Грезы

4

— …Вы сын Тайлера Макдональда.

Сасс и Лизабет обменялись понимающими взглядами. Их литературных познаний оказалось достаточно, чтобы понять, что этот мужчина не просто исполнитель воли покойного. Хранитель литературной легенды Тайлера Макдональда преуспел и в создании своей собственной, а после этого внезапно исчез.

— Как вы можете так хладнокровно мне отказывать? И как прикажете это понимать? — спросила Сасс с негодованием, царственно выпрямив спину, обиженная тем, что этот человек не хочет откликнуться на ее просьбу, хотя сам знает, что такое творчество. — Ставить крест на собственном вдохновении — это одно, но как мы смеете стоять на пути творчества вашего отца, препятствуя его дальнейшей жизни? Видно, вы ужасный трус, мистер Коллиер. Вы сбежали от собственного успеха, а теперь ревнуете к славе отца, даже после смерти. Боже! Это просто немыслимо.

Шон Коллиер резко вскочил с кресла и встал перед Сасс. Она подняла вверх голову без страха, лишь раздосадованная тем, что он оказался таким мелочным. К ним молча подошла Лизабет, и Шон взял у нее табличку. В тишине хижины им были слышны лишь треск и шипение поленьев в камине да звук шагов Шона Коллиера, направившегося к стоящему в дальнем углу письменному столу. Там он положил табличку на то место, где ее нашла Лизабет. Его пальцы чуть задержались на гладкой медной поверхности, медленно погладили темную деревянную рамку. Сасс почудилось, что его плечи вздрогнули и что он еле слышно вздохнул. Но сухие поленья потрескивали в очаге, и у Сасс не было уверенности, что она слышала что-то еще, кроме этого звука. Она сидела неподвижно, не осмеливаясь посмотреть на Лизабет. Теперь даже ей сделалось страшно.

В наступившей тишине Шон Коллиер показался ей более опасным, чем в тот момент, когда она увидела его впервые. Она ощущала исходящий от него гнев, такой глубокий и безмолвный, что он мог граничить с безумием. Лизабет его не замечала, но Сасс почувствовала, и ей захотелось постичь его секрет. Интенсивность эмоций Шона Коллиера интриговала ее не меньше, чем сознание того, что никакого эмоционального взрыва тут не произойдет. И что, возможно, ей не будет позволено увидеть его лицо еще раз.

— Моя жизнь никого не касается, мисс Брандт. Я живу так, как мне хочется, и предпочитаю, чтобы мне не напоминали ни о моем наследстве, ни об отце. А теперь, полагаю, что вам пора ехать.

Голос Шона звучал спокойно и властно, не оставляя никаких иллюзий, что они могут поступить как-то иначе.

Сасс колебалась лишь долю секунды, а потом взяла свою шубу со спинки дивана и надела. Она даже не потрудилась ее застегнуть. Лишь обмотала вокруг шеи шарф, заправила волосы под шапку. Посмотрела на Шона Коллиера. Он неподвижно стоял и, казалось, затаил дыхание.

Сасс подалась вперед, ее губы раскрылись, чтобы что-то сказать, хотя она не представляла, какие слова смогут заставить его посмотреть в ее сторону. Лизабет предостерегающе взяла ее за локоть, и Сасс поняла, что она права. Сейчас не время для бесед с Шоном Коллиером и, возможно, такой случай им никогда и не представится. Впрочем, как это ни удивительно, Сасс не испытывала досады. Ее охватила невероятная грусть и ощущение большой потери.

Понимая, что пора признать свое поражение, она натянула перчатки и вышла из дома; Лизабет последовала за ней. На крыльце Сасс запахнула шубу и быстро застегнула пуговицы. Она и не понимала, как тепло и уютно в хижине, пока не была из нее изгнана. Хотя вечер только начинался, на улице, казалось, была поздняя ночь. Они стояли в пятне света, просачивающегося сквозь занавески, а дальше начиналась густая тьма.

— Господи, как темно, — пробормотала Сасс.

Лизабет огляделась по сторонам.

— Вон там фонарь. — Она отошла и тут же вернулась. — У тебя есть спички?

Сасс покачала головой и нервно засмеялась.

— Ни одной. В предчувствии подобной ситуации мне следовало бы начать курить.

Лизабет, никогда не блиставшая чувством юмора, поморщилась и потрясла фонарь. Он был заправлен, но спичек у нее тоже не нашлось.

— Ну, надо же, выбросил нас на холод. Мог бы, по крайней мере, проводить до машины.

— Нет! — Сасс схватила Лизабет за руку, прежде чем та успела постучать в дверь, и опасливо поглядела на окно. Он не смотрел на них, иначе она почувствовала бы это. Но он был там, переживал такое, что она даже не могла и вообразить. — Нет, — произнесла она уже более спокойным тоном, — мы и сами доберемся.

— Сасс, ты помнишь, какая здесь неровная дорога? И потом совсем стемнело. Что если ты упадешь?

— Тогда я вывихну себе лодыжку. Поцарапаю колено. Да перестань, Лизабет, ничего со мной не случится. — Сасс засмеялась, однако ее досада на излишнюю заботливость Лизабет была очевидной. — Этот человек не приглашал нас сюда приезжать, однако мы все равно явились, и он пустил нас в дом. А теперь, когда он попросил нас уехать, по-моему, будет лучше всего, если мы так и поступим.

— Ладно. Только держи меня за руку. Мы пойдем медленно.

— Крепись, Лизабет. Как-нибудь доберемся.

Взявшись за руки, женщины шагнули с порога в ночь и стали молча пробираться через корни, ветки и камни, изобиловавшие во владениях Шона Коллиера.

Они добрались до лендровера без тех катастрофических последствий, каких опасалась Лизабет. Сасс села за руль, включила мотор, с большой осторожностью развернула машину и поехала с горы вниз. Она улыбнулась в ту минуту, когда колеса машины коснулись шоссе. По крайней мере, одна удача за этот день — они не свернули себе шеи.

Сасс взглянула на свою спутницу. Лизабет ерзала на сиденье, вглядываясь в дорогу и мечтая поскорей вернуться в город. Окончательно она успокоится, когда залезет в горячую ванну. Но теперь, удаляясь от этого дома, она с каждой минутой чувствовала себя лучше. И вообще, сейчас ей стало уже хорошо, она была почти счастливой.

— Не могу даже выразить, как я рада, что все уже позади, Сасс.

— Все оказалось не так уж и страшно. Знаешь, он вовсе не собирался отсечь нам голову. Вполне симпатичный мужчина, только, по-моему, не нужно его раздражать.

— Я говорю не про наш визит к мистеру Коллиеру, Сасс. Я рада, что вся эта затея позади. И теперь, пожалуй, мы сможем вернуться к настоящей работе, — произнесла Лизабет.

К ее удивлению, Сасс расхохоталась. Лендровер выскочил на середину дороги, заставив Лизабет вскрикнуть от испуга. Сасс вернула громоздкую машину на нужную полосу и затаила дыхание, отчаянно пытаясь сдержать смех.

— Господи, Сасс, что с тобой случилось? — возмущенно воскликнула Лизабет.

— Ничего не случилось, Лизабет, — вновь засмеялась Сасс. — Мне просто не верится, что ты это сказала.

— Сказала что? Я не знаю, что сказала.

— Что ты счастлива, раз все позади.

Лизабет ошарашенно посмотрела на Сасс.

— Не понимаю, что в этом ты нашла смешного.

— Лизабет, еще ничего не решено. Все еще впереди.

Зимнее утро на Аляске поразило ее своим великолепием. Три часа света, вот что ей пообещали, когда она заправлялась бензином в шесть часов утра. Три часа, за которые она может съездить к хижине Шона Коллиера, поговорить с ним так, чтобы он все понял, и, если повезет, вернуться с правом на экранизацию «Женщины в конце тропы». Лизабет еще спала, и Сасс оставила ей записку. Ей не хотелось иметь свидетелей при этой встрече.

Хотя мистер Коллиер держал себя весьма неприязненно, Сасс верила в себя. Он должен найти ее привлекательной, даже интересной. Вероятно, он слишком долго прожил в лесу, но ведь не настолько же, чтобы утратить рассудок. И теперь, без сдерживающей ее Лизабет, она непременно добьется успеха.

Что ж, говоря по правде, замечательно хоть немного побыть одной. Такое невероятное ощущение свободы, которое не купишь ни за какие деньги. Она снова почувствовала себя юной девушкой, хотя при упоминании о ее потерянной юности любой бы засмеялся. Если и имелась на свете женщина, воплощавшая собой красоту и трепет юности, то это Сасс Брандт. И все-таки многое в этом имидже было внешним, наигранным, как и другие ее роли.

Ее юность была отдана матери. Мать-одиночка, Франческа Брандт безумно дрожала над дочерью, берегла ее талант, делала все, чтобы создать условия, лучше тех, в которых пришлось расти ей самой. Она была для Сасс всем, а когда рак лишил ее сил, передала дочь с рук на руки Ричарду и Лизабет. Материнскую любовь заменила еще более парализующая волю преданность людей, чье положение всецело зависело от ее богатства и таланта. И такая вот позолоченная клетка, с какими бы добрыми намерениями она ни была сооружена, всю жизнь окружала Сасс. Однако Сасс любила мать и охотно выполняла все, что от нее требовали, хотя временами ей хотелось иной жизни.

Память у Сасс отточилась от многолетнего заучивания ролей. Она без труда нашла нужный поворот и без колебаний поехала по дороге, взбирающейся в гору, наслаждаясь открывшимся перед глазами пейзажем. В туманном утреннем свете Сасс поняла, что у Шона Коллиера имелись веские причины спрятаться от мира именно в этом сказочном краю. Вероятно, его не интересовали вещи, притягивающие обычных людей: деньги, успех, поклонники. Скорее всего Шон Коллиер слишком духовно одарен для этого.

Сасс бездумно крутила руль; при свете дня ее переполняла уверенность в себе, на душе было легко. Забавно, насколько меняется твое поведение, когда ты можешь видеть, что происходит вокруг. Еще вчера она почти была готова заразиться от Лизабет страхами и опасениями. Теперь же Сасс настроена на борьбу, а один Господь ведает, какой она будет.

При мысли об этом Сасс тихонько засмеялась, подумав, что сказал бы Курт, узнав про мурашки восторга, ползущие у нее по спине при мысли о мистере Коллиере. Какой интересный человек! Нет ее заинтриговала не его внешность. Тут нечто гораздо более важное. Он мог бы показаться ей бесподобным, если бы…

Сасс встряхнула головой. Никаких «если бы», забудь об этом и думай о деле, одернула она себя. Сейчас она знает о нем так много нового, что может использовать эту информацию в своих интересах. Он отказался от Нобелевской премии по литературе. Он не намного старше, чем она. Неужели он настолько бескорыстен, что даже Нобелевскую премию нашел чересчур коммерческой наградой, чтобы ее принять? Неужели перед ней тот случай, когда ей не удастся соблазнить его своими деньгами, связями, популярностью? Хорошая мысль — если она верна. Тогда, говоря о «Женщине в конце тропы», ей придется сделать упор на нематериальные вещи. Ей не терпелось снова оказаться лицом к лицу с мистером Коллиером, и судя по дороге, ждать этого осталось недолго. Впереди уже виднелась его хижина.

Сасс свернула с дороги, включила ручной тормоз и откинулась на спинку сиденья. На этот раз ей нужно войти внутрь подготовленной. Весь ее разум, вся интуиция и наблюдательность должны вступить в игру.

При мягком, туманном свете, заменявшем в этих краях солнечные лучи, Сасс разглядывала бревенчатую хижину. Она прикинула ее размеры: гостиная, хорошо ей запомнившаяся, кухня, возможно, две спальни, и еще маленькая комната слева, сбоку, возле навеса. Достаточно места для двоих и слишком много для одного. Она лениво подумала, не может ли сейчас оказаться у Шона Коллиера какая-нибудь заночевавшая гостья, и поняла, что сейчас это волнует ее меньше всего остального. Хотя такая особа и могла бы оказаться полезной в этой ситуации, Сасс все же сомневалась, что встретит ее здесь. В доме совсем не чувствовалась женская рука.

Не было тут и никаких следов грузовика или легкового автомобиля. Неужели Ш. Дж. Колли-ер ходит повсюду пешком? Настоящий дикарь: набросит поверх куртки медвежью шкуру, закинет за плечо ружье и отправляется добывать себе пищу? Сасс усмехнулась, представив себе подобную картину.

Сасс настолько погрузилась в свои мысли, что не обратила внимание на снег. Маленькие пушинки летали в воздухе словно спускающиеся с небес эльфы. Как чудесно, словно находишься в сказочной стране. На Сасс нахлынула новая волна уверенности в себе.

— Попробуйте только меня прогнать, мистер Коллиер, — произнесла она вслух.

Она готова к бою и уверена в победе. Открыв дверцу машины, Сасс вышла на мороз, закинула вверх голову и открыла рот, ловя языком снежинки.

— Ну, берегись, Шон Коллиер, Сасс Брандт идет на тебя войной, — пробормотала она и направилась к дому.

Добравшись до крыльца, она запыхалась. Ее легкие, пожалуй, больше привыкли к смогу Лос-Анджелеса. Улыбаясь, Сасс оглянулась и поглядела на снег. Он пошел сильней — тонкое французское кружево из Шантильи, покрывающее невесту с головы до ног в день свадьбы. Удивительно, как усилился снегопад за те пять минут, понадобившиеся ей, чтобы дойти до хижины. Ну, судя по вчерашнему вечеру, скоро она будет сидеть у жаркого камина и есть бисквиты. Не отправит же он ее назад в город, не дав воспользоваться его гостеприимством еще раз. Сасс постучала; за гулким звуком последовала еще более гулкая тишина. Она постучала еще, потом в третий раз. Пройдя вдоль веранды, она увидела, что брошенный ими фонарь аккуратно поставлен на полку. Какой педант. Все на своих местах. И все-таки у него в душе что-то не на месте. Разве вчера она не заметила этого?

Сойдя с крыльца, она подняла голову и взглянула на трубу, щурясь от уколов снежинок. Дыма нет. Проклятье. Его нет дома. Что ж, ничего не поделаешь, придется его отыскать. Далеко ли он мог уйти в такой буран?

Хотя это слово случайно пришло в голову Сасс, сейчас она заметила, что так оно и есть. Кататься на лыжах в Альпах всегда приятно, но такой густой снегопад в глухом месте внушает опасения. Сложив ладони рупором, Сасс крикнула.

— Мистер Коллиер! Шон Коллиер! Это я, Сасс Брандт.

Сасс с удовлетворением отметила, что ее хорошо поставленный голос должен быть далеко слышен. Но к тому времени, когда она выкрикнула свое имя, ветер подхватил его и унес, заглушенное тяжелым снежным одеялом. Сасс прошла не больше сотни ярдов и повернула назад. Даже она, горожанка, понимала, что все это добром не кончится. Обернувшись и не увидев хижины, она убедилась, что попала в беду. Хотя ей и доводилось слышать про такие метели, но воочию она столкнулась с ней лишь впервые. В Альпах все благопристойно, природа живет по предписанным правилам, и там Сасс не сталкивалась с такими причудами природы, когда земля и небо меняются местами, а вокруг ничего не видно, кроме снежных завихрений. На Аляске же никакие правила не действуют, и Сасс Брандт оказалась в самой скверной переделке.

Мир сделался совершенно белым. Временами, в прорехи белого кружева Сасс видела то дерево, то камень, но и только; они не могли служить ей ориентирами. У нее не получалось цельной картины, чтобы понять, куда идти. В душе стал накапливаться и расти страх.

Забыв про Шона Коллиера, Сасс брела, сама не зная куда, надеясь, что выберется в безопасное место. Она вспомнила про автомобиль. После приезда она пошла от него к хижине влево. Так что ей надо успокоиться и двигаться в том направлении, где она его оставила. Однако в этом белом мире не существовало никаких ориентиров. Она словно бы оказалась внутри идеального яйца, без швов и стыков, без окон и дверей: ни верха, ни низа, ни войти, ни выйти. И все-таки Сасс понимала, что сдаваться нельзя. Холод грозил ей гибелью, а тревога перерастала в панику.

Стиснув зубы, она нерешительно шагнула вперед. Сейчас она пойдет к машине. Цель простая. «Только не бойся», — повторяла она себе вновь и вновь, пока эти слова не превратились в молитву о спасении. Сасс снова закричала, и опять яростный снежный вихрь заглушил ее голос. Она падала все чаще и чаще, ноги все глубже проваливались в сугроб. И с каждым разом в груди все сильней нарастала паника, становилась все яростней и неудержимей, грозила лишить последних сил. Шапка слетела с головы, волосы развевались на ветру, на лицо обрушивалась ярость разбушевавшейся стихии. Она в отчаянии подняла меховой воротник, понимая, что он не спасет ее от обморожения, если она немедленно не найдет укрытие.

Сасс безрассудно расходовала то, что должна была беречь: свой голос, хотя и понимала, что его никто не услышит; ноги, несущие ее через высокие сугробы; руки, отталкивающие ветки, которых она не видела, а только находила наощупь в этом белом мире. Она напрягала слух, но не слышала ничего, кроме бешеного стука сердца. Ни зги. Ни звука. О, Господи!

Сасс подумала про Лизабет, все еще спящую в тепле своей постели и не подозревающую о том, что происходит на этой горе.

Потом пришли слезы. Они лились из уголков глаз и замерзали на ресницах, не успевая упасть. Волосы намокли от снега, надвигался проклятый холод, сверкающий и тяжелый, и тогда Сасс окончательно обезумела от страха. Что если она никогда не найдет машину или хижину? Что если… она умрет?

Затем, под возглас отчаяния, превратившийся в крик облегчения, рука Сасс коснулась металла. Машина. Она нашла машину. Гладя ее руками и стараясь сдержать благодарные слезы, расходуя то малое количество оставшейся энергии, она наконец-то нащупала ручку дверцы. Незапертая, она без труда впустила ее внутрь. Сасс откинула голову на спинку сиденья и закрыла глаза. Спасена.

Сасс сделала три глубоких вдоха. Они должны были прогнать страх, но больше напоминали всхлипывания. Да, успокоится она еще очень и очень не скоро, но вот согреться должна немедленно. Дрожащими руками Сасс ощупала лицо. Носа она не чувствовала, да и губы застыли. Она настолько замерзла, что не могла даже дрожать, и так устала, что всякое движение давалось ей с трудом.

Сколько времени она брела? Десять, пятнадцать, двадцать минут? Время исчезло вместе со способностью ощущать направление. Такое короткое расстояние, и все-таки вся ее энергия ушла на то, чтобы его преодолеть. Неуверенными пальцами Сасс схватила ключ и сосредоточилась на том, чтобы вставить его в замок зажигания, боясь глядеть в окно, на эту белую мглу, из страха, что потеряет рассудок. Времени ушло слишком много, Сасс едва не рыдала, но наконец ухитрилась повернуть ключ, и автомобиль ожил и заурчал. Лихорадочным движением она включила обогреватель, в отчаянной жажде получить спасительное тепло, так как в кабине стоял смертельный холод.

Сасс вытирала лицо, отряхивала волосы, воротник, чтобы избавиться от начавшего таять снега. В изнеможении она откинулась назад, не в силах пошевелиться, и только дышала, пока не почувствовала, что воздух в салоне становится все теплей, вот он уже почти горячий. Она всхлипывала и благодарила свою счастливую звезду за чудеса современной техники.

Закрыв глаза, Сасс не обращала внимание на иголки боли, терзающие ее отогревающуюся плоть. Она попыталась стянуть с рук перчатки, но они слишком намокли и прилипли к рукам.

— В хорошую историю ты попала, — прошептала она. За ветровым стеклом мир был по-прежнему белым и гладким, как скорлупа яйца. Ни неба, ни земли, ни пространства. Белый, белый, белый и очень страшный. Боясь открыть глаза и посмотреть еще раз, Сасс неподвижно сидела, а мотор урчал, и теплый воздух медленно просачивался сквозь промокшую одежду. Теперь ей хорошо. И пока она в безопасности, у нее есть время подумать.

Во-первых, Шона Коллиера нет дома. Это ясно. Он мог вообще уехать куда-нибудь далеко.

Если это так, то Сасс здесь совсем одна и что-то должна предпринять, чтобы выбраться из этой переделки.

Наконец… наконец… наконец…

Больше мыслей не было, потому что у согревшейся и уставшей Сасс мысли выбились из-под контроля, страх улетучился, и ее одолел сон.

Она внезапно проснулась, ничего не понимая, отяжелев от сна и чего-то еще. Чего-то очень приятного. Какой-то тяжести, необыкновенно уютной. Она улыбнулась, подумав об этом странном ощущении, охватившем ее. Глаза ее снова закрылись. Она так устала. И если поспит еще немного, вреда не будет. Но что-то уже не давало ей покоя, какая-то жуткая мысль, притаившаяся в глубине сознания. Она отчаянно заставляла себя проснуться и прямо взглянуть в лицо проблеме, как это присуще Сасс Брандт. Будь у нее силы, она бы рассмеялась. Как она может взглянуть чему-то в лицо, если даже не в силах открыть глаза.

— Пожалуйста, открой.

Сасс была уверена, что она произнесла это вслух, умоляя собственное тело выполнить ее просьбу, но уверенности в этом у нее все-таки не было… Возможно, ее голос прозвучал в мыслях, а не в тихом салоне лендровера. Тихий салон… безмолвие… тишина…

О, Господи! Тишина. Вот в чем дело. Она умирает. Она замерзла и умирает. Струи тепла больше не льются в салон. Шум мотора не тревожит ее сон. Жестокая ледяная хватка убаюкала ее. Холод с легкостью накрыл ее, когда старый аккумулятор перестал давать жизненно важное тепло.

Проклятье. Она умирает. Мозг сознает это, но телу, кажется, уже все равно. Сасс встрепенулась, используя единственный оставшийся инструмент — волю. Голова работает. Теперь нужно только добраться до крошечного уголка, где спряталась воля. Это все, что ей нужно: чуточку энергии, капельку воли. Она Сасс Брандт, и она не собирается замерзать в ста ярдах от хижины, где есть еда и живительное тепло.

Глаза ее открылись. Несмотря на страх и сонливость, Сасс знала, что с каждым маленьким шагом движется в нужном направлении, а открытые глаза — только начало. Настоящее чудо еще впереди. Ее тело должно двигаться. Сначала руки. Сасс уставилась на них, усилием воли заставляя пальцы пошевелиться. В кожаных перчатках это было совсем не просто. Намокнув от снега, потом они высохли от сильного нагрева, до того как отказал аккумулятор, и теперь превратились во вторую кожу, ссохшиеся и жесткие; казалось, что кисти рук закованы в цемент. Но они все-таки пошевелились. Еще один подвиг, и он вдохновил на более крупные свершения, такие, что делали ее ответственной за свою судьбу, вне зависимости от того, какой она будет.

Сасс пошевелилась; тело болело, но подчинилось. Ноги вытянулись, руки оперлись о сиденье, и вот она уже села прямо. Отбросив мысли о холоде, она решила не думать о том, на что похожи ее ноги под сапожками и носками. Ноги, которые она совсем не чувствует. Хотя Сасс и выросла в солнечном Лос-Анджелесе, но все-таки понимала, что это плохой признак.

Встряхнув головой, Сасс убрала с глаз волосы и выглянула в окно. Слава Богу, вдали смутно виднеется хижина. Снег все еще идет, сильней, чем она когда-либо видела, но это уже не та белая мгла, в которой она блуждала совсем недавно. С этим она справится. Конечно, справится.

Сасс распахнула дверцу, бросив бесполезную машину и ключи. Проклятая старая рухлядь. Вот только выберется отсюда, непременно подаст в суд на агентство по прокату автомобилей, посмевшее дать ей лендровер со старым аккумулятором. Вот это она сделает с удовольствием.

Впрочем, нет.

Удовольствие — это когда сидишь в тепле за обеденным столом. Или когда лежишь под теплым одеялом. Когда Курт ее обнимает. Когда она видит Лизабет.

Спотыкаясь, она перечисляла в уме приятные вещи, ставя одну ногу перед другой, щуря глаза от колкого снега. Заниматься любовью с Куртом… Сасс споткнулась и упала на колени, но поднялась и продолжала говорить свои заклинания. Заниматься любовью с Шоном… Нет… Она встряхнула головой и засмеялась. Она сошла с ума. На нее явно надвигается слабоумие. Начав снова, но уже внимательней контролируя мысли, Сасс шла вперед. Ей так холодно. Так чертовски холодно.

— Еще одна попытка, Сасс, — приказала она себе, стиснув зубы. — Говори это вслух.

В горле стоял комок, а впереди виднелся большой камень. Призвав на помощь волю, она сосредоточила все усилия на камне и начала говорить; из-за комка в горле слова ее напоминали скорей рыдания.

— Заниматься любовью с Куртом… Снимать фильм… Есть французский луковый суп с сыром…

Подойдя к камню, она упала на него, немного передохнула, затем с трудом поднялась. Камень большой, осязаемый, не то что снежные вихри. Сасс так благодарна ему за это. Однако она замерзла и не может согреться, как бы ни старалась быстро двигаться. Больше всего ей необходимы сейчас — силы, здравый смысл и звук собственного голоса…

— Удовольствие… — еле выговорила она, напоминая себе, что нельзя терять здравый смысл и цель. — Вещи, приносящие мне удовольствие.

Сасс оттолкнулась от камня. Хижина была так близко. Вот и поленница. Еще двадцать ярдов.

— Удовольствие. Пушистый щенок. Теплое одеяло. Удовольствие, когда… — Голос сорвался, дыхание внезапно покинуло ее. Еще десять ярдов. — Удовольствие… когда меня обнимают руки… — Еще пять ярдов. — … сильные руки…

Она пришла. Рука ее коснулась чурбана, расколотого человеком, живущим в этой хижине. Сильные руки, вот о чем она думала, вот что видела в мыслях, бросаясь в них, но только не в любящие мужские руки, а в смертельные руки природы.

— Вы не поняли меня. Пока что я ничего не могу сделать.

— Нет, это вы меня не поняли! — взвилась Лизабет. — Речь идет о Сасс Брандт, кинозвезде. Она поехала в такой буран к мистеру Шону Коллиеру в его хижину, и я хочу, чтобы вы отправились на ее поиски.

— Мне все равно, кто она такая, и мы никуда не поедем, пока не уляжется непогода. В городе только два помощника шерифа. Один сейчас у роженицы, а другой из последних сил расчищает дороги на нашем единственном снегоочистителе. Так что если ваша кинозвезда поехала и попала в неприятную ситуацию, ей придется подождать помощи, как ждут все остальные смертные. К тому же вам даже неизвестно, нуждается ли она вообще в помощи, верно?

— Я чувствую это, — заявила Лизабет, в ту же секунду осознав, как смешно это звучит. Но что могут знать эти дремучие провинциалы про узы, соединяющие ее с такой женщиной, как Сасс Брандт? Лизабет всплеснула руками, из ее уст полились слова, уместные и убедительные.

— Ради Бога! Она из Лос-Анджелеса и здесь ничего не знает. Человек, к которому она направилась, может не впустить в свой дом, и она замерзнет по дороге. Что вам еще нужно?

— Чтобы немного прояснилось, мэм. Даю вам слово, что проеду на машине до дома Коллиера. Но пока что делайте то, что я вам предлагаю — сидите в тепле. Если вы этого не сделаете, нам придется искать потом не только вашу подругу, но и вас. Так что, пожалуйста, мэм…

Сидевший за барьером полицейский поморщился, как бы давая понять, что у него найдутся дела и поважнее, чем уговаривать ее, и что он весьма об этом сожалеет. Лизабет начала было возражать, но передумала и замолкла. Здесь она явно не дождется помощи, так что придется брать дело в свои руки. Она потерянно побрела к двери и, прежде чем открыть ее, посмотрела в окно. Да, ей придется, как обычно, взять все в свои руки. Ей нужно… Что?

Что она может сделать? Идти пешком десять миль до дома Шона Коллиера в надежде, что найдет по пути Сасс? Она даже не может позвонить Ричарду, так как нарушена связь. Да к тому же он слишком далеко, чтобы ей помочь, да и Сасс не хочет, чтобы он узнал про ее затею. Курт. Лизабет согласна была иметь дело даже с ним, но сейчас он на съемках где-то в солнечном Карибском море. Она ничего не может сделать, ничего изменить. Ни снежный буран, ни отъезд Сасс, ни собственную беспомощность. Она бесполезна. Но рано или поздно она докажет всем, в особенности Сасс, что она, Лизабет, для нее просто бесценна.

Распахнув дверь, Лизабет бросила вызов разбушевавшейся стихии и вернулась в отель. Ей ничего не оставалось, как ждать.

Снегопад поутих, ветер тоже. Он больше не выл в верхушках сосен, не гнал снег параллельно земле, так что каждая снежинка впивалась в кожу словно жало. Теперь все становилось красивым и спокойным. Он может выбраться наружу. Не то, чтобы ему сильно хочется. Для парня с зеленого острова он неплохо тут устроился в этом диком краю.

Когда метель обрушилась на Шона, он был к ней готов. Он зарылся в сугроб, накрывшись спальным мешком, лежавшим у него в рюкзаке, и переждал разгул стихии. Холодно, но только Шон был одет подходящим для этого образом. Он усмехнулся, подумав о путешественницах, приезжающих сюда в модных шубках и в сапогах на высоких каблуках. И это на такой холод. Смешно. Вот как та женщина. Сасс Брандт. Шубка, служащая больше для красоты, чем для тепла, свитер и джинсы, облегающие ее как перчатка, подчеркивающие все изгибы тела. Глупая женщина, подумал он, поплотнее укутываясь. Разумные люди знают, что одежда должна быть свободной и теплой. Впрочем, что это он? Сасс Брандт не достойна того, чтобы он о ней думал. Правда, приятно посидеть рядом с ней, приятно на нее посмотреть — когда она молчит, а не говорит об этой проклятой книге.

Громко хмыкнув, он выпрямился и стряхнул с себя снег. Аккуратно свернул спальный мешок и убрал в рюкзак, жалея, что не возвращается домой с парочкой кроликов на ужин. Правда, уходил он сегодня утром из дома вовсе не ради охоты. Ему просто нужно было убраться оттуда, подальше от еле слышного аромата духов, который он не терпит в своем доме. Женские штучки. Никогда в жизни больше их у него не будет. Что ж, теперь его голова ясна, он в этом уверен. Дома он примется за вещи, какие делает каждый день: будет игнорировать пишущую машинку и слова, роем кружащиеся в голове, презирать работу, зовущую его все сильней с каждым днем. Лучше он нарубит дров и починит насос. А еще…

Забавно. Он бежит от вещей, которые ему хочется делать. Спаси его, Господи, от него самого.

Закинув рюкзак за плечи, Шон направился домой. Свои мысли он оставил где-то позади, потерял их в лесу, пока пробирался сквозь холод и снег. И вообще, его не заботило, куда они пропали, лишь бы больше не тревожили. Через двадцать минут он добрался до хижины, сбросил рюкзак на крыльцо и направился к поленнице. К черту насос. Жаркий огонь, вот что ему требуется сейчас. А еще кружку эля и…

— Господи Иисусе…

Там, за поленницей, сжавшись в комок, полузасыпанная снегом лежала Сасс Брандт; рыжеватые волосы закрыли ей лицо. В мгновение ока он схватил ее за плечи. Волосы упали с ее лица, и он увидел, что оно белее снега, за исключением синих губ, какие бывают у умирающих. Шон Коллиер колебался не дольше, чем нужно эльфу, чтобы исчезнуть. Он подхватил ее на руки, испытывая удивление и ужас.

Прижимая Сасс к себе, он поднялся на крыльцо, пинком распахнул дверь и стремглав влетел внутрь. Без лишних раздумий он стал делать то, что нужно в такой ситуации. Положил Сасс на диван, накрыл одеялом, а сам принялся за дело. Разжег несколькими поленьями камин, вышел на улицу за новой порцией дров. Лишь когда огонь запылал настолько, чтобы согреть комнату, он вернулся к Сасс и снял с нее одеяло. Она застонала и пошевелилась, но он успокоил ее, положив на плечи руки. Отсветы огня так жутко освещали ее мертвенно-бледное лицо, что он боялся даже смотреть на него.

Без церемоний он снял с нее одежду: промокшую шубу, свитер и джинсы, сапоги и носки. Скоро она лежала перед ним почти обнаженная. Шон окинул ее быстрым взглядом, видя лишь то, что было нужно. Ноги в плохом состоянии, но не безнадежном, с пальцами рук дело обстоит получше. Обморожений нет, но с ней нужно обращаться предельно осторожно, иначе он принесет больше вреда, чем пользы.

Опустившись на колени, Шон снова накрыл ее одеялом и стал растирать и разминать каждую стопу, медленно, чтобы их согреть и восстановить естественное кровообращение. Он радовался, что она пока не приходит в сознание, ведь тогда ей будет больно, а он не выдержит выражения боли в ее глазах.

То же самое он проделал и с ее руками. Она кричала и пыталась вырваться, все еще погруженная в глубокое беспамятство гипотермии, не сознавая, что он пытается ей помочь. Шон удивленно поднял голову, оторвавшись от работы, и его глаза остановились на ее лице. Как же она красива. Слишком красива. Еще красивей, чем та, которую он любил… когда-то… так давно…

Не в силах помочь себе, Шон остановился. Ее пальцы постепенно согревались, краска возвращалась к ней вместе с кровотоком. Со слезами на глазах, с воспоминаниями, вырвавшимися за те рамки, в которые он их заключил, Шон укрыл ее до подбородка одеялом, не в силах смотреть на такую красоту, не в силах вспоминать о смерти, из страха, что сам бросится ей навстречу.

Шон отвернулся от Сасс, зная, что больше ничего не сможет для нее сделать. И все-таки что-то заставило его вернуться, убедиться, что она вне опасности. Он снова опустился на колени, и на этот раз его длинные, сильные пальцы коснулись ее холодных щек. Губы Сасс были пепельными, но уж больше не синими. Боже, тратить на это такую красоту, такую душу. Если бы только она знала, как это глупо. У него заболело сердце при одной только мысли об этом.

Осознав, что не может дольше смотреть, не потеряв от отчаяния сердце, Шон Коллиер наклонился и нежно прижался щекой к ее щеке, желая передать ей свое тепло и жизненную силу. Когда он исполнился уверенности, что его дар принят, когда первая слеза упала из его глаз на ее кожу, он поднялся и вышел из хижины.