Гроза панцерваффе

Армия выходит на границу

Во второй половине октября 1943 года командарма Катукова и члена Военного совета Попеля вызвали в Москву. Когда следует такой вызов, невольно возникает вопрос: «Зачем?» Связавшись по ВЧ с Главным управлением бронетанковых и механизированных войск, Михаил Ефимович выяснил у Федоренко: Верховный в ближайшие дни проводит совещание командующих танковыми армиями и членов Военных советов. Яков Николаевич предложил, поскольку Катуков будет в Москве, выступить перед слушателями Академии механизации и моторизации по теме: «Наступательные операции на Богодуховско-Белгородском направлении в августе 1943 года».

Катуков догадывался, что на встрече у Верховного речь, скорее всего, пойдет о дальнейшем наступлении, тут вроде бы все ясно, а вот доклад в академии — дело ответственное, даже слишком. Тут без подготовки, без помощи Шалина, Никитина и начальников служб не обойтись. Объяснив всем задачу, Михаил Ефимович и сам подключился к работе.

15 октября две легковые машины, а также «Додж»-«три четверти», который вез запас горючего, отошли от штаба армии, находившегося в селе Песчаном, под Сумами, и взяли курс на Москву. Маршрут пролегал через Курск, Орел, Мценск, Тулу — места, до боли знакомые по начальному этапу войны.

Машину командарма вел новый шофер В. В. Дорожкин. Кондратенко находился здесь же, при командарме, но уже в качестве адъютанта. У моста через речку Оптуху Катуков приказал шоферу остановиться. Он вышел из машины, постоял у камня, на котором отдыхал в памятное утро 11 октября 1941 года, когда его бригада перебралась через «чертов мост». О чем думал тогда Михаил Ефимович, догадывался только Кондратенко, который сам переходил этот мост под обстрелом вражеской артиллерии.

Миновав Тулу и Серпухов, машины все ближе подходили к столице. Москва уже заметно изменила свой облик. По мере удаления от фронта исчезали с улиц различные заграждения, надолбы, эскарпы, стены из мешков с песком, ежи на перекрестках дорог. О войне напоминали лишь аэростаты воздушного заграждения, строгий режим на контрольно-пропускных пунктах да деловой вид людей, спешивших к месту своей работы — в цеха заводов, лаборатории, учреждения.

Прежде чем идти на прием в Кремль, Катуков и Попель побывали у Федоренко, обговорили некоторые вопросы, связанные с пополнением армии, уточнили время выступления командарма в академии. Яков Николаевич предупредил также, чтобы оба танкиста зашли в Президиум Верховного Совета СССР. Их ждет М. И. Калинин. Совещание в Кремле состоялось через три часа. В кабинете Верховного собрались командующие и члены Военных советов, присутствовал также начальник Главного политического управления Красной Армии А. С. Щербаков.

Сталин сидел за столом, предназначенным для проведения совещаний, затем поднялся, поздоровался со всеми. Вернувшись на свое место, закурил и начал речь с информации о том, что в ближайшее время фронты начнут новое наступление и ему хотелось разобраться в организационных и штатных вопросах танковых армий. Каждому командующему предлагалось выступить и рассказать, как он представляет себе организационную структуру такого объединения, как танковая армия.

Прошла минута-другая при полном молчании. Никто не решался начать первым. Потом, осмелев, присутствующие почти разом заговорили, высказывая свою точку зрения. Одни говорили, что танковые армии отвечают тем требованиям, которые предъявляет им фронтовая обстановка, другие предлагали сделать их более мобильными и подвижными. Общее внимание привлекло выступление командующего 3-й танковой армией П. С. Рыбалко. Он предложил танковые армии максимально «облегчить», изъяв госпитали, дорожно-мостовые батальоны, санитарно-эпидемические отряды. Обслуживать танкистов могли бы общевойсковые армии, заключил он.

Катуков категорически не согласился с Рыбалко. Во время прорыва, говорил Михаил Ефимович, танки уходят далеко вперед, отрываются от общевойсковых армий иногда на десятки километров. Как обойтись без дорожно-мостовых служб при форсировании рек, которых по пути на запад будет великое множество? Нельзя и без госпиталей. У танкистов ранения особенные, специфические — сильные ожоги, переломы, ушибы. Врачи-специалисты знают, как лечить такие раны, и личный состав быстро возвращается в строй. Известно, что каждый опытный боец или командир стоит десятка новичков. Он привел убедительные примеры: в госпиталях 1-й танковой армии лечатся не только свои бойцы и командиры, но и 23 процента людей из других армий, ими потом удается пополнять полки, бригады и корпуса[217].

Кроме того, командарм Катуков предложил Верховному усилить танковые армии гаубичной артиллерией, столь необходимой для стрельбы при скоплении войск противника в лощинах и за холмами.

Большинство командующих согласились с точкой зрения Катукова. Сталин увидел в его предложениях определенный резон. Был решен вопрос о штатах, равным образом как и вопрос о гаубичной артиллерии. Она впоследствии тоже получила прописку в танковых армиях.

Прямо с совещания Катуков и Попель поспешили к М. И. Калинину. Там их ждал сюрприз — ордена, которыми Президиум Верховного Совета СССР наградил их за участие в Курской битве. К ордену Ленина у Михаила Ефимовича добавился теперь и полководческий орден Кутузова I степени.

23 октября М. Е. Катуков выступал в академии.

Актовый зал был полон слушателей. На сцене — карты, планшеты, схемы, выполненные штабом Шалина. Сохранился стенографический отчет этого выступления, которое Михаил Ефимович начал словами: «Товарищи генералы и офицеры! Мне выпала весьма почетная и ответственная задача — доложить вам об августовской наступательной операции 1-й танковой армии.

Насколько мне помнится, на протяжении предшествующих войн и всей Отечественной войны такого сильного танкового кулака, какой представляла собой 1-я танковая армия при вводе ее в прорыв, еще не существовало, и поэтому ее действия, о которых я буду говорить в своем докладе, представляют особый интерес»[218].

Михаил Ефимович сначала обратился к событиям, которые предшествовали августовской наступательной операции, — к Курской битве, отметив при этом об одну существенную деталь: германское командование совершенно не знало о том, что под Обоянью существует такой мощный кулак, как 1-я танковая армия, и когда началось наступление, ее войска «грудью встретили противника на рубеже Меловое, Раково, Яковлево, приняли на себя удар танковой группировки немцев, рвавшихся к Обояни и Курску»[219].

Довольно подробно и всесторонне он анализировал бои в августовской наступательной операции, завершившейся разгромом нескольких германских группировок под Орлом, Богодуховом и Харьковом.

Слушатели с большим интересом восприняли доклад. Последовала масса вопросов, на которые Катуков едва успевал отвечать, то и дело обращаясь к таблицам и схемам, привезенным с собой.

Встреча с прославленным боевым генералом запомнилась многим. Это не последний доклад Катукова в академии, он еще не раз будет выступать здесь, делиться боевым опытом и мастерством.

Закончены дела в Москве, пора возвращаться в армию. Его там ждали, ждал и он встречи с ней, своим домом и судьбой. По дороге Михаил Ефимович заглянул в свое родное Уварово, встретился с отцом, которого он видел в последний раз. Ефим Епифанович умер в феврале 1944 года, в самый разгар битвы на Правобережной Украине.

Когда машина въехала в село Песчаное, Катуков приказал шоферу Дорожкину подвезти его к штабу: не терпелось узнать, как тут хозяйничает Шалин, который оставался за командарма. В армии все шло своим чередом. Баранович с командирами корпусов и бригад занимался обучением молодых танкистов, прибывших с последним пополнением, Дынер ремонтировал отбуксированные с поля боя машины, заняты были своими обычными делами Харчевин, Фролов, Соболев.

Конечно, всех штабных работников интересовали последние новости, которые просочились сюда раньше приезда командарма. Самая приятная из них — это, пожалуй, приказ наркома обороны СССР о преобразовании 6-го танкового и 3-го механизированного корпусов в гвардейские. Буквально перед отъездом из Москвы в гостиницу позвонил Федоренко и сообщил о приказе № 306 от 23 октября 1943 года.

Корпуса теперь получили новую нумерацию: 6-й танковый стал 11-м гвардейским танковым, 3-й механизированный — 8-м гвардейским механизированным. Соответственно, новое наименование получили и бригады.

Стать гвардейской частью или соединением — большая честь. Такое событие в армии, если она не задействована в боях, отмечалось смотрами, митингами, торжественными собраниями. Эта традиция не была нарушена. 25 октября Катуков и Попель принимали парад частей корпуса Гетмана. Скоро новое наступление, и корпус пойдет в бой уже в новом качестве.

Война продвинулась на запад, но еще заглядывала в глаза миллионам советских людей. За последнее время на советско-германском фронте произошли большие перемены. Красная Армия отбросила германские войска за Днепр, освободила Киев. За Днепром был создан достаточно большой плацдарм, с которого 1-й Украинский фронт (бывший Воронежский) планировал продолжить наступление по освобождению Правобережной Украины. Полным ходом шла подготовка к Житомирско-Бердичевской наступательной операции.

Готовились и немцы. Гитлеровское командование сосредоточило между Житомиром, Казатином и Фастовом крупную группировку войск, которая в начале ноября 1943 года нанесла по нашим войскам довольно мощный удар, продвинулась в глубину на 40 километров. В дальнейшем враг был остановлен, но он постоянно угрожал Киеву.

Гудериан рекомендовал Гитлеру не распылять танковые и моторизованные дивизии, отказаться от нанесения незначительных, мелких ударов, а сосредоточить все имеющиеся силы для наступления на Киев и Бердичев. «Я предложил также подтянуть сюда танковую дивизию из района предмостного укрепления (плацдарма. — В. П.) у Никополя, — писал он позже, — которое оборонялось Шернером, и танковые дивизии группы армий Клейста, оборонявшиеся по р. Днепр у Херсона. При беседе с Гитлером я придерживался своего старого принципа: „Бить так бить!“»[220]

Перед войсками 1-го Украинского фронта стояла теперь задача разгромить противника, освободить Житомир и территорию по линии Любар — Винница — Липовец.

Для этой цели создается ударная группировка войск, в которую включаются 18-я армия генерал-полковника К. Н. Леселидзе, 1-я гвардейская армия генерал-полковника А. А. Гречко, 36-я армия генерал-полковника К. С. Москаленко, 3-я гвардейская танковая армия генерал-полковника П. С. Рыбалко, 1-я танковая армия генерал-лейтенанта М. Е. Катукова. Эти армии наносили основной удар. Вспомогательный на флангах наносили 13-я армия генерал-лейтенанта Н. П. Пухова и 60-я генерал-лейтенанта И. Д. Черняховского, 40-я генерал-лейтенанта Ф. Ф. Жмаченко и 27-я генерал-лейтенанта С. Г. Трофименко[221].

К этому времени 1-я танковая армия, переброшенная под Киев, в район Дарницы, восстановила свою боеспособность. С уральских заводов были получены новые танки, теперь их насчитывалось около 600 единиц. Кроме того, для усиления армии Ватутин передал 874-й и 1664-й истребительно-противотанковые полки[222].

16 декабря Катуков получил оперативную директиву войскам 1-го Украинского фронта, в которой давалась оценка действиям войск противника, в первую очередь танковых дивизий, в районе Высокое, Брусилов, Корнин, а также на участке Малин и Радомышль.

Через четыре дня приходит приказ: 1-й танковой армии занять исходное положение для наступления за рекой Ирпень, притоком Днепра. Танковая армия вводилась в прорыв в полосе наступления 38-й армии, развивала успех на Казатин.

На исходный рубеж выводились танки, артиллерия, реактивные минометы. Все делалось в соответствии с боевым расписанием. Катуков решил войти в прорыв на участке Брусилов — Хомутец, имея в первом эшелоне 11-й гвардейский танковый и 8-й гвардейский механизированный корпуса, во втором — 64-ю гвардейскую танковую и армейский артиллерийский резерв (79-й отдельный гвардейский минометный, 874-й и 1664-й истребительно-противотанковые полки). Танки шли следом за 74-м и 17-м стрелковыми корпусами 38-й армии. К исходу первого дня наступления предполагалось овладеть районом Водотый — Лисовки, частью сил захватить Корнин, развить наступление на Бровки и Казатин[223].

Было известно, что перед 1-й танковой армией держат оборону 19-я и 25-я танковые немецкие дивизии. В штабе предполагали, что противник должен иметь где-то резервы. Но где и какие — это предстояло выяснить. За линию фронта была послана группа капитана Графова. Разведчики прошли по тылам немцев, у города Ружин захватили пленных из 25-й танковой дивизии. В одном из подбитых бронетранспортеров оказались документы 17-й танковой дивизии. Графов немедленно передал эти документы в штаб. Информация о 17-й танковой дивизии поставила Катукова и Шалина в тупик. Эта дивизия, по данным разведки, должна находиться у Кривого Рога. Как она попала в Ружин? Если переброшена, то когда? Все это предстояло выяснить полковнику Соболеву. Наступило утро 24 декабря. Подходил к концу первый месяц зимы, но вместо ожидаемых морозов наступила оттепель. В здешних местах такое случалось редко. Погода могла здорово помешать наступлению. И все же в 8.00 артиллерийские части прорыва 38-й армии и значительная часть артиллерии 1-й танковой армии начали артиллерийскую подготовку. Она длилась 50 минут и чередовалась с авиационными ударами, которые наносили 291-я штурмовая и 8-я гвардейская истребительная авиационные дивизии[224].

200 стволов на километр фронта — такая плотность огня была достигнута при прорыве линии обороны противника. Кроме того, сотни самолетов бомбили передний край. Это в значительной степени облегчило пехоте выполнение своей задачи.

В 9.20 Катуков ввел в бой авангардные танковые бригады, а когда они обогнали пехоту — и главные силы.

Немцы не ожидали такого мощного удара и стремительного продвижения советских войск. Перед началом наступления по специальному приказу командарма были созданы четыре самостоятельные группы смельчаков по 5–6 экипажей. Им ставилась задача — захватить переправы на реке Ирпень, расстреливать скопления немцев на пути движения главных сил армии, с крупными вражескими группировками в бой не вступать, обходить их, организовывать оборону[225].

Отступая, немцы все же успели взорвать часть переправ через Ирпень, но на следующий день они были восстановлены. Как только передовые части переправились через реку, командарм связался с 8-м гвардейским корпусом и передал приказ начальнику штаба полковнику В. Г. Александрову: немедленно организовать налет на станцию Попельня. Сделать это должна была бригада В. М. Горелова, так как она ближе других частей находилась к станции.

Прошло время, а доклада от Александрова не последовало. Командарм помчался на бронетранспортере в корпус. Волноваться было из-за чего. Из Попельни гитлеровцы увозили награбленное имущество и угоняли эшелоны с советскими людьми.

Кривошеина в штабе не было — находился в частях, а полковник Александров, вместо того чтобы немедленно передать приказ Горелову, начал готовить штабные документы к приезду Кривошеина, не решаясь взять на себя ответственность.

Выяснив, чем занимается начальник штаба, Катуков не удержался, устроил ему разнос, приказал сдать дела своему помощнику. Это был второй случай, когда командарм в ходе боевых действий вынужден был делать перестановку офицеров такого ранга. Перед Курской битвой за невыполнение приказа он снял с должности комбрига Мельникова. Случай с полковником Александровым оставил неприятный осадок, и Михаил Ефимович впоследствии написал о нем так: «Полковник пытался привести в свое оправдание какие-то доводы, но я его не слушал. Мне был неприятен и чужд человек, который в ситуации, требующей немедленного решения, невозмутимо продолжал вычерчивать схемы»[226].

С Гореловым была установлена связь по радио. Комбригу не нужно было долго объяснять задачу, он сразу же повернул на Попельню.

Погода в этот день стояла скверная, шел снег с дождем. Командарм опасался, что из-за плохих дорог может произойти задержка с захватом Попельни. Но у Горелова все складывалось благополучно. Танкисты вытеснили немцев из села Липки, разгромили автоколонну 25-й танковой дивизии и пошли вперед. Через несколько часов передовой отряд под командованием майора Н. И. Гавришко, продвигаясь на юг, разгромил вторую автоколонну из 16 автомашин, следовавшую с командиром 25-й танковой дивизии. Командиру удалось спастись бегством, а его машина с документами и личным шофером попала в руки танкистов.

До Попельни оставалось всего несколько километров. В селах Киловка и Лозовики танкисты освободили около 400 советских военнопленных, затем двинулись дальше. Налет на станцию Попельня Горелов решил осуществить ночью, не дожидаясь утра. В его распоряжении оставалось лишь 11 танков.

Удар последовал дерзкий и внезапный. Немцы не успели опомниться, как узлы их сопротивления были разбиты. В 24.00 Горелов по радио сообщил в штаб армии: «Станция полностью очищена от врага!» Пять составов с женщинами и девушками — дешевой рабочей силой — так и остались стоять на рельсах. Не тронулись с места и эшелоны с крупным рогатым скотом. Вскоре на станцию, как ни в чем не бывало, прибыл новый немецкий эшелон. Когда охрану обезоружили, выяснилось, что в вагонах находились рождественские подарки для немецких солдат.

Взятие Попельни открывало путь на Казатин, важный железнодорожный узел, крупный центр Винницкой области. В нем сходились дороги из Киева на Одессу и из Шепетовки на Умань. По донесениям разведки, немцы сосредоточили здесь большие запасы продовольствия и боеприпасов. Сюда приходили грузы из Германии и распределялись по всему фронту. Вполне понятно, что потеря такого важного в стратегическом отношении железнодорожного узла, как Казатин, могла стать для оккупантов тяжелым ударом. Поэтому для защиты города немцы стягивали сюда все, что было под рукой, — штурмовые батальоны, артиллерийские полки 20-й моторизованной дивизии, мелкие строевые и даже нестроевые части.

Такую информацию собрала о Казатине армейская разведка Соболева. Удалось разобраться и с 17-й танковой дивизией. Она входила в состав 3-го мехкорпуса. Корпус получил приказ сосредоточиться в Ружине, куда из Умани стали перемещаться некоторые его части. Потом приказ был отменен. Но штаб дивизии уже оказался в селе Ильинке, куда пробрались наши разведчики. Так попали к ним документы из подбитого бронетранспортера.

Катуков понял, что опасность со стороны 17-й танковой дивизии пока не угрожает, а вот 20-я мотодивизия, переброшенная из Бердичева, постоянно контратакует, стремясь задержать наше наступление. Но как бы то ни было, обстановка благоприятствовала тому, чтобы нанести удар по Казатину. К этому времени войска генерала Гетмана вышли в район Андрушевки, Бережков, Яроповичи, а генерал Кривошеин — на рубеж Бровки, Хорлеевка, захватили село Вчерайше. Следом шла 86-я армия, слева действовала 40-я армия, справа — 3-я гвардейская танковая, которая уже овладела Коростышевом, Шахворостивкой и Щеглиевкой[227].

Катуков и Шалин уточнили корпусам задачу. Гетман должен был, прикрывшись 44-й гвардейской танковой бригадой со стороны Андрушевки, наносить удар в направлении Белополье — Глуховцы и перерезать железную дорогу Бердичев — Казатин, Кривошеин — наступать вдоль железной дороги и овладевать Казатином[228].

Вечером 27 декабря танковые соединения двинулись на Казатин. Громя небольшие группы противника, передовые отряды 8-го гвардейского мехкорпуса прошли за ночь около 30 километров, с ходу пытались взять город. Немцы отбили атаку. Только 29 декабря разведчики Владимира Подгорбунского прорвались сквозь оборонительную линию с севера. Несколько танков с десантом на броне прошли по центральной улице Казатина, уничтожая пушечным огнем артиллерию противника и расстреливая пулеметным огнем пехоту.

Тем временем к городу подошел танковый полк подполковника И. Н. Бойко. Иван Никифорович был уроженцем здешних мест, из села Жорнище. Оно было как раз на пути движения полка, на топографической карте помечено как высота 281. Состояние командира можно было понять: там его родные, близкие.

Во время войны поэт Александр Чуркин написал стихотворение «Возвращение на Украину», строки которого были созвучны сердцу каждого украинца, освобождавшего родную землю:

Катуков несколько раз запрашивал 6-й гвардейский корпус о ходе боя за Казатин. Кривошеин отвечал односложно: сначала — «разведка ведет бой», потом — «передовые отряды ведут бой». Оставалось одно — ждать.

Командир отряда Бойко решил идти к Казатину не по грунтовке, а по железной дороге, прямо по шпалам. Танки двигались ночью с зажженными фарами, не встречая сопротивления на своем пути. Лишь в 10 километрах от города пришлось вступить в бой с немецкой ремонтно-транспортной колонной, которую сопровождали пять танков. Два танка были уничтожены, остальные скрылись, бросив на произвол судьбы транспортную технику.

В селе Янковцы (2 км от Казатина) Бойко поставил новую задачу командирам групп: роту танков гвардии старшего лейтенанта Сулима направил по шоссе к высоте 290,3, чтобы оседлать перекрестки дорог Казатин — Бердичев, Казатин — Комсомольское; роту старшего лейтенанта Науменко — на захват станции Казатин; группу старшего лейтенанта Быстренина выбросил на перекрестки дорог Винница — Казатин, Казатин — Белиловка, чтобы закрыть немцам выход из города на юг; два оставшихся резервных танка должны были занять почту.

В 9.30 танкисты на больших скоростях ворвались в город. Немцы в панике бросились отступать по полю на Комсомольское и Бердичев. Бойко в докладе потом писал: «Гитлеровцы, побросав всю свою технику, спасались бегством. Их били не только танкисты, но и местные жители-мстители. С появлением наших танкистов они группами и в одиночку приходили ко мне и изъявляли желание тотчас же сражаться в рядах Красной Армии. Отряд таких добровольцев я вооружил немецкими винтовками и направил его уничтожать скопление немецкой пехоты в овраге восточнее Казатина. Патриоты выполнили эту задачу»[229].

Бой на улицах города длился не более часа, противник был разбит. В плен попал начальник штаба 25-й танковой дивизии. Гитлеровское командование пыталось оказать помощь осажденному гарнизону Казатина, направив туда бронепоезд, но он был уничтожен на подходе к станции.

Вскоре комкор Кривошеин доложил на КП Катукова: Казатин пал! Полк Бойко занял круговую оборону.

Катуков прибыл в Казатин, когда там завершался разгром последних групп немцев, оказывавших сопротивление на отдельных участках. Командарм поздравил подполковника Бойко с блестяще проведенной операцией и назначил его комендантом города — «до подхода наших тылов».

За взятие Казатина многие бойцы и командиры были награждены правительственными наградами, а командиру полка И. Н. Бойко, разведчику старшему лейтенанту В. Н. Подгорбунскому, командиру танкового взвода лейтенанту П. Ф. Гриболеву и механику-водителю М. И. Бушилову присвоено звание Героя Советского Союза[230].

Бои под Казатином не обошлись без жертв. Радость победы была омрачена гибелью прославленных командиров, участников Курской битвы и других сражений старшего лейтенанта Г. И. Бесарабова, лейтенанта И. П. Калюжного и многих других.

Разгром немцев под Казатином — событие огромное. Оно отмечено в приказе Верховного Главнокомандующего от 30 декабря 1943 года:

Успехи войск 1-го Украинского фронта отмечались в наших средствах массовой информации. Откликнулась на них и зарубежная печать. Например, военный обозреватель газеты «Нью-Йорк геральд трибюн» Элиот писал: «Победа Красной Армии вызывает уважение и восхищение среди народов, объединенных наций. Русские победы показали всему миру, какие огромные возможности для всемирного состояния может принести лучшее понимание Советского Союза»[232].

Тесня гитлеровцев, советские войска кроме Казатина заняли важный районный центр Житомирской области Ружин, железнодорожную станцию Сквира. А Катукова уже интересовал Бердичев. Разрабатывались планы его захвата. На столе у Шалина лежали приказы, которые оставалось довести до командиров частей и соединений. Разведчики изучали передний край противника, нанося на свои карты узлы его сопротивления.

Интересовал Бердичев и Ватутина. Командующий фронтом позвонил Катукову и потребовал ускорить наступление его армии, подчеркнув при этом, что Бердичев — ключ к Шепетовке и Львову.

Разгромить бердичевскую группировку противника должны были части 11-го гвардейского танкового корпуса Гетмана совместно с войсками 38-й армии. Во всяком случае, таков был первоначальный замысел этой операции.

Гетман выслал вперед 44-ю гвардейскую танковую бригаду И. И. Гусаковского, а основные силы корпуса должны были выступить на сутки позже. Им должны были содействовать войска 8-го гвардейского мехкорпуса. Однако эти планы реализовать не удалось.

Заняв Казатин, 1-я танковая армия рассекла германские войска на две части — бердичевскую и белоцерковскую. И та и другая группировки, действующие против 1-го Украинского фронта, представляли еще серьезную опасность.

Особую активность стала проявлять белоцерковская группировка. Здесь немцы задумали отбить Казатин и стали собирать силы. Контратаки следовали одна за другой. Удары пришлись в основном по 8-му гвардейскому корпусу Кривошеина. Командарм приказал ему зарыться в землю, но Казатин удержать!

Изменились планы и у Гетмана. Вместо наступления на Бердичев ему пришлось громить резервы противника у населенных пунктов Комсомольское и Самгородок, при этом бригаду Гусаковского он вынужден был временно передать 305-й стрелковой дивизии[233].

Наступление на Бердичев возобновилось накануне нового, 1944 года. Первые атаки бригады Гусаковского успехов не, принесли. Перед городом немцы создали глубоко эшелонированную оборону, танки зарыли в землю, заминировали перекрестки дорог и танкоопасные направления.

Новый, 1944 год танкисты встречали в бою. Продолжались поиски слабых мест в обороне противника. Помог случай. Вечером гарнизон, оборонявший Бердичев, пропускал через минные поля отступающие войска. Воспользовавшись темнотой, два танковых батальона — майора П. И. Орехова и капитана А. А. Карабанова — пристроились сзади немцев. Танки шли с автоматчиками на броне.

Миновав первые кварталы домов, танкисты ринулись в атаку, прорываясь к центру города. В городе поднялась паника. Немцы вначале отступали, потом, опомнившись, стали сбивать пулеметным и автоматным огнем пехоту с «тридцатьчетверок». Пять суток гвардейцы держали городскую площадь в своих руках, отбиваясь от наседавших фашистов. Майор Орехов приказал танковым экипажам: «Стоять насмерть!» Узнав о положении бригады Гусаковского, о передовых батальонах, ведущих бои в Бердичеве, Катуков срочно перебросил к городу 309-ю и 305-ю стрелковые дивизии. Группа прорыва при поддержке 10 танков рано утром 4 января атаковала Бердичев, вошла в город и соединилась с батальонами Орехова и Карабанова. Еще сутки шли бои. Наконец противник был разгромлен, понеся большие потери. Только 44-я гвардейская бригада уничтожила 18 немецких «тигров» и 8 танков другого класса, 7 самоходных орудий, около 30 полевых и противотанковых орудий, 28 автомашин, 450 солдат и офицеров. Захвачены ремонтная база с 59 автомашинами, продовольственные склады, хлебозавод с большими запасами муки, вещевые склады и другое военное имущество[234].

Приказом Верховного Главнокомандующего от 5 января 1944 года 44-й танковой бригаде объявлялась благодарность. Она получила почетное наименование Бердичевской, а на ее боевом знамени появился орден Богдана Хмельницкого II степени. Москва салютовала освободителям Бердичева.

1-я танковая армия продолжала пробивать дорогу войскам фронта. 5 января Ватутин потребовал от Катукова совместно со стрелковыми частями 38-й армии нанести удар по противнику на юго-восток, чтобы соединиться у села Христиновка с войсками 2-го Украинского фронта. Этот маневр позволял полностью изолировать гитлеровскую группировку, обороняющую днепровский рубеж.

Неожиданно изменилась фронтовая обстановка: возникла опасность мощного контрудара немцев со стороны Винницы и Умани. Штаб фронта отдал Катукову новый приказ: наступать не в юго-восточном направлении, а в западном, к исходу 8 января выйти к реке Южный Буг, на участке Селище — Тывров форсировать ее и захватить плацдарм, с которого потом можно будет нанести удар по Жмеринке[235].

Выход к реке Южный Буг означал выход на государственную границу, которая притягивала, словно магнитом, всех — солдат и командиров. Только до нее еще топать да топать.

У Катукова новая забота — смена командования 8-го гвардейского мехкорпуса. Кривошеина отзывала Москва, на его место прибыл новый командир — генерал-майор Иван Федорович Дремов. Катуков знал Дремова давно, с довоенных времен. Новый комкор оказался достойным преемником Кривошеина, быстро нашел общий язык с командирами бригад И полков, успешно вел соединение на запад до самого Берлина. Дремов был рад, что попал в армию, которой командовал товарищ по полковой школе, прославленный военачальник; через много лет о своей встрече с Катуковым он написал так: «Командующий внимательно выслушал мой доклад, неожиданно заключил меня в объятия. Михаил Ефимович был, как всегда, бодр, энергичен, подтянут. Ладно сидевший на нем генеральский китель подчеркивал отличную военную выправку. Беседа, хоть и недолгая, подкупала теплотой, дружественностью. Поставленные задачи не вызывали никаких вопросов»[236].

Корпуса 1-й танковой армии, сметая опорные пункты врага, двигались на запад. Их не удерживали ни погодные условия, ни возникшие трудности со снабжением из-за удаленности тыловых баз, ни упорное сопротивление еще достаточно сильного противника.

Главным препятствием на пути к Жмеринке был Южный Буг, река норовистая, с крутыми обрывистыми берегами. О переправе вброд нечего было и думать, оставалось одно — идти по железнодорожному мосту у Гнивани или по насыпи у местечка Сутиски.

9 января Катуков прибыл в 1-ю гвардейскую танковую бригаду. Вместе с Гореловым он обсуждал возможный вариант переправы через Южный Буг у Сутиски и план захвата Жмеринки. В штаб был вызван один из командиров авангардного отряда — старший лейтенант Евгений Костылев. Между командармом и Костылевым состоялся обстоятельный разговор, в деталях воспроизведенный фронтовым корреспондентом Фабианом Гариным:

Прорвавшиеся через вражеские укрепления танки 40-й бригады полковника Веденичева завязали бои у Гнивани. Танкистам удалось захватить мост через Южный Буг, но дальше они не продвинулись. Немцы перебросили сюда крупные силы, почти двое суток непрерывно контратаковали наши позиции. Гетман вынужден был отвести бригаду на восток, выжидая более удобного момента для новой атаки на Гнивань.

Несколько лучше сложились дела в бригаде Горелова. Он начал свой рейд из села Вороновицы. Разведывательный отряд Костылева достиг Южного Буга в районе Сутиски и сразу же вступил в бой с немцами и румынскими пограничниками, которые готовились взорвать плотину. Оттеснив их на западный берег, танкисты обезвредили заряд, по деревянному настилу благополучно провели все машины.

Отряд Костылева глубоко вклинился в немецкую оборону и ждал подхода основных сил бригады. Горелов медлил. Оказалось, что в ходе наступления остались неприкрытыми фланги, и противник, воспользовавшись этим, бил то справа, то слева.

Долго оставаться в бездействии разведгруппа не могла. Ранним утром 10 января Костылев ворвался в село Жуковцы, что в нескольких километрах от Жмеринки, разгромил здесь небольшой гарнизон и через несколько часов двинулся дальше. К счастью, сюда подошли основные силы бригады, и началось наступление на Жмеринку.

Появление советских танков обескуражило немцев. Один за другим со станции уходили эшелоны, с местного аэродрома в воздух поднимались самолеты и брали курс на запад. Железнодорожная станция оказалась под прицелом танкистов Костылева и Горбача.

Вскоре немцы поняли, что в город прорвался небольшой отряд советских танков с десантом автоматчиков, и стали переходить в контрнаступление. К Жмеринке стягивались пехотные, танковые и артиллерийские силы противника. Горелов вынужден был отдать приказ об отходе к Сутиски.

Жмеринку тогда освободить не удалось: безнадежно отстали стрелковые части 38-й армии, которые должны были оказывать помощь танкистам и закреплять за собой занятую территорию, и все же рейды танковых бригад к Южному Бугу имели немаловажное значение. В боевых стычках танкисты сковали крупные силы врага, не давая ему перебрасывать на восток свои резервы.

Проанализировав фронтовую обстановку, Катуков понял, что командование фронта с опозданием отдало приказ о повороте 1-й танковой и 38-й общевойсковой армий на Винницу и Жмеринку. К этому времени противник уже создал здесь крупную группировку войск, перебросив танковые и пехотные дивизии из Италии и Югославии. Оставалось одно — отвести войска, закрепиться на реках Воронка и Соб и держать оборону совместно со стрелковыми частями генерала Москаленко.

Законы войны суровы, и с ними всегда приходится считаться. Решение командарма Катукова о переходе к обороне было вполне обоснованным. В этом решении виделось многое — и командирский опыт, и знание фронтовой обстановки, и смелость, и, наконец, зрелость военачальника. Эти качества командарма отмечал полковник Соболев, постоянно присутствовавший на оперативных совещаниях в штабе армии:

Отдав приказ армии закрепиться на достигнутых рубежах, Катуков, уединившись с Шалиным и Никитиным, продумывал детали дальнейшего наступления. В ходе месячных боев соединения потеряли много танков, артиллерии, автомашин и другой техники. Корпуса, бригады и полки ослаблены, но передышки ждать не приходилось, пополнения техникой и людьми — тоже. Значит, надо рассчитывать на свои силы. Придется опять, как на Калининском фронте, просить Дынера, чтобы ускорил ремонт танков. Кстати, начальнику управления бронетанкового снабжения и ремонта П. Г. Дынеру никогда не приказывали, его «просили». И он не подводил. Своих ремонтников Катуков называл «челюскинцами». В выступлении перед слушателями бронетанковой академии он говорил: «Наши ремонтники, как челюскинцы, работали днем и ночью, в дождь и в холод, везде их можно было видеть, где только требовались средства ремонта и восстановления техники»[239].

Танковая армия готова была воевать даже теми силами, которые у нее имелись. Но командующий фронтом Н. Ф. Ватутин не оставил ее без поддержки. В телефонном разговоре он сначала поздравил Михаила Ефимовича с новой правительственной наградой — орденом Богдана Хмельницкого I степени, потом сообщил еще одну приятную весть: Ставка Верховного Главнокомандования решила подчинить армии 31-й танковый корпус.

Такого подарка Катуков не ожидал. В том положении, в котором находилась армия, даже бригада — многое значила. А тут — целый корпус!

Теперь танковая армия располагала достаточными силами, чтобы остановить противника, начавшего наступление 10 января. Несколько дней подряд немцы пытались прорвать нашу оборону на реке Соб, в районе поселков Зозовка и Ильинцы. Оставив на заснеженных украинских полях десятки танков и бронемашин, разбитых артиллерийских установок, они ослабили натиск, но стали наносить чувствительные удары из Христиновки на Звенигородку навстречу действовавшей в районе Корсунь-Шевченковского своей крупной группировке. Им удалось прорвать фронт 40-й армии Ф. Ф. Жмаченко, создав угрозу 38-й и 1-й танковой армиям.

Не добившись успеха, германское командование производит перегруппировку своих сил, в районе сел Монастырище и Турбово сосредоточивает 6, 16 и 17-ю танковые дивизии, а также танковую дивизию СС «Адольф Гитлер» и три пехотные дивизии, в районе Липовца — 25-ю танковую и 2 пехотные дивизии[240]. Эти войска должны были действовать против 1-й танковой и 38-й общевойсковой армий.

18 января начались новые бои. Для отражения удара противника Катуков бросил вначале 64-ю гвардейскую бригаду А. Ф. Бурды, потом и весь 11-й гвардейский танковый корпус. Комкору Гетману приказано было совершить 75-километровый марш, чтобы выйти в район сел Цибулив и Ивахны и во взаимодействии с 310-й стрелковой дивизией 40-й армии занять оборонительный рубеж.

У комбрига Бурды было всего 12 «тридцатьчетверок», но за два дня танкисты сумели усовершенствовать систему своей обороны, оборудовали командный пункт и аппарели для танков. Утром 25 января немцы бросили на Цибулив авиацию, а затем — до 100 танков и до двух полков пехоты. Все атаки были отбиты.

Потерпев неудачу под Цибуливом, немцы повернули на поселок Ивахны. Здесь развернулось тяжелейшее сражение, в ходе которого погиб комбриг Александр Федорович Бурда. О том, что происходило у поселка Ивахны, записал в журнале боевых действий начальник штаба бригады подполковник Н. И. Лебедев: «В 10.36 пошли в бой 30 танков противника, из которых — 17 „тигров“, с высот 257,7 и 252,2 в направлении на Цибулив. Потеряв 14 танков подбитыми и сожженными, противник отошел в исходное положение.

В 15.30 на западной окраине Ивахны от прямого попадания болванки сгорел танк командира бригады гвардии подполковника Бурды. Он был смертельно ранен. Умер в 22.00 25.01.44 г. в с. Лукашевка»[241].

Смерть талантливого командира — потеря для всей армии. Катуков его очень ценил, в своих мемуарах написал: «За три года войны, что мы вместе прошли с Александром Федоровичем, не было, пожалуй, ни одного крупного сражения, в котором он бы не участвовал. На Курской дуге он учил танкистов, как надо держать активную маневренную оборону в масштабах бригады, в Бердичевско-Харьковской операции показал образец того, как надо водить танки в стремительное наступление. И закончил он свой боевой путь в Корсунь-Шевченковской операции. Лихими налетами сковал противника на одном из участков, не дав ему выйти из котла»[242].

22 января 1944 года 1-я танковая армия была выведена во второй эшелон и заняла позицию в районе Зозовки, Россоши, Тягуна и железнодорожных станций Оратов и Очеретни. Ее части ремонтировали и восстанавливали технику. Атаки противника отбивал 31-й танковый корпус В. Е. Григорьева, а 11-й гвардейский танковый корпус был передан в оперативное подчинение 40-й армии и принимал участие в разгроме Корсунь-шевченковской группировки немцев.

Корпус Гетмана вошел в состав армии лишь 22 февраля 1944 года, когда окруженная корсунь-шевченковская группировка перестала существовать.

В период Житомирско-Бердичевской наступательной операции 1-я танковая армия прошла с боями 300 километров, освободила более 100 населенных пунктов. Большинство из них брались, как правило, с ходу в ночное время. По тем временам это было новаторским делом — ведь танки еще не имели приборов ночного видения.

В этих боях армия обогатилась опытом и мастерством, который затем использовался при движении на запад. Раскрывался и полководческий талант командующего — генерала Катукова. Известно, что противник шел на все, чтобы остановить наступление советских войск: то лез напролом, не считаясь ни с какими потерями, то обходил нашу оборону, искал в ней слабые места, то бил в стык между армиями мощными танковыми клиньями, рассчитывая на безнаказанность. Справедливости ради следует сказать, что штаб армии в большинстве случаев разгадывал планы врага и упреждал его действия. А принятие того или иного решения во многом зависело от Катукова.

Представитель Генштаба при 1-й танковой армии подполковник Баранов докладывал 22 февраля 1944 года генерал-полковнику С. М. Штеменко о том, что своевременные меры, принятые командармом Катуковым, помогли избежать больших неприятностей в тот момент, когда гитлеровские войска пытались окружить армию под Винницей, части вышли почти без потерь, выведена вся материальная часть[243].

И в дальнейших планах 1-го Украинского фронта армии Катукова отводилась роль основной ударной силы при прорыве обороны противника в период наступления на Тернополь и Каменец-Подольский. В Проскуровско-Черновицкой наступательной операции, начавшейся 4 марта 1944 года, танкисты Катукова действовали совместно с 60-й армией генерала И. Д. Черняховского. Начав марш с рубежа Великие Борки — Колодзеевка, корпуса армии должны были сломить сопротивление противника и к исходу первого дня наступления овладеть населенными пунктами Теребовлей и Гримайловом, к исходу второго дня — Чертковом и Пробежной, к исходу третьего дня, форсировав Днестр, — Городенкой, Залещиками, Окном, а передовыми отрядами освободить Черновцы[244].

С выходом в район Черновцы армия Катукова рассекала вражеский фронт и создавала 1-му и 2-му Украинским фронтам условия для окружения и разгрома 1-й немецкой танковой армии. Наши войска выходили к Карпатам.

В ходе подготовки наступательной операции генерал Н. Ф. Ватутин по пути из штаба 13-й армии в 60-ю на окраине села Милятын попал в засаду, устроенную бандеровцами. Во время боя был тяжело ранен. Позднее, 15 апреля, он скончался в Киевском госпитале. 1 марта 1944 года командующим 1-м Украинским фронтом был утвержден Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Задачу танковой армии ставил уже новый командующий. Все штабы, начиная от армейского и заканчивая ротным, работали над планами наступления. Пока армия находилась во втором эшелоне, ее удалось пополнить техникой и личным составом. Командарм особенно беспокоился за обеспечение частей и соединений. Тыловые базы находились за 200 километров от передовой, а при движении армии вперед это расстояние увеличивалось до 300–500 километров. Весенняя распутица также могла усугубить положение с подвозом ГСМ, боеприпасов и продовольствия генералом В. Ф. Коньковым.

Обсуждая с начальником тыла генералом В. Ф. Коньковым возможные варианты снабжения армии, Михаил Ефимович предложил перед выдвижением войск на исходный рубеж включить в танковые колонны часть транспортных средств со всем необходимым, чтобы не испытывать ни в чем недостатка. Василий Фомич потом писал: «В самых сложных боевых операциях командующий армией Катуков находил время заслушать мой доклад и дать соответствующие указания. Так было, например, в Проскуровско-Черновицкой операции…

В этот период мне приходилось много раз летать на самолете из штаба тыла армии в штаб фронта и обратно. В сложной боевой обстановке тыл армии обеспечил войска всем необходимым для выполнения боевой задачи»[245].

17 марта корпуса Гетмана и Дремова сосредоточились в выжидательном районе. 31-й корпус генерала Григорьева снова забрали из армии для выполнения других задач. Катуков постоянно держал связь с командованием фронта, соседями — командующим 4-й гвардейской танковой армией Д. Д. Лелюшенко, командующим 60-й армией И. Д. Черняховским, с другими частями, приданными армии.

В штабе уточнялись сведения о противнике. Последнюю неделю заместитель Соболева по разведке подполковник В. А. Дубинский не зря гонял У-2 по армиям фронта, собирая информацию о немецких войсках. Выяснилось, что перед фронтом германское командование держит 3 пехотные и 4 танковые дивизии, в том числе 1-ю танковую дивизию СС «Адольф Гитлер», которой командует оберфюрер Виш[246].

О любых изменениях в составе немецких дивизий полковник Соболев постоянно докладывал командарму. Вот как он писал об этом:

Наконец ожидание кончилось. 21 марта армия перешла в наступление. Утро выдалось туманным, сырым. После артиллерийской подготовки обработку переднего края противника начала штурмовая авиация 297-й авиационной дивизии. Катуков с волнением следил затем, как мотопехота преодолевала первую линию обороны противника.

В результате стремительного удара образовалась брешь шириной в 10 километров по фронту. В нее хлынули танковые и пехотные соединения. Войска выдерживали высокий темп наступления. За два дня пройдено до 50 километров, освобождено много населенных пунктов. Пробитая брешь в немецкой обороне вскоре была расширена до 60 километров, разорван надвое фронт 4-й немецкой танковой армии.

Весенняя распутица сдерживала наступление армии, тем не менее она продвигалась достаточно быстро. Передовые танковые отряды избегали фронтальных атак опорных пунктов противника, обходили их стороной, осуществляя широкий маневр на поле боя.

Ночью 23 марта командующий фронтом Г. К. Жуков передал радиограмму: «Армия действует хорошо. Продолжайте быстрее выполнять поставленную армии задачу. Не позднее 24 марта выйти на Днестр, с ходу форсировать реку на фронте Устечко, Залещики, исключительно Мельница-Подольская»[248].

Штаб армии почти ежедневно перемещался в какой-нибудь новый населенный пункт. Захватив Копычинцы, передовые бригады развернули наступление на Чертков. Немцы сосредоточили все свои силы на восточной стороне города, а комбриги Горелов и Бабаджанян, отказавшись от лобовой атаки, ударили с севера и северо-востока. Овладев северной частью Черткова, танкисты вышли к реке Серет. Гитлеровцы сопротивлялись, на мосту зажгли цистерну с бензином, надеясь таким образом остановить советские танки. Но и это им не помогло — бочку сбросили в воду, и танк Владимира Бочковского устремился в бой. В 9 часов утра город Чертков был полностью освобожден от оккупантов.

Катуков переместил свой КП в Чертков. Пока его оборудовали, Михаил Ефимович беседовал с жителями освобожденного города. Длинных речей держать было некогда: ждали дела. Все бытовые вопросы он предложил разрешать у военного коменданта.

Г. К. Жуков спешил протолкнуть 1-ю танковую армию за Днестр, напутствуя: «Помните важность стоящих перед вами исторических задач. Обходите противника, окружайте его, не ввязываясь в длительные бои с его арьергардами»[249].

1-я танковая бригада Горелова по приказу командарма прорывалась в район Устечко, чтобы захватить мосты и держать их до подхода главных сил. Но на пути бригада столкнулась с огромной автоколонной — тылами 7-й танковой дивизии и дивизии СС «Адольф Гитлер», двигавшейся к переправе. На большой скорости танки обошли колонну и преградили ей путь отступления. В бою часть машин была уничтожена, другая часть (свыше 1000 единиц) захвачена танкистами[250].

Под ударами 1-й танковой армии немецкие и венгерские части отступали по всему фронту и устремлялись к переправам на Днестре. Туда же пробивались и наши войска. Когда же разведчики подошли к реке в районе Устечко, то увидели печальную картину: один пролет моста длиною 25 метров был взорван. Немцы успели взорвать мост и в Залещиках. Переправляться практически не на чем: из-за распутицы по дороге застряла 3-я понтонно-мостовая бригада.

Катуков приказал командиру 6-го механизированного корпуса Дремову переправляться на подручных средствах. Подручные средства — это плоты, лодки, бочки, доски. На них можно переправить только мотопехоту и легкое вооружение. А как быть с танками и орудиями? Без них плацдарм не захватишь!

Комбриг Бабаджанян отправил в Залещики первую группу разведчиков во главе с младшим лейтенантом С. Я. Устименко. Разведчики отбили у немцев несколько лодок, из бревен и досок сколотили небольшие паромы, поставили на них пулеметы, под огнем противника переправились на противоположный берег, где захватили ряд господствующих высот. К переправе устремился мотобатальон капитана С. Д. Осипова, которому удалось переправить батарею 45-миллиметровых пушек. Батарея с ходу вступила в бой.

Когда Дремов доложил в штаб армии о том, что его части, разгромив немцев, румын и венгров, форсировали Днестр, командующий незамедлительно выехал в район Устечко. Осмотрев разрушенный мост, он дал команду саперам в течение тридцати шести часов восстановить его. Все равно почти двое суток будет потеряно. Но тут у Соболева появилась идея — как ускорить переправу. Разведчики видели в одной деревеньке, занятой немцами, понтонный парк. Решено было отбить хотя бы несколько понтонов.

С этой идеей Соболев направился к командарму. Катуков сразу же дал добро на проведение ночной операции. Поручили ее «богу разведки» Владимиру Подгорбунскому. Как был разбит фашистский гарнизон и угнаны понтоны, знали только разведчики, но 25 марта эти средства переправы уже стояли в районе Устечко.

Все новые и новые части переправлялись на противоположный берег Днестра. Катуков отдает приказ 8-му гвардейскому мехкорпусу обезопасить от противника правый фланг по линии Львов — Калуш, а силами 11-го гвардейского танкового корпуса и приданной 351-й стрелковой дивизии овладеть районом Черновцы, выйти к государственной границе на рубеже Сторожинец, Глыбокая, Герца, обеспечить левый фланг армии, не допустить отхода противника на юго-запад и запад из районов Липканы и Хотин[251].

Для захвата Черновцов через Днестр была переброшена 64-я танковая бригада под командованием подполковника И. Н. Бойко. Ставя ему задачу, Катуков говорил, что если удастся занять Черновцы, вся Северная Буковина окажется в наших руках. Первое время бригада шла вдоль правого берега Днестра по захваченному плацдарму, потом резко повернула к югу, начала сбивать вражеские заслоны, овладела станцией Моша и вышла к окраинам Черновцов.

Первой ворвалась в город разведгруппа под командованием лейтенанта П. Ф. Никитина, который атаковал стоявшие на станции эшелоны с танками. Немецкие машины стали сползать с платформ, но попадали под огонь наших танкистов. В этом бою погиб отважный командир.

Но к городу уже подходили основные силы бригады. Бойко, форсировав реку Прут, ударил по Черновцам с востока. Позже его поддержали 45-я гвардейская бригада полковника Моргунова и 24-я стрелковая дивизия генерал-майора В. А. Прохорова. 29 марта 1944 года в 17.00 город был взят[252].

О боях под Черновцами комбриг Иван Бойко писал в своем докладе:

Наши танки вышли на границу с Румынией, многие участники штурма Черновцов были награждены орденами и медалями, а И. Н. Бойко первый среди танкистов стал дважды Героем Советского Союза.

Почти одновременно с наступлением на Черновцы Катуков решил ударить на Коломыю и Станислав (Ивано-Франковск). Обстановка тогда благоприятствовала этому. Пока соединения 1-й танковой армии создавали внешний фронт окружения вражеской группировки, сосед слева — 4-я танковая армия Лелюшенко успешно наступала на Гусятин. 26 марта она освободила Каменец-Подольский и замкнула внутренний фронт окружения немецкой группировки.

На Коломыю наступала 1-я гвардейская танковая бригада полковника Горелова. Впереди шла группа танков — 9 «тридцатьчетверок» с десантом автоматчиков на борту — под командованием капитана Владимира Бочковского. Капитан молод, ему шел двадцать первый год, но он уже успел отличиться в боях на Брянском, Калининском, Воронежском и 1-м Украинском фронтах, дважды был ранен, награжден многими орденами и медалями. Совершив 27 марта 50-километровый марш, танки Бочковского атаковали Коломыю. Город обороняли немецкие и венгерские части. Организованные очаги сопротивления были разгромлены, подошедшие основные силы бригады закрепили успех. 28 марта противник поспешно оставил город!

В результате решительных действий советских танкистов были перерезаны восемь шоссейных и железных дорог, идущих через Коломыю в Карпаты и Станислав. В городе захвачены огромные трофеи. Венгерские войска потеряли важные коммуникации, по которым осуществляли подвоз продовольствия и боеприпасов.

Героем тех дней стал капитан Бочковский. Командир 2-го танкового батальона гвардии майор Вовченко, представляя к награждению своего заместителя, в наградном листе писал: «28.03.44 года группа танков Бочковского имела задачу овладеть г. Чертков. При подходе к городу следовало форсировать р. Серет. Бочковский неожиданно появился у моста через реку, немцы, не успев взорвать его, зажгли на нем цистерну с горючим. Впереди идущая машина на полном ходу сбивает цистерну с моста, тем самым спасает мост от разрушения, обеспечив продвижение танков к городу. Ворвавшись на улицы города, Бочковский завязал бой. В течение четырех часов длился бой, но, не выдержав, немцы отступили в беспорядке. Отважные танкисты под командой Бочковского уничтожили в этом бою до 150 солдат и офицеров, 9 пушек, 7 танков, 2 бронетранспортера, около 50 автомашин. В городе немцы оставили 3 склада горючего и 2 — с продовольствием.

Продолжая преследовать противника, танки Бочковского вброд форсировали р. Днестр и вели успешные бои на его правом берегу.

За проявленное геройство и мужество в боях против немецких оккупантов достоин присвоения звания — Герой Советского Союза»[254].

Выход войск 1-го Украинского фронта к Черновцам и Коломые позволил основательно потрепать крупную проскуровско-каменец-подольскую гитлеровскую группировку. Но некоторым ее частям, окруженным в районе реки Збруч, все же удалось прорваться на запад. Эти части потом доставили немало неприятностей 1-й танковой армии.

Хуже обстояли дела под Станиславом. Комкор Дремов долго переправлял свои войска через Днестр. Хотя передовой бригаде Горелова и удалось пройти по улицам Станислава, но она вынуждена была отступить. Немецкие и венгерские части успели основательно закрепиться в городе. Опасны были фаустпатронщики, выводившие из строя наши танки. Потеря внезапности атаки, несогласованность действий танковых и пехотных подразделений привели к тому, что весь корпус застрял под Станиславом. Такое развитие событий никак не устраивало командарма. Он приказывает Дремову немедленно восстановить положение![255]

Отдавая приказ, Катуков, видимо, не располагал полной информацией об обстановке в 8-м гвардейском механизированном корпусе, а может быть, надеялся на чудо. Чудес, однако, на войне не бывает.

Впоследствии Дремов писал: «Вернуть утраченные позиции на флангах было невозможно из-за понесенных потерь и растянутости частей корпуса по фронту. У нас мало осталось мотопехоты и еще меньше танков. В бригадах не больше восьми-десяти машин. Положение было серьезным. Немцы уже форсировали Днестр в районе села Нижний и пытались на ряде направлений теснить наши боевые порядки».

Не радовал успехами и Гетман. Он тоже отводил свои войска, маневрируя немногочисленными резервами. Правда, ему вскоре удалось закрепиться на занятых рубежах и даже направить 44-ю гвардейскую танковую бригаду Гусаковского на оказание помощи 40-й армии по захвату Хотина. Город был взят только 3 апреля.

В дальнейшем события на Заднестровском плацдарме развивались столь же стремительно, как и неожиданно. 1-я танковая армия немцев, окруженная северо-восточнее Каменец-Подольского, начала прорываться на запад в направлении Бучач — Подгайцы, ломая внутренний фронт. 4 апреля 1944 года 9-я и 10-я танковые дивизии СС из группы армий «Юг» нанесли удар по внешнему фронту в районе Подгайцы, смяли оборону 18-го стрелкового корпуса 1-й гвардейской общевойсковой армии и устремились к Бучачу навстречу своей выходящей из окружения группировке.

Командование 1-го Украинского фронта считало, что немцы обязательно двинутся на юг, к Днестру, поэтому старалось армией Катукова поглубже охватить противника на рубеже Залещики, Черновцы, Коломыя.

Г. К. Жуков впоследствии писал: «Сейчас, анализируя всю эту операцию, считаю, что 1-ю танковую армию следовало бы повернуть из района Чертков — Толстое на восток для удара по окруженной группировке. Но мы имели тогда основательные данные, полученные из различных источников, о решении окруженного противника прорываться на юг через Днестр в районе Залещиков. Такое решение казалось вполне возможным и логичным»[256].

В связи с создавшейся обстановкой Катуков отдает приказ командирам корпусов — Дремову и Гетману — с приданными им стрелковыми частями продолжать удерживать занятые рубежи, частью сил к утру 6 апреля 1944 года переправиться на северный берег Днестра в районе Устечко, нанести удар в направлении Толстое — Базар, во взаимодействии с частями 1-й гвардейской армии, 4-й гвардейской танковой армий и 38-й армии разгромить и уничтожить окруженную группировку противника[257].

В эти тревожные дни командарм все время находился в войсках… Немного отдохнув, он мчался из мехкорпуса в танковый или к соседям увязывать взаимодействие по отражению атак противника. Беспокоиться было из-за чего. 7 апреля в районе Бучача соединились части 1-й немецкой танковой армии, прорвавшейся из окружения, со Станиславской группировкой. Это значительно осложнило положение на фронте. Гитлеровские войска, прижимаясь к Днестру, пытались прорваться к переправам. Отбиваться приходилось с большим трудом.

В 1-й танковой армии осталось не более сотни исправных танков, но часто случалось так, что даже исправные машины нечем было заправить, базы, находящиеся в Черткове и Копычинцах, отрезаны противником. Катастрофически сокращались боеприпасы и продовольствие. Вся надежда возлагалась на транспортную авиацию. Распорядительный генерал Коньков уже налаживал снабжение армии по воздуху. Каждую ночь транспортные самолеты садились в Коломые, доставляя самое необходимое, забирая обратным рейсом больных и раненых.

В непрерывных боях армия понесла большие потери. Она ослабла и нуждалась в пополнении людьми и техникой. Катуков обращается к командующему фронтом Жукову, объясняет сложившуюся ситуацию. Вскоре в армию прибыло подкрепление — 399-й гвардейский тяжелый самоходно-артиллерийский и 72-й гвардейский тяжелый танковый полки. Это 16 самоходок ИСУ-152 и 10 танков ИС-2[258].

Конечно, это не так много, но и эти силы сыграли свою роль. Когда гитлеровцы начали наступление на Городенку, Катуков поставил тяжелую технику на самых угрожаемых участках. Из 48 танков, подошедших к селам Незвиско и Герасимово, осталось восемь. Сорок были уничтожены огнем самоходок и тяжелых танков.

Истощались резервы и у противника. Это стало заметно по его слабым контратакам почти на всем фронте 1-й танковой армии. Шалин отправляет короткое донесение в штаб фронта: «Противник в течение 24.04.44 активных действий не проявлял, ограничивался артминометным огнем по порядкам наших войск. Авиация (20–60 самолетов) бомбила районы Жукув, Хацымеж, Бортники, Юзефувку»[259].

Было и настораживающее донесение, адресованное непосредственно Г. К. Жукову: «Противник в 8.00 26.04.44 силами до пехотной дивизии при поддержке 70–80 танков наступал в южном и юго-восточном направлениях, пытаясь прорвать оборону наших войск и развить успех в общем направлении на Обертин.

Все атаки противника успеха не имели. На отдельных участках фронта ценою больших потерь удалось вклиниться в нашу оборону. Особенно отмечается активность действий минометов противника.

Авиация противника в течение дня в полосе армии не появлялась. Катуков. Попель. Шалин»[260].

Постепенно обстановка менялась в пользу советских войск. К рубежам, удерживаемым 1-й танковой армией, стали подходить стрелковые дивизии 38-й и 18-й армий, в район Колоши выдвигались две механизированные бригады и танковые полки 4-й гвардейской танковой армии, усилена была и наша авиация, положившая конец господству гитлеровской авиации.

В начале мая 1944 года гитлеровские войска прекратили атаки и перешли к обороне. Можно было с уверенностью сказать: 1-я танковая армия выстояла в тяжелейших боях, равных которым по ожесточенности, пожалуй, и не было. Она не только оборонялась, но и наступала, удерживая за собой огромный фронт. Катуков отмечал: «В Черновицко-Прикарпатской операции 1-я танковая армия в период оборонительных боев удерживала, совместно с приданными корпусами 38-й армии, фронт до 400 километров, имея главные силы танкового и механизированного корпусов на направлении главного удара противника из района Станислава»[261].

Только по приказу командующего фронтом армия была выведена во второй эшелон, но продолжала занимать танкоопасные направления. 25 апреля — памятный для танкистов день. Приказом наркома обороны СССР за проявленный высокий героизм и организованность личного состава, за успешное выполнение боевых задач, поставленных командованием, 1-я танковая армия преобразована в гвардейскую. Корпусам присвоено наименование Прикарпатских, бригадам — Гусятинских, Чертковских, Черновицких, Коломыйских.

Отмечен и полководческий талант командарма М. Е. Катукова. Ему присвоено воинское звание генерал-полковника танковых войск. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 29 мая 1944 года он награжден орденом Суворова I степени.

В Проскуровско-Черновицкой наступательной операции советские войска нанесли крупное поражение гитлеровским захватчикам. Все средства массовой информации как в нашей стране, так и за рубежом подчеркивали, что враг был застигнут врасплох, он не ожидал крупного наступления в весеннюю распутицу. Молниеносные удары советских танковых и механизированных войск, нацеленные на тылы немцев, привели не только к окружению и уничтожению вражеских войсковых соединений, но и к величайшим стратегическим успехам, приблизившим окончательный разгром фашистской Германии.

Газета «Нью-Йорк таймс» писала в связи с успехами советских войск в апреле 1944 года: «Русские армии, которые прервали главные коммуникации немцев на Украине, теперь полностью используют выгоды создавшегося положения. Стратегия, выдержка и организация советских войск производят большое впечатление, на ряде участков отступление немцев превращается в паническое бегство. Очевидно, гигантская советская метла выметает немцев с Украины»[262].