Халява для лоха

Вакансия

Костя Обухов проснулся в шесть вечера, в кромешной темноте. Поначалу он даже не сориентировался, где находится, зато, оглядевшись, моментально все вспомнил: он принял решение и теперь свободен.

– Пора сматываться, – вслух произнес Обухов, толкнул дверь и зажмурился – заливавший креативный отдел искусственный свет больно ударил в глаза.

– Костя! Ты как себя чувствуешь? – подскочила к нему Грохотова. – Мы уж собирались тебя будить. Боялись, в летаргию впал.

– Меня Ненашев не спрашивал?

Обухов постарался, чтобы вопрос прозвучал небрежно, между прочим.

– Сам нет, а Чухаев два раза приходил и раз пять звонил, – отрапортовала Грохотова. – Велел, как только проснешься, чтобы тут же с ним связался.

– Ладно, я сейчас к нему зайду, – пообещал Обухов и добавил: – По дороге. Я, ребята, наверное, домой поеду. Что-то мне совсем нехорошо. Бумаги вот только собрать надо. Документы, проекты… Может, дома какая идея в голову придет. Я выспался, ночью и поработаю.

Длинное объяснение показалось «ребятам» странным. Удивленно переглянувшись с Аликом, Грохотова уточнила:

– Ты прямо сейчас уходишь?

– Да, только вещи соберу… – пряча глаза, ответил Обухов и спешно стал запихивать в рюкзак стоявшие на столе фотографии в рамках: родителей, сестры, умершего полгода назад ротвейлера по кличке Лорд. Вслед за снимками в «сидор» были уложены принесенные Костиком в разное время из дома любимые книги: Сервантес, Карпентьер, Борхес, Гессе… Последней Обухов затолкал меховую безрукавку, которая болталась на вешалке и летом, и зимой и лишь изредка использовалась по назначению.

Криэйторы наблюдали за сборами в напряженном молчании. Обухов затянул кулиску на рюкзаке, закинул лямки на плечо и, ни на кого не глядя, пошел к выходу. У самой двери вдруг остановился, застыл на пару секунд, медленно повернулся.

– Хотел так уйти… – Голос Обухова звучал глухо и еле слышно. – Но нельзя. Нечестно. Простите, если кого обидел. Может, еще увидимся.

– Кость, ты что?! – первой опомнилась Грохотова. – Ты совсем уходишь?! Увольняешься?

– Будем считать, увольняюсь. У меня к вам просьба: если Чухаев или Ненашев будут спрашивать, скажите, что мне плохо стало, дома «скорую» собираюсь вызвать. А про то, что вещи собрал, попрощался, не говорите. Хотя бы до завтрашнего утра…

С полминуты в отделе стояла тишина. Все смотрели на дверь, за которой скрылся Обухов. Первым молчание нарушил Алик:

– Я не понял: че это было?

– Может, он с утра с Ненашевым поцапался? – высказал предположение Андрюха. – Вспомните, какой он в отдел-то пришел. Ну точно! Потому Чухаев туда-сюда и бегал. Наверное, босс Косте вставил за что-то не по делу, а извиниться самому западло. Вот и по­слал юриста ситуацию урегулировать. Какой же дурак захочет такого спеца, как Обухов, терять?

– А может, стоило кому-то с ним поехать? – подала голос Агнесса Петровна. – Вдруг по дороге сознание потеряет? Давайте я его догоню…

Бренд-менеджер подхватилась со стула и стянула с вешалки шубку. Но, потоптавшись у двери со своей норкой в руках, вернулась на место. Все уставились на Надежду, которая, выдержав паузу, спросила:

– Вы представляете, что с нами будет, когда выяснится, что мы уход Обухова скрыли?

– По-твоему, надо поскорее бежать и закладывать Костика? – исподлобья взглянул на Грохотову Алик. – Он же просил…

– Почему, собственно, «закладывать»?! Просто проинформировать начальство. В конце концов, мы обязаны это сделать. Тем более что Чухаев нас предупредил. Если бы Обухов просто пораньше с работы слинял, мы бы его прикрыли, но тут же другое дело. В общем, надо идти и ставить Ненашева в извест­ность.

– А чего это ты вдруг засуетилась? – недобро прищурился Алик. – На обуховское место метишь и теперь выслуживаешься?

– А мне, между прочим, и выслуживаться не надо! Потому как это место и так мое! Это только на бумаге мы с тобой, милый Алик, равные должности занимаем, а на деле… Неужели ты думаешь, что тебя поставят на место Обухова? Ты всего-навсего дизайнер, понял? И кроме как иллюстрировать чужие идеи, ничего не можешь. Ты, по сути, исполнитель, уразумел? И еще, к твоему сведению: во всех агентствах креативными отделами руководят гуманитарии, люди, способные генерировать креатив и умеющие найденную идею выражать словами. В общем, вы как хотите, а я пошла.

– Никуда ты не пойдешь! – зло прохрипел Алик и решительно скомандовал: – Андрюха, запри дверь и ключ держи при себе! На телефонные звонки не отвечать! Агнесса Петровна, вы номер Обухова знаете? Наберите и скажите, что тут Грохотова в штрейхбрехеры рвется. Будем ее блокировать сколько сможем, но до утра не обещаем.

– Хорошо, хорошо, – как китайский болванчик, закивала Агнесса Петровна, выискивая в памяти мобильного номер теперь уже экс-начальника.

– Ты чего творишь, идиот?! – сорвалась на крик Надежда и метнулась к двери, которую Андрюха успел запереть.

– Не ори, – сдавленным шепотом посоветовал Алик и, зажав Грохотовой рот, поволок ее в комнатенку, которая до нынешнего вечера служила Косте Обухову кабинетом.

Через пару минут из-за двери комнатушки высунулась патлатая голова арт-директора:

– Агнесса Петровна, вы позвонили? Сказали? Тогда идите сюда!

Бренд-менеджер тяжело поднялась со стула и, по-старушечьи шаркая ногами, поплелась на зов.

Грохотова сидела на кожаном диване и, стуча зубами о край стакана, пила воду. Примостившийся рядом Алик гладил ее по плечу:

– Ну прости, прости меня, гада! Но ты меня еще благодарить будешь за то, что удержал… Пораскинь мозгами-то. Небось не на творче­ской почве у них с Ненашевым конфликт вышел. А если так, то Костику кранты. Ты же знаешь, какие о нашем боссе слухи ходят. Что это он Дегтярева – своего, между прочим, лучшего друга – за решетку пристроил. Скорее всего, и с Обуховым у них из-за Стаса закрутилось. Дегтярев ведь Костику те векселя, за которые его потом посадили, показывал. Говорил: мол, что-то мне в них не нравится, хотя вроде все путем: и степени защиты на месте, и номера совпадают. Ну а Обухов что, специалист, что ли? Посмотрел на просвет, плечами пожал. Он, когда следствие началось, хотел в милицию пойти, рассказать про тот разговор со Стасом, но Чухаев отговорил – убедил, что тем самым Обухов подозрения в отношении Дегтярева только усугубит. Объяснил, что следователь расценит эту историю как попытку Стаса подстраховаться, проверить, действительно ли хорошо сработана фальшивка. Потом-то Костя просек, что это глупость и что Чухаев сам как-то замазан, но поначалу поверил. Мы ж все тогда как думали? Что начальство за Стаса горой встанет, Ненашев землю будет рыть, лишь бы Дегтярева из дерьма вытащить… Ладно, девчонки, мы все перенервничали, и я предлагаю выпить лекар­ства. Андрюху оставим на стреме, а сами по стопарику «Сладкой истомы» дернем, а? У Костика пара бутылочек осталась.

Алик подошел к двери:

– Андрюха, выключи здесь свет и сиди тихо, как мышь.

– Че, один? В темноте? А комп хоть можно включенным оставить? Я в стрелялку поиграю.

– Поиграй, но звук убери. Совсем.

В семь часов начали надрываться телефоны. Разом на всех столах. Потом запиликали мобильные: Алика, Грохотовой, Агнессы Петровны. Потом кто-то начал ломиться в дверь. Об этом оповестил коллег Андрюха:

– Они сейчас замок ломать будут! За слесарем послали. Чухаев до этого два раза приходил – за ручку дергал, вслух ругался, куда все делись.

Сидевший между раскрасневшимися дамами Алик поднялся:

– Врубай свет и – в каптерку! Я сам разберусь.

Прежде чем повернуть ключ, арт-директор вздыбил и без того похожие на стог сена волосы и расстегнул на рубашке две пуговицы. Вид теперь у него был пьяно-расхристанный и даже залихватский.

– О! Василич! Это, оказывается, ты тут ломишься? – завопил Алик, искусно изобразив при виде главного юриста изумление. – А мы, понимаешь, мозговой штурм в дальней комнате устроили. Дамскую водку обсуждаем, ну и, как положено, приняли по капелюшечке, так сказать, для полной включенности…

Чухаев молча отстранил Алика и почти бегом рванул к бывшему обуховскому кабинету.

Едва взглянув на сидевших рядком Агнессу, Надежду и Андрюху, тщательно обшарил глазами комнатушку: будто в ней – размером три на три – мог кто-то спрятаться.

– Где Обухов? – грозно рявкнул юрист.

– Да минут десять как ушел, – беззаботно ответил Алик, бочком пробравшийся мимо Чухаева в обуховскую обитель и устроившийся на подлокотнике дивана. – Он тоже с нами принял маленько, да, видно, зря. Голова у него и так болела, а тут совсем невмоготу стало. Сказал, если дома легче не станет – «скорую» вызовет.

– Да? – подозрительно воззрился на Алика Чухаев.

Тот в ответ растянул губы в безмятежной улыбке и развел руками.

– А почему телефон не берет?! Почему вы на звонки не отвечали, а?!

– Да говорю же, Василич, проект пробуксовывает. Надо срочно с ним что-то решать, а тут одни звонки да визитеры… Ну мы и решили…

– Так, давай сейчас, при мне набери Обухова!

– И чего сказать?

– Спроси, где он.

– Больше ничего?

Чухаев на мгновение задумался:

– Нет.

Продолжая изображать пьяный пофигизм, Алик завопил в трубку:

– Але, шеф! Мы тут забыли сказать: тебя Василич весь день для какого-то разговора искал. Опять вот пришел и стружку с нас снимает! За то, что тебя не предупредили. А ты домой пилишь? Ну хорошо! Он тут рядом стоит, так я ему передам, что ты дома. Наверное, он тебе позвонит или даже приедет, если ему до утра невтерпеж!

Чухаев слушал треп Алика, глядя на арт-директора в упор. И тон, и особенно последняя фраза про «или даже приедет» юристу не понравились. Нет, не настолько первый дизайнер пьян, каким хочет казаться.

– Ну вот, Василич, минут через десять Обухов дома будет, – продолжая скоморошничать, отрапортовал Алик. – Если, конечно, в какой кабак вдруг завернуть не вздумает! Судя по голосу, ему вроде легче стало.

Ничего не говоря, Чухаев резко развернулся на каблуках и быстрым шагом вышел из отдела.

Алик тяжело рухнул в кресло:

– Ух, блин! Я даже не думал, что притворяться пьяным труднее, чем, надравшись в лоскуты, трезвого изображать. Но Чухаев, кажется, купился, а, народ?

Народ безмолвствовал. В глазах соратников Алик прочел безысходность, страх и немой вопрос: «Что теперь с нами будет?»

– Все нормально, – успокоил коллег арт-директор. – Сейчас – по домам. Увидите: к утру все устаканится. Вот только Костик, кажется, уже не вернется…

Обухов в который раз за нынешний вечер набирал номер Гольдберга. В ответ опять раздались длинные гудки: один, второй, третий, четвертый…

– Але! Гольдберг у телефона.

– Михаил Иосифович, это Костя Обухов. Слава богу, я уж думал, говорить со мной не хотите.

– Да я телефон в кармане пальто оставил, а пальто – в гардеробе. Мы тут с друзьями-коллегами в ресторане сидели. Сейчас вот вышли – слышу, в кармане пищит. Что-то случилось?

– Михаил Иосифович, у меня к вам просьба. Вы не разрешите мне сегодня у вас переночевать?

– Да милости просим, почему нет? А вы сейчас где?

– У вашего дома уже три часа торюсь.

– Так я минут через пятнадцать буду. Вы хоть на машине?

– Да, в ней и сижу. Греюсь. Михаил Иосифович, вам могут Ненашев или Чухаев позвонить, чтобы узнать, не проявлялся ли я. Не говорите им ничего. Ну что я вам звонил, что ночевать у вас буду. Я вам все при встрече объясню.

– Хорошо. Я понял. – Гольдберг отключился и обернулся к Таврину. – Мне надо срочно домой – меня там человек ждет.

– Да? – расстроился майор. – А я хотел с вами поговорить. Вы ж, наверное, кое-что знаете про дело Дегтярева. Не знаете, так догадываетесь…

Гольдберг на мгновение задумался. Потом вдруг решительно рубанул воздух рукой:

– Поехали ко мне. Человек, который сейчас звонил, куда больше меня может знать.

Михаил Иосифович продиктовал двум водителям-трезвенникам свой адрес. Тачки психолога и майора поехали гуськом.

Через полчаса Гольдберг, Таврин и Обухов сидели на кухне в квартире Михаила Иосифовича и пили зеленый чай с ананасовой стружкой, рекомендованный хозяином как лучшее средство для отрезвления и улучшения мыслительного процесса.

Еще спустя час Игорь Владимирович подытожил услышанное от креативного директора (теперь уже бывшего) и штатного психолога агентства «Атлант»:

– Если я правильно понял, никто в агент­стве в то, что Дегтярев совершил мошенничество, не верил и не верит. Однако и во время след­ствия, и на процессе все молчали.

– А на процесс нас и не приглашали, – мрачно парировал Обухов. – Следователь – да, вызывал человек пять: замов ненашевских, из бухгалтерии кого-то. Но толком никто ничего не знал. И доказательств в пользу Дегтярева ни у кого не имелось.

– А догадками делиться – себе дороже, – не столько спросил, сколько констатировал майор и укоризненно посмотрел на собеседников. – Ну а судьбой Ольги-то вы интересовались? Узнавали, как она, на что живет? Или боялись, что такие контакты сразу Ненашеву известны станут? Эх вы… Ну ладно, не мне вам мораль читать. Вот только что хочу у вас спросить… Как думаете, Ненашев один аферу провернул или помогал кто? Что-то мне подсказывает, что сам он подставляться бы не стал. Вдруг какое-то из звеньев: опер, следак, судья, адвокаты, которых Уфимцева наняла, – негнилым бы оказалось? Представляете, какая бы каша заварилась! И совсем не по рецепту Ненашева…

– Если кто и помогал, не со стороны, то Чухаев или Статьев. Хотя полковник вряд ли бы в криминал полез. Значит, Чухаев. А вы как думаете, Михаил Иосифович?

– Думаю, вы правы. По поведению нашего юриста можно понять, что он с Ненашевым в особых отношениях. Особо доверительных, так сказать…

– Ну а если на этих двоих надавить, припугнуть?

– Не имея на руках железных доказательств? – усомнился Обухов. – Пустое дело. Чухаев, правда, пожиже босса. Понтов – море, но по натуре – трус.

– Значит, берем в оборот Чухаева. Так, мужики, ставлю задачу: хорошенько подумать и вспомнить какие-нибудь грешки, за которые его можно препроводить в ментуру.

– Вряд ли мы в этом можем быть вам полезны, ведь мы с Чухаевым… – начал было Гольдберг, но Обухов жестом его остановил:

– Он, когда жену на курорт отправляет, по дороге с работы всегда в один и тот же кабак неподалеку от дома заезжает. Выпивает там изрядно, телку снимает и везет к себе. Короче, пьяным за руль – это для него в порядке вещей.

– Так, уже хорошо. Номер его машины знаешь?

Обухов кивнул.

– С ребятами из ГАИ, чтобы тормознули, я договорюсь. Но подожди! Сейчас зима. Полгода нам, что ли, его загула ждать?

– Да какие полгода! Чухаевская половина и сейчас на каком-то спа-курорте, то ли в Израиле, то ли в Турции. Он ее раза четыре за год подальше от себя сплавляет. Чухаев, конечно, сволочь, но даже он такую стерву не заслужил. Мегера! Точно тебе, майор, говорю. Гадюка из гадюк. Он ее боится больше всего на свете. Больше даже, наверное, тюрьмы и смерти…

– А чего ж тогда баб домой таскает? – изумился Таврин. – Вдруг жена по приезде какую-нибудь улику найдет или соседи стуканут?

– У него все продумано. Накануне возвращения благоверной бригаду уборщиц вызывает. Те сутки драют ему квартиру – от и до. А соседей эта стервь так достала, что они только радуются, когда Василич ей рога наставляет. Сочувствуют и даже под пытками супружнице не заложат.

– А ты про все это откуда знаешь? – поинтересовался Таврин.

– Так он сам мне по пьяни рассказал. Про соседей и про то, что баб домой возит. А что пьет и телок снимает в кабаке «Гусь на серебряном блюде», так я сам пару раз тому свидетелем был. Мы ж с ним по соседству живем.

– Понятно. А как ты думаешь, что будет с Чухаевым, если о его похождениях супруге станет известно?

– Да она его убьет! Причем с особой жестокостью. Хотя нет… Он сам умрет. Его одна мысль о том, что жена может быть в курсе… В общем, точно, скопытится.

– Вот на этом и сыграем. – Таврин хлопнул себя ладонями по коленям и поднялся. – Все, мужики, хмель у меня повыветрился. Так что поехал я домой. И вам советую не засиживаться. Ложитесь спать. Михаил Иосифович, помните, вам завтра на работу. И ведите себя, пожалуйста, так, чтобы никто ничего не заподозрил. Я имею в виду не только Уфимцеву, но и вашу осведомленность о месте нахождения Обухова. Вы весь вчерашний день провели в библиотеке и совсем не в курсе того, что произошло в отделе. Удивляйтесь, выспрашивайте подробности. И упаси вас Бог из сочувствия к коллегам, которые будут переживать за судьбу Константина, шепнуть им лишнее.

Сев в машину, Таврин первым делом набрал сотовый капитана Старшинова. Тот ответил после первого звонка, хотя часы показывали полчетвертого утра. Капитан был на квартире у сына. На вопрос Таврина: «Что делаете?» – Алексей ответил:

– Он спит, а я пытаюсь понять, что я не так сделал? Игорь, он ведь маленький таким хорошим пацаненком был: ласковым, кошек, собак бродячих жалел… Даже врать не умел, представляешь? Начинает что-нибудь сочинять – и тут же расплачется… Эх, упустил я парня! Другими занимался, тетешкался с ними, а своего – упустил… Я вот что решил: если в связи с этим отравлением в оборот его не возьмут, уедем мы из Москвы. Уволюсь, плевать на выслугу и пенсию… Мой бывший однокашник по школе милиции сейчас в целом сибирском крае егерями заправляет. Вот и устроимся на какой-нибудь участок. Будем тайгу охранять, браконьеров ловить. Как считаешь?

– Хорошая мысль, – похвалил Таврин и, пожелав капитану спокойной ночи, с полегчавшим сердцем поехал домой.