Гроза панцерваффе

Разгром «Восточного вала»

Немировские леса надежно укрывали армию от глаз противника. Уже в сентябре она начала готовиться к новым боям, ведь никто не знал, сколько придется стоять в резерве. Начало поступать новое пополнение, молодые воины сразу же попадали в заботливые руки. «Старики», участники многих сражений, передавали им свой опыт в вождении танков, в стрельбе из пушки, в умении обращаться с техникой, поступавшей на вооружение армии.

Шло время, и части восстанавливали свою боеспособность. С заводов приходили новые танки, артиллерийские установки, автомобили. Заметно прибавилось американских «студебеккеров», которые стали незаменимыми тягачами в осеннюю и весеннюю распутицу.

Произошли некоторые изменения и в организационной структуре армии, в ее состав влились новые части и подразделения: артиллерийские, танковые, инженерные. Была произведена некоторая перестановка командного состава. В Москву убыл помощник командарма генерал Баранович. Теперь у Катукова стало два заместителя: А. Н. Слышкин и А. Л. Гетман. Командование 11-м гвардейским танковым корпусом по настоянию Катукова принял полковник А. Х. Бабаджанян. Амазасп Хачатурович показал себя в прошедших боях как талантливый командир, умелый воспитатель подчиненных. Полковник Горелов ушел в заместители к генералу И. Ф. Дремову, а 1-ю гвардейскую танковую бригаду возглавил подполковник А. М. Темник. Абрам Матвеевич — в прошлом политработник, участник боев на Халхин-Голе, войну начал на Гродненском направлении, защищал Москву, сражался под Сталинградом, на Дону, награжден двумя орденами Красного Знамени, многими медалями, в 1943 году окончил курсы переподготовки офицерского состава, командовал танковым полком 21-й механизированной бригады.

В октябре — ноябре 1944 года в Немирове прошла целая серия конференций — научно-теоретических, практических, технических. Они проводились с целью обобщить опыт интересных боевых операций, извлечь из них полезные уроки, чтобы применить в предстоящем наступлении.

С 12 по 20 октября Военный совет бронетанковых и механизированных войск Красной Армии провел совещание с командующими и командирами корпусов 1-й и 3-й гвардейских танковых армий, командующими бронетанковыми и механизированными войсками 13-й и 60-й армий на тему «Чему учит опыт ввода в прорыв и действие в оперативной глубине танковых армий». Совещание проводили заместитель командующего БТ и МВ Красной Армии маршал бронетанковых войск П. А. Ротмистров, член Военного совета генерал-полковник Н. И. Бирюков. На совещании присутствовал командующий БТ и МВ 1-го Украинского фронта генерал-полковник Н. А. Новиков и начальник Военной академии бронетанковых и механизированных войск генерал-лейтенант Ковалев[295].

Заслушивались доклады командующих армиями, командиров корпусов, командующих артиллерией.

Внимание присутствующих привлекло выступление М. Е. Катукова. Он подробно проанализировал четыре крупнейшие боевые операции, в которой принимала участие 1-я гвардейская танковая армия: Богодуховскую, Казатино-Жмеринскую, Днепровско-Прикарпатскую, Висло-Одерскую. Во всех указанных операциях танки, введенные в прорыв, развивали наступление в оперативной глубине, создавали условия для закрепления занятой территории общевойсковыми армиями.

Михаил Ефимович высказывал свою точку зрения по многим вопросам взаимодействия танков с пехотой и авиацией, говорил об использовании в боях самоходной артиллерии. СУ-57 и СУ-76, как правило, он использовал для сопровождения танков и пехоты, СУ-85 и ИСУ-122 должны были «выполнять главную роль в борьбе с тяжелыми танками и самоходными орудиями противника, сковывать и уничтожать их своим огнем, высвобождать наши танки для маневра»[296].

Интересно его мнение относительно применения реактивной артиллерии: «Дивизионы РС в наступлении следует придавать головным бригадам и использовать как мощное средство борьбы с опорными пунктами обороны противника и его узлами сопротивления. Кроме того, подразделения РС могут вести успешную борьбу с подходящими резервами, скоплениями и отходящими колоннами противника. Следует лишь рационально их использовать, не давать огонь по малозначительным целям, с которыми может справиться ствольная артиллерия, экономить их залпы. Значительную долю средств РС необходимо иметь в резерве командарма и командиров корпусов, как мощное средство усиления частей того или иного направления, где этого потребует обстановка»[297].

В ноябре 1944 года 1-я гвардейская танковая армия покинула немировские леса и перешла в полосу 1-го Белорусского фронта, в составе которого ей теперь предстояло сражаться, участвовать в Висло-Одерской наступательной операции. Марш в район сосредоточения — польский город Люблин — осуществлялся комбинированным порядком, по железной дороге и автотранспортом.

После прибытия на новое место Катуков и Попель представились командующему фронтом маршалу Г. К. Жукову. Георгий Константинович был приветлив, тепло поздоровался, сказал, что хорошо помнит дела гвардейцев, специально выпросил эту армию у Верховного. Выслушав короткие доклады командарма и члена Военного совета, он спросил, в чем нуждается армия и какая нужна помощь.

В разговоре с маршалом речь не шла о планах Висло-Одерской операции, в общих чертах они были известны, а вот устную ориентировку по ее замыслу Катуков получил на военной игре в штабе фронта. Войскам предстояло разгромить варшавско-лодзинскую группировку противника и выйти на линию Лодзь, в дальнейшем предстояло наступать на Познань с выходом на линию Бромберг — Познань, чтобы занять исходное положение для выполнения основной стратегической цели — взять Берлин и закончить войну[298].

Подготовкой армии к наступлению Катуков руководил уже из киевского госпиталя, куда угодил в начале декабря 1944 года. Старая болезнь постоянно давала о себе знать, и перед наступлением надо было хотя бы немного подлечиться. Михаил Ефимович горько шутил по этому поводу: «Начало войны встретил в госпитале, теперь и конец ее тоже буду встречать там же».

В Киев его отвез адъютант А. Ф. Кондратенко. «Там командарм пробыл около недели, — писал Александр Федорович Юрию Жукову, — хотя врачи говорили, что ему надо лечиться несколько месяцев — болезнь он свою запустил на войне. Но вы упрямый характер Михаила Ефимовича знаете. Он держал связь с начальником штаба Шалиным прямо из госпиталя и давал ему оттуда все нужные указания, а когда пришло время наступления, оделся, и мы с ним выехали на фронт, — я при нем тогда находился опять безотлучно».

3 января 1945 года Катуков возвратился в армию и приступил к исполнению своих обязанностей. Шалин, оставаясь за командарма, сделал достаточно много для подготовки к наступлению частей и соединений: в конце декабря провел с командирами штабные игры на картах, отработал боевую документацию, отдал необходимые распоряжения по артиллерийскому и инженерно-техническому обеспечению[299].

В 1-й гвардейской танковой армии отрабатывались вопросы взаимодействия с армией прорыва — 8-й гвардейской В. И. Чуйкова, с соседней — 2-й гвардейской танковой армией С. К. Богданова, устанавливались контакты с командирами, завязывались личные знакомства с авиаторами — 2-й и 11-й гвардейской штурмовыми и 232-й и 286-й истребительно-авиационными дивизиями. Проведены отрядные учения на местности по теме «Как лучше организовать взаимодействие танков и авиации на поле боя», в которых принимали участие группы танков и авиационные подразделения.

Перед наступлением Катуков перенес свой командный пункт на Магнушевский плацдарм, участок земли, отвоеванный у немцев южнее Варшавы, 46 километров по фронту и 18 километров в глубину. Нам впервые приходилось начинать наступление с плацдарма, до сего времени его обычно захватывали и только потом на нем сосредоточивали главные силы.

Разведчики изучали передний край обороны противника, состоящий из семи рубежей, глубиной до 500 километров. Ежедневно полковник Соболев приносил командарму листки с разведывательной информацией о противнике, который готовился отразить наше наступление. Что и говорить, трудно придется — и танкистам, и пехотинцам. На переднем крае выявлено до 80 минных полей при средней плотности до 1000 мин на каждый квадратный километр[300].

На пути армии было немало естественных препятствий — реки Пилица, Варта, Обра, более мелкие речки — Джевичка, Равка, Бзура, Нер, Верешница, Могильница, Плейске. Поймы рек заболочены, имеют широкие долины.

Оборонительный рубеж вдоль германо-польской границы и в глубине до реки Одер носил название «Восточный вал». Он представлял собой оборонительную полосу долговременных сооружений по линии Штольц, Дризен, Ратибор. В систему обороны были включены также старые немецкие крепости Познань, Кюстрин, Глогау, Бреслау, частично модернизированные в 1941 году[301].

Далее шел Мезеритцкий укрепленный район, который представлял собой на участке Лангер — Зее — Буршен противотанковую линию с законченной системой оборонительных сооружений.

В полосе наступления 1-й гвардейской танковой армии держали оборону соединения противника: 6-я и 45-я пехотные, 19-я и 25-я танковые дивизии. Разведотдел, давая командарму информацию о противнике, прилагал к каждой части и соединению справку, в которой указывался не только номер, но и где и когда формировались часть или соединение, наличие у них вооружения и личного состава.

Такая подробная информация позволяла иметь полное представление о противнике и его возможностях противостоять нашим войскам. Зная, например, упрямство командира 6-й танковой дивизии барона Вальденфальса или нахальство командира 7-й танковой дивизии барона Функа, Катуков всегда старался противопоставить им наиболее боеспособные бригады Горелова или Гусаковского.

На этот раз 1-я танковая армия имела многократное превосходство над немцами. Это вселяло уверенность в успехе. В ее составе было 40 300 человек, 752 танка и самоходно-артиллерийские установки, 620 орудий и минометов, 64 реактивные установки, 47 боевых единиц — корпусов, бригад, частей армейского подчинения[302].

Превосходство над противником в вооружении и численном составе армии еще не означало, что победа будет легкой. Поэтому командарм ориентировал свой командный состав на необходимость серьезной подготовки к предстоящим боям. Он говорил: «Противник на границе Германии создал сильную, глубоко эшелонированную оборону… Кроме того, все населенные пункты имеют каменные постройки, которые также могут быть подготовлены к обороне. Все это, безусловно, будет влиять на свободу маневра наших подвижных войск. Мы должны быть готовы к тому, чтобы разрубить всю систему немецкой обороны и не дать противнику отсидеться за построенными им оборонительными линиями»[303].

Отсидеться в бункерах фашистское руководство уже не могло. Немцы терпели одно поражение за другим на Восточном фронте, а открытие Второго фронта летом 1944 года ускоряло процесс разгрома вермахта. Гитлер надеялся, что ему удастся расколоть антигитлеровскую коалицию. В декабре 1944 года на совещании высшего командного состава армии он заявил: «В мировой истории еще не существовало коалиции из столь чужеродных элементов, преследующих столь различные цели, какую создали наши противники… Если теперь нанести по ним несколько мощных ударов, то в любой момент может случиться, что этот „единый“, искусственно поддерживаемый фронт внезапно рухнет с оглушительным грохотом, подобным раскатам грома»[304].

С этой целью немцы решили нанести удар по англо-американским войскам на западе, в Арденнах. 19 декабря 1944 года они перешли в наступление и прорвали фронт. Англичане и американцы вынуждены были отступать к реке Маас.

В связи с тяжелым положением союзников Черчилль обратился к Сталину, просил ускорить наступление на Восточном фронте. Висло-Одерская операция началась раньше срока на 6 дней.

Общее наступление началось 14 января 1945 года, но 1-я гвардейская танковая армия вводилась в прорыв на второй день операции — 15 января. Форсировав Пилицу, она занимала Нове-Място, на четвертый день операции — Лович, на пятый — Кутно и Ленчицу[305].

На дорогу Бялобжеги — Едлинск выдвигался передовой отряд, в который входили 1-я и 44-я танковые бригады. Катуков лично инструктировал комбригов Темника и Гусаковского, которым ставилась задача: прикрыть ввод армии в прорыв и развертывание ее главных сил, к концу второго дня наступления захватить переправы на реке Пилице, чтобы обеспечить выход войск на оперативный простор[306].

13 января в армию прибыл командующий фронтом Г. К. Жуков. Вместе с Катуковым и Попелем он побывал в корпусах и бригадах, проверял их готовность к боевым действиям. Маршал остался доволен состоянием войск. Уезжая на другой участок фронта, он еще раз напомнил командарму о том, что его танки должны стремительно двигаться в глубину обороны противника, избегать затяжных боев за населенные пункты, их возьмут части Чуйкова. Вперед, и только вперед!

Наступила тревожная ночь перед началом атаки. Крупными мокрыми хлопьями валил снег. Катуков надел валенки, накинул на плечи неразлучную бурку и отправился на свой КП. В небольшом блиндаже, обустроенном заботливыми хозяйственниками генерала Харчевина, он решил скоротать ночь. Не спалось: сказывалась все-таки напряженная работа, да и предстоящее наступление волновало не меньше. Сделано много. Корпуса выведены на исходные позиции, командиры ждут приказа. Увязаны все вопросы с авиационным начальством, командиры авиационных полков находятся при штабах танковых бригад, откуда будут управлять радиодействиями самолетов. Участок фронта должны прикрывать 2500 самолетов. Такого еще никогда не было. Хватает и артиллерии, на каждый километр линии фронта приходится 320 орудий, причем на двухчасовую артподготовку предполагается израсходовать в общей сложности три миллиона снарядов[307].

Неплохо сработал и тыл. Генерал Коньков позаботился о боеприпасах, продовольствии, горючем. Часть всех запасов была сосредоточена в выжидательном районе, у мостовых переправ через Вислу, другая часть переброшена на Магнушевский плацдарм.

Всю ночь на плацдарме играла музыка, мощные усилители прокручивали военные марши, звучали «Катюша», «Вечер на рейде», «Огонек» и другие популярные в то время советские песни. Это была своего рода небольшая военная хитрость: музыка заглушала шум моторов танков, выдвигаемых к переднему краю.

В 8.30 утра началась артиллерийская подготовка. От нее ожидалось много, и она себя оправдала. От мощных залповых ударов противник потерял, как показывали позже пленные, до 60 процентов личного состава своих частей[308].

И вот уже армия Чуйкова устремилась вперед, ее ударную силу составляли 230 танков, самоходно-артиллерийский полк СУ-35 и полк ИСУ-12. Танки дальнего действия имели задачу: двигаться в полосе наступления, выйти на шоссе Радом — Варшава, затем повернуть фронтом на юг, чтобы в случае атаки 19-й и 25-й танковых дивизий немцев парировать их удары[309].

Вначале в 8-й гвардейской армии обозначался успех. Стрелковые корпуса, выбив немцев с первой линии обороны, на несколько километров продвинулись вслед за танками. Дальше произошла заминка: 6-я пехотная дивизия противника оказала сильное сопротивление. Оборону и тактическую глубину прорвать не удалось. Это означало, что для танковой армии Катукова не были подготовлены условия для ввода ее в прорыв.

Командарм Чуйков переживал случившееся, готовился с утра после очередной артподготовки продолжить наступление. В связи с создавшейся обстановкой командующий фронтом Г. К. Жуков приказал Катукову задержаться в исходном районе и ввести армию в прорыв не в 7.00, как намечал ось ранее, а в 13.00 15 января.

В середине дня Чуйкову удалось осуществить то, к чему он стремился с первого дня наступления — прорвать главную оборонительную линию противника. И сразу же последовал приказ Катукова: «Танки, вперед!»

С исходного рубежа двинулся передовой отряд — бригады Гусаковского и Темника. Перед наступлением командарм побывал у танкистов. Им первыми предстояло пробиться к Пилице, захватить переправы и удерживать их до подхода основных сил армии. Михаил Ефимович проверял готовность каждого батальона, интересовался, как и чем обеспечены бойцы.

На Магнушевском плацдарме гвардейцы давали клятву советскому народу, заверяли командование армии, что свой долг они выполнят до конца. «Клянемся тебе, великий народ, — произносил комбат капитан Бочковский торжественные слова, — что мы, идя в последний и решительный бой, будем драться до последнего дыхания, пока бьется сердце в груди, а глаза видят землю.

Клянемся тебе, наша Родина, что сполна рассчитаемся с немецко-фашистскими подлецами за сожженные города и села, за сожженных в дьявольских печах и отравленных в душегубках, за расстрелянных и замученных наших жен и детей, братьев и сестер, отцов и матерей. Мы жестоко отомстим за все!»[310].

Прошло не более часа. Катуков с волнением ждал донесений от командиров передового отряда. Вскоре они доложили, что обогнали стрелковые части армии Чуйкова, помогая им наращивать удары, громя отходящего противника. Перерезав дорогу Бялобжеги — Радом, бригада Гусаковского к 21.00 овладела населенным пунктом Кеджин, вышла к реке Пилица, южнее Темницы, а бригада Темника к исходу дня была на рубеже Кадлуб — Турск.

В середине дня Катуков ввел в прорыв основные силы армии. Корпуса Бабаджаняна и Дремова, форсировав Пилицу, развивали наступление на запад. Продвигаясь вперед, они все больше захлестывали петлю над попавшей в окружение варшавской группировкой противника.

Для оперативного руководства войсками создается специальная группа штабных работников, в которую вошли член Военного совета Попель, начальник оперативного отдела Никитин, командующий артиллерией Фролов и офицеры связи. Оперативники передвигались на бронетранспортерах под охраной двух танков и взвода автоматчиков. Штаб армии оставался во втором эшелоне. Катуков поддерживал связь с Шалиным по радио и давал ему команду на перемещение только после того, как войска уходили далеко вперед.

Бой грохотал далеко за Пилицей, терялась связь с корпусами и бригадами — командирские танки оказывались вне зоны досягаемости, настолько быстро продвигались передовые отряды. У населенного пункта Нове-Място Катуков решил остановиться и разобраться в обстановке, наладить связь с ушедшими вперед частями.

Из ранее полученной информации можно было сделать вывод, что 6-я пехотная дивизия немцев отступает по всему фронту. Командир дивизии генерал-майор Брюкнер был в отчаянии, когда узнал, что артиллерийские и минометные части, не имея прикрытия пехоты, бросали технику и откатывались на запад. В районе Лукава, Воля Лукавска 103-й минометный полк РГК оставил 30 шестиствольных минометов, лишь 920-я учебная бригада штурмовых орудий оказывала сопротивление до рубежа Бялобжеги — Едлинск. Однако 11 орудий из 30 были подбиты нашими танкистами[311].

Передовые части 1-й гвардейской танковой армии уже вели бои с народно-гренадерской дивизией, 19-й и 25-й танковыми дивизиями, которые германское командование бросило в бой из своего ближайшего резерва. Остановить наступление было невозможно. Часто местное польское население оказывало помощь передовым разведывательным отрядам, проводники указывали броды на реках, проходимые места на заболоченных участках или минных полях, что, естественно, способствовало быстрому продвижению к цели.

Рядом успешно продвигалась и 2-я гвардейская танковая армия. Командарму Богданову удалось зайти в тыл варшавской группировки противника. Опасаясь окружения, немцы поспешно стали откатываться назад. 17 января 1945 года столица Польши Варшава была освобождена.

Теперь перед 1-м Белорусским фронтом открывалась перспектива захвата нового оборонительного рубежа противника. Поэтому Г. К. Жуков стремился как можно быстрее выдвинуть общевойсковые и танковые армии на линию Тори, Коло, река Зарта. Он считал, что если не удастся сделать это в течение ближайших трех дней, то придется иметь дело с подошедшими немецкими резервами. Разведка доносила: из Восточной Пруссии по железной дороге спешно перебрасывалась в район Кутно гренадерская дивизия «Бранденбург».

Командующий фронтом ставит Катукову задачу: наступать на Раву-Мазовецкую, Стрыкув, Поддембице, чтобы к исходу дня 17 января выйти в район Ленчице, Поддембице, Згеж[312].

С постановкой этой задачи менялось направление удара армии. Раньше, как известно, он направлен был на Лович, Кутно, теперь предстояло держать курс на Познань, Поддембице. Такая переориентировка связана была с успешными действиями правого крыла войск 1'-го Белорусского фронта. Одним словом, создавалась благоприятная ситуация для нанесения удара на крупный польский город Познань.

Оценив складывающуюся обстановку, Катуков принял решение вести армию в наступление двумя эшелонами по четырем маршрутам, имея на правом фланге корпус Бабаджаняна, на левом — Дремова.

Обстановка на фронте менялась постоянно. Отступая, немцы не применяли массированных танковых контратак, как это было раньше, но на засаду можно было нарваться в любом месте. Мелкие группы немецкой пехоты и танков, попавшие в окружение, старались пробиться к своим войскам. Хотя их попытки, как правило, заканчивались плачевно, но дрались они отчаянно.

Например, во второй половине дня 17 января 1945 года небольшой городок Нове-Място, где размещалась оперативная группа Катукова, был атакован довольно крупным отрядом, в котором насчитывалось до двух тысяч солдат и офицеров, имевших артиллерию и 5 танков. Отряд был разбит, но с фронта пришлось отзывать дополнительные силы, в частности 64-ю танковую бригаду полковника Бойко[313].

Корпуса армии уходили все дальше и дальше на запад. Глубина задач дня для них была небывалая — 100–125 километров. Разумеется, это расстояние они проходили с боями, но танкисты и мотопехота действовали смело, напористо, командиры усвоили прописную истину, что их основная задача — не освобождение населенных пунктов, а нанесение ударов по коммуникациям и тылам противника, перекрытие путей его отхода и путей переброски резервов.

Из докладов командиров передовых бригад Темника и Гусаковского можно было составить картину состояния войск противника. Пленные говорили на допросах, что в 25-й танковой дивизии осталось не более 40 танков, в 19-й — не более 60–80 машин.

Кстати, полковник Гусаковский лично допрашивал командира батальона 19-й танковой дивизии капитана Бинатиля, о чем он, конечно, умолчал в своем докладе Катукову, но, когда закончились бои, рассказал фронтовому корреспонденту.

Когда автоматчики подвели немецкого танкиста и сказали, что он из 19-й дивизии, комбриг окинул его пристальным взглядом:

— А-а! Старый знакомый, Ахтырку помнишь?

Бинатиль расстегнул шинель и показал крест:

— Ахтырка.

Гусаковский усмехнулся, посмотрел на пленного, расстегнул дубленый полушубок. Вся грудь его горела и сияла орденами.

— Вот Ахтырка! — сказал он.

Немец долго не мог оторвать глаз от груди прославленного танкиста.

— Да, нам тогда здорово попало, — кисло улыбаясь, промямлил немец.

— А сейчас?

— Сейчас… Кажется, от дивизии ничего не осталось. — Помолчав, он добавил: — Скоро ничего не останется от всей Германии[314].

Продвигаясь вперед, 1-я гвардейская танковая армия сковала действия войск противника, не давала ему останавливаться и создавать оборону, продолжала гнать его все дальше и дальше на запад. Лишь на отдельных участках фронта, преимущественно в городах, немецкие гарнизоны оказывали сопротивление.

Развивая наступление, армия углубилась на территорию противника на 60 километров, расширила фронт прорыва до 45 километров, овладела городами и узлами дорог: Рава-Мазовецкая, Скерневице, Лович, Мышковице, Глухов, Бжезина, Стрыкув, Ленчице, Озоркув, Згеж, Александрув, вышла к реке Нер в районе Поддембице.

Катуков стремился добить части 8-го армейского корпуса, отрезать гарнизон города Лодзь от основных сил 9-й армии. К концу дня 18 января эту задачу удалось выполнить. Лодзь обойдена с севера, с юга ее обошли войска армии Чуйкова, а также 9-й танковый и 7-й кавалерийский корпуса.

19 января 1945 года Лодзь — крупнейший промышленный центр Польши — была очищена от немецких оккупантов.

Германское командование, стремясь оказать помощь терпящей поражение 9-й армии, начало переброску резервов с разных фронтов и из Германии. Кроме уже упоминавшейся дивизии «Бранденбург» из Познани шли минометные полки 10-й моторизованной дивизии, батальоны фольксштурма, части учебного артдивизиона и саперные подразделения. Все чаще на фронте стали появляться группы истребителей танков, вооруженных фаустпатронами. По указанию Катукова разведотдел армии создал специальные контргруппы, которые занимались выявлением фаустников и их уничтожением.

Никто не сомневался в том, что по мере продвижения армии к границам Германии будет расти сопротивление немцев. Нередко на пути движения корпусов и бригад появлялись эсэсовские части и специальные команды, на которые возлагалась задача остановить наступление советских войск.

Делались попытки из разгромленных пехотных, танковых и артиллерийских частей создать боеспособную группу, чтобы противопоставить ее танковой армии Катукова. Такая группа появилась в районе Коло, Кутно, Конин. Она насчитывала свыше 9 тыс. человек, имея на вооружении 40 орудий, 20 самоходных установок и 300 фаустпатронов. Остановить танковую армию она, конечно, не могла, но оказать серьезное сопротивление на каком-нибудь участке фронта была в состоянии[315].

В соответствии с приказом командующего фронтом Катуков проталкивал свои войска к реке Варте, чтобы захватить плацдарм на ее западном берегу. Для прикрытия Лодзи были оставлены 20-я и 21-я гвардейские механизированные бригады.

Эти планы уже начали претворяться в жизнь, как вдруг их срочно пришлось менять. Уже говорилось, что это «вдруг» в боевой обстановке — явление не редкое. Позвонил Жуков и потребовал овладеть районом Сампольно, Слесин, Конин, Коло, передовыми отрядами занять Вильчин, Клечев, Голино. Так что вместо южного берега Варты армию пришлось перенацеливать на северное направление[316].

Связавшись с командирами корпусов, Катуков объяснил им поставленную командованием фронта задачу: форсировать Варту, обходить вражеские резервы, прорываться на познанско-варшавскую автостраду. Ближайшая цель — Познань!

Наступая на Сампольно и Гнезно, корпус Бабаджаняна вел упорные бои с моторизованной дивизией «Бранденбург». Отбив контратаки немцев, 20 января войска заняли Сампольно, через день бригада Гусаковского вошла в Гнезно, старинную резиденцию польских королей.

Успешно наступал и Дремов. Форсировав Варту в районе Унеюва, комкор направил 21-ю мехбригаду на захват Коло, а 1-ю гвардейскую танковую — на Конин. Коло и два других населенных пункта — Свенте и Слупца — взяты нашими частями если не с ходу, то после непродолжительных боев, с городом Конин, крупным опорным пунктом противника, пришлось повозиться. Здесь почти каждое здание было превращено в дот, подступы к городу простреливались артиллерийским и минометным огнем, окопы вдоль шоссе занимали фаустники.

Командарм постоянно запрашивал Дремова, требовал как можно скорее покончить с Конином. Иван Федорович делал все, что от него зависело, но фаустники выбивали танки, основную ударную силу корпуса, и лишаться ее не хотелось. Пришлось создавать специальные штурмовые группы.

Как только штурмовые группы достигли северных окраин городка, немцы взорвали мост через Варту. Час от часу не легче! Разведке пришлось искать новые переправы. В 7 километрах от Конина жители селения Славска показали броды, по которым войска перешли реку.

Приведя себя в порядок, мехкорпус со средствами усиления и несколькими подразделениями 64-й гвардейской танковой бригады, присланными Катуковым, нанесли удар по Конину с запада. Сопротивление гитлеровцев было сломлено, и 21 января город был очищен от оккупантов.

Впереди была крепость Познань. Чтобы ее взять, предстояло все обстоятельно продумать и взвесить. Исходить пришлось из того, что войскам придется штурмовать три обвода, включавшие в себя доты и дзоты, противотанковые рвы и надолбы, чтобы добраться до старой части города и цитадели.

План обороны крепости не был известен командованию армии. Помогли разведчики Соболева. Им удалось захватить в плен заместителя командира гарнизона Познани подполковника Флакке. На допросе гитлеровец дал важные сведения.

Обсудив с Шалиным, как лучше брать Познань, Катуков отдал приказ: Бабаджаняну ударить с северо-запада, Дремову — с востока. С утра 22 января передовые отряды приступили к форсированию Варты, основные силы армии выступали во второй половине дня: произошла задержка с подвозом горючего.

В ночь на 25 января на нашу сторону перешел шофер коменданта Познани, который, как и подполковник Флакке, рассказал о том, как гарнизон готовится отразить удар советских частей. За последние дни в город постоянно прибывали танки, артиллерия, эсэсовские части, полиция и жандармерия. Комендант крепости заявил, что намерен оборонять Познань до последнего солдата[317].

Крепость была окружена, начался штурм ее предместий. Вокруг города танкисты Дремова захватили аэродромы, на которых базировались до 700 фашистских самолетов. В дальнейшем к штурму подключился и 11-й отдельный танковый корпус И. И. Ющука. Однако крепость оставалась неприступной.

Стало ясно, что армия может надолго застрять на Варте, а тем временем противник подтянет в Мезеритцкий укрепленный район свои резервы — и прогрызать его оборону придется с большими потерями.

Военный совет армии обратился к командующему фронтом Г. К. Жукову с предложением возложить штурм Познани на общевойсковые армии, а 1-ю гвардейскую танковую бросить на запад, к государственной границе Германии.

Это было вполне разумно. Ведь куда целесообразнее использовать танки по их прямому назначению — взламыванию обороны противника.

Оказывается, Жуков уже принял такое решение и вскоре довел его до сведения Катукова. Познань, по решению штаба фронта, должны брать 8-я гвардейская армия В. И. Чуйкова и 69-я армия В. Я. Колпакчи. 1-я гвардейская танковая армия, получив свободу маневра, главными силами развивала наступление на Мезеритц и Швибус, а частью сил механизированного корпуса блокировала Познань с севера и запада[318].

Под Познанью оставалась группа войск под командованием заместителя командира 8-го гвардейского мехкорпуса В. М. Горелова, которая держала блокаду города до подхода войск Чуйкова и Колпакчи.

Основные силы армии Катуков повел к Одеру. Утром 25 января корпус Дремова переправился через Варту в районе Чапуры. Как только войска были сосредоточены на западном берегу, вперед была брошена бригада Темника. Вечером в этом же месте Варту перешел 11-й гвардейский танковый корпус Бабаджаняна, и его 45-я бригада под командованием полковника Моргунова с ходу вступила в бой с группой генерала Штрека, которую германское командование сколотило из запасных частей, учебных и саперных батальонов[319].

В ближайшие дни армии Катукова предстояло штурмовать Мезеритцкий укрепленный район, а там — на Берлин.