Хочешь жить - не рыпайся

Глава 27

Синкфилд первым подошел к сотруднику службы безопасности «Уотергейта».

— Мы собираемся подняться к сенатору Эймсу. И не хотим, чтобы его предупредили о нашем визите.

Охранник кивнул.

— Нет проблем, лейтенант. Проходите.

В кабине лифта Синкфилд повернулся ко мне.

— Я знаю, что допустил ошибку, взяв вас вместо Проктера.

— Она же ваша пассия.

— Вам не следовало упоминать об этом при Проктере.

— Я в этом не уверен. Ваш поступок вызвал у него восхищение.

— Но уж другим-то говорить не надо.

— Пожалуй, вы правы.

Проктера мы оставили у тела убитого Артура Дэйна. И уехали, как только к дому, в вое сирен, подкатили две патрульные машины, несколько оживив скучную жизнь моих соседей. Проктер хотел поехать с нами, но не стал спорить, когда Синкфилд попросил его остаться. Лишь подмигнул своему начальнику.

— На этот раз, Дэйв, тебе бы лучше не снимать штаны.

— Да, — кивнул Синкфилд, — лучше не снимать.

— Знаете что? — спросил он меня по пути к «Уотергейту».

— Что?

— Я все думаю, кто кого нашел.

— Она первой обратилась к Дэйну.

— Откуда вы это знаете?

— Я не знаю. То есть не могу этого доказать. Но инициатива исходила от нее, в этом я не сомневаюсь.

— А с чего вы решили, что Дэйн работал с ней в паре? Интуиция?

— Кто-то должен был с ней работать.

— Но почему вы поставили на него? Разве он оставил какие-то бросающиеся в глаза улики?

— Такие, как он, улик не оставляют. Единственная улика, указывающая на Дэйна — его профессионализм. Если кто-то и мог нанять в Лос-Анджелесе лесбиянку, чтобы та убила меня, так это Дэйн. Если кто-то и мог установить в своем гараже мину в «дипломат», так это Дэйн. Если кто-то мог обставить двойное убийство, чтобы выглядело оно, как убийство-самоубийство, так это Дэйн. Вы говорили с шерифом округа Толбот?

— Этим утром. По его словам все экспертизы указывают на то, что налицо убийство-самоубийство. Все сходится до последних мелочей. Он даже сказал, что уже готов закрыть это дело. Я говорил с ним после вашего звонка, поэтому попросил его повременить с вынесением решения.

— Интересно, какую долю намеревался получить Дэйн? — спросил я.

— До или после убийства сенатора?

— Вы думаете, следующим был бы он?

Синкфилд кивнул.

— А кто же еще.

— Может, Дэйн работал авансом. Чтобы они могли поделить все двадцать миллионов.

— Шестое чувство подсказывает мне, что этого нам не узнать никогда, — заметил Синкфилд. — Она-то нам ничего не расскажет.

— Как вам удалось заманить ее в постель? — спросил я. — Спрашиваю из чистого любопытства.

Синкфилд посмотрел на меня. По взгляду чувствовалось, что ему меня жаль.

— Вы хоть ко мне приглядывались?

— Конечно.

— А к ней?

— К ней тоже.

— Так кто кого уложил в постель? — он раскурил новую сигарету от бычка, последний выбросил в окно. — Теперь, конечно, я могу сказать, что трахал ее лишь для того, чтобы завоевать ее доверие и вызнать информацию, необходимую для завершения расследования. Вы со мной согласны?

— Конечно, можете.

— Но вы мне не поверите.

— Нет. Полагаю, что нет.

— Я вас не виню. А потому скажу вам правду. Я оттрахал ее, потому что она мне это позволила, а другого шанса лечь на такую женщину мне не представится, доживи я хоть до ста лет. А если бы вы видели мою жену, то поняли бы, о чем я толкую.

— Конни Майзель может это использовать, знаете ли.

— Как?

— На суде, когда до этого дойдет.

Синкфилд одарил меня еще одним, полным жалости, взглядом.

— Вы же не думаете, что дело дойдет до суда, не так ли?

— А вы?

Он покачал головой.

— Никакого суда не будет.

Конни Майзель пригласила нас в квартиру. Открыв дверь, она улыбнулась Синкфилду, кивнула мне и провела нас в гостиную.

— Смерь жены очень огорчила сенатора, — сообщила она нам. — Он просто в шоке.

— Когда похороны? — полюбопытствовал я.

— Завтра. Приглашены только самые близкие люди.

— Пригласите его сюда, — попросил Синкфилд.

— Он ужасно расстроен.

— Он расстроится еще больше, когда услышит то, что я хочу ему сказать.

Конни Майзель была в черном свитере и черных слаксах. Вероятно, по случаю смерти жены сенатора. В черном она выглядела очень сексуально. Впрочем, сексуально она выглядела в любой одежде. Для меня Конни Майзель олицетворяла секс. Она мне не нравилась, я видел, что она умнее меня, и не мог из-за этого не тревожиться, но я мог понять, какие чувства испытывал к ней Синкфилд. Я мог его понять, а потому ревновал.

Конни Майзель с любопытством взглянула на Синкфилда.

— А что вы хотите ему сказать?

— Во-первых, Дэйн мертв. Я застрелил его этим утром.

Она смогла бы стать превосходной актрисой. Ни единая черточка не дрогнула на ее лице, за исключением глаз. Она мигнула.

— Вы говорите про Артура Дэйна?

Синкфилд кивнул.

— Можете не сомневаться. Артур Дэйн, частный детектив. Вам бы лучше позвать сенатора.

Конни Майзель пристально посмотрела на Синкфилда.

— Да, пожалуй, лучше его позвать.

— Что вы собираетесь делать? — спросил я, как только она вышла из гостиной.

Синкфилд мрачно усмехнулся.

— Вы смотрите, и все увидите сами.

— Хорошо, буду смотреть, — пообещал я.

Сенатор вошел, едва волоча ноги. Глубокий старик, в твидовом пиджаке, рубашке без галстука, серых брюках. Конни Майзель поддерживала его под локоть.

— Добрый день, сенатор, — поздоровался Синкфилд.

Эймс кивнул лейтенанту.

— Вы хотели меня видеть?

— Мы поймали человека, который убил вашу жену. Я застрелил его этим утром. Он мертв.

Экс-сенатор растерянно огляделся.

— Я… думал, что он покончил с собой. Мне сказали, что он застрелил Луизу, а потом совершил самоубийство.

— Нет, — качнул головой Синкфилд. — Вашу жену убил другой человек. По фамилии Дэйн. Артур Дэйн. Частный детектив, который работал на вашу жену. Он убил их обоих.

Эймс нашел кресло, рухнул в него. Посмотрел на Синкфилда.

— Но она все равно умерла, не так ли? Я про Луизу. Она все равно мертва.

— Сенатор?

— Да?

— Все кончено. Я подчеркиваю, все. Вам больше не нужно притворяться. Мы знаем о том, что произошло в Лос-Анджелесе в одна тысяча девятьсот сорок пятом году. Мы знаем, что вы убили там человека. Перлматтера.

Сенатор перевел взгляд с Синкфилда на Конни Майзель.

— Я не думал, что все так обернется. Честное слово, не думал.

— На твоем твоем месте, дорогой, я бы молчала.

Сенатор покачал головой.

— Они все знают. Какая разница, буду я молчать или нет, — он посмотрел на меня. — Френк Сайз за это ухватится, не так ли, мистер Лукас? История о том, как в молодости я напился пьяным и застрелил человека.

— Это не по его части, — ответил я. — Такое случается ежедневно. Его заинтересует то, что произошло потом. Вы молчали после гибели Каролин, которая узнала, что вас шантажируют. Вы молчали, когда Игнатия Олтигби застрелили прямо на улице. Ваше молчание стоило жизни вашей жене и тому симпатичному парню, что жил с ней. Но истинная находка для него — Конни Майзель, которая вас шантажировала. Скажите мне, сенатор, каково жить в одной квартире с шантажисткой?

Эймс посмотрел на Конни Майзель.

— Я люблю ее. Вот и все, что я могу вам ответить, мистер Лукас.

Она улыбнулась Эймсу, затем с улыбкой повернулась к Синкфилду.

— Вы арестуете сенатора, лейтенант?

— Совершенно верно, — кивнул Синкфилд. — Считайте, уже арестовал.

— А почему вы ничего не сказали ему о его правах? Разве вы не обязаны сказать ему об этом?

— Он знает свои права. Вы знаете свои права, не так ли, сенатор?

— У меня есть право молчать, — ответил сенатор. — У меня есть право… — он взглянул на Синкфилда и вздохнул. — Я знаю свои права. Давайте с этим покончим.

— Мы отнимем у вас еще пару минут. Мне кажется, вы не все поняли, — он мотнул головой в сторону Конни Майзель. — Она работала в паре с Дэйном. Держала вас под контролем, а Дэйн убивал лишних свидетелей. Сначала вашу дочь, потом ее дружка, наконец, вашу жену и этого Джонса. Дэйн убил их всех. Вы изменили свое завещание, сделав ее вашей единственной наследницей. Как ей удалось заставить вас пойти на это?

Сенатор покачал головой.

— Тут какая-то ошибка. Я сам пожелал изменить завещание.

— Разумеется, сами. И возможно, прожили бы еще месяц или год-другой. Когда на кон поставлены двадцать миллионов долларов, торопиться не с руки. Они могли бы и подождать.

Эймс вновь посмотрел на Конни Майзель.

— Он лжет, не так ли?

— Разумеется, лжет.

Эймс просиял.

— Я так и думал. Я убил человека, лейтенант. Давньм-давно. Теперь я готов за это ответить.

— Это прекрасно, — воскликнул Синкфилд. — Чудесно и удивительно.

— Оставьте его в покое, — бросила Конни Майзель.

— Как скажете, — Синкфилд отвернулся.

Я же наблюдал, как Конни подошла к креслу сенатора, опустилась на колени. Он посмотрел на нее и улыбнулся. Она погладила его по щеке. Наклонила голову так, чтобы ухо оказалось на уровне ее рта. Что-то прошептала. Лицо Эймса посерело, затем стало мертвенно бледным. Рот приоткрылся, он вытаращился на Конни Майзель.

— Нет. Это невозможно. Абсолютно невозможно.

— Но это так, — мягко возразила она.

— Тебе следовало сказать мне об этом. Почему ты все скрыла от меня?

Он поднялся.

— Так уж получилось.

— Святой Боже, — простонал он. — Святой Боже, — он повернулся к Синкфилду. — Вы позволите покинуть вас на минутку, лейтенант? Мне надо кое-что взять в кабинете.

— Конечно, — кивнул Синкфилд. — Но вам придется поехать с нами в участок, сенатор.

Эймс кивнул.

— Я знаю, — он оглянулся.

Долго смотрел на Конни Майзель, а затем, шаркая ногами, пересек гостиную, вошел в кабинет и закрыл за собой дверь. Почти тут же раздался выстрел. Я в это время не отрывал глаз от Конни Майзель. При звуке выстрела она улыбнулась.