Холодное лето 1402-го. Том 2

Глава 11 Случайности не случайны

Север Бургундии — въезд в лагерь Сент-Апполинарской роты на правом берегу Сены

(9 мая 1402 года, вторая половина все того же дня)

Заряженная аркебуза сильно меняет отношения к тебе, особенно если она не одна, и между вами лишь несколько шагов. Именно поэтому рванувшая на нас толпа конных пехотинцев и не подумала перед этим спешиться.

Действительно, пусть оставленные первыми нападающими кони и могли на некоторое время перекрыть путь остальным, но отстреливать разрозненных всадников было куда труднее, чем заметно более плотную и из-за этого уязвимую пешую толпу. Скорее всего, на что-то похожее наемники и рассчитывали.

Но при всем при этом большинство из них, пыталось еще и уклониться в сторону от центра дороги. Уж не знаю — сознательно это делалось или нет, но основная часть разъяренных ландскнехтов атаковала двумя жидкими ручейками вдоль обочины, и только это, да парочка рогаток из кольев, установленных прямо посреди проезжей части, не позволило им смести нас в первые же мгновения.

Несколько выстрелов в упор и колющие удары алебардами добавили сутолоки перед импровизированной «баррикадой» — испуганное ржание и попытки раненных лошадей сбежать, казалось, и вовсе гарантированно притормозили атакующих, однако всего этого хватило лишь на пару-тройку минут.

Наши стрелки еще не успели перезарядиться, когда пеших наемников набралось достаточно, и они попытались охватить строй алебардщиков полукругом, взяв в клещи наш куцый отряд. И тут даже мне стало понятно, что пусть и на узкой дороге да при таких щадящих вводных, но пятерых алебардщиков, трех аркебузиров, да меня и проводник с мечами наголо — было кажется слишком мало, чтоб хотя бы всерьез притормозить минимум два с половиной десятка умелых и настойчивых бойцов.

В этот момент предводитель ландскнехтов и с полдюжины его лучших воинов, по-прежнему оставались на месте, под своим необычным копьем-бунчуком. Из-за того, что самый центр дороги до последнего оставался свободным, мы видели это однозначно…

…Казалось бы, вот они враги — рукой можно дотянуться — ну как тут промажешь?

Однако для большинства вчерашних горожан боевая горячка была не самым лучшим помощником. Совсем уж каких-нибудь безродных бродяг из городских тюрем в роту все же не брали, только людей «случайно оступившихся», с семьями и родней, кому было что терять. Именно поэтом они массово и не разбежались. Но, к сожалению, мало у кого из законопослушных в недавнем прошлом преступников житейский опыт подразумевал умение выбирать в кого именно выстрелить, когда тебя пытаются зарезать завывающие швабы.

Двое из них свои заряды потратили на лошадь, да еще и — вот бред-то какой! — на одну и ту же. Не знаю, уж чем она их так не понравилась…

Лишь третий — нелепый толстяк в грязном желтом берете — каким-то образом умудрился уверенно, почти как на стрельбище засадить 20-граммовую пулю точно в грудь одному из нападающих. Того, естественно, словно ураганом вырвало из седла.

Подозреваю, неимоверное чудо стало возможным лишь оттого, что первую попытку толстяк провалил из-за осечки. А когда стал выбирать в кого же палить во второй раз, его напарники-конебои как раз уже успели замучать свою животину, ну и — так сложилось…

Посеяли ландскнехты где-то свои пики и алебарды, или их у них и не было, но рванули в бой наемники в большинстве своем с легким оружием ближнего боя. Лишь у нескольких в руках мелькали тяжелые палаши или кавалерийские арбалеты. У основной же массы преобладали короткие прямые клинки и одноручные топорики — незаменимые в свалке, но смех один, если речь идет о драке против строя алебардщиков. Даже такого как у нас.

Будь солдат чуть побольше, можно было и вовсе не беспокоиться, а так — даже убивая или раня врага за счет преимущества в длине оружия — нам приходилось медленно, но однозначно пятиться. В противном случае мы рисковали оказаться окруженными, длинное оружие наоборот стало бы обузой и боюсь, сначала бы как баранов зарезали растерявших все свое преимущество алебардщиков — не смотря на их кирасы и шлемы — а потом бы и остальных. Как миленьких, и тут — уже безо всякого сомнения…

У нас с проводником были клинки, вполне себе нормального размера, подходящие и для рубки с седла, и для пеших схваток в условиях вроде нынешних.

Они были чуть длиннее, чем у многих из нападающих и давали пусть небольшое, но преимущество. Но лезть с мечом в первый ряд в такой ситуации все равно было нерационально и даже глупо. Из-за этого мы с ним держались чуть позади алебардщиков, поддерживая их строй на флангах. Я — присматривал за правым, он — левым.

Такая позиция позволяла хотя бы вполглаза наблюдать и за общей ситуацией, и в какой-то момент я вдруг сообразил: а ведь сейчас, все эти гады переберутся на нашу сторону рогаток, лошади их перестанут сковывать и разобщать, наемники получат решительное преимущество — и собственно все! «Напрасно старушка ждет сына домой…»

«…Нет, за нас потом, конечно же, отомстят — надеюсь — но кому от такого будет радостно? А давайте как-нибудь иначе, такая судьба не по мне…» — мелькнувшая идея была смутной и не до конца продуманной, но давала уже хоть какую-то надежду.

…В отличие от врага, нам пока удавалось отделываться легким испугом. Пока мы умудрились никого не потерять, и не получить в сущности никаких ранений, за исключением нескольких мелких порезов.

Пара вражеских арбалетчиков все еще держалась слишком далеко и не способна была прицельно стрелять сквозь ряды своих товарищей, а кираса и гибрид из топора с копьем давали алебардщикам слишком уж подавляющее преимущество перед нападающими.

Вдобавок к застреленному аркебузирами, наемники успели лишиться еще как минимум четверых.

Один их воин был распластан мощным ударом, и истек кровью буквально на наших глазах, а остальные трое вроде бы отделались несколько легче. Конечно же, товарищи не позволили их добить, но пусть от глубокого укола в бедро или в живот человек и умирал совсем не так быстро, как от рубящего удара топором (а мог и вообще выжить), однако местная медицина ничего в таких случаях не гарантировала, даже дворянам. Если рядом не случался маг, или у него не было припасено какого-нибудь артефакта. Лечебного амулета, ладанки или еще чего полезного.

Многих местных сепсис убивал уже через несколько недель или даже месяцев после битвы, где они получали пусть и самые незначительные раны.

В общем, первые стычки научили ландскнехтов осторожности и сейчас они вели себя куда уважительнее, чем вначале, старательно выжидая момент, когда соберутся с этой стороны баррикады и смогут напасть разом. Наше же подкрепление все не появлялось, поэтому позволить им это — означало все-таки гарантированно умереть.

Едва я это осознал, как стало понятно, что тактику надо срочно менять. И по счастливому стечению обстоятельств, прозрение пришло немного раньше, чем успевшие перезарядиться стрелки, снова почти бесполезно потратили свои пули.

— Стоять, говнюки! — негромко скомандовал я. — Застрели-ка мне вон того здоровяка…

Ткнув пальцем и впрямь в одного из самых наглых вражеских бойцов, уже дважды ловко наскакивавшего на меня самого, и вместо того, чтобы драпать, тот растерянно замер, недоверчиво заглядывая прямо в ствол аркебузы.

Времени этого оцепенения как раз хватило, чтобы фитиль успел ткнуться в затравочный порох, тот вспыхнул, и еще через секунду аркебуза изрыгнула свинцовый гостинец прямо ему в живот.

Пуля почти утопила стальную пряжку с ремня внутри человеческого тела, и здоровяк уже через секунду скрючился на земле, не успев даже охнуть. Отвратное и потрясающе приятное зрелище одновременно.

— Ты… — скомандовал я второму аркебузиру, и демонстративно повел пальцем в сторону второй организованной группы, на этот раз слева от нас; этот финт вызвал настоящую панику среди них.

Впечатленные столь быстрой смертью одного из своих, наемники даже попытались разбежаться, но принялись сталкиваться между собой, и вместо этого наоборот, образовали толпу — идеальную мишень для пальбы из здешней дребедени.

«Бабах!» — одна из двух оставшихся пуль пришлась тому самому, скандальному коротышке в спину, заставив его обреченно взвыть и выгнуться, словно какого-нибудь мартовский кот.

«Бабах!» — не менее удачно разрядил последнюю аркебузу толстяк, правильно прочитавший мой жест.

— Перезарядиться! — негромко прохрипел я, но уже в следующее мгновение взвыл во всю глотку «Бей, убива-а-ай!» после чего бросился на окончательно растерявшихся наемников.

Наша атака оказалась неожиданной даже для большинства из нас самих, из-за чего ландскнехты отделались довольно легко.

Одного из них зарубил я, не сумев догнать других швабов, рванувших от меня налегке, еще двух — проводник, и столько же скальпов все вместе сумели добыть пятеро алебардщиков. Их вооружение тоже не очень-то подходило для погонь.

Еще нескольких они, конечно, смогли ранить, уколов — кого в плечо, кого в спину или задницу, но если враг убежал на своих двоих, то прямо сейчас — будем считать — он жив, и черт его знает, что может успеть выкинуть еще.

В итоге получилось, что восемь вражеских жизней мы разменяли на одну свою.

Разбежавшиеся наемники открыли обзор парочке своих арбалетчиков, и один из них сумел засадить болт из легкого кавалерийского самострела точнехонько в вырез кирасы нашему пехотинцу.

Когда я проорал команду «вернуться в строй», алебардщики тащили своего товарища назад уже остывающим…

Над лесом пронеслось какое-то отвратительное злобное шипение, и далеко не сразу я сообразил: блин, да это же командир наемников агитирует свой «электорат» на подвиги! И чертовы трусы, вот только что потерявшие почти половину товарищей и, казалось, твердо решившие улепетывать до самого Страсбурга, Ульма или даже Штутгарта*, «передумали». Этот гад умудрился в одно мгновение восстановить порядок!

Переглянувшись, мы без новых команд в почти прежнем виде выстроились в трех шагах за своей куцей стеной. Ждать развязки явно осталось недолго…

…На этот раз отборный резерв ландскнехтов спешился, и это позволило им частично восстановить свой недавний потенциал. Дружно нахмурившись, в глубине души все мы наоборот успокоились, приготовившись устроить им почти тот же самый сюрприз, что и прежде, но где там.

Несколько коротких команд, и вот лошади уведены в тыл, а на рогатки наброшены петли и их довольно легко вырвали из грунта. Никто же не собирался и в самом деле обороняться на этих позициях…

«…Да вы офигели!» — грустно подумал я, впрочем, стараясь сохранить на лице грозное и сосредоточенное выражение. Томимые недобрыми предчувствиями, мои люди стали тревожно переглядываться, а отсюда и до бегства рукой подать.

Не укрылось происходящие и от наших аркебузиров.

Иначе отчего это вдруг очередной залп обошелся подступающим наемникам всего в одного мертвого и одного легкораненого, не посчитавшего нужным даже в тыл отступить. И от такого дрянного результата вряд ли у стрелков стали меньше трястись руки. Особенно когда один из них получил арбалетную стрелу в плечо, разом уменьшив наши стрелковые возможности на треть…

В отличие от своих второсортных товарищей, шестеро новых бойцов не поленились облачиться в кирасы, шлемы и набедренники. Поэтому уже через минуту напротив нас образовался вражеский строй, где в первом ряду стояли воины, ни ростом, ни защитой не уступающие алебардщикам, да и самих врагов по-прежнему было заметно больше.

«…Ну вот, кажись нам теперь точно крышка…» — как-то удивительно отстраненно подумал я.

Мысль воспринималась настолько спокойно, будто речь шла о ком-то не очень-то и нужном, или вот ровно тут — позади меня — находился мой личный Сталинград, за который и помереть не жалко.

— Покажем ублюдкам, как могут умирать настоящие воины! — неожиданно заявил самый немолодой из пикинеров-алебардщиков, и товарищи, как ни странно, поддержали его.

«…Но вот вы придурки…» — не без гордости мысленно прокомментировал я, почти уже смерившись со смертью буквально в двух шагах от целой толпы солдат.

Скорее всего, что-то похожее сейчас испытывали и наши враги. Я имею в виду это странную смесь из решимости и обреченности.

Не знаю уж в чем именно была их мотивация, чтобы так упираться, но в какое-то мгновение ландскнехты снова двинулись на нас (время сейчас воспринималось как-то плохо, словно бы через тугую пелену). Без подбадривающих криков и долгих речей. Просто взяли и пошли убивать и умирать.

Вряд ли они не понимали, что процесс будет совсем не односторонним. Особенно после совсем недавнего разгрома.

«…Тупые терминаторы, мать вашу так!» — не без уважения подумал я, ландскнехты, не смотря на обноски, оказались и впрямь опытными бойцами.

Они действительно учли недавние ошибки, поэтому даже имея явное преимущество, подступили в полном порядке, стараясь не столько бодаться лоб в лоб, сколько попытавшись охватить наш строй за счет численности. И с первых же секунд мне пришлось особенно непросто. Почти сразу же стало понятно, что двое из отборных гвардейцев их командира однозначно нацелились по мою душу…

Прощупав защиту парой выпадов, они настроили меня на затяжной поединок с печальным финалом в конце — все-таки их было двое и защищены — в целом не сильно хуже меня, но сценарий оказался совсем иной.

Стоило мне выжидающе замереть в оборонительной позе с мечом наизготовку, как старший из них выхватил из-за пояса то ли здоровенный пистолет, то ли маленькое ружье, которое я поначалу принимал за булаву — и эта мини-бомбарда, как-то очень недобро уставилась мне в грудь.

Палец ландскнехта явно шевельнулся, что-то затрещало, неожиданно вверх ударил сноп искр и оружие разрядилось прямо в меня.

Если бы тот выстрелил в голову, мне бы однозначно сломало шею, а так — почти тут же я сообразил, что возня и все траты на отливку драконьей брони были не зря, и двусоставная кираса отлично перераспределила удар. Однако полностью нивелировать заброневое воздействие даже она оказалась не в силах.

Ощущение было такое, словно мне зарядили кувалдой под дых.

Несколько секунд единственное, на что я оказался способен — это просто стоять на ногах. Дыхание перехватило, а руки ослабели настолько, что я выронил меч, оставшись беззащитным…

Жизнь мне спас толстяк-аркебузир, неожиданной находчиво для такого тюфяка застреливший второго из нападавших, как раз и намылившегося перерезать мне горло, пока я пребываю в прострации.

Сам я между всплесками переживаний на тему «как же больно», все это время мучительно пытался осознать, что же «не так» со стрелком, и догадка пришла словно озарение. Неожиданно и сразу вся.

«…Черт, я совсем не ждал от него такого финта и немного растерялся оттого, что ни на поясе, ни на руке у него же не было обычной здешней коробочки для горящих фитилей. Пусть поганец не экономил на них, и мочой, в отличие от фитилей большинства моих стрелков, они не воняли*, но у его пистолета же вообще оказался кремневый замок!»

Догадка была неожиданной, но и впрямь все объяснявшей. Как минимум двойной сноп искр и отсутствие фитиля во время выстрела. У меня от этого, по-моему, даже в груди немного меньше болеть стало, и я наконец-то смог принять хоть какое-то участие в драке вокруг моего застывшего столбом тела.

Поймав на левый наручь очередной удар, пальцы правой я смог собрать в кулак, и изо всех сил зарядил опасно приблизившемуся наемнику в челюсть. Перчатка из драконьего сплава была, конечно, намного легче стальной, но все же по-прежнему металлической, поэтому удар с хрустом сломал наемнику челюсть и не позволил ему защититься от очередного выпада одного из алебардщиков.

«Бургундия! Бей, бей!» — донеслось откуда-то из-за спин ландскнехтов, и это разом отменило весь напор на нас.

Враги заметались. Мечтая лишь о спасении, они становились легкой добычей нашего отряда…

Со стороны наемников лес немного отступал, и вокруг дороги образовывалась что-то вроде небольшой поляны. Вот слева из леса неожиданно для нападающих наконец-то и повалила толпа сент-апполинарских алебардщиков.

Едва покинув тень деревьев и рассмотрев, что здесь происходит, они с победным ревом и без всякого строя бросались вперед, чтобы побыстрей начать рубить самых лучших — впавших в ничего не осознающую панику — врагов.

И поток пехотинцев был куда гуще, чем предполагалось, а еще через мгновение я рассмотрел, что и откуда-то уже из-за наших спин нет-нет, а довольно густо бьют длинные стрелы так называемых английских луков.

Правда, куда больше меня удивило, что впереди пикинеров вместо моего начштаба бежал счастливый — словно сенбернар на прогулке — де Шатонёф.

«…Ах, ты ж сука сопливая! — от ярости у меня даже дыхание на секунду перехватило. — Так вот почему помощь едва-едва успела и мы тут чуть не подохли! Спугнуть не хотел…»

Пока я предавался законному гневу, вокруг меня образовалось пустое пространство.

Даже аркебузиры разбежались в погоне за снова давшими стрекача ландскнехтам, в попытках настигнуть хоть кого-то и забить его неудобным, но чертовски тяжелым прикладом или прямо стволом. Я отлично понимал и даже разделял эту мечту расплатиться за пережитый ужас и леденящее кровь ощущение безысходности.

Не понимаю, каким чудом удалось сдержаться, и прилюдно не наорать на счастливого напарника-лейтенанта, едва не разменявшего мою жизнь на несколько дополнительных трупов наемников. Очень вовремя на глаза попались двое солдат, собирающихся добить подраненного, но все же уцелевшего в основной схватке ландскнехта.

— Стоять, суки, мне нужны пленники! Кто добьет хоть одного, будет выпорот! — взревел я и, ожегши яростным взглядом растерянного де Шатонёфа, рванул к замершим алебардщикам.

Мелкий и сейчас очень жалкий подранок оказался в самом лучшем состоянии для допроса. Несколько оплеух прямо плоской стороной клинка и злых, но, в сущности, неопасных для жизни пинков по ребрам, и вот он уже полностью готов к разговору.

Рассказ пленника был быстрым, сбивчивым и может быть даже несколько излишне подробным.

Несколько раз он осознавал, что лучше бы не утомлять разъяренного рыцаря с окровавленным оружием в руках и успевшую собраться вокруг недобрую толпу, но потом снова сбивался на дрожащую многословность, и повествование приходилось направлять не только уточняющими вопросами, но и живительными подзатыльниками.

— Дерьмо какое… — мрачно прокомментировал услышанное старший десятник герцогских пикинеров встретив мой задумчивый взгляд.

Такое безупречно точное и взвешенное резюме от услышанного, я оценил столь же лапидарным (6) кивком, и снова посмотрел на пленника.

(6) Лапидарный (от лат. [lapidarius] высеченный на камне) — предельно краткий, сжатый, ясный.

— Господин, я все рассказал, все что знал… — снова принялся тараторить подранок, потом резко побледнев, явно сообразил подправить опасную концепцию. — Я все рассказал, о чем спрашивала, Твоя Милость! А если еще хочешь чего узнать, то снова спроси: все расскажу, чего знаю, и о чем хотя бы догадываюсь…

Осмотрев поле недавней битвы и несколько трупов наших, я все же решил:

— Ладно, живи. Пока… — почувствовав себя в одно мгновение смертельно уставшим, распорядился. — Перевяжите его и присмотрите, чтоб не сбежал, а если еще кто уцелел… — найдя взглядом начштаба, уточнил уже специально для него. — Ты же все слышал? Перепроверь то, что он тут наплел…

— Я говорил только правду… — снова забеспокоился пленник.

— Заткнись! Давайте, помогите нашим раненным, порубите и закопайте трупы врагов, внимательно обыщите их вещи и… Сами все знаете! Пойду, отдохну, как-то вымотался сегодня…

* «…Страсбурга, Ульма или даже Штутгарта…» — перечисление городов герцогства Швабия или мест компактного проживания швабов по мере удаления от Бургундии.

* «…в отличие от фитилей большинства моих стрелков, они не воняли…» — как и было принято в средневековье, за свое оружие наемники отвечали лично, и если дорогие аркебузы им все же выдали, то фитилями к ним они должны были обеспечивать себя сами. Вываренные в калиевой селитре стоили недорого, но все же платить за них нужно было, поэтому многие экономики, вываривая пеньковые шнуры в самодельном составе, состоявшем большей частью из…мочи. Да, обычной человеческой мочи. Именно поэтому в отличие от пропитанных селитрой фитилей, горящие самоделки фонили легко узнаваемым амбре.