Холодное лето 1402-го. Том 2

Глава 18 Заговор во спасение

Дорога к северу от Потьер-сюр-Сен

(13 мая 1402 года, вечер следующего дня)

Узкие лесные тропы не рассчитаны на несколько сотен пешеходов, что понатыкают свои палатки среди деревьев и станут таскаться туда-сюда. Нередко — еще и с грузом, поэтому к вечеру местные пути, конечно же, превратили в самую настоящую кашу.

Да и темнеет под густыми кронами буков куда раньше, чем где-нибудь на открытой местности и потом ничего удивительного, что Паскаль опять отступился. В очередной, Господь его знает, какой уже раз.

Только многочисленные повторения и не позволили ему опять укатиться с грацией валуна в ближайшие кусты.

Точнее — случиться этому помешал идущий позади стрелок, сумевший на этот раз вовремя подхватить своего командира. Предыдущие несколько раз он был куда как менее расторопен, и синяк под правым глазом сейчас заслуженно наливался чернотой.

— Дьявол, — взревел десятник в гневе, когда сумел наконец-то выпрямиться, — если ты и дальше будешь светить только себе под ноги, я засуну эту горящую палку тебе в зад!

Понятно, что угрожал Паскаль не Князю Тьмы, и уж тем более не своему расторопному спасителю. Спич предназначался идущему первым — молодому парню с факелом.

— Мастер, ну я ведь тоже ни черта не вижу… прости, Господи! — пробормотал тот себе под нос, не от того, что и впрямь рассчитывал оправдаться, а скорее — так, по привычке, однако его услышали.

— Ты мне, болван, еще поговори! — Паскаль шагнул вперед, занося руку, но свойственное ему здравомыслие уже вернулось, и тумак остался невыданным.

Вбить немного ума, может быть, и следовало, но сейчас было совсем не подходящее время, чтоб из-за этого раздражать своих людей, и десятник сумел подавить свой порыв.

— Ладно, давай попробуем поступить так… Эй, кто-нибудь, дайте парню еще один факел!

Пока приказ выполняли, Паскаль успел грустно вздохнуть, подумать «как же ему надоело бродить по этому лесу…» и неожиданно осознать, что вот именно за эту сдержанность юный лейтенант и назначил его своим собственным лейтенантом-заместителем (6). Вполне себе карьера для простолюдина.

(6) Лейтенант — с фр. [lieutenant] заместитель, буквально — «держатель места».

Правда, называл он при этом его как-то непонятно. Немного напрягшись, Паскаль попытался вспомнить:

«…Как же там, дьявол меня забери, а — 'nachshtaba» (начштаба)!

Даже мысленно это слово звучало для бургундского уха очень коряво и непривычно, но гадать, откуда же оно взялось, сейчас было и вовсе некстати. Нужно было наконец-то заканчивать это обход. Утром им давать ответ де Шатонёфу, но было по-прежнему непонятно, на чьей стороне сила…

…Паскаль действительно, уже второй час бродил от отряда к отряду, пытаясь выяснить с кем именно сейчас рота.

С ним и другими ветеранами, или люди готовы выполнить приказ де Шатонёфа и доверить тело их командира горожанам. Якобы те знают, как помочь неожиданно впавшему в оцепенение лейтенанту, но поверить в то — что и в самом деле собираются это сделать — было ох как непросто.

Во-первых, все прекрасно помнили, что ел в тот день лейтенант только в городе, и если он отравлен, то только там.

Во-вторых, лично для самого Паскаля по прозвищу «Капеллан», уже было достаточно факта, что посланцы Потьера догнали их караван почти аккурат к моменту, когда шевалье дю Ромпар в беспамятстве рухнул со своего коня.

Запнувшись об очередной торчащий из земли корень, на этот раз Паскаль сумел даже не ругнулся. По крайней мере, вслух.

«…Ну что за поход такой у нас, сплошные трудности, а ведь мы еще даже до крепости не добрались…»

Однако жаловаться было и в самом деле некогда, нужно было заканчивать свою мисси и что-то решать.

— Привет тебе, Старый! — устало присев к очередному костру, Паскаль на мгновение прикрыл глаза и попытался подавить в себе желание жаловаться; это была последняя точка в его сегодняшнем маршруте. — Слушаю, как поступишь? Отсидишься, или поддержишь того, кто дал тебе второй шанс…

— Позвольте сначала припасть к Вашим сапогам, Милостивый Господин! — щербатая пасть собеседника насмешливо скривилась, являя собой, совершеннейшую противоположность подчеркнуто почтительным, если не сказать — «заискивающим» — словам.

Полное прозвище командира одной из двух «сотен» стрелков из валлийского лука звучало как «Старый Пес». Пару лет назад — как раз перед увольнением из гвардии — он отхватил древком алебарды по зубам, и с тех пор улыбка его, скорее пугала, чем помогала сгладить непонимание. Но какие счеты между давними приятелями…

Как и остальные ветераны-гвардейцы получившие шанс вернуться на службу, конечно же, здоровяк немного завидовал неожиданному возвышению Паскаля, но знакомы они были так давно, что глупо было бы даже пытаться это скрывать.

Тем более сам он все еще не забыл, что попал в «старшие десятники» тоже не сказать, чтоб по заслугам. Тем более и приятеля он уважал. Как раз за рассудительность!

— Ты пришел за поддержкой, но мой ответ тебя не очень обрадует… — на этот раз заговорил хозяин костра уже серьезно и, дождавшись необязательного кивка, уточнил. — У меня все очень непросто…

— Говори, как есть!

— Если дойдет дело до драки, то будь уверен, я на твоей стороне! Можешь рассчитывать на меня и пятнадцать, может быть, даже двадцать парней. Остальные…

— И что остальные твои люди? — недовольно поморщился Паскаль.

— Мне ли объяснять, что в лучники брали в основном опытных добровольцев, а эти, сам понимаешь, народ себе на уме! Не думаю, что найдется много желающих выполнять приказ де Шатонёфа, попытайся тот науськать их на нас, но и вместе со мной бунтовать они тоже, извини, не пойдут…

— Мы не бунтовщики…

— Мне-то уж можешь уши не полоскать… Да, причины подозревать дурное есть, но после одного шевалье, командовать все-равно должен оставшийся, и спорить с этим без веских на то оснований — бунт! Одних подозрений для этого маловато…

После пикинеров де Шатонёфа, «сотня» конных лучников была самым боеспособным отрядом в роте. Пусть они и не очень-то подходили для массовой драки в густом лесу, но была надежда: если удастся собрать достаточно сторонников, до драки дело просто и не дойдет. Так что услышанное Паскалю не понравилось, однако он не привык долго переживать о том, что не получилось.

— Ладно, пойду я, будем что-то думать…

— Ты извини, подвел тебя, но я все-таки не хочу упустить «сотню». Впереди, дай бог, еще осада, и нам — ой как понадобятся опытные стрелки! — развел руками старший десятник.

Кивнув в ответ, Паскаль созвал свое сопровождение, и двинулся назад, к шатру своего командира. Точнее — к палатке, где уже вторые сутки лежало его тело.

Ему предстояла беспокойная ночь…

Когда лейтенант дю Ромпар вчера вдруг неожиданно потерял сознание и металлической статуей рухнул со своего коня, все что удалось сделать — это притвориться, что ничего не произошло, и хотя бы завершить переход.

Нет, ночевать на месте их нынешнего лагеря они планировали изначально, но короткий сон на заросшем лесом берегу Сены, это совсем не то же самое, что их нынешнее положение. Ни вчера, ни сегодня нападений не было, но никто не сомневался, что это просто везение, и здешние чащобы непременно возьмут с них плату кровью за неоправданное промедление.

Это ведь обычные звери, пусть даже и хищные, заслышав караван, старались непременно удалиться от шумной толпы как можно дальше. А вот «необычные» — те действовали с точностью до наоборот…

Они провозились с командиром всю ночь, но тот никак не желал приходить в себя. А тут еще вдруг выяснилось, что вчера их догнала делегация горожан, и предложила вылечить лейтенанта.

Как они узнали, почему ехали за нами — говорить с ним никто не пожалел, а оставшийся на ногах лейтенант, и вовсе пообещал выпороть за споры.

К обеду — все возможные версии обсудили, и виновными в происходящем признали именно горожан. Будь на то воля самого Паскаля и других ветеранов, они бы уже штурмовали Потьер, но шевалье де Шатонёф их подозрения назвал абсурдными, запретил торопиться в крепость и в ответ на отказ допустить лекаря из города, теперь уже пообещал бунтовщиков повесить…

Но это было куда легче сказать, чем сделать. Осознав, что происходит, большая часть роты отказалась присоединяться к спорщикам…

Нет, все работы по лагерю выполнялись как обычно. Солдаты шли в караулы, окапывались, рубили деревья, не лезли грабить провизию и вино из обоза, но фактически вышли из повиновения своим командирам.

Так что это даже хорошо, что удалось хотя бы такое место подобрать, тем более у реки. Будь иначе, им пришлось бы обустраивать уже два лагеря, а это — в два раза больший риск привлечь ненужное внимание.

Так что сейчас Паскаля шел назад, и радовался, что может хотя бы просто попытаться собраться с мыслями. Из неудобств остался только лес — и в самом деле не самое лучшее место для бивака на почти полтысячи человек, три десятка повозок да пару сотен лошадей — да местные растоптанные тропы.

К этому времени уже никто не толпился на пути, не пытался заступить дорогу с вопросами о командире. Правда, сегодняшняя стоянка не создавала и привычного для подобных ночевок гула. Народ жался маленькими группками к своим кострам, пугливо озирался и что-то все время обсуждал.

Хотя почему «что-то»? Паскаль с легкостью мог озвучить все, о чем сейчас спорили стрелки, но у него были и другие более важные дела. Например, все-таки решить, что же им теперь делать…

Вылечить, если это еще вообще возможно, Теодориха мог лишь его приятель маг, но в крепость идти нужно было еще не меньше четырех дней. Однако пока их с де Шатонёфом приказы не начнут совпадать, большая часть роты по-прежнему не сможет выступить из лагеря.

«…Дьявол, как же нам быть, сейчас мне нужно что-то предложить остальным, а я совершенно не представляю, что будет правильным…»

Не сомневался Паскаль лишь в одном: отдавать тело лейтенанта в руки приехавших из Потьера — ни в коем случае не следовало!

На поляне, где поставили командирскую палатку, все было по-прежнему.

Часовые — бдят на своих местах, фитили — дымят, и пожелай, кто силой заполучить тело лейтенанта, его ожидал бы очень неприятный и болезненный сюрприз. Однако к долгой осаде или массовой атаке защитники все же вряд ли были готовы.

Учитывая густой лес вокруг — даже одного решительного натиска пикинеров могло хватить, чтобы опрокинуть, и вынудить разбежаться неопытных рекрутов.

Так получилось, что сейчас силы «бунтовщиков» не превышали полутора сотен человек. Естественно, в основном малоопытных стрелков. Аркебузиры, арбалетчики… Да, если будет время, из остальных отрядов можно было собрать еще столько же, но тогда в «сотни», оставшиеся без своих командиров и их сторонников, своих эмиссаров мог прислать лейтенант де Шатонеф, и теперь уже заставить «нейтральную» массу присоединиться к себе, сведя хоть какое-то численное превосходство «защитников» к минимуму.

Недавнее повышение почти трех десятков самых умелых бойцов после победы в аббатстве, заметно улучшило преданность роты своему юному командиру в целом, но преданность телу, которое может умереть с минуты на минуты, это не очень надежное чувство, для того чтобы рисковать жизнью.

— Мастер, месье Паскаль… — лейтенантский оруженосец встретил лихорадочным шепотом. — Я, кажется, знаю, что произошло с господином. И нет, он не отравлен…

— Рассказывай!

— Я лучше покажу, иначе боюсь, вы мне не поверите… — смутился парень.

— Тогда подожди…

Через пять минут в просторном шатре лейтенанта собрались все более-менее влиятельные защитники его тела. Дирк лежало на своем ложе обнаженный по пояс, и выглядел так, будто болеет уже не одну неделю.

Все мимические морщины на юном лице заострились, а по-юношески пухлые губы истончились. Казалось тело хорошо сложенного и тренированного парня, сжигает какой-то внутренний жар, но любой, кто решился бы проверить это, легко мог убедиться, что это совсем не так.

Дирк был скорее, слишком холодный. Догадаться, что он действительно все еще жив, можно было только по очень редкому, почти не прощупываемому пульсу. Ну и испарине, что образовывалась на подносимом к губам бронзовом зеркальце…

Народ набился внутрь очень плотно, но болтать никто не решался из уважения к хозяину шатра. Здесь были люди, что зависели от того, останется ли шевалье в живых, и те, кто надеялся получить свою заслуженную долю от его успехов.

Чаще всего и первые, и вторые — были одними и теми же людьми.

Например, все кому лейтенант пообещал статус ветерана и двойное жалованье — будущие доппельзольднеры — в случае смерти лейтенанта могли попрощаться со своими мечтами.

— Парень, давай уже, показывай, что тебе удалось узнать… — не выдержал как раз один из тех, кто выжил в аббатстве; об этом напоминала повязка на руке и шрам через все лицо.

Кивнув, оруженосец вытащил из-под рубашки кожаный шнурок с серебряной ладанкой тонкой работы, снял ее с шеи и пояснил:

— Эту ладанку отец с матушкой привезли из Рима за два года до моего рождения. Здесь внутри лежит зуб святого Феликса, в честь которого меня и назвали, а теперь — смотрите…

Обойдя тело своего господина, парень сложил шнурок вдвое, и перетянул им руку лейтенанта выше локтя. Народ смотрел на эти манипуляции с сомнением и надеждой одновременно. Почти все уже знали, что отец у пажа был магом в городском совете Дижона.

В это время парень вставил в петлю небольшую едва оструганную ветку и принялся крутить ее, постепенно затягивая.

— Что ты сейчас делаешь? — неуверенно уточнил Паскаль, и его поддержали голоса остальных; всем это было интересно.

— Хочу временно прервать кровообращение в руке господина. А теперь смотрите внимательно! — отстегнув ладанку от шнурка, оруженосец медленно и плавно повел ею вдоль руки вниз — к кисти, стараясь не отводить серебряную емкость от холодной кожи Дирка.

— Ах! — испуганно выдохнула толпа, когда что-то не очень крупное, но сильное, живое и чужеродное человеческому организму, метнулось от освященной вещицы.

Словно стремительная рыбина оно металось в попытках найти хоть какой-нибудь выход, и не находило его. Когда ладанка «доползла» до запястья, посреди ладони Дирка темнело и ощутимо подергивалось не любящее серебра и святости «утолщение».

— Что теперь? — сиплый голос Паскаля сейчас было не узнать.

— Возьмите нож! Небольшой, но желательно, чтобы острый… А теперь — надрежьте кожу, сделаем маленькое кровопускание!

Стоило коже лопнуть под клинком, и неожиданно обильная струя, крови выплеснулась на утоптанный пол, оставив на нем черно-красное пятно и хорошо различимый на этом фоне сгусток желто-зеленого, какого-то гнойного цвета.

— Что это такое? Прижгите ее факелом! — толпа опытных, всякого повидавших мужчин, сейчас была просто не способна молчать.

— Не нужно факелов, — отмахнулся оруженосец. — Достаточно вот этого!

Когда он попытался коснуться сгустка своей ладанкой, тот ощутимо дернулся, но странная тварь не была предназначена для бега вне человеческой крови, и скрыться не смогла. Стоило освященному серебру и гнойной темноте встретиться, как раздалось «Пуф!» и оно испарилось, оставив после себя хорошо различимый запах опаленной крови и…серы.

У существа вряд ли могли быть легкие ли тем более язык, однако уже в следующее мгновение каждый присутствующий в комнате расслышал многоголосое злобное шипение, и по телу лейтенанта буквально заметались несколько десятков тварей, подобных только что уничтоженной.

— Господи Иисусе! Пресвятая Дева!

В следующие несколько минут все говорили со всеми, но никто и ни кого не слушал.

Панику прервал голос Паскаля. Он обрушился на нее, переполненный каким-то особым торжеством и уверенностью.

—…Запрещает тебе, Диавол, Господь, пришедший в мир и поселившийся между людьми, чтобы разрушить твое самовластие и освободить людей… Убойся, выйди, и отступи от этого создания и да не возвратишься, и да не утаишься в нем…

В следующие несколько минут Паскаль под удивленными взглядами воинов громко молился, по памяти читая из библии что-то, безо всякого сомнения имеющее отношение к изгнанию бесов. В этот момент, он как никогда был похож на священника, и никто в палатке не сомневался, что свое прозвище он получил все-таки не за общую рассудительность и отсутствие усов.

«…Так значит не зря бывшие гвардейцы, иногда называли тебя 'капеллан…» — примерно так подумали почти все собравшиеся.

Взгляды их, все то время, что звучала молитва, были сосредоточены на лейтенанте. И с последними словами Паскаля, у всех у них появилось ощущение, что некто могучий и невидимый, наконец-то сумел стереть серую паутину с лица юноши. Оно и в самом деле ощутимо порозовело и налилось жизнью, однако сам шевалье оставался недвижим.

— И что теперь? — спросил кто-то из ветеранов, когда в палатке повисала тишина.

Ответом ему было молчание.

* Паскаль(лат. [paschalis] пасхальный) — рожденный на Пасху.

* Капеллан — священник, совмещающий сан с какой-либо дополнительной (как правило, светской) должностью. Однако наиболее распространенное современное значение слова — священнослужитель в армии, авиации и на флоте, ответственный за воспитание рядовых солдат, матросов, офицеров и их семей. Кроме чисто религиозных функций, в его обязанности входит контроль над моральным состоянием военнослужащих.