Прошло два дня.
Два дня, в течение которых произошли события, чьи отголоски должны были отразиться на судьбе Доминики самым невероятным образом.
Два дня, в течение которых Доминика пребывая в счастливом неведении, продолжала бегать по собеседованиям, разумеется, безуспешно.
Два дня, в течение которых, мать Доминики успела заложить в ломбарде золотое кольцо – воспоминание об отце Доминики, и затопить соседей, пытаясь починить стиральную машину. Ту самую машину с оторванной боковой стенкой, которую когда-то принес с помойки ее муж. «И здесь-то он мне подгадил!» недовольно просипела она, вычерпывая воду. В отличие от многих других высказываний, это не было лишено основания. Муж, оставивший ее вместе с дочкой тринадцать лет назад, проявил немало артистичности в этом поступке. Он объявил себя больным, вызвал скорую, собрался, а уже из приемного покоя местной больницы, исчез, растворился где-то на просторах России. Собранные вещи, документы и последние семейные деньги, должно быть, помогли ему где-то там начать новую жизнь. Вместо себя он оставил несколько долгов, порванные тапочки, стиральную машину и еще дочку. Т.е. все оставленное им, кроме тапочек, приносило только убытки.
– На работу потащусь, – зевнула мать, щелчком включив чайник, металлический корпус которого насчитывал несколько видов коррозии. – Чтоб ей неладно было.
На вырученные за кольцо деньги мать со своими подругами полночи произносили тосты и жаловались на жестокую жизнь, вспоминая негодного мужа, повышение цен за квартплату и какого-то сантехника Макарыча. И теперь, даже под яркими лучами утреннего солнца кухня выглядела угнетающе: горы грязной посуду соседствовали с обрывками упаковок от замороженной еды. Дивный запах чего-то преющего доносился из мусорного ведра и успешно дополнял картину.
– А, я еще на пару собеседований, – отчаянно зевнула Доминика, через стенку она слышала все ночные крики и оттого полночи не могла заснуть. – Может, меня возьмут на авиа завод, ну который самолеты делает. Он тут всего в двух километрах. Я могу смогу ходить пешком на работу и еще кучу денег сэкономлю.
– Куда тебе! – рассмеялась мать. – Ишь ты, самолеты она делать будет.
– Там было бы здорово. Зарплата должна быть хорошей, и я быстро смогу скопить… – Доминика резко умолкла, упоминать про институт не стоило. – Скопить на кроссовки, – успешно закончила она, тем более, что ее кроссовки находились в весьма печальном состоянии.
– Не смеши, – мать пригладила сожженные краской волосы. – Проживешь свой век без излишеств. Деньги в хозяйство нужны.
– С каких это пор целая обувь считается излишеством, – проворчала Доминика.
– С таких! – отрезала мать. – Надо аккуратней вещи носить. А раз уж разодрала их, то возьми и заклей. И вообще, хватит уже целыми днями бездельничать. Пора работать начинать.
– Так я и пытаюсь! – опешила Доминика.
Они замерли, глядя друг на друга, и Доминика невольно выпрямилась, стоя в падающих от окна лучах утреннего солнца. Солнца, раздражающего любого человека, выдыхающего продукты разложения этилового спирта. Солнца так беспощадно освещающего всю убогость их кухни: давно небеленый потолок, длинный ржавый подтек в раковине, гниющий деревянный пол.
– Пытаешься… – зажмурившись, пробормотала мать и, махнув на чайник, выпила стакан водопроводной воды.
Доминика промолчала.
– Хватит пытаться! За попытки денег-то, между прочим, не платят.
Еще один стакан водопроводной воды.
– Попыталась уже. Пора устроить тебя к нам.
Третий стакан воды. Мать, прикрыв рот ладонями, выбежала из кухни, а вернулась через несколько минут в более приятном расположении духа. Сверкающий коррозией чайник так и не закипел, а может, в очередной раз сломался.
– Прям сегодня приходи ко мне на базу. – Мать посмотрела на Доминику, ожидая какой-то реакции. Доминика чувствовала, как задрожали губы. Матери это понравилось. – Я с директором переговорю. В двенадцать, значит, самое время будет!
– Но я… я не хочу, – все же ответила Доминика, вспоминая как прошлое и позапрошлое лето проводила в холодных цехах овощной базы, помогая матери и потихоньку приобретая собственный радикулит, который непременно должен был развиться через несколько лет. За подработку ей платили сущие копейки, которые тут же шли в семейный бюджет. Вот тогда-то в ее голове и зародилась мысль о необходимости изменить собственную жизнь.
– Чего это значит, не хочешь?! – крикнула мать. – Не хочешь работать?
– Хочу, но еще я хочу получать за это деньги! Свои деньги!
Мать замерла, казалось, на мгновение она даже перестала дышать. Уж слишком непривычным было высказывание дочери. Той самой дочери, которая хоть периодически и пыталась выражать свой протест, но не вступала в прямой конфликт. И в общем-то достаточно безропотно исполняла все, что ей говорили.
– Ты что это? – спросила мать, и вдруг поняла, что уже забыла, что именно сказала ей дочь, она помнила лишь то, что в ее фразе было нечто новое, что там звучало неповиновение. – Не дерзи!
– Я только…
– Не только! Слушайся мать! Значит, документы с собой возьмешь. И, это, сегодня начнешь, под моим руководством. Будешь картошку разбирать, нам две тонны привезли, и гнилья полно.
Доминика, пытаясь собраться с мыслями, молча разглядывала чудесное пятно плесени на обоях, заметно подросшее за последний год, а в будущем обещавшее поглотить всю квартиру.
– Я хочу жить… Своей жизнью, – и в голове вспыхнула сумма, высчитанная ею сегодня ночью, под пьяные крики подруг матери: шестьсот сорок семь баксов. Деньги, которые должны были открыть для нее новую жизнь, вытащить из пропасти полной пятен плесени. Поездка в столицу, новая обувь, пара шмоток, в которых не стыдно будет показаться людям, и первый месяц экономной жизни в новом городе, пока не найдет подработку и не поступит в институт. Даже если и не поступит, то работу все равно успеет найти, успеет подготовиться, чтобы поступить в будущем году. Шестьсот сорок семь баксов и уже ни один грабитель ювелирных магазинов не посмеет кидать ей подачку. Она станет сама строить свою жизнь. Надо только начать.
– Опять дерзишь! – пробурчала мать, вновь накатывающая тошнота беспокоила ее все сильней, иначе бы она так просто не спустила своевольные слова дочери. – Рано еще тебе решать, ишь ты «жить своей жизнью». А мать, значит, бросить хочешь?! Я тебя растила, а ты мне так… как твой отец.
– Ма…
Мать махнула рукой, приказывая замолчать.
– Значит так, мать плохого не посоветует. Сначала семья, а уж потом всякое нытье. Мы должны думать о себе, о семейном бюджете.
– Но, мне надо… – попыталась отстоять свое право зарабатывать Доминика, чувствуя, как все мечты разбиваются.
– Я сказала, хватит! – во всю мощь своих легких заявила мать. – Вона уже скока работу ищешь, а толку хоть бы хны. С каких денег тебя кормить, одевать. С чего мне за квартиру эту разнесчастную платить? У? Где деньги брать, с твоих собеседований что ли? Они тебе хоть копейку принесли?
– Нет, – Доминика опустила голову.
– Чтобы ровно в двенадцать явилась ко мне на базу. И документы с собой захвати, нечего тянуть, сегодня и оформишься.
Очередной спор был проигран.
В окно Доминика увидела, что мать вышла из дома, перешла на другую сторону и, слегка покачиваясь, отправилась на овощную базу. Хмурый туман, окутывающий улицу, постепенно поглотил ее. Доминика отвернулась от окна, совершенно не задумываясь о том, что, несмотря на пасмурный день, в кухню вновь пробился солнечный свет, освещая каждую трещинку, каждое пятно грязи и разложения. Этот свет, яркий луч солнца, словно стрела рассекал туман и указывал на их окно, привлекая внимание того, чье внимание лучше было бы не привлекать.
До половины двенадцатого Доминика, пытаясь подавить в себе мечты, мыла посуду и решала, что же сегодня надеть. Разумеется, это будут те же самые потертые джинсы, поскольку они единственные, кофточка, ради чего стараться! надеть ту, что с пятном от чая. На ноги разодранные кроссовки, которые ей придется проносить до конца лета, а если уж совсем быть честной, то их придется надевать еще и осенью. Носить красивую, модную одежду ей, разумеется, не запрещалось, в доме даже валялись журналы с фотографиями манекенщиц в шикарных платьицах, или в изумительном нижнем белье, они все выглядели невероятно, неестественно, фантастически красивыми, словно выходцы из других миров. И она тоже будет красивой, если только наденет платье из новой коллекции той же самой «Империи гламура» (после неудачного собеседования в ювелирном магазине, она всюду стала натыкаться на это название). Она могла бы, могла бы…
Но у нее не было такой одежды, и Доминика прекрасно понимала, что покупка подобных вещей ей не по карману. Во всяком случае, пока! Пока она не сможет разомкнуть этот круг и выбраться в собственную жизнь. Пока ее заработок будет уходить в «семейный бюджет».
Доминика домыла посуду.
Солнечный луч продолжал указывать на ее окно.
Некие личности начали подтягиваться к живописному городку Зеленозеленску.
Другие уже крались по узким закоулкам.
Ничего не подозревающая Доминика вышла из дома, настроение у нее было далеко не самым лучшим, в голове вертелись мысли о несправедливости, о двух тоннах восхитительно гнилой картошки и о беспросветном будущем. Она перешла через дорогу, свернула на узкую улочку, заполненную туманом, и успела сообразить, что вообще-то сегодня очень даже пасмурно, а солнце, так настойчиво бившее в окна, куда-то подевалось, и в этот момент появился странный субъект. Он был одет в дорогой костюм, подстрижен модным стилистом и благоухал каким-то неизвестным парфюмом. Хоть подобные личности и были достаточно необычны для Зеленозеленска, но в первые секунды Доминика не испытала никаких опасений.
– Простите, – обратился к ней субъект, приглаживая свои русые волосы, чуть тронутые сединой и пылью. – Все же я успел.
– Здорово! – ответила Доминика, и хотела уже обойти его. Психов вполне хватало и своих, чтобы еще выслушивать приезжего. А то, что он не был местным, легко определить с первого взгляда. У них никто так не одевался, не стригся и не следил за собой. – Очень здорово, что вы успели. Мне пора.
– Боюсь, что вы не понимаете всю важность происходящего! Смею заверить, что я успел как нельзя вовремя, хотя у меня было мало шансов. Если вы сочтете нужным обернуться, то более полно поймете мои слова, – поведал странный субъект, что ввело Доминику в транс, так витиевато у них никто не объяснялся. – Все же попрошу вас обернуться. Это в высшей степени парадоксально.
Доминика повернула голову и заметила, что к ним приближаются какие-то парни, крепкого телосложения, с шапками, надвинутыми на глаза и арматурой в руках. И это тоже пока не вызвало у нее никаких опасений, ситуация была достаточно привычной для Зеленозеленска.
– Не, это не мои, а ваши проблемы, – отмахнулась Доминика. – Сразу видно, что у меня красть нечего. А вот вам следует бежать.
– Позвольте с вами не согласиться! Они явились именно за вами.
– Это было бы очень круто! – ответила Доминика, и тут же подумала, что слишком часто она стала натыкаться на грабителей. А если бы вдруг каждый из них отдавал ей по сотне долларов, то жизнь могла бы наладиться в самые кратчайшие сроки.
Раздался пронзительный вопль, послышался звук торопливых шагов, очевидно, мимо пробегал кто-то из соседей, никак не желавший стать ни свидетелем, ни участником ограбления. Доминика уже хотела повернуть голову и крикнуть, что все в порядке, но в этот момент она сумела разглядеть приблизившихся парней, и фраза «все в порядке» стала излишней.
– Кто вы? – отпрянула Доминика.
Парни приблизились на расстояние пяти метров и замерли. Один из них поднял руку с черными когтями и стянул шапку, стали видны налитые кровью глаза и остроконечные рожки, украшающие лоб.
– Кто это? – Доминика обернулась за объяснениями к странному субъекту.
– Затрудняюсь предположить, – ответил тот.
– Это… Это… – Доминика настойчиво искала объяснение. Поскольку ее жизнь состояла из одних только рациональных неприятностей, куда не представлялось возможности впихнуть что-то волшебное или фантастическое, то и рога с чешуей она тут же попыталась рационализировать. – Это не настоящее? Да?
Вместо ответа, он поманил длинным пальцем, покрытым чешуей, чешуйки поблескивали и слегка шуршали, соприкасаясь друг с другом. И Доминика была готова предположить, что возможно это и не перчатки. Да и куски арматуры с более близкого расстояния сделались подозрительно похожими то ли на мечи, то ли на какое-то более сложное оружие.
– Нужна ты!
– Ошибаешься, – пробормотала она, отступая и вновь ища спасение в благоразумии. – Тебе нужен кто-то другой. Мной вообще никто не интересуется, но разве что речь идет о субботнике, но не думаю, что ты тут ради бесплатной уборки.
– Ты! – послышался неприятный свистящий голос. – Нужна ты!
Лица нападавших были без эмоциональны, они не пытались строить зловещие гримасы или насмехаться, они просто выполняли то, что хотели или должны были выполнить.
– В самом деле, я! – пробормотала Доминика, более удивленная, чем напуганная. – Но зачем?
Из-за дома раздался вой, похожий на человеческий.
– Ты должна быть уничтожена! – чешуйчатый палец вновь поманил.
Благополучно дожив до восемнадцати лет, а так же, собираясь прожить еще достаточно долгое время, Доминика знала, что не всегда следует выполнять просьбы. Особенно просьбы, поступающие от странных типов, встреченных в переулке.
– Бежим! – Доминика дернула за рукав дорогущего костюма, не важно, что тут происходит, и кем являются эти типы, важны их намерения. А со всем остальным можно будет разобраться потом. – Если добежим до горелого дома, то есть шанс спрятаться. Там в развалинах хоть год можно блуждать.
– Прошу принять во внимание тот факт, что у меня иные планы, – субъект достал из кармана ручку.
– Что вы записывать собрались? – возмутилась Доминика, она много времени провела на узких улочках, и прекрасно знала, что надо делать в подобной ситуации. А этот заезжий тип, судя по всему, от ужаса совсем перестал соображать. – Живей!
Доминика со всех ног помчалась к развалинам, которые и должны были послужить надежным убежищем. Через несколько метров на левой кроссовке безжалостно треснул еще один шов. Нет, так их, пожалуй, даже до осени не хватит. Придется в шлепанцах ходить. Ни работы, ни денег, ни обуви.
Молча без криков, угроз неопознанные существа, которых теперь даже мысленно она не могла назвать людьми, направились следом. Скорость у них была приличная, и Доминика осознала, что шансов, достигнуть развалин у нее не так уж и много, примерно столько же, сколько устроиться на приличную работу.
– Стой! Стой, и мучиться будешь недолго.
Вновь откуда-то донесся вой, теперь он уже не казался человеческим, или даже похожим на человеческий.
Доминика и субъект в безумно-дорогом костюме завернули за угол, прямо посреди дороги стояла черная машина. Изящная, дорогая, и чистая, значит, не из их квартала и даже не из их города.
– Доминика, садитесь, – недавно встреченный субъект распахнул заднюю дверцу.
Даже не задумываясь, откуда он знает ее имя, Доминика прыгнула внутрь.
Он сел рядом и крикнул водителю:
– Поехали!