Глава 7

Свой метод ведения допроса я разрабатывал и оттачивал многие годы. Я бубнил о чем-либо хорошо известном или задавал вопросы, ответы на которые лежали на поверхности. А потом взрывал «бомбу» и наблюдал, что из этого выйдет. Иногда мои собеседники краснели, бывало, что раскалывались, как орех под ударом молотка, случалось, решали, что я блефую. Именно такую тру и повел Баггер.

Лицо его ни на йоту не переменилось. Будь в глазу монокль, он бы остался на месте. А вот Каттер весь напрягся. Повернувшись к нему, я увидел жабу, изготовившуюся к прыжку. По кивку полковника он бы без промедления сломал мне руку. Скорее всего, правую.

Но полковник не дал такой команды. Вместо этого он улыбнулся, как бы показывая, что оценил мою шутку. Хотя, по его разумению, ей недостает хорошего вкуса.

— Шестое чувство подсказывает мне, мистер Лукас, что в последнее время у вас не было ни одной свободной минуты.

— Три недели не разгибал спины, — признал я.

— Меркерс, — повторил он. Таким тоном, будто старался вспомнить, с чем он может связать это название, но негодница-память отказывалась ему помогать.

— Германия, — уточнил я. — Апрель сорок пятого. Тогда вы были первым лейтенантом, а Каттер — сержантом. Как явствует из архивных материалов, вы оба в составе разведывательного отделения двигались в авангарде вашей дивизии. Девятой. На джипе. Я ничего не напутал?

Баггер взглянул на Каттера, который пожал плечами.

— Мы воевали в Германии, — выдавил из себя Каттер. — Это я помню. А вот местечка с названием Меркерс не припоминаю.

— Его нет практически ни на одной карте. Маленькая деревушка. Но, согласно показаниям трех ее жителей, армейский джип с двумя американскими военнослужащими прибыл в Меркерс в тринадцать часов и военнослужащие начали спрашивать, как им проехать в нужное им место. Американцы не знали немецкого, немцы — английского. Немцы подумали, что американцам нужна соляная шахта, поскольку других достопримечательностей в окрестностям Меркерса не было. Это все отмечено в рапорте си-ай-ди.[2] Си-ай-ди так и не установил личности этих двух военнослужащих. Мне это удалось.

— Неужели? — спросил Баггер. — И каким образом?

— Основываясь на слухах и интуиции. По слухам вы и Каттер сделали большие деньги на черном рынке в Германии и, позднее, в Корее. Но, подняв материалы, касающиеся отделения разведки, я могу доказать, что именно вы приехали в Меркерс в час пополудни четвертого апреля. Другие туда попасть не могли. Только вы ехали на джипе, а кого-то еще, помимо вашего отделения, командование девятой дивизии в разведку не посылало.

— Понятно, — протянул Баггер.

— Мне продолжать?

Теперь уже плечами пожал полковник.

— Почему нет?

— Шахту охранял лишь один человек. Старик. Немец. Звали его Вильгейм Фессер. Шестидесяти двух лет от роду. Он и повез вас на лифте вниз. На глубину две тысячи сто футов. Там они все и прятали.

— Что, все? — спросил Каттер. Я процитировал по памяти.

— Четыре тысячи мешков с печатью Рейхсбанка. Каждый с двадцатью пятью фунтами золота в слитках. Кроме того, опечатанные ящики с иностранной валютой. Двенадцать миллионов американских долларов, один миллион французских франков, сто десять тысяч английских фунтов, четыре миллиона норвежских крон. Вы же знаете, как скрупулезно ведут немцы свои гроссбухи.

Баггер и Каттер молчали. Молчали и смотрели на меня. И я ударил из орудий главного калибра.

— Американские военнослужащие взяли по сто тысяч долларов и по два два мешка с золотыми слитками. Больше они унести не смогли. Может, старик еще и помог им перетаскивать золото. По крайней мере, проверка выявила именно такую недостачу. Лифт поскрипывая пополз вверх. Возможно, это произошло на полпути. Возможно, когда лифт преодолел две трети подъема. Один из военнослужащих достал из кобуры пистолет сорок пятого калибра, приставил к спине старика и буквально разорвал его пополам. Пули потом выковыряли из стенок кабины. В старика стреляли дважды.

На том я и закончил. Это версию мы с безумным майором составили, основываясь на интуиции, слухах и даже некотором фактическом материале. И ответная реакция Баггера должна была показать, попали мы в «десятку» или в «молоко».

Он долго, очень долго смотрел на меня, прежде чем я услышал:

— Что вам от меня нужно, Лукас?

— Компромат на сенатора Эймса.

— Какой еще компромат?

— Тот, что имеется в вашем распоряжении.

— А с чего вы взяли, что он у нас есть?

— Иначе и быть не может. Что еще может заставить человека выйти на трибуну сената и собственными руками порушить свою карьеру? Уж во всяком случае, он сделал это не ради пятидесяти тысяч долларов. Он в них не нуждался. У него есть по меньшей мере миллион. Он мог уступить только шантажу. Иной причины я назвать не могу.

Баггер улыбнулся.

— Потому что вы не знаете тонкостей нашего бизнеса.

— Какого бизнеса? Покупки и продажи американских сенаторов?

— Позвольте рассказать вам одну историю. Едва ли вы сможете воспользоваться ею, потому что доказательств вам не найти. Да и публикация немного бы дала, так как человек этот уже умер, — он посмотрел на Каттера. — Я хочу рассказать ему о судье Остине.

Каттер кивнул.

— Хорошая история.

Баггер откинулся на высокую спинку, заложил руки за голову, посмотрел в потолок.

— Хотите верьте, хотите — нет, но моих друзей однажды попросили подкупить члена федерального апелляционного суда. Судью Теодора Остина. Слышали о таком?

— Полагаю, что да, — ответил я.

— Так вот, он получил блестящее образование, этот Теодор Остин. Начал с дипломов бакалавра и магистра в университете Ратгерса, добавил к этому степень бакалавра теологии в университете Бейлора. Там он изучал санкрит, греческий, латынь и древнееврейский. После этого год проучился в Северо-западном университете. Затем еще два года в университете Бонна. Стал баптистским священником и год приглядывал за паствой в маленькой церкви в Гроув-Сити, штат Пенсильвания. Но его страсть к знаниям осталась неудовлетворенной, а потому он решил изучать право в Пенсильванском университете, а получив диплом, стал практиковать в Филадельфии. Заинтересовался политикой. Его избрали в сенат штата Пенсильвания. Пару лет спустя президент Гарри Трумэн назначил его окружным прокурором штата Пенсильвания, а когда открылась вакансия в федеральном апелляционном суде третьей инстанции,[3] место это и получил наш знаток санкрита. В отставку его проводили с почетом и всеми полагающимися ему привилегиями, без единого пятнышка на чести или репутации. Трудно подкупить такого человека, не правда ли?

— Я бы сказал, невозможно.

— Так думали и наши друзья, но они все-таки решили предпринять такую попытку. Добились встречи с Остином и начали осторожно подходить к тому, что их интересовало. Судья оборвал их через пять минут. Знаете, что он изрек?

— Понятия не имею.

Баггер улыбнулся.

— Он спросил: «И о какой сумме идет речь, господа?» — Баггер рассмеялся. — «О какой сумме идет речь, господа?» — смакуя, повторил он. — После этого мои друзья могли купить нужное решение за двадцать пять тысяч долларов, а продавали его за пятьдесят. Их очень опечалила отставка судьи Остина.

— В вашу историю трудно поверить, — заметил я.

— Почему? — удивился он. — Из-за того, что «Дом правосудия — святое место, а потому должно оберегаться от скандала и подкупа». Это цитата, или ее часть.

— Это вступление к нормам юридической этики Американской ассоциации адвокатов. Но что хотите этим сказать?

— Господи, да это же очевидно, — воскликнул Каттер. — Я не закончил девяти классов, и то все понимаю. Дело в том, что ранее никто не спрашивал судью, а не желает ли тот продаться.

— Именно так, — подтвердил Баггер.

— То есть до вас никто не пытался подкупить сенатора Эймса?

Баггер не ответил. Подошел к окну и выглянул из него. Наверное, хотел убедиться, что на Кью-стрит по-прежнему пробка. Потом повернулся и посмотрел на меня.

— Занятную вы рассказали историю. О… ах, да, о Меркерсе, что в Германии.

— Совершенно верно. О Меркерсе.

— За этим ничего не стоит, не так ли?

— Не стоит?

— Нет. Но вы готовы поменять ее на то, что вам нужно.

— Возможно.

— Если Френк Сайз напечатает вашу историю, он ничего не сможет доказать.

— Он может напечатать ее, а доказывать придется армии. По убийствам срока давности нет. Они смогут раскопать те самые рапорты, которые раскопал я. Они смогут задействовать армейский си-ай-ди в Германии. Делать-то им там особо нечего. Возможно, они даже найдут оставшихся в живых свидетелей. Я даже не пытался их искать. Материала у меня не много, но Сайзу хватит и этого. Факты его никогда не волновали. У вас, разумеется, останется право подать на него в суд. Но удастся ли вам отмазаться — большой вопрос.

— Что вам нужно, Лукас? — спросил Каттер.

— Я уже говорил. Хочу знать, чем вы прижали Эймса.

Каттер кивнул.

— И, если мы вам скажем, вы засунете это выдумку о Германии в долгий ящик?

— Возможно. Все будет зависеть от того, насколько правдивой покажется мне ваша информация.

— Скажи ему, — Каттер посмотрел на своего босса.

— Он блефует, Джонни, — возразил Баггер.

— Да, скорее всего, но я не хочу, чтобы мальчики из си-ай-ди проверяли, а чем я занимался во время и после войны. Меркерс — это ерунда, но кое на что они могут наткнуться, — он усмехнулся. Скорее зло, чем весело. — Ангелов среди нас нет.

— Не смею с вами спорить.

— Хорошо, мистер Лукас, — Баггер вновь уселся за стол. — Я расскажу вам о сенаторе Эймсе, но, боюсь, вас ждет разочарование.

— Это я переживу.

Баггер вновь откинулся на спинку, сложил руки на столе. Я подумал, что именно так и должен выглядеть ректор колледжа, в котором я намеревался преподавать.

— Взятки в пятьдесят тысяч долларов не было.

— Я же сказал, что хочу знать правду.

— Вы ее узнаете, если будете слушать, — укорил меня за нетерпение Каттер.

— Действительно, мы сняли с нашего банковского счета пятьдесят тысяч долларов, чтобы подкупить нашего ручного сенатора. Но мы не так наивны, чтобы передавать деньги из рук в руки. Если бы он настаивал на том, чтобы получить наличными, мы бы нашли способ заплатить ему купюрами, которые никто и никогда не связал бы с нами. Или устроили ему банковскую ссуду. Разумеется, незастрахованную, так что через пару лет, уплатив мизерные проценты, он мог бы забыть о том, что это ссуда. Или перевели бы пятьдесят тысяч в его любимую благотворительную организацию или в фонд его избирательной кампании. Короче, способов дать взятку масса, и только самые несмышленые могут совать деньги, только что снятые с банковского счета. Надеюсь, вы меня понимаете.

— Несомненно. Но вы так и не объяснили, каким образом две тысячи долларов с вашего счета попали на его счет. Когда Сайз написал об этом, вы заявили, что одолжили сенатору эти деньги. Естественно, вам никто не поверил. Все решили, что сенатор положил две тысячи в банк, а остальное растратил или спрятал под матрацем или в личном сейфе.

Баггер вздохнул.

— Мы одолжили ему эти деньги. В субботу утром мы встретились в его кабинете. Вечером он должен был выступать в Лос-Анджелесе. И вдруг выяснилось, что он забыл дома бумажник и билет на самолет. Во всяком случае, сказал, что забыл их. И спросил, можем ли мы одолжить ему наличные… на билет и карманные расходы. У меня были пятьдесят тысяч долларов, так что я одолжил ему две.

— Почему он не поехал домой за бумажником и билетом?

— Вы знаете, где он тогда жил?

— В Мэриленде, у Чезапикикского залива.

— Самолет вылетал из аэропорта Даллеса. Если бы он поехал в Мэрилевд, то опоздал бы на рейс.

— Он не произнес и речь в Калифорнии, — встрял Каттер. — В последний момент отменил поездку.

Я покачал головой.

— Он вел себя, как полный идиот.

— Или хотел, чтобы его схватили за руку, — предположил Баггер.

— Это исключить нельзя, но верится с трудом, — я посмотрел на Баггера. — В Соединенных Штатах сто сенаторов. Почему вы выбрали Эймса?

— Мы его не выбирали. Не называя имен, скажу вам, что есть по меньшей мере четыре сенатора, которые за пятьдесят тысяч долларов готовы на многое. Один, во всяком случае, избирался в Сенат именно для того, чтобы сколотить там приличное состояние, и очень в этом преуспел. Мы намеревались обратиться к одному из них, когда прослышали о сенаторе Эймсе.

— И что же вы прослышали?

— Нам сообщили, что он… как бы это выразиться… созрел.

— И кто же вам сообщил об этом?

— Одна из наших сотрудниц, которые напрямую связаны с Сенатом.

— Где же она узнала об этом?

Каттер глянул на Баггера. Оба заулыбались.

— Я не ошибусь, Джонни, если скажу, что она узнала об этом в постели?

— Лежа на спине, — добавил Каттер.

— Как ее зовут?

— Конни Майзель.

— Давно она у вас работает?

— Увы, ее уже нет в наших рядах, — ответил Баггер.

— Вы ее уволили?

Каттер хмыкнул.

— Она упредила нас заявлением об уходе.

— И долго она у вас проработала?

— Сколько, Джонни? — спросил Баггер. — Год?

— Примерно.

— Что вам о ней известно?

Полковник Баггер пожал плечами.

— Она из Калифорнии. Школу закончила в Лос-Анджелесе. Кажется, Голливуд Хай. Получила стипендию в колледже Миллз в Окленде. После его окончания вернулась в Лос-Анджелес. Работала в небольшом рекламном агентстве, на радио, у лоббиста в Сакраменто. Мы наняли ее из-за ее опыта общения с законодателями.

— Как она оказалась в Вашингтоне?

— Она вела рекламную кампанию продюссера, который продвигал одну рок-группу. Он слишком спешил, а привело это лишь к тому, что на концерте в одном из престижных залов столицы из пяти мест четыре оказались пустыми. Это был полный провал. Ее уволили. Она пришла к нам. Мы взяли ее на работу.

— Сколько ей лет?

— Сколько, Джонни, двадцать пять или двадцать шесть?

— Двадцать семь, — уточнил Каттер.

— И сейчас она живет с сенатором?

— Да, — кивнул Каттер. — Они свили себе уютное гнездышко в Уотергейте.

— Как она его заставила? — спросил я.

— Произнести речь? — откликнулся Баггер.

Я кивнул.

— Она сказала, что ей достаточно просто попросить его об этом. К тому времени они уже стали… близкими друзьями. Она-таки попросила, а он согласился. Она сказала, что он может получить за это пятьдесят тысяч долларов, но он ответил — не надо, они ему не нужны.

— И вы ей поверили?

— А вы бы нет… получив возможность сэкономить пятьдесят тысяч?

— Когда она сказала вам, что денег он не возьмет?

— По пути в его кабинет.

— То есть когда вы уже взяли деньги в банке?

— Деньги мы взяли в пятницу. Ту сумму, которую хотели использовать, а не конкретные купюры для передачи сенатору. Но иногда им нравится смотреть на деньги. Даже их пощупать. Мы предполагали, что и сенатор подвержен этой слабости.

— Вы ошиблись.

— Да, — признал Баггер. — Ошиблись.

— Давно Конни Майзель живет с сенатором?

Баггер посмотрел на Каттера.

— Давно, — ответил тот. — Пять или шесть месяцев. С тех пор, как он вышел в отставку.

— А как же его жена?

— А что жена? — усмехнулся Баггер. — Это не наша забота. Если вас интересует мнение жены Эймса, почему бы вам не задать ей пару-тройку вопросов? Возможно, вы захотите обождать, пока не пройдут похороны дочери. Но я в этом не уверен. Может, ждать вы не станете.

— Я специализируюсь по скорбящим родителям.

Полковник взглянул на часы.

— У вас есть еще вопросы? Если нет… — фразы он не закончил.

— Пока нет, — ответил я. — Но, возможно, еще появятся.

Каттер поднялся с кресла. Положил руку мне на левое плечо. Я посмотрел на него.

— Знаете, что я вам скажу?

— Что?

— Все эти выдумки о Меркерсе… Я бы поменьше распространялся о них, приятель, — его пальцы вонзились в мое плечо и я едва не вскрикнул от боли. — Вы понимаете, что я имею в виду, — вновь нажатие пальцев и та же острая боль.

— На вашем месте я бы больше этого не делал, — процедил я.

— Не делали?

— Нет. Иначе кому-то может не поздоровиться.

— Совершенно верно, — кивнул Каттер. — Кому-то и может.

Загрузка...