной?
— Ты псих, — мой голос срывается в крик. Подобно пантере, он стремительно подлетает ко мне и изо всех сил ударяет по лицу. Я прикусываю губу, чтобы подавить крик. Его глаза горят ненавистью, а на губах появляется зловещая усмешка. — Ты не представляешь, что я с тобой сделаю, — шепчет он, и я чувствую, как холод страха пробегает по моей спине.
— Рина, не раздражай его, — хрипит отец.
— Сначала ты, я хочу, чтобы эта тварь видела твои мучения, а потом я разберусь с этой мелкой дрянью, — в комнату входит громила. Высокий, накачанный, с пустотой в голове, равной той, что в его взгляде. Сразу понимаю, что он подобен ручному псу, предназначенному для выполнения грязной работы.
— Не думай, что ты всемогущ, — перебивает его отец, вдруг ощущаю в нем подавленное мужество. В глазах отца горит искра, но он слишком слаб, чтобы разжечь пламя.
— Развлекайся, — холодно бросил он громиле, и зловещая улыбка расползлась по его лицу, словно тень над угасающей жизнью.
Громила, не медля, наносил удары раз за разом, его рука, подобно молоту, обрушивалась на лицо.
— Нет, не смей его трогать, — дергаюсь, в руки впивается холодный металл.
Удар последовал снова, затем ещё, и ещё — удары сыпались, как град, калеча не только плоть, но и душу. Лицо отца раскрывало ужас, образы превращались в кровавое месиво. Я была как парализованная, мой разум на мгновение замер в пустоте гнева.
— Отпусти его, урод! — вновь прогремел мой крик. Я чувствовала, как рвущаяся злость заполняла моё существо, однако, цепи беспомощности не давали мне свободы.
— Хватит, пора подготовить девчонку к посланию Алистару, — произнес дядя, и в его голосе прозвучало такое зловещее предощущение, что стало ясно: уйти отсюда живой мне не суждено.
Этот самый вместе с моим бывшим отковали меня от батареи, кто-то внес второй стул в помещение. Меня усадили на него, приковав ноги и руки.
— Хорошая девочка, — сказал Раян, и его усмешка, некогда вызвавшая восторг, теперь лишь отпечатывалась неприятным комком в горле. — Ты пожалеешь, что согласилась на защиту щенка Алистара.
— Отвяжи меня, и пожалеешь об этом, — прошипела в ярости, не ожидая от себя такого смелого поступка, плюнула ему в нахальную рожу.
— Ах ты дрянь, — прошипел парень, вытирая лицо, и тут же замахнулся, рука его сверкнула в воздухе. Боль, как огонь, пронзила мою щеку.
Алистар, если ты нас спасешь, я буду самой послушной девочкой.
Здоровяк включил телефон, и раздался характерный сигнал, возвещающий о начале записи. Дядя кивнул Раяну, и тот, с садистской улыбкой на губах, ударил меня во второй раз. В глазах помутнело, в ушах зазвучал гул — я закусила губу, решив не выдавать свою боль.
Отец что-то рычал, в беспокойстве стараясь вырваться из своих оков. Я чувствовала, как глаз начинает опухать, и сердце колотится с неумолимой силой. Парень схватил моё лицо, поворачивая его к камере, и произнес что-то, затмеваемое гулом в ушах. Я ощутила, как моя стойкость укутывается в черную завесу страха, но я не поддамся. Каждое мгновение — это новая проверка на пределы терпения, на прочность духа.
Я останусь неподвижной, будто истукан, даже если слезы подступают к глазам. Невзирая на мрак, я сохраняю внутренний свет, к которому ни одна тень не сможет прикоснуться.
— Хватит с неё. Пока что она не доживет до главного представления, — произнёс дядя, вставая с дивана. — Уведи её в камеру.
Огромный ухватил меня и закинул на плечо, и в тот миг сознание моё погрузилось в темноту.
Когда я очнулась, головная боль терзала меня, и я боялась прикоснуться к своему лицу. Камера осталась прежней. За дверями доносился мучительный стон.
— Папа, — закричала я, подбегая к двери. Я в ярости била руками по холодному металлу, сбивая костяшки, и царапала дверь, отчаянно ища выхода.
Раньше я думала, что Алистар — монстр, главный злодей. Какой же я была глупой! Он не просто старался помочь, он буквально спас меня, когда никто другой не мог или не хотел. Сколько раз он меня защищал, а я как глупая идиотка.
Теперь я уже не знаю, хочу ли, чтобы он спас нас с отцом. Его тут могут убить из-за нас. Он этого не заслуживает. Да и если они нас убьют, то, может, появится шанс, что все эти мучения закончатся?
Дверь камеры снова открыла