Хирургические убийства

Глава 8. НЕНАДЁЖНЫЙ СВИДЕТЕЛЬ

«Уж, конечно, вы сразу определили, что преступление не обошлось без магического вмешательства», — подумала Рика, собирая как можно больше инструментов и ингредиентов, — надо же, какая поразительная осведомлённость! Хотя, — одёрнула она сама себя, — бывает, иногда магические проявления видно стразу. Поглядим».

— Смотрю, вы не особо торопитесь, — вывел её из задумчивости голос коррехидора, зашедшего в её кабинет, — по мне, чем скорее мы закончим с новым трупом, тем больше остатка выходного дня будет в нашем распоряжении, и мы сможем, наконец, нормально, если не пообедать, то хотя бы поужинать.

— Просто хочется предусмотреть всё, — покачала головой чародейка и бросила в саквояж пузырёчек с освящённым в семейном храме порошком из костей. Дежурная группа заявила о магии, а откровенное проявление магического вмешательства, что даже им бросилось в глаза, настораживает.

— Предусмотреть всё попросту невозможно, — улыбнулся Вил, — можно даже не пытаться.

— Кто предупреждён, тот вооружён!

Ответственный конопатый рядовой передал аккуратно выведенный на обрывке блокнотного листка адрес и объяснил, как лучше добраться до строения номер восемнадцать по второй левой линии заброшенных портовых складов.

— Да, местечко, прямо скажем очень даже подходящее для совершения убийства, — прокомментировал коррехидор тряскую езду по ухабам раздолбанной, давно не ремонтированной мостовой. Улица с названием Нижняя причудливым зигзагом спускалась к заливу Утренних облаков.

— Почему вы так думаете?

— На то немало причин, — Вил вильнул вбок, потому что большую часть дороги перегораживала внушающая уважение лужа, — Нижние склады являются продолжением одноимённой улицы. И когда-то были востребованы из-за своего удобного расположения. Однако лет пять назад там завелись жруны. Да, да, те самые твари, от присутствия которых мы с вами столь успешно избавили Торговый дом Картленов. Вывести жрунов не получилось: ваши собратья объяснили собственное бессилие близким залеганием под землёй артерий, и после какой-то по счёту безуспешной попытки справится с жрунами склады забросили. Владельцы складов перебрались в менее удобное, но значительно более безопасное место. Тем временем Нижние склады ветшали, становясь пристанищем для разного рода мелкой и средней шпаны. Наша служба регулярно, если, конечно, верить отчётам моего предшественника, проводит профилактические рейды по складам, однако ж полностью перекрыть доступ туда слишком сложно, да и накладно. Муниципалитет с завидным постоянством обещает прикрыть это гнездо порока, но пока до дела не дошло. Там проводят время проститутки низкого пошиба, любители разного рода дури, бродяги и мелкие преступные элементы. Там даже краденое не прячут, так как жруны запросто попортить могут. Не съедят, так испоганят. Вот в такое место мне приходится вести свою невесту воскресным днём вместо «Дома шоколадных грёз».

У одного из более-менее прилично сохранившихся деревянных строений (многих была обрушена кровля, выбиты окна и двери) маячила привычная форма Королевской сыскной службы, рядом же стоял среднего возраста мужчина с белой собакой на поводке.

— Господин полковник, — доложил по всем правилам сержант с пышными усами, — нами был обнаружен труп, сразу видно убийство.

— Ясно, — ответил Вил, — как обнаружили тело?

— Вон тот господин, — кивок в сторону физически крепкого господина в широких артанских брюках, совсем как у стрелков из лука, и удобной домашней куртке, — и обнаружил. Вернее будет сказать, его собака нашла.

Мужчина уже сам спешил подойти.

— Господин, — обратился он к Вилу, — по всему видно, что вы — здесь главный. Не могли ли вы в первую голову опросить меня, вместо того, чтобы с подчинёнными общаться. Мы с Хватом тут уже битых два часа торчим.

Вил свысока поглядел на свидетеля, представился и милостиво разрешил поведать о том, что случилось у склада за номером восемнадцать.

— Мой Хват — пёс с характером, — издалека начал мужчина, представившийся Ло́ддом Ко́джи, тренером по стрельбе из классического артанского лука, — многие недолюбливают эту породу, даже почитают её опасной, а по мне — так не сыскать псов преданнее и надёжнее.

Рика с сомнением поглядела на довольно-таки отвратного вида белёсого зверя с маленькими свинячьими глазками на вытянутой морде и его розоватую шкуру, почти просвечивающую через короткую жёсткую шерсть.

— Соседи боятся Хватушку, а ему и побегать, и повеселиться нужно, — Коджи ласково потрепал своего уродца по голове, — вот выхожу из положения, благо живу неподалёку. Идём сюда, пса с поводка спускаю и даю ему нагоняться от души. Потом снова на поводок, знаем мы законы, знаем! И домой.

— Хорошо, — сдерживая раздражение от неуместной словоохотливости свидетеля, сказал коррехидор, — нам совершенно ясны мотивы владельца бойцовой собаки. Переходите к сути дела.

Коджи кивнул, но начал строго с того самого места, на котором остановился:

— Хват только кажется неповоротливым, а на самом деле — огонь, а не пёс! Как примется носиться по округе, только лапы сверкают. Он у меня, знаете ли, любит своему хозяину, мне то есть, различные презенты носить. Иной раз крыску придушит принесёт, а бывает, найдёт что-нибудь ценное с его собачьей точки зрения и тоже тащит меня порадовать. Полагаю, для него это — такая особая форма собачьей благодарности. Вот и нынче тоже самое произошло: бежит, волокёт что-то большое. Поближе подбежал, я вижу6 в зубах у Хватика женский кожаный сапожок, модненький и почти что новый. Я ещё подумал, что не так уж плохо живётся артанскому люду, что они подобные вещи выкидывать вздумали.

Мужчина выдержал паузу и покачал головой. Было видно, что переходить к дальнейшему повествованию ему тяжко.

— И что же? — поторопил его коррехидор, он не заметил душевных терзаний собеседника и хотел как можно быстрее услышать кульминацию истории.

— Оказалось, — собрался с духом Коджи, — что Хват не пустой сапог притащил, к сапогу ещё и женская нога прилагалась. Пёс положил трофей к моим ногам и за брючину ухватил, рычит, поскуливает и тащит куда-то. оказалось, что вон в том складе — рука показала на полуотвалившиеся дощатые двери с облезшим номером восемнадцать, — там и ещё кое-что от женщины оставалось. Точнее, много всякого, только то, что я там увидел, ещё долго мне с самых страшных кошмарах сниться станет. Почему на складе такие большие окошки! Было бы темнее — я бы гораздо меньше отвратительных подробностей разглядеть сумел.

Мужчину передёрнуло. Он попытался сглотнуть, потом плюнул в сторону тягучей слюной, какая нередко предвещает приступ тошноты.

— После этого я вышел на улицу, дошёл до ближайшей лавки и попросил владельца послать сынишку в коррехидорию с запиской о страшной находке. Потом приехали ваши подчинённые, я им всё обсказал, но они велели дожидаться вас. Дождался и вам всё повторил. Теперь-то хоть отпустите?

— Отпущу, — сказал коррехидор, — а завтра до обеда попрошу зайти в коррехидорию и подписать показания.

Хотя Вилохэд и употребил слово: «попрошу», но весь тон четвёртого сына Дубового клана словно предупреждал о нехороших последствиях пренебрежения его простой просьбой. Преподаватель по классической стрельбе из долгого лука поклонился и заверил, что завтра поутру непременно явится и подпишет все необходимые бумаги.

После чего он был отпущен с миром. Его пёс постарался обойти чародейку на всю длину своего поводка, поджимал хвост и всячески демонстрировал полнейшее нежелание даже на шаг приблизиться к посвящённой богу смерти. Рика подумала, что амулет, который она носила постоянно, он подавлял ауру бога смерти, по всей видимости плоховато действует на собак.

Внутри склада под номером восемнадцать пахло кровью и смертью. Лучи заходящего солнца, проникающие через остовы решёток на окнах, окрашивали в весёленький золотистый оттенок загаженный пол, где среди битого кирпича и непонятного происхождения склянок, валявшихся вперемешку с мусором, на сравнительно расчищенном от всего этого безобразия месте лежали женские останки. Вил вздохнул и отвёл глаза, ему потребовалось сделать несколько глубоких вздохов, прежде чем хватило духу поглядеть на то, что ещё несколько дней назад смеялось, ходило, разговаривало, а теперь лежало мясной кучей на земляном полу склада номер восемнадцать.

Рика же с привычным хладнокровием наколдовала на руках защитную плёнку, вызвала из духовного плана фамильяра-Таму и приступила к осмотру тела. С одного взгляда ей стало понятно, что здесь поработал тот же самый преступник, что и доходном доме. Хотя после него труп пытались съесть. Живот и органы брюшной полости помимо привычных хирургически точных порезов носили следы острых зубов, которые по размеру и характерному прикусу вполне могли принадлежать жрунам. Жруны успели объесть нижнюю часть живота, успели полакомиться суставами ног (поэтому-то любимый пёсик и принёс своему хозяину кусочек стройной женской ножки прямо в сапоге), вгрызлись в мышцы бёдер, но вот потом…

— Что скажете на этот раз? — коррехидор заставил себя посмотреть на тело.

— Убийство с последующим поеданием жрунами, — заявила чародейка, — почерк преступника тот же самый. Порезы схожие, смертельный удар также приходится на проекцию четвёртого ребра с левой стороны грудной клетки. Жертве на мой взгляд в районе двадцати лет, — чародейка приподняла веко убитой, — и она страдала содружественным косоглазием. Не сильным, но вполне заметным. Это может помочь установить её личность. И ещё, — Рика раздвинула остатки ног, — женщина была изнасилована и весьма грубо.

— На мой взгляд, — Вилохэд уже совершенно овладел собой, дурнота отступила, сменившись сугубо профессиональным интересом, — есть существенные отличия от первого убийства.

— Естественно, — усмехнулась чародейка, — здесь нет кровати.

— Смешно. Но я о другом: как убийца заставил жертву лежать смирно на полу, пока он насиловал и резал свою жертву? Взгляните, — он указал на кисть руки, носившую следы пиршества жрунов, — следы веревки. Значит, жертва была связана и обездвижена. Полагаю, верёвка от связанных рук шла вон к той скобе на стене.

— Ну и что? — пожала плечами чародейка, — на улице Белых тополей проститутку привязывали к кровати. Здесь то же самое, похоже мы, действительно, имеем дело с серийным убийцей.

— Отнюдь, не то же самое, — покачал головой коррехидор, — здесь убийца после смерти развязал жертву и унёс верёвку с собой, а в первом случае — оставил на месте. Помните, вы ещё определили мудрёные морские узлы?

— Не мудрёные, а одни из самых несложных. Но вот сама верёвка, — Рика повернула руку девушки с излюбленным в среде девиц лёгкого поведения красно-золотым маникюром и посмотрела на синяки, оставшиеся после связывания, — кто знает! Может, убийца не хочет привлекать к себе излишнего внимания, закупаясь верёвкой всякий раз, когда идёт на дело? Или в первый раз его спугнули, и он предпочёл унести ноги. Меня интересует другое. Куда делись жруны, и почему они не доели сво? Вы ведь в курсе, что этих наглых тварей, живущих одновременно в двух планах: духовном и материальном, просто так от добычи не отвадишь. Даже если спугнуть, они всё равно возвращаются назад до тех пор, пока не сожрут всё, что кажется им вкусным до конца. В нашем же случае они съели на удивление мало. Мне кажется, убийца рассчитывал именно на то, что жруны уничтожат все остатки его преступления.

— Собака. Их прогнал Хват. Может же бойцовская собака спугнуть жрунов?

— Конечно же, нет. Если бы тут орудовали жруны, Хват сюда даже бы и не сунулся. Здесь что-то иное. Видите, и Тама притихла.

Коррехидор обратил внимание, что фамильяр вместо несколько развязного поведения домашней любимицы, привыкшей к шалостям и некоторым вольностям в отношении как своей хозяйки, так и Вилохэда, демонстрировала встревоженнось, норовя прижаться к щеке чародейки, а то и вовсе унырнуть за ворот платья.

— Да, наш крылатый череп на удивление скромен в своих проявлениях.

— Именно. Что-то её напугало. И это что-то, скорее всего и спугнуло жрунов, — чародейка с самым беспечным видом складывала в сумку принадлежности, что использовала при осмотре трупа, — встаньте поближе ко мне, — проговорила она, не меняя интонации, и Вил с удивлением приблизился к девушке.

Та быстро вытащила пробку из пузырька, раздавила его в руке и подбросила вверх. Светлый порошок блеснул в лучах заходящего солнца льдистыми острыми искорками и осыпался под звуки заклятия, прочитанного на незнакомом четвёртому сыну Дубового клана языке, образуя на полу странную фигуру. Вил и Рика оказались в самой середине сложной пентаграммы, которая, как и большинство созданных некроманткой, поражали странной негармоничной гармонией и силой.

— Теперь поглядим, кто скрывается в тенях, — девушка засучила рукава платья.

— А что вы насыпали? — почему-то понизив голос, спросил Вил, разглядывая странные острые кристаллы на полу.

— Это освящённые кости, точнее, порошок из них, который делает моя бабушка и освящает его в нашем семейном храме, посвящённом богу смерти Эра́ру. Я с его помощью создала барьер, который не под силу преодолеть большинству существ духовного плана. Подозреваю, одно из них прямо сейчас скрывается вон в том углу, — она показала на дальний тёмный угол, заваленный каким-то непонятным мусором, среди которого явственно виднелись остовы полусгнивших ящиков. Тама облетала его стороной. Уверена, она кого-то почуяла.

Рика раскрыла саквояж, который предусмотрительно прихватила с собой в центр пентаграммы, вытащила оттуда самую обыкновенную свечу, вернее, аккуратно отрезанный острым ножом кусочек самой обыкновенной восковой свечи длиной с две фаланги пальца. Засушенная шкурка маленького ужа (коррехидор лишь подивился: чего только не увидишь в арсенале у практикующего некроманта!) была несколько раз обвёрнута вокруг свечки и самым тщательным образом привязана сухими стебелькамитравы. После чего чародейка прошептала необходимые слова, на всякий случай замкнула внутри себя побольше магический цепей и зажгла свечу. Но вместо ожидаемого оранжевого огонька свеча вспыхнула горячим пламенем, мгновенно захватившим и травинку, и ужиную шкурку, тут же принявшуюся расплёвывать вокруг себя хвостатые искорки. После этого Рика зашвырнула всё это сверкающее подобно маленькому фейерверку безобразие в угол, которого столь тщательно избегал фамильяр. Едва снаряд чародейки коснулся кучи мусора, раздался взрыв, ослепительная вспышка которого проявила странную согнутую фигурку, жавшуюся к стене, и вышвырнула её оттуда.

К удивлению Вила, на полу склада сидела голая девочка лет шести-семи: отчаянно тощая — кожа да кости, с длинными грязными волосами неопределённого серого цвета. При более внимательном взгляде стало заметно, что у «девочки» наличиствуют кошачьи уши, остренькие груди, а вместо ног — тощие, серые же, лапки с длинными пальчиками, на которых были острые загнутые когти. Да и на руках, собственно, и когти были не меньше. Личико её: бледное, худое, с запавшими щеками, представляло собой некую противоестественную смесь между кошкой и человеком. Огромные фосфорецирующие глаза смотрели немигающим и ничего не выражающим взглядом, а изо рта торчали остренькие клыки.

— Вы знаете, кто это? — прошептал Вил, воспользовавшись тем, что непонятное существо было оглушено взрывом.

— Да, это — болеглот.

— Болеглот? — коррехидор впервые слышал это название.

— Существо из духовного мира, питающееся эманациями страдания и боли, — последовал ответ, — само причинить вреда не может. Полагаю, болеглота привлекли страдания жертвы, а значит — она видела убийство.

— Более, чем ненадёжный свидетель, — заметил Вил, — даже при условии, что оно может говорить и согласится с нами общаться.

Болеглот тем временем успела оклематься, облизнулась, помотала головой (совсем как кошка, которой что-то попало в ухо), потом с любопытством уставилась на чародейку и коррехидора.

— Так ты не собираешься её резать? — спросило существо Вила обвиняющим тоном. Голосок был скрипучим, так в театре любят изображать старушек, — я очень огорчена.

— Ответьте ей, — Рика толкнула коррехидора, — болеглот сама пошла на контакт.

Вилохэду чувствовал себя неловко и неуверенно, а девочка-кошка подошла к пентаграмме понюхала её и скривилась:

— Плохое, гадкое. Не пройти. А всё-таки жал, что ты не режешь свою женщину.

— Я не для этого пришёл сюда, — выдавил из себя Вил, изо всех сил стараясь не смотреть в эти большие кошачьи глаза с вертикальными зрачками.

— Да? — удивилась болеглот, — а зачем тогда? Собаки у тебя нет, — она загнула палец с бритвенно-острым когтем, — резать её, — неприязненный взгляд в сторону чародейки, — не будешь, — второй загнутый палец, — меня оглушили ни за что ни про что, — третий тонкий с выпирающими суставами пальчик присоединился к собратьям, — так зачем?

— Что зачем? — не понял Вил.

— Зачем пришёл сюда?

— А ты зачем пришла сюда?

— Я? — удивилось существо и сдуло прядь волос, упавшую на глаза, — кушала. А раз больше ничего мне не светит, пойду отсюда подальше. Страсть, как не люблю, когда в тебя заклятиями разными огненными швыряют. И вообще магов не люблю! — ни с того, ни с сего закончила она.

— Удерживайте контакт, — сказала чародейка, — она может опять невидимой сделаться и исчезнуть, тогда расспросить не удастся. Какой-никакой, — а свидетель убийства. Проявите, наконец, своё хвалёное обаяние, пока я придумываю, чем её зацепить.

— Редко встретишь такие прекрасные большие глаза, — проговорил коррехидор с интонациями записного обольстителя, — они притягательны, и в них смело можно утонуть!

Но, как ни странно, на болеглота тирада Вила произвела нужное впечатление: она ещё шире распахнула и без того огромные глазищи и склонила голову на бок.

— Очень хотелось бы узнать, какое имя носит прекрасная обладательница этих чудесных глаз.

— Кики, — пискнула болеглот, — мне дали имя Кики.

— Какде прелестное имя! Это сделали ваши родители? — спросил Вил, — он совершенно не представлял, о чём можно разговаривать с этим жутковатым на вид существом.

— Если бы, — горестно воскликнула Кики, — у нас нет имён, да они нам и не нужны. Мы, болеглоты, друг друга узнаём по уникальному запаху. Удобнее, чем ваши громоздкие имена. Имя Кики мне дал мерзавец-маг, что вытащил меня из нашего уютного мира в голодный и грубый материальный план, — она покачала головой, от чего дёрнулись уши, и волосы упали на лицо, — этот глупец думал, что я отомщу за него. Глупец! Глупец! Глупец! — пропела Кики, — начинающий чародей, ибо, если бы он был опытен, он бы знал, что мы питаемся болью, но сами причинять её не можем.

— Чего хотел от вас упомянутый вами чародей? — подтолкнул к дальнейшему повествованию примолкшего болеглота Вил.

— Его бросила девка, — со скрипучим смешком продолжала их странная собеседница, — и он хотел, чтобы я хорошенько помучила счастливого соперника и его бывшую, а я н-е м-о-г-у! Вот, если бы он сам…, — болеглот сладко облизнулась, — а он просто выгнал меня вон, словно шелудивую собаку. Выбросил в окно. Эх, и плохо мне пришлось, — глаза неопределённого, переливающегося словно внутренняя поверхность раковины, цвета приняли грустное выражение, даже чуточку затуманились непрошенными слезами, — вы даже не представляете, как сложно в вашем городе найти качественную боль! Я бродила, бродила, бродила, пока не попалась мне на глаза похоронная контора. Женщина, что зашла туда, излучала такую незамутнённую душевную боль, что меня потянуло в её сторону, словно магнитом. Видите ли, — болеглот шагнула к Вилохэду, но невидимый барьер не позволил ей приблизиться, — меня, конечно, физическая боль питает лучше, да и на вкус она ярче, но и душевные страдания тоже могут сойти на худой конец. Но вы — люди, настолько странные существа, что я просто теряюсь. Очень даже немногие приходили в похоронную контору, принося с собой душевную боль. Чаще, куда как чаще, у них в душах гнездилась досада, озабоченность, уныние, а порой — и чистая незамутнённая радость. Радость мне без надобности, какое-то время я пожила у похоронщиков, можно сказать, впроголодь и решила подыскать местечко получше.

Кики обошла магический барьер, созданный чародейкой, потрогала его тощим узловатым пальцем, но длинный коготь высек неожиданную искорку. Болеглот отдёрнула руку, совсем по-кошачьи облизала её и принялась рассказывать дальше.

— Обессиленная и голодная я пришла туда, где убивают животных.

— Куда ты пришла? — не поняла Рика.

— Вы ведь под местом, где убивают животных, подразумеваете Кленфилдские скотобойни? — светским тоном переспросил коррехидор.

— Да, да, — обрадовалась пониманию болеглот, — там и коровок, и свиней убивали, а потом разделывали на мясо. Конечно, боль животных — это совершенно не то, что боль человеков, — она сладко облизнулась, — но истаять и помереть позорной смертью в материальном мире не позволила.

Рика, наконец-то, поняла, как зацепить хитрого болеглота. Чародейка, отнюдь, не обольщалась, будто Кики, медленно бродящая вокруг магического барьера и вроде бы с обезоруживающей откровенностью жалующаяся на жизненные невзгоды материального мира, просто так расскажет о преступлении. Существа из духовного плана коварны и хитры, как только она почувствует, что людям от неё что-то нужно, тотчас же начнёт юлить и постарается стребовать за помощь какую-нибудь плату. И чародейка не понаслышке знала, что плата сия может оказаться весьма и весьма неприятной. Поэтому желание болеглота вернуться в духовный план пришлось как нельзя кстати.

— Так ты не видела, что произошло с девушкой, труп которой лежит на полу? — спросил коррехидор, успевший перейти с болеглотом на «ты».

— Говорю же, не видала! — ворчливым старушечьим голосом пропищала Кики, почесав за ухом, — я, что, сюда поспать пришла. На скотобойнях владельцы магией паразитов травили, так та волшба на меня столь омерзительное впечатление произвела, просто невмочь! Меня наизнанку вывернуло бы, коли б я могла вкушать материальную пищу. Но на духовной еде только хуже: Тошнить — тошнит, а выблевать ничего! Вот и пришлось опять скитаться по улицам, словно бездомной попрошайке, покуда сюда вот не забралась поспать. А девку вашу даже не заметила, — она завела глаза к потолку, — прошла мимо и всё. Мало ли какой мусор на полу валяется…

— Ага, ага, — подключилась Рика, — так я тебе и поверила. Да разве ж ты могла пройти мимо такого пиршества? — миндалевидные зелёные глаза чародейки выразительно указали на труп на полу.

— Самая умная, да? — огрызнулась Кики, — я, между прочим, с мужчиной разговариваю, а не с тобой. Ты мне совсем-совсем неинтересна!

— И очень даже зря, — улыбнулась Рика, — мой спутник тебе полезным быть не может, а сотрудничество со мной принесёт откровенную выгоду.

— Какую же, интересно узнать?

— Если тебя не интересует возвращение в духовный план, — с деланым безразличием ответила чародейка, — можешь продолжать важничать и упражняться в остроумии. Я найду, на кого свою духовную силу потратить.

Болеглот замерла на месте и взгляд мерцающих, казалось бы, лишённых выражения глаз, вперился в чародейку. Кики пыталась понять, говорит ли девушка правду.

— Да, да, — подтвердила Рика и вытащила прятавшуюся в широком рукаве Таму, — видишь моего фамильяра? Сейчас покажу, с какой лёгкостью я её в духовный план отсылаю.

Чародейка, обычно обходившаяся замыканием одной магической цепи и просто открывавшая проход в духовный план, сейчас для демонстрации обставила отбытие фамильяра красивым водопадом искорок нежного лилового оттенка. Тама без слов поняла замысел хозяйки и подыграла вспышкой духовной энергии и лёгким мявом. Болеглот молча просидела какое-то время, видимо, обдумывала, насколько выгодное сотрудничество ей предложили. Не то, чтобы Кики хоть чуточку волновало произошедшее на её глазах убийство, она боялась продешевить или оказаться обманутой. Её сородичи не зря полагали людей, а в особенности чародеев, существами лживыми, ненадёжными и склонными к предательским подвохам. Болеглот покачала головой. Да, всё верно: именно таким и оказался тот маг-студент, ухитрившийся выманить её из родного мира. Эта чародейка посерьёзнее будет. Кики вздохнула и решила сделать вид, будто возвращение в духовный план ей нужно, но не так, чтобы уж очень.

— Вот ты, — болеглот окинула Рику взглядом, — говоришь о сотрудничестве, а сама за магическим барьером прячешься, словно я — страховидло какое опасное. Сотрудничество доверие подразумевает.

— Ладно, — кивнула чародейка, надеясь, что болеглот заглотила наживку, — сейчас уберу. Она совершенно безопасна для нас, — шепнула она Вилу.

Барьер исчез, и довольная Кики потянула носом.

— Теперь договор, — проговорила она, хитро поглядывая исподлобья на двоих людей, — а то, кто знает, я расскажу вам всё, что тут видала за искреннее спасибо. Вы уйдёте и оставите меня тут пропадать до скончания веков.

— Отлично, — кивнула Рика, — даю слово чародея в том, что обязуюсь отправить в духовный план болеглота по имени Кики, присутствующую здесь, в качестве платы за сотрудничество, добровольно проявленное вышеозначенным болеглотом Кики в расследовании убийства.

— Что это ещё за слова такие: сотрудничество, добровольно? Что-то уж больно подозрительно звучит, — засомневалась болеглот, почёсывая спутанную шевелюру, — обманом попахивает.

— Ничего похожего, — заверил коррехидор, — добровольно — значит тебя никто не принуждал, а сотрудничеством называют совместную деятельность, когда ты помогаешь другим. И чем больше ты будешь нам полезна, тем скорее госпоже чародейке захочется отправить тебя домой.

На болеглота уверенная речь Вилохэда произвела нужное впечатление. Она дёрнула шеей, уселась, скрестив ноги, и начала разговор:

— Ох, и проницательна ты, чародейка, проницательна. Сразу срисовала, что такую вкуснятину, что здесь нарисовалась, я пропустить не могла. Почуяла, само собой почуяла: сперва страх, он не так редко боли предшествует, либо с ней рука об руку идёт.

— Ты с самого начала всё видела?

— Как привёл не видала, когда я проснулась, он девушку привязал и сам до гола раздеться успел.

— Кто он? — подался вперёд Вил.

— Он, — зажмурилась болеглот, чтобы лучше припомнить, — в смысле, мужчина, оказался гигантского роста, буквально чуть с потолка паутину не собирал, плечищи — широченные, — она развела свои длинные худые руки в стороны, — ну, и всё остальное под стать.

— До потолка склада больше десяти сяку будет, — скривилась Рика, — такого роста у людей не бывает.

— А вот и бывает, — не унималась Кики, — этими вот глазами я видала голого гиганта, он чутка пониже его будет, — оценивающий взгляд белёсых, слабо светящихся глаз прошёлся по четвёртому сыну Дубового клана сначала сверху вниз, а затем снизу вверх.

— А приметы? — наседала чародейка, — каков он был?

— Каков, каков? — передразнила Кики, — все человеки для меня на одну рожу. У того вроде бы брови толстые были, словно пиявки мохнатые. Он ещё шевелил ими так, что брови эти по всему лицу ползали, а в конце на девку переползали и в лицо впивались.

— Ой, врёшь, — презрительно бросила Рика, — никаких следов кровососущих тварей я на лице жертвы не обнаружила, — или ты начинаешь обо всём рассказывать толком, или наш договор аннулируется, мы с господином коррехидором иных свидетелей поищем: более честных и более благодарных.

— Нет, не нужно, — заныла болеглот, — я про брови просто так сказала.

— Значит, густых бровей у убийцы не было?

— Были, ещё как были! Просто по лицу они не ползали, — торопливо проговорила Кики, она всерьёз напугалась, что чародейка передумает отправлять её в духовный план, — и ещё складки у рта были и когти потом вылезли.

— Слушай, — проговорила Рика, тоном строгой учительницы, — завязывай с враками! Какие ещё когти?

— Сперва выслушай по порядку, как события тут шли, а потом суди, что враки, а что — нет! Огрызнулась болеглот, — значится, так. Убивец этот ваш место на полу расчистил и футон постелил.

— Какой ещё футон? — удивился Вил, — если бы использовали футон, на полу крови в разы меньше бы было.

— Тогда раскладную кровать, — не моргнув глазом, исправилась болеглот, — кровища, она прямо с кровати и натекла.

— Я ухожу, — картинно вздохнула чародейка, — а вы можете продолжать слушать этот бред про когти, футоны, кровати.

— Ладно, ладно, — замахала руками собеседница, — стульчик раскладной у него имелся и фонарь, из тех, что принято у вас воровскими называть. На стульчике убивец свою одёжу аккуратненько так сложил.

— А где одежда женщины?

— Бабонька навеселе была, — охотно пояснила Кики, — всё сперва жалась к нему, в глаза заглядывала да спрашивала, какой сюрприз он для них припас? Сюрприз! — она хохотнула лающим смешком, — катану раскладную из кармана вытащил, разложил, да посёк её, в том и весь сюрприз.

— Стоп, хватит, — прищурилась Рика, — сначала ты говорила, будто на страх пришла, потом рассказывала, как на мусоре спала, а теперь нам фантазируешь, как убийца сюда жертву привёл, как она ему в глаза заглядывала! Мы не роман сочиняем, а расследование ведём, и про раскладные катаны, когти и ползающие брови слушать не собираемся. Поняла? Ещё раз придумаешь ерунду какую-нибудь, и распрощаемся навсегда. Сиди себе на своей куче, да жрунов гоняй.

Глаза болеглота увеличились ещё больше, хотя казалось, что больше уже некуда:

— Как про жрущих гадов прознала?

— Очень просто, сопоставила факты: твоё присутствие и недоеденный труп.

— По-моему, Кики сочиняет не из стремления навредить следствию, — сказал коррехидор, а болеглот насторожённо дёрнула своими большими, практически голыми ушами, — просто она боится, что виденное ею недостаточно интересно, и приукрашивает правду причудливыми подробностями, чтобы показаться в ваших глазах более полезной. Так ведь?

Болеглот усиленно закивала головой, от этого её грязные патлы мотались во все стороны.

— Кики, тебе не нужно ничего подобного бояться, — Вил ободряюще улыбнулся, — просто расскажи, как всё было на самом деле. Так ты и окажешься максимально полезной.

Ненадёжная свидетельница преступления подумала немного, потом вздохнула. Видимо, Вил оказался прав, поскольку дальнейший её рассказ оказался кратким и ёмким. В склад номер восемнадцать позавчера в двенадцать двадцать три ночи пришли двое.

— В двенадцать двадцать три? — переспросил коррехидор, — опять фантазии.

— Ничуть, — обиделась болеглот, — все наши до минут и секунд время определять умеют. Не веришь — проверь.

Вилохэд вытащил из кармана золотые часы с дубовыми листьями и попросил сказать, который теперь час. Кики, на задумываясь, сказала, что в данный момент пять часов сорок восемь минут.

— Пять сорок девять, — подтвердил коррехидор, — причём, секундная стрелка только что перешла отметку в двенадцать часов.

— Я же говорила, — покровительственно, заметила болеглот, — проверяй, сколь душеньке угодно!

Рика заносила в блокнот всё наиболее значимое из рассказа Кики. Мужчина, которого она описала как довольно высокого, широкоплечего человека с густыми бровями, сказал женщине, что хочет связать её. Та не удивилась, посмеивалась и заверила, что в совершенстве владеет этой техникой и готова ко всему.

— Однако ж вряд ли могла представить, что именно её ждёт, — радостно сообщила болеглот, — мужчина заткнул ей рот, разделся до гола, взял нож.

— Опиши оружие, только без раскладных катан, — велела чародейка.

— Небольшой, примерно вот такого размера, — Кики развела руки, наглядно демонстрируя размер, — такие ещё моряки носят! — обрадовано сообщила она, — на поясе.

— Где ж ты с морскими офицерами-то пересекалась?

— Я ж тут в порту неделю живу, кого только не навидалась. Человече этот сначала просто с женщиной развлекался, я даже разочаровалась: зачем тогда нож брал? Но он мои ожидания не обманул. Сперва скушал что-то, а вот уж после того, я столько эманаций боли самого разного толка получила, — болеглот блаженно прищурила свои глазищи и сладко облизнулась, — редко нам подобное пиршество перепадает.

— Подожди, — остановила поток восторгов чародейка, которую царапнуло слово «скушал», — что-что он сделал, прежде чем начал жертву пытать?

— Во-первых, никто никого не пытал, — назидательно проскрипела Кики, — пытают для того, чтобы принудить к тому, что человече делать или говорить не желает. А тут — чистое развлечение. Жаль, что я не способна усваивать эмоции радости и наслаждения, — в последней фразе слышалось искреннее сожаление, — тут этого было через край.

— Ты сказала, будто преступник что-то съел во время совершения насилия над связанной женщиной? — недоверчиво проговорила Рика. Мысль, будто насильник может в процессе обладания жертвой на ходу сжевать припасённый бутерброд, казалась более, чем сомнительной, — опять сочинять принялась?

— И ни капельки я не сочиняю, — насупилась болеглот, — как мне сказали, так и делаю: всю самую, что ни на есть, чистейшую правду вам говорю. Он что-то махонькое из металлической коробочки вытащил, в рот засунул и прожевал. Как такое, по-вашему, называется, если не съел?

— Ты заметила, что именно он вытащил из коробочки и какого она была размера?

Кики задумалась, прикрыла глаза и показала размер коробочки, раздвинув пальцы. Рика подумала, что речь идёт об обыкновенной таблетнице, куда складывают пилюли.

— Вот насчёт, что там лежало, не скажу. Я на куче сидела, да и особо рассматривать их мне надобности нет. Видала, как мужик что-то небольшое вытащил и съел. Может, ягоду какую, а может, и насекомое.

— Хорошо, допустим, — Рика пометила в блокноте, что преступник во время совершения преступления принял некий препарат, — и что было дальше?

— Что бы он там не схавал, оно его преобразило: руки вытянулись и превратились в какие-то лапы не то с клешнями, не то с когтями; на спине проросли шипы, а рожа вытянулась, наподобие звериной.

— Снова буйная фантазия заработала? — скривился коррехидор, мы ж с тобой договорились!

— Да не вру я, — насупилась Кики и обхватила себя длинными руками, — ни капельки не вру. Когти его хоть и выглядели полупрозрачными, а тело резали не хуже бритвы. Потом он наигрался со своей жертвой вволю и ткнул когтем прямиком под левую грудь. Тут-то женщина и померла. А жаль. Остановился бы, я ещё подзакусить успела бы, а так — всё.

Рика склонилась над трупом. Жруны почему-то в первую голову накинулись на суставы ног, погрызли груди и жировые отложения на животе и бёдрах. Поэтому порезы, вернее большинство из них были прекрасно видны. «А ведь болеглот не врёт», — подумала чародейка. Если на улице Белых тополей цветущая стадия разложения не позволила определить, одним ли орудием были нанесены раны, то здесь при внимательном осмотре было хорошо заметно: одни раны аккуратные, они от острого ножа (возможно, и кортика, о котором упоминала болеглот), но были и иные. Эти с рваными краями, словно женщину отработало когтями некое крупное, хищное животное. И знакомая смертельная рана совпадала с описанием.

— Кики сказала правду, — подтвердила Рика, — на теле есть следы когтей.

— А что я говорила — радостно воскликнула болеглот, — а ты не верил!

— Полагаю, убийца использовал накладные когти, подобное оружие лет пятьсот назад придумали в Делящей небо. Когти, притом отменно заточенные, крепятся к перчатке либо к кольцам-напалечникам, — проигнорировав победный вопль Кики сказала чародейка, — а насчёт внешнего облика наш свидетель мог быть опьянён избытком «вкусных» эмоций.

— Давайте отставим в сторону морды, когти, шипы на спине, — предложил Вил, опасавшийся, что разговор о преображении убийцы в некоего монстра может затянуться, — что стал делать мужчина с густыми бровями после того, как убил свою жертву?

— Он оделся, но сперва вытерся мокрой губкой и полотенцем. У него такая коробочка с губкой припасена была, поглядел ещё, чтобы ни единого кровавого пятнышка на нём не осталось, — уважительно проговорила Кики, ей, видимо, импонировала такая аккуратность, — собрал в мешок полотенце, сложил туда же проституткины одёжки (та их прямо на пол скинула), убрал складной стульчик, нож, подобрал свой окурок и ушёл.

— И всё?

— Ой, позабыла! — пискнула болеглот, — убивец этот верёвки развязал, свернул их и в тот же мешок кинул, и после этого ушёл.

— Да, — подтвердила чародейка, — вот здесь, — она присела на корточки чуть в стороне от тела, — на земляном полу явственный отпечаток от ножек складного стула. Верёвок тоже нет.

— Ну да, ну да, — болеглот по-кошачьи приблизилась к Рике и заглянула ей в глаза, — я ведь была полезной? Была же?

— Да, ты помогла, — сказала чародейка, — можешь не беспокоиться, сейчас я тебя назад в духовный план отправлю, но учти, поскольку не я тебя призывала, может быть больновато.

— Ничего, потерплю, — заверила Кики, — мне, знаете как, в вашем мире опостылило, слов нет! Так что, давай, чародейка, колдуй скорее!

Рика вооружилась необходимыми ингредиентами, вытащила из-за пазухи сопротивляющуюся Таму и довольно быстро отравила болеглота в духовный план. Та только успела послать воздушный поцелуй коррехидору.

— Итак, — проговорил Вил, когда в склад номер восемнадцать вошла похоронная команда из осуждённых на общественные работы нарушителей правопорядка, а недавно нанятый специалист по магографии сделал несколько снимков, — у нас на руках интересное свидетельство крайне ненадёжного рассказчика, показания которого не пришить к делу, да и ни один суд в Артании не примет.

— Напрасно вы так, — возразила Рика, — болеглот, конечно, привирала в силу своей природы и естества, — но из её рассказа можно вычленить немало интересного для того, чтобы двигаться дальше в нужном направлении. Например, Кики указала любопытные черты подозреваемого: он высок ростом, у него густые брови, он аккуратен и владеет офицерским кортиком, что, впрочем, прекрасно сочетается с морскими узлами, обнаруженными нами на улице Белых тополей. Обе его жертвы — женщины лёгкого поведения. Из этого можно сделать вывод, что наш подозреваемый не чужд низкопробных развлечений.

— Да, примет довольно, — кивнул коррехидор, — но искать высокого бровастого мужчину по ночным клубам и крысиным боям можно до скончания веков, либо остаётся надеяться, что с новой жертвой убийце изменят его пунктуальность и аккуратность, дав нам в руки какие-нибудь значительные улики.

Рика уселась на своё место в магомобиле, и они выехали с площадки между складами.

— В поле нашего зрения уже попадал один мужчина, великолепно соответствующий всем приметам, — подумав, заметила чародейка, — высокий, импозантный с густыми бровями, любитель сомнительных удовольствий, к тому же напрямую связанный с морским делом, — она выжидательно, искоса, поглядела на собеседника, который лишь кивал, не отрывая взгляда от дороги, — это Цукисима.

— Ито? — не поверил своим ушам кррехидор, — вы в своём уме?

— Я ожидала чего-то подобного, — спокойно ответила Рика, — но не стоит выводить из числа подозреваемых человека лишь потому, что он учился в Морском кадетском корпусе вместе с вашими старшими братьями.

— Да он сколько раз приезжал к нам, — возмущённо воскликнул Вил, — я знаю его с моих десяти лет! Это прекрасный человек, он занимает высокий пост, начитан, умён, женат, но бездетен. С чего это вдруг вам вздумалось его в маньяки записывать!

— Думаете, человек родился, и вот — нате вам, маньяк! — ответила чародейка, — нет, милорд, так не бывает. Вы встречались с господином Цукисимой в детстве, он был другом ваших старших братьев, и заведомо имел в ваших глазах неоспоримое преимущество перед всеми остальными людьми. Но что вы знаете о нём нынешнем? У вас какая разница в возрасте?

— Десять лет.

— Значит, ему тридцать пять-тридцать шесть, — продолжала чародейка, — и вы ничего не можете сказать о нём, кроме того, что мы с вами слышали от него самого в бойцовском клубе. Что выходит? Господин Цукисима в Кленфилде гостит вторую неделю. Это совпадает с первым трупом. Квартира в доходном доме была снята по почте, и он спокойно мог сделать это, причём первое письмо мог написать прямо из своего родного города. Морские узлы, кортик — ещё одно совпадение. Помните, с каким жаром Цуки рассказывал нам о своём времяпрепровождении в столице? Не вызывает сомнений, он не чужд низкопробных развлечений. А эти его туманные намёки на ещё более интересные возможности, какие в Кленфилде получает заинтересованное лицо? Вдруг он успел побывать у Парков и пробовал дурь от Глыбаря? Кики видела, как убийца съел что-то из коробочки. А что, если у него был припасён приснопамятный пакетик с фиолетовой орхидеей?

— Полагаете, наркотик способен превратить человека в чудовище?

— Превратить — вряд ли. Но вот высвободить сокровенные желания и стремления, особенно, когда мораль и воспитание идут в разрез с тем, что требует извращённое естество, могут, — они сидели в магомобиле на стоянке неподалёку от Дома шоколадных грёз. Коррехидор молчал, и Рика продолжала, — мне кажется, произошло следующее: Цукисима просто хотел совместить приятное с полезным в командировке. Чтобы не портить свою репутацию древесно-рождённого сотрудника Адмиралтейства, он снимает холостую квартиру на улице Белых тополей и приводит туда проститутку. За предшествующие роковому вечеру несколько дней он успел посетить бои без правил (при нашей встрече он не производил впечатление новичка) и какие-то иные злачные места. Возможно, я подчёркиваю, возможно, ему кто-то из новых или старых приятелей порекомендовал вечера у Парков, где он и получил доступ к заветному пакетику. Дальнейшее мне видится так: проститутка, склонность к несколько извращённым удовольствиям (обе жертвы были связаны) и для обострения чувств — наркотик. Поскольку в первом случае одежда женщины не была убрана, и верёвки остались на месте, предположу, что эффект поразил самого убийцу. Он не собирался убивать, просто хотел развлечься.

Рика смолкла, не проронил ни слова и коррехидор.

— Второе убийство производит впечатление обдуманного и спланированного, — Рика не видела иного выхода, кроме как высказать все свои мысли, не считаясь с чувствами собеседника, — Цукисима унёс все улики, кроме сапог, он не стал утруждаться и снимать их. Может, побрезговал возиться с трупом, а, может, посчитал, что сапоги никак не помогут установить личность, либо думал, будто жруны не побрезгуют обувью из натуральной кожи. Самих жрунов он именно предусмотрел. Кстати, — девушка слегка толкнула в плечо коррехидора, — сотрудник Адмиралтейства лучше прочих будет осведомлён о проблемах в портовых складах. Он точно знал, что на складе номер восемнадцать орудуют жруны. Они-то и должны были уничтожить труп без остатка, либо до неузнаваемости изуродовать его. Только вот наличие на складе болеглота он никоим образом предусмотреть не мог. Сие обстоятельство и дало нам пускай и ненадёжного, но всё-таки свидетеля, что прогнал прочь прожорливых тварей.

— Ваши рассуждения логичны, — сказал коррехидор негромким бесцветным голосом. Сама мысль о виновности Ито Цукисимы — весёлого, бесшабашного Ито Цукисимы, которым он так восхищался в отроческие годы, была чертовски неприятной, — но у меня такая версия преступления просто отказывается укладываться у меня в голове.

— Знаете, — примирительно проговорила чародейка, которой даже стало жаль Вила, — в рекомендациях по ведению расследований сказано, что одно совпадение может ничего не значить, но вот с случае двух и более обязательно требуется тщательная проверка всех фактов и обстоятельств. Давайте посетим нашего общего знакомого и на месте всё выясним. Если у него окажется алиби на позапрошлую ночь, всё в порядке. Станем искать другого мужчину с густыми бровями, охочего до острых ощущений. В противном случае — отработаем мою, пусть даже и не самую приятную версию.

— Да, — кивнул Вилохэд, — давайте. Тем более, что у меня совершенно пропал аппетит. Едемте к нему в гостиницу.