Химеры в саду наслаждений

ГЛАВА 29

— Потрясающая информация, босс!

— Как всегда, преувеличиваете, Стэплтон?

— Нет, ну точно! — сдержанно-радостно, правда, стараясь не слишком ликовать, доложила детективу его помощница. — Нечто довольно любопытное…

— Я — весь внимание!

Филонов слушал Арину, как всегда, безучастно наблюдая за окном сцены дворовой жизни, разворачивающиеся возле мусорного контейнера. Кошки, голуби, бомж с портфелем и зонтиком… «Все как всегда», — было написано на его лице.

— Так вот почему в доме нет зеркал… — пробормотал Дамиан, когда Стэплтон наконец закончила свой доклад.

— Ага… Совсем как в жилище у вампира. Правда, потрясающе?

— Что ж… То, что вам удалось выяснить, довольно любопытно, — согласился Дамиан.

— Любопытно? Всего лишь «любопытно»?!

Возмущение Стэплтон понять было нетрудно.

На самом деле информация о таинственном «саде наслаждений», добытая Ариной с помощью сиделки Цветковой, была воистину обескураживающей. Однако Филонову волей-неволей приходилось все-таки блюсти свой имидж бесстрастного детектива и сдерживать эмоции.

— Кстати! Попросите непременно сиделку Цветкову поискать в доме какие-нибудь следы прошлого.

— Что-что?

— Старые фотографии, письма. Возможно, кассеты с любительскими съемками…

— Ох, ну только что летать меня не заставляете!

Между тем работа в котловане шла своим чередом. Изо дня в день. Фронт работ действительно был огромным.

И каждый день сюда приезжала молодая беременная женщина. Окруженная свитой телохранителей, она подходила к краю котлована и подолгу стояла у обрыва, наблюдая за следопытами, копошащимися на дне ямы. Менялись только фасоны шуб, в которые она была одета. Постоянство же, с которым она появлялась у котлована, было просто удивительным. Такой дочерней преданности Дамиану видеть прежде не доводилось. Молодой беременной женщиной была приемная дочь магната и миллиардера Бориса Павловича — Сковородина Аня.

Молодая кокосовая пальмочка — желтые черенки, проросшие из большого ореха, так восхищавшие садовника своей трогательностью, — вдруг стала болеть. Садовник Вольф Бреннер не знал, что и думать.

Мало того!

Неожиданно в неположенный срок великолепный клеродендрум сбросил свою листву. Всю, до единого листика!

Листья бугенвиллеи тоже вдруг пожелтели.

А японская камелия чахла и чахла… Как при слишком влажном содержании. Но режим содержания был идеальным!

С садом творилось что-то невообразимое. Бреннер просто не успевал выкидывать желтые листья. И действительно не знал, что и думать…

Правда, некое неясное подозрение все же посетило Вольфа Бреннера. Но пока оно еще не оформилось в определенную мысль. Дело в том, что садовник, конечно же, слышал об особых случаях, когда растения не могут ужиться с человеком. И он, чувствовавший и понимавший цветы, как никто, безусловно, допускал такую возможность.

Но все же, много общаясь с растениями, Бреннер никогда прежде не сталкивался с подобным случаем. Вольф не мог припомнить, когда еще столь определенным — трагическим! — образом цветы реагировали не на влажность или сухость воздуха, не на воду, климат или почву, а на контактирующего с ними человека.

— Вот. Это все, босс, что удалось нашей Алле Степановне Цветковой раздобыть в таинственном доме!

— Вы полагаете, Стэплтон, это и есть следы прошлого? — Дамиан осторожно взял в руки фотоальбом. Точнее сказать, портфолио. — И все?

— Что значит «и все»?!

— То и значит.

— Да вы просто задались целью меня третировать! — возмутилась Арина. — В цивилизованном обществе я бы уже давно подала на вас в суд за дискриминацию по половому признаку…

— В цивилизованном обществе, Стэплтон? Успокойтесь. Мне кажется, мы в каком-то другом обществе. Затрудняюсь, правда, классифицировать, в каком именно.

— Вот и скажите спасибо, что в другом. А то я бы вчинила вам судебный иск — и уже выиграла процесс!

— Вот спасибо, что не засудили…

— Кстати! — уже с трудом сдерживая улыбку самодовольства, заметила Арина.

Она явно приберегла самое сногсшибательное известие на конец беседы.

— Что-то еще?

— Цветкова согласилась постоянно держать при себе видеокамеру!

— Правда?

— И разместить в «саду наслаждений» нашу аппаратуру Цветкова тоже согласилась.

— Отлично! — не удержался все-таки от похвалы Филонов.

Это были портфолио. Подборка профессионально сделанных фотопортретов. Прекрасная юная девушка — загорелая, веселая… на мотоцикле… на пляже… на улице Парижа…

Филонов переворачивал страницы, качая головой. Удивительная красавица!

На одном из снимков, где на сцене рядком выстроились три девушки в купальниках, Филонов разглядел при укрупнении нечто, что его чрезвычайно заинтересовало. Это были слова, начертанные на заднике сцены, — «Мисс Совершенство-89».

Перед уходом из офиса детектив заглянул к Арине:

— А вы не сделали того, что я вас просил, Стэплтон. Не исполнили мое поручение!

— Какое, босс?

— Покопать насчет конкурса красоты «Мисс Совершенство».

— A-а, это…

— Понадеялись, что начальство забудет?

Стэплтон скромно промолчала.

— А ведь я никогда ни о чем просто так не прошу, Стэплтон.

— Правда?

— И вам все равно придется это сделать.

— Догадываюсь.

— Раскопайте все, что возможно. И даже то, что невозможно!

— Уже бегу…

После некоторых раздумий, уже сидя в машине, Филонов набрал номер «мисс Усть-Катайск» — Кати Пащук-Гороховой. И подумал: «Как удачно, что мы знакомы. Как раз ко времени…»

Трубку сняли почти сразу.

— Катя?

— Да.

— Это Филонов.

— Филонов? — с некоторым недоумением повторила Горохова.

— Может быть, припоминаете? Детектив. Мы познакомились недавно…

— Ах да, да… Помню, помню. Конечно, — без особой радости узнавания откликнулась собеседница Дамиана. Особенно фальшиво прозвучало ее «конечно».

«Так говорит, будто и не вспомнила, а притворяется — из вежливости», — усмехнулся Филонов.

— У меня к вам огромная просьба, Катя!

— Просьба?

— Да.

— Слушаю… — не слишком уверенно произнесла «мисс Усть-Катайск».

— Не могли бы вы со мной встретиться и поговорить?

— О чем?

— Я хочу показать вам одну фотографию…

— Фотографию?

— Да, старую фотографию. Речь идет о конкурсе «Мисс Совершенство».

— О том самом конкурсе?

— Да, о конкурсе красоты восемьдесят девятого года.

— И что же?

— Вы ведь были его участницей.

— Верно. Я даже вышла в финал, — с невольной ноткой самодовольства уточнила собеседница Дамиана.

— Вот и отлично. Ваши воспоминания могут оказаться поистине бесценными для меня.

— Бесценными? Для вас?

— Не возражаете, если мы встретимся?

— Не возражаю, — на том конце раздался легкий, как и полагается для красавицы с легким дыханием, вздох.

«Три вещи у красавицы должны быть тонкими, три вещи легкими…» — пробормотал Филонов.

— Цеструм сильно разросся, — доложил садовник Вольф Бреннер, стоя перед цветущей ширмой в положении подчиненного, докладывающего боссу об успехах.

— Очень хорошо… — прошелестел в ответ на это замечание из-за зелени густо переплетенных лиан свистящий шепот.

— Куст уже достиг почти двух метров в высоту. И почти такой же в объеме. Хорошо, что мы запланировали для цеструма достаточно пространства.

— Очень хорошо, очень… — снова прошелестел голос. — И не волнуйтесь… В моем саду цветам места хватит.

Бреннер только согласно кивнул в ответ. Действительно, ярко-красный Cestrum purpureum в отличие от других растений сада, сильно чахнувших в последнее время, похоже, чувствовал себя превосходно. Не отставал от него и Cestrum fraucantium, с оранжевыми цветками. Сочные черные ягоды, унизывающие ветки цеструмов, бросались в глаза даже издали и выглядели, надо признать, очень эффектно.

Однако самому саду было плохо. Исключение составляли лишь цеструмы.

Некое неясное соображение, что-то вроде: «Похоже, в этом прекрасном саду хорошо себя чувствуют только те, кто источает яд», — пришло было в голову славному дисциплинированному садовнику Бреннеру при взгляде на буйно цветущие цеструмы. Но он тут же отогнал столь опасную мысль. Хотя доля истины в этом соображении, несомненно, была: сочные ягоды цеструмов не просто несъедобны — они смертельно ядовиты.

— Что ж, — прошелестел между тем голос, — если цеструмы так хорошо прижились, надо бы отделить несколько черенков.

— Непременно, — поспешил заверить Вольф. — Я обязательно высажу несколько черенков в теплую камеру для укоренения.

И Бреннер предупредительно склонил голову, выслушивая дальнейшие распоряжения.

В общем-то, он никогда не знал точно, видит его беседующий с ним «голос» или нет. Все-таки Вольф предполагал, что видит.

— Всего наилучшего!

И садовник удалился.

Удалился, не предполагая, что всю сцену его общения с «голосом», заснятую на пленку с помощью видеокамеры, увидит вскоре и детектив Дамиан Филонов.