На следующее утро, по дороге на работу, первым делом позвонил в наш ЖЭК и раздал всем пизд*лей за то, что у нас дома так холодно, а у меня, между прочим, ребенок на подходе. По телефону, когда меня не видно, я вообще очень крутой, в жизни стараюсь не высовываться и не отсвечивать, в схватке я сразу слягу, как солдатик, а инстинкт самосохранения превыше всего. Поэтому любые конфликты стараюсь решать по принципу: месть- это блюдо, которое подают холодным.
Сегодня Алина получила свой стаканчик кофе с цитатой Бродского, а еще пироженку. Это не для нее, это для мелкого. Смотрела на меня странно, наверно, и правда думает, что я какой- нибудь извращенец. Хотя, кто меня знает, может и он?
Мне совершенно не работалось. Я считаю, что в своей профессии, я практически гений, в чертежах я огромный спец, могу составить и разработать любой эскиз, провести любые расчеты технических показателей быстро, внимательно и нигде не накосячить, вот только бошка почему-то совсем не думает, а руки не слушаются. Про кино речь я больше не заводил, Андоленко и так от меня шарахалась, я ждал вечера, чтобы нагрянуть к Лехе, понянчиться с Майкой, поговорить с Машкой и вернуть желтую тачку.
Счастливое семейство встретило меня гречкой и тефтелями с подливой. Я тоже готовлю что-то подобное, но у них все равно вкуснее, не смотря на то, что из-за Майки еду недосаливают и приходится сыпать соль сверху, уже в тарелке. Возможно, ужин кажется аппетитнее, потому что он не проходит в полной тишине, как у меня. Леха чавкает и трещит, обменивается с Машкой то подколами, то признаниями в любви, у Майки все валится изо рта, гречка сыпется на столешницу детского стульчика и тут же размазывается маленькими руками. Машка вздыхает, они долго разбираются между собой, кто дал ребенку вилку вместо ложки и кто теперь это будет убирать. Выглядит, как полный дурдом, но мне нравится. Когда ужин подходит к концу, жду не дождусь, когда они отмоют ребенка, гречка везде, даже в волосах, но сразу после ванны семейке опять не до меня, Майка капризничает и хочет спать, но не хочет ложиться, потому что еще не поиграла с Гомиком. В результате сходимся на том, что она поет четыре куплета «Папа пачик, папа пачик де же ты, ия, ия, хау ду ю ду» и смешно приседает, а я хлопаю в ладоши. Майка прикольно миксует русскую и английскую версию этой песни. Мирно разойтись не удается, мелкая бастует, приходится катать ее на спине, она визжит, уворачивается от Лехи, который нас догоняет, Соколовская шипит и ругается, говорит нельзя разыгрывать ребенка перед сном, угрожает, что мы сами будем укладывать Майку. В конце концов, Зуев отхватывает от жены и тащит мелочь в спальню под дикий рев, Машка идет мыть посуду, а я чувствую себя виноватым и сижу тихонько, чтобы и мне тоже не досталось. Не знаю, как он утихомирил дочь, но минут через двадцать, Леха тихонько возвращается в кухню и Машка, как ни в чем не бывало, чмокает его в губы, как будто они только что не собачились. Жду, когда Зуев опустит задницу на стул и тут же принимаюсь рассказывать свои глобальные планы по поводу Андоленко, с каждой фразой их глаза все круглей и круглей, а лица все растерянней, видимо, они тоже не верят в успех великого Игошина.
— Вот, как то так… — говорю серьезно и чешу репу.
— Ну дела… — вздыхает Леха, — Гном, ты долбанулся? Ты куда лезешь?
— А я твоего мнения не спрашивал, — я сразу надуваюсь, как жаба, — Мне нужен Машкин женский совет.
— Мой? — Соколовская удивленно кривится, — Может я не правильно поняла, но ты действительно собираешься жениться на первой встречной девушке, еще и беременной, только потому что она высокая и красивая?
— Именно так! — заявляю гордо, — Надо срочно брать, пока горячая и ранимая!
— Говорю же, карлик долбанулся, — Леха переглядывается с женой, мне вообще не нравятся их взгляды.
— Так ты ее вообще не знаешь! — Машка бубнит в пол голоса, чтобы не будить Майку, — Это благородно, не спорю, но вдруг вы совершенно друг другу не подходите!
— Мне все подходит! Это, можно сказать, мой единственный шанс удачно пристроиться, вон, даже дебильный женился, — я киваю на Леху, — А мне сколько еще ждать? Ты думаешь, у меня очередь стоит? Жизнь проходит, Маха, а я как был никому не нужным, так и остался!
— Может тебе стоит немного планку опустить? — Леха влезает со своим очень ценным мнением, — Ты себе изначально выбираешь варианты, которые не потянешь.
— Да кто бы говорил? Сам всю жизнь за красоткой увивался и планку что-то не опускал, пока не доконал ее полностью! А я чем хуже?
— Ничем не хуже, глупое ты тулово, — Зуев возмущается шепотом, — Я вообще-то любил ее, по настоящему, а ты как будто всему миру хочешь доказать, что Игошин действительно великий и, не смотря на гномий рост, может заполучить любую девчонку, не важно какую, главное высокую.
— Да что ты понимаешь? — я обиженно отворачиваю голову. Спасибо, поддержали! — Я что виноват, что мне такие нравятся? Говнюк ты, Зуев, когда ты был в похожей ситуации, я для тебя всякие фишки придумывал и подбадривал тебя…
В кухне воцаряется звенящая тишина, пока Леха не прерывает молчание.
— Затея просто идиотская, я тебя сразу предупреждаю. Предлагаю найти тебе какую-нибудь другую… Хочешь, бери Майку, шуруй обратно к докторше!
— Не хочу другую! — ворчу, как старик.
— Ладно! Что от нас требуется, благословить на херню?
— Типа того… Машка, давай рассказывай, всякие фишки беременных, что надо делать?
— Бедная девчонка… — Зуев хмурится.
— Эм… Ты же понимаешь, да, что ей и так сейчас трудно, ее сердце разбито?
— Починим…
— Ей совершенно не до тебя, если живота еще не видно, скорее всего у нее дикий токсикоз и от всего воротит, а ты же к ней, наверно, полезешь целоваться… — брезгливо говорит Машка.
— Не полезу…
— В общем, Костик! Хочешь помогать- помогай, но не надо строить эти свои комбинаторские схемы. Ты для начала с ней просто подружись, узнай получше, может она вообще тебе не понравится, а может быть, у вас и правда закрутится любовь и ни в каких советах нуждаться ты не будешь. Мы тебя любим, но пожалуйста, не заговняй человеку жизнь еще больше.
— Спасибо, Маш, — я грустно улыбаюсь, — То есть, начать отношения со мной, это заговнять себе жизнь?
— Нет, Костик, это значит, что нельзя пользоваться человеческой слабостью в своих интересах.
Да, Господи! Я же просто хочу любви! Очень жаль, что они меня так и не поняли и не поймут, потому что они совершенно дебильная, но команда. Ругаются и сразу мирятся через пятнадцать минут, возвращаются в дом, в котором кипит жизнь, я а в четыре серых бетонных стены, где меня никто не ждет. И если я ничего не буду делать, ждать там меня так никто и не будет.