Грезы

11

— Сасс, пора приниматься за дело, свет вроде бы подходящий.

— Иду, Чарли.

Сасс нагнулась к зеркалу и провела салфеткой по щекам. Мириам, конечно, молодец, но лицо ей делает такое, словно к вечернему выходу на сцену. А ведь она скромная ирландская женщина, простая домохозяйка, не имеющая представления о косметических ухищрениях. Удовлетворенная результатом, Сасс смяла бумажную салфетку и отшвырнула ее прочь. Лизабет мгновенно оказалась рядом.

— Дай-ка я поправлю.

Сасс хотела было отказаться от ее услуг. Лизабет скучала без дела, и на второй день после приезда в Ирландию Сасс поняла, что ей следовало оставить ее дома присматривать за делами. Но раз уж она оказалась здесь, Сасс позволила ей хлопотать вокруг себя. Она подняла подбородок, и Лизабет поправила маленький кружевной воротник, скромное жемчужное ожерелье, бывшее единственным украшением костюма. В заключение она повозилась несколько мгновений с кардиганом и отошла.

— Как я выгляжу? — поинтересовалась Сасс, хотя ее меньше всего интересовало мнение Лизабет. Она и сама знала, как выглядит. Как раз для роли. Она настоящая Мойра.

— Неплохо, — ответила Лизабет.

— Как это понимать?

В глазах Лизабет появилось смущение, она не знала, что ответить, не подозревая, что Сасс шутит.

— Выглядишь ты великолепно. Но все-таки я думаю, что тебе не стоит так скрывать свою фигуру.

— Я не на конкурсе красоты. — Сасс снова повернулась к зеркалу. — Мойра одевалась скромно. И это делает ее измену тем более мучительной. Она не была сексуальным созданием, не выставляла свою красоту напоказ и не соблазняла ею старика. В этом все и дело: мы все уязвимы.

Удовлетворенная своей отповедью, Сасс взглянула с усмешкой на Лизабет и взяла ее за локоть.

— Я просто не знаю, что мне делать с тобой и Куртом. Вы оба все время ходите с вытянутыми лицами. А я-то думала, что тебя хоть немного увлек мой проект.

— Мне очень интересно, — заверила ее Лизабет, немедленно отозвавшись на похвалу; лицо ее прояснилось и стало почти красивым. — Ах, Сасс, я знаю, что этот фильм как раз подходящая для тебя вещь. Просто мне хотелось, чтобы ты показала в нем весь свой блеск.

— Тут у меня есть возможность показать свое сердце, — весело сказала Сасс, — а мне давно хотелось этого. Я устала от фильмов, демонстрирующих мои внешние данные. Зри в корень, Лизабет. Обращай внимание не только на оболочку. Надеюсь, что мои зрители это сделают.

С этими словами Сасс вышла из трейлера и вдохнула полной грудью воздух великолепного весеннего дня. Увидев съемочную группу, она весело махнула рукой. И вскоре Лизабет уже слышала лишь звуки ее голоса, уже не разбирая слов. Она встала в дверях трейлера. В походке Сасс ощущалась весна, какую Лизабет никогда еще в ней не видела. Вздохнув, она спустилась на землю, довольная тем, что хотя бы прекратился дождь. Она уже устала от него и не меньше, чем Курт, тосковала по теплому солнцу.

— Чувствуешь себя покинутой, Лизабет?

— Ричард! — Она вскинула голову и прищурила глаза. Сюрпризы ей не нравились, а это был явно тот случай. — Что ты здесь делаешь?

— Решил посмотреть, как у вас тут идут дела.

— Что ты говоришь! — протянула Лизабет, скрестив на груди руки. Ричард шел с ней рядом. Он был одет как для Лос-Анджелеса, в костюм с галстуком, ботинки были великолепными, пока не встретились с мокрой почвой Ирландии. Он нес папку, крепко сжимая ее, будто что-то ценное.

— Нелегко вас было отыскать, — пожаловался он.

— Я не думала, что это будет так трудно. В этой части острова все знают, что мы тут снимаем.

— Я имел в виду, что до вас тяжело добраться. Дороги в безобразном состоянии.

Разговаривая с Ричардом, она не отрывала глаз от Сасс. Если его приезд означал какую-либо неприятность, Лизабет хотела узнать о ней первая. Тогда она смогла бы прикинуть, как смягчить удар. — Что тебя привело сюда, Ричард?

— Бизнес.

— Не сомневаюсь, — сказала Лизабет. — А в чем дело? Все идет неплохо. К тому же мы и так через несколько дней возвращаемся в Лос-Анджелес. Так что же тебя беспокоит?

— Сасс истратила изрядную часть своих денег на этот фильм. Я этим встревожен.

— Это ее деньги, Ричард.

— Это наши рабочие места, Лизабет, — напомнил он, — а также карьера Сасс. Она еще молода, но не настолько, чтобы вернуть себе все, если это дело не выгорит. И мне кажется, она это не понимает.

Ричард остановился, и Лизабет вместе с ним. Они подошли к краю толпы, глазевшей на происходящее. Одетые в черное старики стояли, держась за руль велосипеда, молодые парни сбились кучками, болтая как сороки, женщин почти не было видно. Над всем лицедейством молча возвышалась деревня. Впереди утесы резко обрывались в море. Ричард невольно признал, что зрелище великолепное и трогательное. Он был уверен, что в визуальном отношении фильм получится замечательный. Вот только неизвестно, принесет ли он какие-нибудь деньги. Тут его увидела Сасс и заторопилась к нему.

— Ричард! Боже мой, Ричард! Что ты здесь делаешь?

Протянув руки, Ричард обнял ее. Если бы он не слышал ее голос, то не сразу бы понял, что это Сасс. Он отстранил ее от себя, чтобы разглядеть получше. Она была прекрасна и сияла миловидностью, какой он не видел прежде. Она сияла, мерцала, свет отражался от нее лишь для того, чтобы вернуться и заиграть в роскошных волосах.

— Сасс, ты выглядишь потрясающе, — сказал Ричард, чувствуя себя неловко. Беспокойство о деньгах показалось ему мелочью по сравнению с тем счастьем, что принесла их трата. Как мог он пасть так низко, никакие деньги в мире этого не стоят! Слава Богу, он образумился. Слоан Маршалл взяла у него личную расписку и готова дать деньги. Для сантиментов нет времени. — Сасс. Слушай. Мы должны поговорить. Ты уже заканчиваешь?

— Мы даже и не начинали. — Она засмеялась и потащила его через толпу, здороваясь на ходу с некоторыми жителями деревни по имени. — Впрочем, рассказывай. Какие ужасные вещи привели тебя сюда? Почему ты не позвонил? Почему…

— Сасс!

Не успела она договорить, как режиссер выкликнул ее имя.

— Мне нужно бежать, Ричард. Норман не терпит опозданий. Но я думаю, что мы снимем все с первого раза, так что быстро освободимся. У нас уже все налажено, Ричард, и это замечательно!

Чмокнув Ричарда в щеку, Сасс побежала назад к Курту и кинокамерам, оставив Ричарда стоять, очарованного ею, местом и всем проектом.

— Давно она такая? — спросил Ричард, не глядя на Лизабет.

— Как только мы сюда приехали. Сасс стала просто одержимая.

— Надеюсь, что это отразится на фильме. Она может и в самом деле создать нечто потрясающее. Бог свидетель, она очень в этом нуждается.

— Она своего добьется. Это же Сасс Брандт.

— Сасс, хватит. Прекращай болтовню.

Норман Чайлдресс, главный человек на съемках, не был склонен к пустым словам. Наступило нужное освещение, и он намеревался завершить эту важнейшую съемку, что бы там ни делала звезда. Вот когда они закончат, она может заниматься чем угодно.

— Прости, Норм. Правда. Прости. — Сасс прикрыла ладонью улыбку. Оно начиналось, то чудесное головокружение, что охватывало ее перед камерой. И она изо всех сил старалась перебороть нервный смешок.

— Спасибо, — ворчливо ответил он. — Наконец-то явилась. Вот твое место. — Он провел на земле черту. Не уходи с этой черты, пока Курт не заставит тебя это сделать. Когда он тебя ударит, падай назад и влево. А когда упадешь, мы остановимся. Я сниму твое лицо крупным планом после настоящей пощечины.

— О'кей. Понятно.

Сасс быстро успокоилась, профессионал одолела женщину. Норм уже держал Курта за руку и двигал его назад, на два шага дальше от Сасс, глядевшей тем временем на сказочно прекрасное море. Вид просто фантастический, а скалистый берег может соперничать с любым чудом природы в Штатах. Красивое место.

— Сасс!

— Прости, Норм. — Сасс встала, как ей было сказано. Хватит мечтать наяву.

— Я с ума сойду из-за тебя, Сасс. Думай о деле.

Сасс кивнула, взбучка привела ее в чувство. Она заставила себя смотреть на Курта и слушать инструкции Нормана.

— О'кей, Курт, ты споришь с ней. Ты оскорблен, ты только что узнал, что она спала с твоим отцом. Ты любил эту женщину всю жизнь. Мне нужно увидеть за гневом боль, и я вовсе не хочу, чтобы ты на нее кричал. Мне нужно, чтобы твой голос вибрировал, словно ты пытаешься его сдерживать. Но боль все равно прорвется, поэтому каждое твое слово звучит напряженно, ты произносишь его с трудом. Сасс, — для убедительности Норм взял ее за локоть, — ты плачешь. Льются слезы, но в голосе не должна слышаться злость. Вы слишком близки друг другу. И ты понимаешь глубину чувств мужа. — Сасс кивнула. — Значит, Курт, я хочу увидеть, как у тебя внутри нарастает и нарастает боль, и уж после этого ты ее бьешь по лицу. Впрочем, обойдемся без оплеух. Я хочу, чтобы ты ее ударил тыльной стороной руки. Вот так, от плеча.

Норман показал им то, что хотел добиться в этой сцене, поменявшись с Куртом местами.

— Попробуйте. — Норман отошел в сторону, и Курт вернулся на свое место. Они еще раз проиграли сцену. Два, потом три раза. — Ну как, готовы?

Актеры кивнули. Норман встал за камерой, проверил угол и фокус. Поговорил с оператором, дав последние указания. Курт уставился в землю, накапливая в себе боль и злость. Сасс смотрела на море, завороженная шумом волн, бьющихся внизу о скалы. Она вызвала на глаза слезы, думая о самом грустном, что только пришло ей в голову. Она подумала о Шоне. Шон и его боль и тот момент, когда он и его жена стояли вот так на утесах, пытаясь как-то облегчить боль, которую оба испытывали.

Слезы пришли и застлали ей глаза. Она едва расслышала, как Норман отдал команду. И вот уже вся съемочная группа куда-то исчезла, словно все происходило на самом деле и не было простым воспроизведением сценария. Она повернула лицо к Курту и увидела Шона. Она слушала слова, говорил их Курт, а ей слышался голос Шона. Обвинения, горечь, боль были ее собственные.

Она настолько растворилась в этом моменте, что не знала, написаны ли в сценарии слова, которые она произносит. По щекам текли слезы, руки дрожали, а колени сделались слабыми, словно ее надломил собственный грех.

И когда она забылась в словах и целиком растворилась в роли, то шагнула не туда, куда ей велел Норман. Сасс всего на дюйм отошла от черты, но этот дюйм стал для нее роковым. Курт Ивенс вложил в роль все, что мог, и его занесенная рука опустилась сильно и резко; она пронеслась не мимо Сасс, как велел режиссер, а ударила прямо по щеке. От удара Сасс упала не назад, как было задумано, а вправо. Туда, где под ее тяжестью обрушилась земля, и не нашлось никого, достаточно быстрого или смелого, кто попытался бы подхватить Сасс до того, как она упала с утеса на мокрый песок в сотне футов внизу.

— Я думал, что она разбилась насмерть.

Курт беспокойно ходил взад-вперед, хотя помещение было совсем крошечное. Он ненавидел Ирландию за то, что в ней так мало места, особенно тут. Возникало такое ощущение, будто все готовы выпрыгнуть из собственной кожи; хочется бегать или, по крайней мере, ходить и ходить.

— Где же эти доктора? Боже, просто не могу поверить в то, что случилось. Нам нужно поскорей вернуться в Сидар, где Сасс окажут максимальную помощь…

— Она получит максимальную помощь, мистер Ивенс.

Курт резко повернулся. У стоявшего в дверях доктора вид был усталый, его зеленую хирургическую одежду покрывали пятна. Курт постарался не думать об их происхождении. Он отошел назад и остановился возле Лизабет и Ричарда, сидевших на низком диванчике под высоким окном. Доктор подошел к ним и рухнул на стул, видавший и лучшие времена. Он зажег сигарету и провел рукой по голове, снимая зеленую шапочку и обнажая лысеющую макушку. Курт даже не попытался извиниться за свои слова, молчали и остальные. Они дали доктору немного передохнуть; что ему надо сказать, он скажет сам в свое время. Ждать пришлось недолго. Он сделал несколько глубоких затяжек, после чего взглянул на встревоженную группу.

— Мисс Брандт в очень тяжелом состоянии. Мы сделали все, что могли, но переломов очень много. Мокрый песок как бетон. Да и время работало против нее. Пока спасатели добрались до нее, пока перевезли. Мисс Брандт потеряла много крови из порезов и ссадин, полученных при падении. — Маленький человечек покачал головой и тяжело вздохнул; он сжимал и разжимал руки, словно это могло разогреть пальцы, онемевшие после этой многочасовой операции. — Вы работали в особенно опасном месте. Не могу понять, как вы выбрали этот утес и почему вас никто не предупредил об опасности. Так близко от края…

Его сетования лишь распалили гнев Курта. Он шагнул вперед, тело его напряглось, словно он был готов наброситься на этого коротышку, недавно державшего в своих руках жизнь Сасс.

— Черт побери, вы что, думаете, мы хотели, чтобы все это произошло? Кто-то из нас хотел этого? — Курт обвел всех глазами, но Ричард отвел взгляд, а Лизабет опустила ресницы. — Или вы думаете, что я сделал это нарочно? Я клянусь, мы просто неправильно двигались. Она просто шагнула в сторону. — Курт изобразил маленький шажок, словно хотел убедить всех в своей невиновности. Затем протянул руки ко всем, кто был готов выслушать его мольбу. — Это просто нелепая случайность.

Лизабет поднялась и дотронулась до сжавшихся кулаков Курта. Ее напутал тон его голоса. Он обезумел от вины и гнева, как и все они, но переживает еще более болезненно. Ведь это он отправил ее вниз с утеса, и теперь уже ничего нельзя изменить. Лизабет схватила его за руку, но он стряхнул ее. Казалось, он ее совсем не замечает, пойманный в клетку своим гневом, не спуская глаз с доктора.

Быстрым движением Лизабет встала перед ним. Она схватила его руки, крепко сжала и встряхнула.

— Курт, — произнесла она так тихо, что слышать мог только он. — Курт, тебя никто не обвиняет. Ты слышишь меня? Мы все видели. Это трагический, жуткий несчастный случай. Ты понимаешь? Курт?

Удивляясь себе, Лизабет протянула руку и положила ладонь на его затылок. Он содрогнулся, его забила дрожь, и, наконец, обезумевшие глаза устремились на нее. В первый раз за все время Лизабет ощутила свою связь с Куртом Ивенсом. Бедняга. Ужас, испытываемый им, должно быть, невыносим.

Лизабет осторожно потянула его вперед, к себе, до тех пор, пока не смогла обнять его. И лишь тогда Курт размяк, отдался своему горю, нуждаясь в утешении, предлагаемом этой женщиной. Он крепко обнял ее и зарыдал.

— Я этого не хотел, Лизабет. Честное слово, я не знал, что так случится. И как могло такое произойти? Моя Сасс. Как могло это произойти?

Успокаивая его, словно ребенка, Лизабет усадила Курта на диван. Ричард пошевелился, жалея, что у него не хватает смелости тоже разрыдаться. Он видел ее, эту ауру беды, окружившую Сасс, с того момента, когда они дрожали над ней в вертолете, направляясь в Дублин. Они бросили все — съемочную группу, оборудование, сценарий — и молились лишь об одном: чтобы она осталась жива.

Впрочем, у Ричарда мелькнула мысль, что, быть может, им лучше бы молиться о ее смерти. Доктор сообщил им известие, оказавшееся хуже, чем они могли ожидать. Он заговорил об этом, когда решил, что они готовы его выслушать.

— Чудо из чудес, но мисс Брандт избежала серьезной травмы головного мозга. Она отделалась сотрясением. — Он тяжело вздохнул и уставившись на свои стиснутые руки, продолжал перечислять: — На лицо наложено множество швов. На правой руке серьезная рана. Кажется, она не может ею шевелить, и мы пока не знаем, почему. Повреждение нервов нами не обнаружено, мышцы все целы. Паралич может быть просто следствием шока, а ее неспособность следовать нашим командам следствием медикаментозного лечения. Пока она полностью не придет в сознание, мы не будем знать, что с рукой. — Доктор заерзал и заглянул всем поочередно в глаза. — Сломаны кости таза, ребра. — Лизабет в ужасе застонала, но не пошевелилась. — К несчастью, основной удар от падения пришелся на ноги. Левая совершенно раздроблена, правая ненамного лучше, но я не думаю, что ей понадобится дополнительная хирургическая помощь.

— Раздроблена? Как это понимать? — спросил Ричард, понимая, что смысл будет иметь для него самого не меньшее значение, чем для Сасс.

— Будет просто чудо, если ногу удастся спасти, — последовал уверенный ответ.

Доктор закончил сообщение, и в комнате все стало тихо. Сидевшая на диване троица затаила дыхание. Эхо бормотаний и рыданий Курта повисло в воздухе, слившись с отзвуком прогнозов доктора. Всем не давали покоя слова хирурга. Они бились в голове у Ричарда, стонали в душе Лизабет, кричали в Курте. Божественной красоты Сасс больше не существует. Они никогда не увидят прежнюю богиню. Красота уже не будет ее капиталом.

— Я вам очень сочувствую, — тихо произнес доктор. Сотни раз он сообщал подобные известия родным и близким своих пациентов. И ничего не меняло то, что на этот раз пострадавшая была звездой экрана. Слова ранили, вызывали шок у всех, у богатых и у бедных.

— Мы можем ее увидеть? — спросила Лизабет, первой из всех придя в себя. Ведь нужно что-то делать, и она хотела увидеть все своими глазами, прежде чем принимать решение.

Доктор провел усталой рукой по глазам.

— Вам это мало что даст. Она побудет некоторое время на снотворном.

— Я понимаю. — Лизабет встала и уже в дверях обернулась. — Курт?

Он взглянул на нее обезумевшими глазами. Лицо его было перекошено и уже не казалось таким красивым.

— Что? — спросил он странным голосом, и его вопрос прозвучал лишь механическим отзвуком на свое имя.

— Доктор сказал, что мы можем увидеть Сасс.

Курт взглянул на Ричарда, словно тот мог дать ему разрешение остаться и никуда не ходить. Но Ричард и не думал замечать его безмолвный вопрос. Впервые в жизни Курту Ивенсу пришлось самостоятельно принимать решение. Курт столкнулся с жизненным уроком, избежать который все время надеялся. Все эти годы он был избавлен от неприятных сторон бытия и верил, что так будет всегда. А теперь нечто безобразное настигло его и поджидает впереди. Впрочем, надо отдать ему должное, колебался он недолго, лишь несколько мгновений. Затем вскочил и провел руками по волосам.

— Я иду.

Он присоединился к Лизабет, и рука об руку они направились вслед за доктором. Тот провел их к комнате, оказавшейся чуть больше остальных, и встал поодаль. Лизабет вошла первая; Курт чуть помедлил в дверях, пытаясь привыкнуть к новой ситуации, а потом прошел к кровати своей любовницы. Войдя, он вобрал всю обстановку натренированным взглядом. Белая палата, голая и безупречно чистая. Ни телевизора, ни радио, ни телефона. Стены пустые, если не считать деревянного распятия на стене, но даже оно не привлекало взгляда. Временами белая прозрачная занавеска взлетала от ветерка, врывающегося в открытое окно, напоминая крылья парящего ангела.

И наконец Сасс — Сасс, которую он с трудом узнал. Ее голова обмотана бинтами, длинные волосы, как он понял, были сбриты, чтобы позволить хирургам делать свое дело. К правой руке подключена капельница, раствор тихо струился в иглу, введенную в бледную плоть.

Одно мгновение Курт не был уверен, выдержит ли в палате еще хоть минуту. Его поразила бледность ее кожи. А где нежность рук, так часто ласкавших его? Ее тело казалось таким невесомым, что Курт испугался, как бы его не унес прочь влетевший в окно ветер и не рассеял по холмам Ирландии. А ее лицо. Ее прекрасное лицо! Обе глазницы сине-черно-лиловые, одна щека распухла, сделав ее неузнаваемой. Но с этим Курт мог смириться. Да, он мог понять, что она сильно ушиблась, но когда он продолжил осмотр, и его взгляд переместился на ноги, так беспокоившие доктора, он невольно отвернулся. Обе в гипсе. Левая искривлена и поднята в самой жуткой позе. Огромные штыри торчат из гипса под самым невероятным углом. Правая тоже в плачевном состоянии, в гипсе, но штырей нет и нет такой пугающей, неестественной кривизны.

Курту стало дурно, закружилась голова. Он покачнулся, протянул руку к косяку, чтобы не упасть, и обнаружил, что его поддержала теплая, нежная рука. Курт открыл глаза и обнаружил перед собой женщину, каких обожают снимать режиссеры. Маленькая, хрупкая и добрая. С головы до ног закутана в черное, маленькое, морщинистое лицо обрамлено белой, накрахмаленной материей. Леди определенно общается с Всевышним, которому отдала свою молодость и любовь.

— Вы ей нужны, сэр, — сказала монахиня; ирландский акцент прибавил каплю мудрости в ее искренние слова.

— Да, сестра, — ответил Курт, мечтая, чтобы она отпустила его руку. Но с ней был Бог, и она исполнилась решимости передать Курту Ивенсу Его утешение.

— Знаете, скорее всего, она уже никогда не будет прежней. И вы должны заботиться о ней, помочь ей привыкнуть к той жизни, какую она будет вынуждена теперь вести.

Этого оказалось достаточно. Курт выдернул руку из ее маленьких, сухих ладошек. Она похлопала Курта по плечу и удалилась под нежный стук четок.

— Господи, — пробормотал Курт. Пот выступил у него на лбу, а все тело охватила противная дрожь.

Он знал, что так его напугало, он понимал, почему так плохо себя чувствовал, но только ни за что в жизни не признался бы этой женщине. Он любил Сасс, и подумать на минуту, что он не сможет любить ее, изуродованную шрамами, означало предать ее. Какой же он подлец, если позволил этой мысли даже на мгновение появиться в голове? Он судорожно вытер пот со лба, поправил ворот рубашки, впервые осознав, какой у него неряшливый вид.

Он даже не вспомнил о том, что нужно переодеться, даже не думал, что случится с ним, когда в отчаянии спускался вниз по обрыву к Сасс, крича ее имя, раня руки об острые камни, падая, когда под ногами обрушивалась земля. Это, уверял он себя, доказывало, что он ее любит. Он пытался спасти ее, рискуя собственной жизнью. А другая — та, ужасная мысль, что теперь он, возможно, не сможет ее любить, — промелькнула просто случайно.

Собравшись с духом, Курт настраивал себя, что будет героем. В мыслях он видел, как спасает Сасс, и эта сцена, когда он стоит у изголовья ее больничной койки, шла первой в сценарии. А после этого он ее выходит, жизнь вернется в норму, и Сасс останется звездой, как и была. Он сделает ее такой же красивой, как и прежде. Его богатство и известность будут расти, а история их любви и верности растрогает весь мир. Они будут вместе появляться перед публикой, символы добродетели и мужества перед лицом трагедии. Вот как все должно пойти дальше. И к этому он готов, поскольку те, кого он видел в своем будущем, знамениты, богаты и красивы.

Откинув со лба волосы и еще раз взглянув на грязь под ногтями и ссадины на ладонях, Курт ощутил себя чемпионом, каким никогда не был в реальной жизни. Он подошел к кровати, где Лизабет уже сидела, держа руку Сасс. И вид у нее был такой, словно никакого завтрашнего дня не предвиделось.

Курт улыбнулся. Он единственный знает правду. Завтрашний день наступит. В этом он не сомневался. И не позволял себе думать, будет ли он делить его с Сасс Брандт. Главное, что сейчас он здесь. Вот и все.

— Не нужно, Лизабет. Оставь. Я не хочу делать эти проклятые упражнения. Больно.

— Сасс, без них ты не поправишься. Твои ноги должны двигаться, иначе ты утратишь то, что дала последняя операция. Ты должна радоваться, что ноги целы, а ведешь себя, как капризный ребенок.

— Какая теперь разница, на ногах я или нет, — с сожалением заявила Сасс. — Даже если я начну ходить, я не смогу вернуться к полноценной жизни. Я чувствую себя никому не нужной. Не знаю, что происходит с фильмом. Ричард постоянно в отъезде все эти дни, Курт либо сюсюкает со мной, как с неразумным ребенком, либо уезжает на съемки. Я устала от врачей, мне надоело, что Курт исчезает в ту же минуту, как только я прошу от него что-то немножко более интимное, чем букет цветов или взбитую подушку. А ты! Ты ведешь себя так, будто все вернется на свои места, едва я смогу встать на ноги и сделать несколько шагов!

Лизабет проглотила все слова, вертевшиеся у нее на языке. Вместо этого она просто сказала:

— Сасс, ни к чему себя расстраивать.

— Я уже и так расстроена и упала духом, Лизабет, — простонала Сасс. Ее пальцы яростно теребили длинную полотняную юбку, прикрывавшую ее увечья. — Я чувствую себя бесполезной, несчастной и беспомощной. Почему никто не может просто посидеть со мной и рассказать, что происходит с «Женщиной в конце тропы»?

— А тебе никогда не приходило в голову, что мы понимаем, каково тебе сейчас, и стараемся помочь тебе всеми силами? О фильме пока что сказать нечего. Все ждут, когда ты поправишься и доснимешь последние сцены.

Как легко слетели эти слова с уст Лизабет. Она даже глазом не моргнула. Эти сцены никогда не будут отсняты, и это всем известно. У всех теперь свои дела. Курт работает и преуспевает, Ричард ищет себе новых клиентов, но дело идет неважно. Он уже слишком стар и слишком долго работал на одну Сасс. И самые лакомые кусочки уже расхватали другие менеджеры. Только Лизабет остается с Сасс и довольна этим. Маленькая ложь не принесет вреда, а такой приманки может оказаться достаточно, чтобы поднять ее на ноги и заставить ходить с тростью. Скоро Сасс и сама поймет, что к чему. Лизабет улыбнулась, и если бы Сасс пригляделась к ней, то заметила бы в улыбке покровительственный оттенок.

— Не смеши меня, — пожаловалась Сасс. Ее голос напрягся, она пыталась повернуть большие колеса своего кресла, чтобы, по крайней мере, смотреть на Лизабет, когда та расхаживает по комнате. Оставив эту попытку, она продолжала: — Осталось пять сцен. Можно их выстроить и так, что мне не придется стоять. Это не проблема. Мой голос не изменился.

— А твои волосы? Ведь в фильме они у тебя длинные. Что ты сделаешь с этим? — возразила Лизабет, и Сасс почудилась в ее голосе нотка триумфа.

Сасс сжала губы и отвернулась. Слышать это больно. Она едва не потрогала свои тонкие, шелковистые волосы, так медленно отраставшие за шесть последних месяцев. Как скучала она без длинных волос. Теперь пройдет целая вечность, прежде чем прическа станет прежней. В Голливуде, несмотря на обилие великолепных мастеров, не отыщется парикмахера, способного вернуть ей былой роскошный вид, пока волосы не отрастут на достаточную длину. Сейчас она постоянно пугается, видя себя в зеркале. Ее оленьи глаза глядят из-под жидкой челки. Где та прежняя волнистая грива?

— Можно работать в парике, — пробормотала она, понимая, что хватается за соломинку.

— Но не в крупных планах, Сасс, — ответила Лизабет, огибая инвалидное кресло, ставшее для Сасс единственной возможностью передвигаться. — Послушай меня, Сасс. Теперь ты не можешь играть. Ты не походишь на себя прежнюю. Ты была очень больна, и это отразилось на лице. Не собираюсь огорчать тебя, будем откровенны. Ты знаешь это и сама. Я видела, как ты боишься глядеться в зеркало. Я помогаю тебе принимать душ и знаю, что ты даже никогда не смотришь на свои шрамы.

— А ты бы стала, Лизабет? — резко возразила Сасс. — Ты бы стала глядеть в зеркало и не узнавать в нем себя? Ты бы хотела проснуться утром, вытянуть ноги и обнаружить, что одна короче другой? Ты бы хотела попытаться выпить воды из чашки и понять, что тебе для этого нужны обе руки?

— Нет, — ответила Лизабет. — Мне не хочется ни на минуту испытать ту боль, что мучила тебя, но если бы я могла, я бы разделила ее с тобой. Я взяла бы на себя все твои ушибы и ссадины, если бы это помогло тебе вернуться к твоему драгоценному фильму. — Рука Лизабет отпустила холодный металл и протянулась к щеке Сасс, но тут же упала на прежнее место, когда Сасс напряглась и застыла. Лизабет отошла в сторону, стыдясь своего смущения. — Но Сасс, я не стала бы делать то, что ты сейчас. Я не стала бы обманывать себя, что немного косметики и парик сделают меня такой, какой я была раньше. Может, ты никогда не станешь собой прежней. Подумай и об этом. И тебе придется продумать свои планы на будущее, где не будет места новым ролям.

— Не пори чушь! У меня самые лучшие доктора. Они мне говорят, что я поправлюсь, — с отчаянием произнесла Сасс.

— А говорят ли они, что ты станешь такой же красивой, как была?

Лизабет стояла над женщиной, прежде казавшейся ей такой же важной, как сама жизнь. Занятно глядеть на нее сверху вниз. Не то чтобы это давало Лизабет ощущение власти, просто она чувствовала себя нужной и полезной. Как ни трудно было это признавать, но Лизабет понимала, что, в общем-то, этот несчастный случай оказался самой хорошей вещью, случившийся с ней в жизни. Теперь Сасс никуда не могла отправиться, ничего не могла сделать без помощи Лизабет, а она всегда готова прийти ей на помощь. Преданность Курта удивляла всех, но вскоре стало очевидно, что он упивается своей заботливостью, считая ее романтичной и трогательной ролью. Когда дело доходит до будничных вещей — одеть Сасс, помыть, приготовить еду, подержать телефонную трубку у ее уха, — Курт чаще всего потихоньку ускользает.

Да, Лизабет довольна своим положением, но вот Сасс начинает уставать от такой жизни. Хочет снова приниматься за работу. Хотя Лизабет и твердит, чтобы Сасс выполняла упражнения и соблюдала курс лечения, в душе она рада, что у той не находится ни сил, ни воли это делать. Лизабет вздохнула, разочарованная собой. Иногда ее мысли бывают просто ужасными. Но теперь это происходит все реже, так как Сасс все больше и больше от нее зависит.

— Разве они обещали тебе, что ты станешь прежней? — снова спросила Лизабет.

— Нет, мне никто этого не говорил, — произнесла Сасс убитым голосом. После этих слов ее покинула еще одна капля энергии, еще одна кроха надежды, и Лизабет это радовало. Пройдет много времени, прежде чем Сасс вновь соберется с силами.

— Ты должна доказать всем, — настаивала Лизабет ради видимости, — что может Сасс Брандт. Надо потерпеть, Сасс.

Сасс кивнула Лизабет, глаза ее подернулись туманом и внезапно сделались загадочными. Она долго глядела на Лизабет, размышляя над сказанным, взвешивая свои шансы. Никогда в жизни она не испытывала такую усталость. Изнеможение подтачивало ее силы с утра до вечера, боль пробуждалась вместе с ней и вместе засыпала — намного чаще, чем теперь Курт. Она не хотела работать над своим телом, ей просто хотелось получить его назад. Не хотела смотреть на свои ноги, обнаруживать, что не может поднять руку выше плеча. Во время работы она бы не думала о таких вещах, и тогда бы ее тело вылечилось само собой. Но конечно же Сасс понимала, что это глупое и безнадежное желание. Просто она испугана, и рядом нет никого, с кем она могла бы поделиться своими страхами.

Курт теперь бывает дома редко. Лизабет явно нравится играть роль ангела-хранителя. А Ричард! Он и вовсе исчез, хотя мог бы ей помочь. Ее все это огорчало, но только теперь Сасс поняла, что ей неприятней всего: если Лизабет права, то она не выполнит обещание, данное Шону. Все разговоры о мечте, об общем видении фильма никогда не воплотятся в реальность. Правда, он и не узнает об этом. Ведь он ни разу не позвонил. Даже не потрудился написать или справиться у Лизабет о том, как у Сасс идут дела. Шон Коллиер забыл про нее так же, как и весь остальной мир.

— Лизабет, — сказала наконец Сасс, — я хочу, чтобы ты позвонила Ричарду и назначила встречу с ним на четыре часа. И не принимай никаких отговорок. А потом возвращайся сюда. Принеси мне сандвич, немного мороженого и кусок кекса. Что-нибудь калорийное. Мне нужно прибавить несколько фунтов. Ты права. И буду делать упражнения. Этот фильм должен быть закончен. И если сейчас я выгляжу не так, как нужно, то это дело исправится через два месяца, либо через четыре, через шесть. И наступит день, когда я буду выглядеть хорошо. Возможно, даже буду хорошо ходить. Но фильм должен быть завершен, даже если это будет стоить мне жизни.

— Сасс, ты же знаешь, что я не это имела в виду, когда уговаривала тебя делать упражнения, — возразила Лизабет.

— Мне все равно, что ты имела в виду, — ответила Сасс, улыбаясь впервые за долгое время. — Мне нужна какая-то цель. Я должна доделать свои дела. — Она представила, как чудесно будет отыскать Шона и вручить ему законченный фильм, несмотря на то, что он бросил ее в такие трудные для нее дни. — А теперь давай, действуй. У меня мало времени. Я и так потратила слишком много его впустую.

Лизабет открыла рот и тут же его закрыла. Спорить глупо. Это прежняя Сасс, и Лизабет не нравится такое воскрешение. Слишком уж скоро. Если Сасс сделает, что намеревалась, если совершит чудо и закончит фильм, тогда все пойдет как прежде. Это то, что Лизабет не могла вынести. Сасс отправила ее прочь. Лизабет вышла, намереваясь подумать наедине. Не заходя на кухню, она направилась сразу к телефону. Ленч может и подождать.

— Ричард? Это Лизабет. Сасс хочет встретиться с тобой в четыре часа. — Лизабет выслушала все возражения и робкие оправдания. Она прекрасно понимала, в чем дело. Ричард был трусом и не хотел говорить Сасс то, что Лизабет уже знала. Осталось не так много денег. Разве Лизабет не видела и сама последствия идиотизма Сасс с этим фильмом? Лучшие специалисты и клиники стоили целое состояние, а его у Сасс больше нет. Парк уже не такой ухоженный, как прежде, шофера больше нет, и магазин уже не поставляет как прежде свои экзотические товары.

Когда Ричард произнес все оправдания, когда он израсходовал все доводы, Лизабет твердо сказала:

— Итак, Ричард, в четыре часа. Надеюсь, мы тебя увидим.

На это Ричард ответил очень слабым и смиренным согласием.