Холодный зной

Билл

«Жизнь была бы намного легче, — подумал Билл Берк, — если бы я смог влюбиться в Гранью Дьюн. Она из нормальной семьи, ее отец — учитель в школе Маунтинвью, а мать работает в ресторане “У Квентина”. Она хороша собой и с ней можно поболтать».

Они частенько разговаривали о банке и обсуждали, насколько эгоистичны и жадны бывают люди. Гранья всегда интересовалась, как дела у его сестры, и часто передавала с ним книги для нее. Возможно, Гранья могла бы полюбить его, если бы только сложились обстоятельства.

Так легко было говорить о любви с хорошим другом, который тебя понимает. Билл все понимал, когда Гранья рассказывала ему об этом взрослом мужчине, которого она, как ни старалась, никак не могла выкинуть из головы. Он же в отцы ей годился, много курил и кашлял, и вообще, может, он помрет через пару лет, ведя такой образ жизни. Но она не встречала никого, кто бы так привлекал ее.

Главной причиной, почему она не могла с ним встречаться, было то, что он обманул ее и стал директором школы, занял место ее отца. Отец бы не пережил, если бы узнал, что его дочь встречалась с Тони О’Брайеном и даже спала с ним. Однако…

Она пыталась встречаться с другими мужчинами, но из этого ничего не вышло. Она не переставала думать о нем, и это было так несправедливо. Почему сердце отказывается подчиняться разуму и продолжает любить того, кто совершенно тебе не подходит?

Билл соглашался с ней. Он тоже был жертвой подобных отношений. Он любил Лиззи Даффи, девушку с самым ужасным характером на свете. Лиззи была красавицей, но с ней практически невозможно договориться. Она тоже любила Билла. Или говорила, что любит, или только так думала. Она говорила, что никогда ни с кем не встречалась так серьезно. По сравнению с другими друзьями Лиззи, он был не совсем глупым, проявлял интерес к путешествиям и имел веселый нрав. Вот такие странные были у них с Лиззи отношения.

Встречаясь за чашкой кофе, Билл и Гранья разговаривали о том, что, если бы все люди идеально подходили друг другу, все было бы слишком легко и просто.

Лиззи никогда не спрашивала у Билла о его сестре Олив. Конечно, они встречались, когда она приходила к ним в гости. Олив была девушкой с замедленным развитием. Ей было двадцать пять лет, а вела она себя так, как будто ей было восемь. Она с восторгом рассказывала истории, прочитанные в книгах, и очень впечатлялась тем, что видела по телевизору. А еще она вела себя так, как будто ничего в мире не существует кроме ее семьи. «Моя мама печет самые вкусные торты на свете», — говорила она. И мама, которая максимум, что могла сделать, так это украсить покупной торт, гордо улыбалась. «Без моего папы в его огромном супермаркете не обойтись», — говорила Олив, и ее папа, который работал в колбасном отделе, мило улыбался. «Мой брат Билл — менеджер в банке».

— Надеюсь, когда-нибудь наступит такой день, — отвечал Билл.

— Ты можешь преуспеть в банковском деле, — часто повторяла она Биллу. — Я вот только могу выйти замуж за успешного мужчину, но возраст поджимает, а у тебя полно времени впереди.

В этом вопросе Лиззи была с ней абсолютно согласна, только она считала, что Биллу необходимо жениться в ближайшие два года. Лиззи всегда говорила это шутливым тоном, Билл знал, что она никогда не выйдет замуж за неудачника.

Лиззи отказали в кредите, потому что она не выплатила первый, ее кредитная карта была заблокирована, и Билл видел письма, приходившие на ее имя: «Вы должны погасить задолженность по кредиту до пяти часов завтрашнего дня, в противном случае…»

— О, ради всего святого, Билл, у тех, кто работает в банке, нет ни души, ни сердца. Им лишь бы заработать деньги. Они враги.

— Для меня они не враги, наоборот, это мои работодатели.

Ему приходилось иногда останавливать ее.

— Лиззи, хватит, — говорил он, когда она заказывала вторую бутылку вина, потому что знал, что ей нечем будет заплатить, и ему придется сделать это. А такие затраты не входили в его планы. Он хотел помогать родителям. Но с Лиззи невозможно было экономить. Биллу хотелось купить новый пиджак, но то одно мешало, то другое. Лиззи постоянно говорила, что хочет поехать в отпуск, но отложить деньги никак не получалось.

Билл надеялся, что это лето выдастся теплым, и тогда Лиззи будет ходить загорать и отстанет от него. А если, наоборот, все ее подруги начнут говорить о том, как здорово было бы поехать в Грецию и как дешево можно прожить в Турции целый месяц… Билл не мог взять деньги в кредит в банке, в котором работал. Таково было правило. Но, конечно, всегда возможно взять их где-то еще. Возможно, но очень нежелательно.

В тот вечер в банке состоялось совещание. Билл и Гранья сидели рядом. Управляющий рассказывал о перспективах банка, о потребности в молодых образованных специалистах, знающих языки и имеющих навыки в других областях. За границей зарплата у банковских служащих конечно же была выше.

— Ты бы хотела работать в другой стране? — спросил Билл.

Гранья выглядела взволнованной.

— Может быть, и не отказалась бы, потому что так бы я отдалилась от Тони и перестала бы думать о нем.

— А он хочет тебя вернуть? — Билл уже слышал эту историю много раз.

— Да, он каждую неделю присылает мне в банк открытки. Посмотри, эту он прислал недавно. Гранья показала открытку, на которой была надпись: «Все еще жду, Тони».

— Он не особо разговорчив, — отметил Билл.

— Не особо, но это не единственный экземпляр, — объяснила Гранья. — На одной было написано «Еще жду», на другой «Еще надеюсь». Знаешь, он даже купил кофеварку, когда я сказала, правда, это не помогло.

— Вас, женщин, не поймешь.

— Почему, просто иногда мужчинам необходима маленькая встряска.

Гранья считала, что Лиззи была безнадежна. Билл думал, что Гранья вернется к своему старикашке, будет варить кофе и готовить ему, потому что было очевидно, что без него ее жизнь уныла.

Это собрание заставило Билла задуматься. Допустим, он отправит свои резюме в зарубежные банки и его пригласят на работу в одну из европейских столиц. Что он выиграет при этом? Он бы получил большую зарплату, у него бы появилась свобода, и ему бы не пришлось проводить вечера дома с Олив и родителями за разговорами, как бы улучшить свою жизнь.

Лиззи могла бы переехать и жить с ним в Париже или в Риме, или в Мадриде, у них была бы маленькая квартирка. Они спали бы вместе каждую ночь, а не как сейчас, когда он приходил к ней, а потом возвращался домой. Это очень устраивало Лиззи, так как она не просыпалась раньше полудня и ей не хотелось, чтобы кто-то будил ее по утрам.

Он начал просматривать объявления о курсах интенсивного обучения языкам. Все они были очень дорогие. О самостоятельном изучении не могло быть и речи, так как у него не было ни усидчивости, ни времени. После рабочего дня в банке он приходил измотанный и весь вечер чувствовал усталость, где уж тут сконцентрироваться на уроках. Да и не мог он постоянно где-то пропадать, уделяя недостаточно внимания Лиззи, ведь так он мог потерять ее, тем более у нее полно друзей и подруг.

Не в первый раз он пожалел, что влюблен в совершенно неподходящую девушку. Но ведь это не зависело от него. Любовь зла. Как обычно, он жаловался своей подруге Гранье, и однажды она сделала ему заманчивое предложение.

— Мой отец набирает группу для изучения итальянского языка у себя в школе, — сказала она. — Занятия начинаются в сентябре.

— Думаешь, мне это подойдет?

— Не знаю. Может пригодиться в будущем. По крайней мере это недорого. — Гранья всегда была честной, и за это она нравилась ему. — Им необходимо набрать не менее тридцати учеников. Мой отец готов работать даже в убыток. За это я не выношу его. Он говорит, что нужно быть человечным.

— Понятно, но поможет ли мне это как-то в банковском деле?

— Сомневаюсь. Они, наверное, будут учить фразы типа «Привет, пока, как дела?». Думаю, если бы ты оказался в Италии, ты бы и так научился.

— Да, — Билл сомневался.

— Но, Билл, ты можешь попробовать. Спорю, она научит тебя этим фразочкам.

— Кто?

— Преподавательница, которую он нанял. Настоящая итальянка, он называет ее Синьорой.

— И когда начинаются занятия?

— Пятого сентября, если они наберут людей.

— А платить нужно сразу за год?

— Только за семестр. И ты поддержишь моего сердобольного отца.

— А увижу я Тони, который пишет все эти страстные письма? — спросил Билл.

— Боже, не упоминай о Тони. Все эти разговоры только между нами. — Голос Граньи звучал взволнованно.

Он хлопнул ее по руке:

— Я всего лишь пошутил, конечно же я знаю, что это секрет. Но я хотел бы взглянуть на него, и если увижу его, то скажу тебе свое мнение.

— Надеюсь, он тебе понравится. — Неожиданно Гранья показалась ему такой молодой и уязвимой.

В тот же вечер Билл рассказал родителям, что собирается учить итальянский.

Олив очень удивилась.

— Билл собрался в Италию. Билл собирается работать в итальянском банке, — рассказала она соседям, которые жили рядом.

Они уже привыкли к Олив.

— Как здорово! А ты будешь скучать по нему?

— Когда он устроится там, мы приедем к нему и останемся там с ним, — рассказала Олив по секрету.

Находясь в своей комнате, Билл услышал их разговор, и ему сделалось не по себе. Его мама считала, что это отличная мысль. Это был красивый язык. Ей нравилось слушать речь папы римского, а еще она обожала песню О Sole Mio. Она поинтересовалась, запишется ли Лиззи на курсы вместе с ним.

Билл знал, что Лиззи настолько недисциплинированна и неорганизованна, что вряд ли захочет подолгу просиживать за уроками сначала в классе, а потом дома. Она бы скорее предпочла похихикать с подружками и выпить какой-нибудь супердорогой коктейль.

— Она еще не решила, — уверенно ответил он. Билл знал, что она не нравится родителям. Единственный ее визит к ним домой оказался не очень удачным. Она надела слишком короткую юбку, а вырез на блузке был слишком глубоким, и смеялась она чересчур громко и вульгарно.

Но это была девушка, которую он любил. Именно на ней он собирался жениться через два года, когда ему исполнится двадцать пять. Иногда Билл представлял день своей свадьбы. Его родители будут так взволнованны. Сколько предстоит хлопот и сколько обсуждений наряда Олив. А отец обязательно постарается, чтобы бракосочетание было назначено на удобное время, чтобы ему не отпрашиваться из супермаркета. Он работал в этом магазине уже сто лет, но никогда не осознавал своей значимости и всегда боялся, что со сменой менеджера может потерять работу. Иногда Биллу хотелось встряхнуть его, объяснить, что он значит намного больше, чем другие служащие, и что все прекрасно понимают это. Но отец в свои пятьдесят, не имея квалификации и навыков молодых людей, ни за что бы не поверил ему. Он так и будет бояться и дорожить своим супермаркетом до конца дней.

Родственников Лиззи он представлял плохо. Она рассказывала о своей матери, которая предпочитала жить в Западном Корке, и об отце, живущем в Галвее, потому что там обитали его друзья. Еще у нее была сестра в Штатах и брат, который уже много лет не приезжал домой. Билл с трудом мог представить их всех вместе.

Он рассказал Лиззи о занятиях и предложил пойти с ним за компанию.

— Зачем еще? — Заразительный смех Лиззи тоже заставил его рассмеяться, хотя он сам не знал почему.

— Ну так бы мы могли больше общаться.

— Но почему они не говорят по-английски?

— Некоторые говорят, но представь, как здорово общаться с ними на их языке.

— И нам придется посещать занятия в этой облезлой старой школе в Маунтинвью?

— Говорят, что это очень хорошая школа.

— Может быть, но только посмотри, где она находится.

— Согласен, место не очень, но просто там живут бедные люди, вот и все.

— Бедные! — выкрикнула Лиззи. — Ради бога, мы все бедные, просто они не хотят найти деньги и все там отремонтировать.

Билл удивлялся, как Лиззи могла сравнивать себя с семьями, которые живут на маленькие зарплаты и социальные пособия? Многие вообще не имели работы. Просто она слишком наивна и не любит людей. Он уже давно знал это.

— Ну а я собираюсь, — сказал он. — Автобусная остановка как раз около школы, а занятия будут проходить по вторникам и четвергам.

— Я бы пошла, чтобы поддержать тебя, Билл, но если честно, у меня нет денег. — Она посмотрела на него своими огромными глазами. Было так странно представлять ее сидящей рядом с ним и изучающей язык.

— Я заплачу за тебя, — сказал Билл. Теперь ему точно предстояло пойти в другой банк и взять кредит.

В другом банке к нему отнеслись по-доброму и сочувственно. Точно так же и они в своем банке обращались с клиентами.

— Вы можете взять большую сумму, — сказал молодой служащий.

— Я знаю, но тогда придется возвращать слишком большие проценты… и без того столько затрат.

— Я вас понимаю, — сказал молодой человек, — а цены на одежду? Она стоит целое состояние.

Билл подумал о пиджаке, а потом о своих родителях и Олив. Ему так хотелось помочь им материально. И он взял кредит вдвое больший, чем намеревался, когда шел в банк.

Отец Граньи остался очень доволен тем, что она привела двух человек в класс. Теперь количество учащихся достигло двадцати двух. А до начала занятий еще целая неделя. Они решили, что, даже если не наберут нужное количество людей, все равно приступят к занятиям в срок.

— Знаешь, сегодня я собираюсь провести вечер с моей подругой Фионой.

— Фиона, которая работает в госпитале? — У Билла было такое ощущение, что Гранья всегда упоминает о ней после того, как они поговорят о Лиззи. Как будто бы для того, чтобы подчеркнуть, насколько глупа Лиззи и насколько трудно с ней общаться.

— Да, я много раз рассказывала тебе о ней. Хорошая подруга, и моя, и Бриджит. Мы всегда можем сказать родителям, что остаемся у нее, хотя это не всегда так.

— Я понял, о чем ты, а что они?

— А они не думают об этом. Просто знают, что все в порядке.

— И часто Фиона прикрывает тебя?

— Нет, последний раз… ну, когда я осталась у Тони. Как раз на следующий день я узнала, какая он свинья и как он занял место моего отца. Я рассказывала тебе?

Она рассказывала много, много раз, но Билл был очень добрым молодым человеком.

— Если бы я только знала, какой он, я бы ни за что не стала с ним общаться.

— Полагаю, если ты вернешься к нему, ваши отношения с отцом на этом закончатся?

Гранья взглянула на него колючим взглядом. Билл знал, что Тони все еще думает о ней, но для отца, если он узнает об их связи, это будет катастрофой. Отец не сомневался, что станет директором; наверное, он чувствовал себя гадко, просто не подавал виду.

— Ты знаешь, я думала об этом, — ответила Гранья медленно. — И, наверное, стоит немного подождать, пока у отца в жизни все не наладится. Тогда, возможно, он будет готов услышать нечто подобное.

— Ты думаешь, он делится своими проблемами с матерью?

Гранья покачала головой:

— Они почти не разговаривают. Мою маму интересует только ресторан и общение с ее сестрами. Папа в основном проводит время в одиночестве, но, может быть, эти вечерние уроки выведут его из оцепенения, и тогда с ним можно будет поговорить. Что-то я слишком забегаю вперед.

Билл посмотрел на нее восхищенно. Она относилась к своим родителям так же, как и он, не хотела их огорчать.

— У нас так много общего, — сказал он внезапно. — Жаль, что мы можем быть только друзьями.

— Я знаю, Билл. И ты очень симпатичный парень, особенно в этом новом пиджаке. У тебя такие красивые волосы с блеском, ты молод и не умрешь, когда мне будет сорок. Разве не ужасно, что у нас нет влечения друг к другу, но я точно отношусь к тебе только как к другу.

— Я знаю. Почему в жизни все так несправедливо?

Он решил устроить для своей семьи прогулку на побережье. Они сели на поезд, который назывался «Стрела».

— Мы летим на стреле к побережью, — сказала Олив нескольким людям в поезде, и они улыбнулись ей. Ей все улыбались.

Они спустились вниз к гавани, где стояли лодки рыбаков. Повсюду гуляли туристы и отдыхающие. Они проходили по главной извилистой улице маленького городка и рассматривали витрины магазинчиков. Мама Билла сказала, что, наверное, так здорово жить в таком месте.

— Когда вы с сестрой были маленькие, — сказал отец, — мы думали о том, чтобы переехать сюда, но работу проще найти в городе, и потому мы не поехали.

— Может быть, Билл когда-нибудь будет жить в похожем местечке, когда продвинется по работе, — предположила мама.

Билл попытался представить себя, живущего с Лиззи в новой квартире или в одном из старых домов здесь. Чем она будет заниматься целый день, когда «Стрела» умчит его в город на работу? Заведет ли она новых подружек, как она это умеет? Родятся ли у них дети? Она сказала, мальчик и девочка, и все. Но это было давно, а теперь ее мнение могло измениться.

Олив не была любительницей пеших прогулок, а маме очень хотелось зайти в церковь, и она ее уговорила. А Билл с отцом решили прогуляться по милой извилистой Vico Road, которую часто сравнивали с Bay of Naples. У многих дорог здесь были итальянские названия, например Vico и Sorrento, а также здания с названиями La Scala, Milano, Ancona. Холмы вдоль побережья напоминали Италию. Они любовались садом, рассматривали дома и искренне восхищались. Если бы Лиззи была здесь, она бы точно возмутилась социальным неравенством. Но Билл, который работал банковским клерком, и его отец, который резал ветчину, взвешивал ее и упаковывал, совершенно спокойно относились к этому явлению.

Светило солнце, море мерцало, и на воде качались яхты. Они присели на бордюр, и отец закурил.

— У тебя все сбылось, о чем ты мечтал, когда был молодой? — спросил Билл.

— Не все, конечно, но многое.

— А что именно?

— Ну, иметь такую хорошую работу и удержаться на ней, несмотря ни на что. Я женился на твоей маме, и она стала великолепной женой, и у нас получилась отличная семья. А потом родились вы с Олив, и это было для нас высшей наградой.

У Билла появилось странное чувство, будто отец жил в нереальном мире. Все это было так обыденно. Дать образование детям. Жена, которая жарит яичницу, а он считает, что она великолепна. А работа…

— Пап, а почему я стал для тебя наградой?

— Ну, ты сейчас набиваешь себе цену, — улыбнулся отец.

— Нет, я имею в виду, почему ты доволен мной?

— А кто бы мог пожелать лучшего сына? Вот сегодня, например, ты устроил нам это маленькое путешествие, и так много трудишься, чтобы заработать деньги, и так добр к сестре.

— Кто ж не любит Олив?

— Да, любят, но ты особенно. Мы с мамой живем, не зная страхов и печалей, потому что уверены, что, когда нас не станет, ты позаботишься о ней.

Билл заговорил и сам не узнал своего голоса:

— А с чего ты взял, что об Олив всегда нужно будет заботиться?

— Я говорю просто так.

Глядя вдаль, на переливающееся море, Билл вдруг осознал, что в свои двадцать три года он совсем не видел жизни. Теперь он знал, что Олив была проблемой не только для его родителей, но и для него. И когда через два года они с Лиззи поженятся, они переедут за границу, у них родятся дети, Олив будет частью их семьи.

Его родители могут прожить еще двадцать лет, а Олив в свои сорок пять так и останется с разумом ребенка. Внутри него пробежал холодок.

— Пойдем, пап, мама сказала, что они будут ждать нас в пабе.

Входя в паб, они увидели сияющее лицо Олив.

— А вот и Билл, менеджер банка, — произнесла она.

И все посетители паба заулыбались.

Билл отправился в Маунтинвью, чтобы записаться на уроки итальянского. Сейчас он понял, как прав был его отец, когда экономил деньги, для того чтобы отправить своего сына учиться в хорошую школу. В глаза сразу бросались обшарпанные стены и сваленные в кучу велосипеды под навесом. Но ведь он пришел сюда за знаниями, и об этом непременно нужно поговорить с Лиззи. Она очень увлеклась мыслью о предстоящих занятиях и всем говорила, что скоро научится разговаривать по-итальянски. В душе Билл надеялся, что она передумает, и тогда он сэкономит деньги. В конце месяца ему предстояло платить по кредиту. Его новый пиджак, конечно, радовал его, но не так сильно.

— Какой красивый пиджак, это натуральная шерсть? — спросила женщина, сидевшая за столом. — По виду ей было уже за пятьдесят, и она приятно улыбалась.

— Да, натуральная, — ответил Билл.

— Он итальянский, да? — Она говорила с легким акцентом, как будто жила за границей. Интересно, она учительница? Биллу говорили, что у них будет преподавать настоящая итальянка.

— Вы учительница? — спросил он.

— Да, я Синьора. Я двадцать шесть лет прожила на Сицилии. Даже приехав сюда, я все равно думаю по-итальянски. Надеюсь, мои ученики поймут меня.

Билл не знал, что сказать, и спросил:

— Вы набрали нужное количество учащихся для класса? — Может быть, еще ничего не получится. Но у Синьоры был оживленный вид, и она заговорила с энтузиазмом:

— Si, si, нам повезло, о нас многие узнали. А вы как услышали о нас, мистер Берк?

— В банке, — ответил он.

— В банке. Представить только, о нас известно даже в банке.

— Как вы думаете, я смогу выучить банковскую терминологию? — Он наклонился через стол, ища уверенности в ее глазах.

— А что именно?

— Знаете, слова, которые мы употребляем в банке… — Но Билл не смог привести никакого примера.

— Вы можете написать их мне, и я найду их для вас, — объяснила Синьора. — Но, честно говоря, мы не будем подробно изучать банковское дело. Сначала нужно выучить основы языка и почувствовать Италию. Я хочу, чтобы вы полюбили ее и узнали, и когда поедете туда, чувствовали, что едете домой к другу.

— Это здорово, — воскликнул Билл и протянул деньги за себя и Лиззи.

— Martedi, — сказала Синьора.

— Прошу прощения?

— Martedi, вторник. Вот вы уже и знаете одно слово.

— Martedi, — повторил Билл и пошел к автобусной остановке. Сейчас он жалел о выброшенных деньгах.

— Что мне надеть на занятия? — спросила Лиззи в понедельник вечером. Только Лиззи могло прийти такое в голову. Другие люди думали, взять ли словарь и тетрадь для записей.

— Что-нибудь, что не отвлечет остальных от занятий.

Это было совершенно бессмысленное предложение. В гардеробе Лиззи не было подобной одежды. Даже сейчас, в конце лета, она носила короткую юбку, открывающую ее длинные загорелые ноги.

— Но что конкретно?

Чтобы она не приставала, Билл сказал:

— Мне нравится, когда ты в красном.

Ее глаза засветились.

— Я сейчас же примерю что-нибудь, — сказала она и достала красную юбку и красно-белую блузку. Она смотрелась великолепно, как на рекламе шампуня.

— Еще я могу надеть красную резинку на голову, — в ее голосе было сомнение.

Глядя на нее, Билл почувствовал, насколько она нужна ему. Пусть он будет должен банку.

— Сегодня вечером, — сказал он Гранье на следующий день.

— Ты ведь скажешь мне честно свое мнение, да? — Гранья выглядела очень серьезной.

Билл уверил ее, что расскажет чистую правду, хотя даже если бы это был настоящий провал, он не смог бы нанести Гранье такой удар. Скорее всего, он скажет, что все прошло замечательно.

Билл не узнал пыльную школьную пристройку, когда они приехали. Это место преобразилось до неузнаваемости. Огромные постеры украшали стены, фотографии фонтана Треви, Колизея, Моны Лизы и Давида. Помимо них на стенах висели картины с изображением виноградников и блюд итальянской кухни. Стол был накрыт красной, белой и зеленой бумагой, и на нем стояли цветные бумажные тарелки.

Казалось, что на них лежит настоящая еда, маленькие кусочки салями и сыра.

Билл надеялся, что все получится, как было задумано, ради этой странной женщины с рыже-седыми волосами, которую называли просто Синьора, ради доброго и порядочного человека, отца Граньи, ради всех собравшихся здесь людей. Все, как и он, на что-то надеялись, о чем-то мечтали. И наверняка никто из них не собирался делать карьеру в иностранном банке.

Синьора потерла руки и представилась.

— Mi chiamo Signora. Come si chiama?[1] — обратилась она к человеку, который, судя по всему, был отцом Граньи.

— Mi chiamo Aidán[2], — сказал он. И так пошли по цепочке. Лиззи это понравилось.

— Mi chiamo Lizzie, — выкрикнула она и все заулыбались, как будто прибыла известная персона.

— Попробуйте произнести ваше имя на итальянский манер. Скажите: Mi chiamo Elizabetta.

Лиззи понравилось это еще больше, и она с радостью повторила.

Каждый написал свое имя на больших листах бумаги. Затем они выучили, как спросить друг у друга «Как дела?», «Который час?», «Какое сегодня число?», «Какой день недели?» и «Где вы живете?».

Вскоре все знали, как кого зовут по-итальянски, и напряжение в классе явно спало. Синьора раздала листки бумаги, на которых были записаны все фразы, которые они использовали, заученные до единого звука.

Они снова и снова повторяли их, задавали друг другу вопросы и отвечали на них.

— Bene, — сказала Синьора. — У нас еще есть десять минут.

По классу пронесся общий вздох. Два часа почти пролетели.

— Вы сегодня очень хорошо поработали, но сначала мы произнесем слова «салями», «сыр» перед тем как съедим их.

Словно дети, тридцать взрослых набросились на угощение.

— Giovedi, — произнесла Синьора.

— Giovedi, — хором повторил класс. Билл начал аккуратно расставлять стулья в ряд около стены. Синьора смотрела на отца Граньи, и, казалось, в ее взгляде был вопрос, все ли прошло удачно. Он едва заметно кивнул. Через минуту в классе был полный порядок.

Билл с Лиззи направились к автобусной остановке.

— Ti amo, — неожиданно сказала она.

— Что это? — спросил он.

— Догадайся, — игриво произнесла она. — Давай, давай… Ti, что это?

— Ты, я думаю, — сказал Билл.

— A «amo»?

— Это любовь?

— Это означает «Я тебя люблю».

— Откуда ты знаешь? — удивился он.

— Я спросила у нее перед уходом. Она сказала, что это два самых красивых в мире слова.

— Это правда, — согласился Билл.

Возможно, уроки итальянского могли пойти им на пользу.

— Это на самом деле было здорово, — рассказывал Билл Гранье на следующий день.

— Мой отец весь светился от счастья, слава богу, — сказала Гранья.

— А она и вправду хорошая учительница, знаешь, она заставляет тебя думать, что ты можешь заговорить на языке через пять минут.

— Значит, тебе понравилось.

— Даже Лиззи не осталась равнодушной. Она всю обратную дорогу повторяла новые фразы. Теперь она называет себя Элизабетта, — гордо сказал Билл.

— Ты знаешь, я готова поспорить, что через пару уроков ее интерес поостынет.

Гранья оказалась права, но не в том, что Лиззи потеряла интерес, а в том, что она перестала ходить на занятия, потому что ее мама приехала в Дублин.

— Она не была здесь сто лет, и я должна встретить ее с поезда, — извиняющимся тоном сказала она Биллу.

— Но скажи ей, что к половине десятого будешь дома, — попросил Билл. Он не сомневался, что, если синьорина Элизабетта пропустит урок, это войдет у нее в привычку.

— Нет, это нечестно, Билл, она так редко приезжает в Дублин. — Он молчал. — И еще, Билл, мог бы ты одолжить мне денег на такси? Мама терпеть не может ездить на автобусе.

— А она не хочет заплатить за такси?

— О, не будь таким противным.

— Это несправедливо, Лиззи. Так не делается, это нечестно.

— Ладно, — пожала она плечами.

— Что «ладно?»

— Ничего. Хорошего тебе урока и передай огромный привет Синьоре.

— А как же деньги на такси?

— Ну раз тебе жалко…

— Нет, я не хочу расстраивать тебя и твою маму, пожалуйста, возьми их, Лиззи.

— Ну если ты настаиваешь.

Он поцеловал ее в лоб.

— На этот раз я познакомлюсь с твоей мамой?

— Надеюсь, Билл, ты же знаешь, мы хотели этого еще в прошлый раз, но тогда вокруг было столько друзей. Они заняли все ее время. Ведь у нее столько знакомых.

Билл подумал: «Раз у ее мамы столько друзей, то почему же никто из них не приедет и не встретит ее на машине или на такси?» Но вслух этого не произнес.

— Dov’è la bella Elizabetta?[3] — спросила Синьора.

— La bella Elizabetta è andata alla stazione, — услышал Билл свой собственный ответ. — La madré di Elizabetta arriva stasera[4].

Синьора была поражена.

— Benissimo, Gugliermo. Bravo, bravo[5].

— Ты учил раньше, — произнес толстый парень со злым лицом, сидевший рядом. Его звали Лу.

— Мы выучили andato на прошлой неделе, а stasera — на первом уроке. Все эти слова мы знаем.

Тот попытался что-то еще сказать, но Билл не стал его слушать. Вместо этого он подумал о Лиззи. Уж не повела бы она свою маму в ресторан, ведь чек для оплаты за ужин она потом предъявит ему. И тогда на этот раз в банке его будут ждать настоящие неприятности.

На этот раз Синьора предложила печенье crostini.

— А как насчет вина? — спросил Лу.

— Я думала об этом, но потом решила, что мы все же в школе.

Билл с интересом посмотрел на Лу. Невозможно было предположить, почему такой человек, как он, изучает итальянский язык. Хотя, глядя, например, на Лиззи, многие тоже не поймут, что она забыла здесь.

Один из бумажных цветков упал на пол.

— Могу я взять его, Синьора? — спросил Билл.

— Certo[6], Gugliermo, это для la bellissima Elizabetta?

— Нет, для моей сестры.

— Mia sorella, mia sorella — моя сестра, — сказала Синьора. — Ты очень добрый и хороший человек, Gugliermo.

«Да, но кому это нужно в наше время?» — спросил сам у себя Билл, когда шел на автобусную остановку.

Олив ждала его у двери.

— Говори по-итальянски, — закричала она.

— Ciao, sorella, — произнес он. — Возьми garofano. Я принес его тебе.

Она засветилась от удовольствия, а он почувствовал себя очень плохо.

На этой неделе Билл брал с собой на работу только сандвичи. Он не мог позволить себе даже столовую.

— У тебя все хорошо? — поинтересовалась Гранья. — Ты выглядишь уставшим.

— Мы, великие лингвисты, должны заниматься не покладая рук, — объяснил он со слабой улыбкой.

Гранья, судя по ее виду, собиралась спросить о Лиззи, но передумала. Лиззи? Где она была сегодня? Возможно, с друзьями своей мамы потягивает где-нибудь коктейль. А может, обнаружила какое-нибудь новое местечко и потом со светящимися глазами будет рассказывать ему. А ему хотелось, чтобы она позвонила и расспросила его о том, как прошли занятия вчера вечером. А он бы рассказал, что Синьора назвала ее красавицей, и о том, какие новые фразы они прошли. А она расскажет ему, как она провела время. Но почему тишина?

День тянулся нескончаемо долго, а к вечеру он начал волноваться. Никогда не было, чтобы за весь день они не пообщались. Может, поехать к ней? Но там ее мама, и, возможно, они его не ждут. Хотя она и сказала, что, может быть, познакомит их, все же он не должен навязываться.

— Ждешь Лиззи? — спросила Гранья.

— Нет, к ней сегодня приехала мама, вряд ли мы увидимся. Просто думаю, чем заняться.

— Я тоже думаю. К концу рабочего дня становишься как зомби, даже голова плохо соображает, — засмеялась Гранья.

— Ты всегда успеваешь и тут, и там, Гранья. — В его голосе послышались ревностные нотки.

— Но только не сегодня. И домой идти нет никакого желания. Мама наверняка носится по дому, собираясь в свой ресторан, отец, как всегда, скрылся в кабинете, а Бриджит злая, как дикий зверь, потому что опять набрала лишний вес. Она теперь не ужинает и все вечера только и говорит о еде. Поседеть можно.

— Это действительно так ее волнует? — Билл всегда искренне интересовался чужими проблемами.

— Не знаю, но скоро все с ума сойдут от этих разговоров. Так что домой я не собираюсь.

Наступила пауза. Билл хотел пригласить ее выпить что-нибудь, но тут же вспомнил о своем плачевном финансовом положении.

В этот момент Гранья сказала:

— А почему бы мне не угостить тебя чипсами?

— Я так не могу, Гранья.

— Можешь, мы же друзья.

Они провели вечер вместе, болтая о жизни. Когда он вернулся домой, то увидел, что его мать чем-то обеспокоена.

— Лиззи была здесь, — сказала она.

— А что случилось? — встревоженно спросил он. Было очень странно, что она пришла к нему домой.

— Не знаю, она толком ничего не объяснила. У тебя от нее одни проблемы.

Поняв, что ничего не узнает, он сел в автобус и поехал к ней.

Был теплый сентябрьский вечер, и она сидела в дворике своего дома на больших каменных ступеньках, ведущих к двери. Поджав колени, она раскачивалась взад-вперед. Слава богу, она не плакала и не выглядела расстроенной.

— Где ты был? — спросила она неприязненно.

— А ты где была?

— Как видишь, я здесь.

— Ну а я ходил прогуляться.

— И куда же?

— В кино, — ответил он.

— А я думала, у нас совсем нет денег, чтобы разгуливать по кино.

— Я не платил. Гранья Дьюн пригласила меня.

— Правда?

— Да, а что не так, Лиззи?

— Все, — сказала она.

— Зачем ты приходила ко мне домой?

— Я хотела увидеться с тобой.

— Ну а почему ты не позвонила мне на работу?

— Мне было неловко.

— Твоя мама приехала?

— Да.

— А ты встретила ее?

— Да, — она говорила едва слышно.

— Вы приехали на такси?

— Да.

— Но тогда что не так?

— Она посмеялась над моей квартирой.

— О, Лиззи. Ну и спектакль ты устроила!

— Конечно, — засмеялась она.

— А вообще, по-моему, твоя мама все время смеется.

— Нет, здесь все по-другому. Просто она сказала, что квартира смешная, а еще, что водитель такси вез нас как дрова.

Билл огорчился, потому что Лиззи явно была огорчена. Какая глупая женщина. Так долго не видеться с дочерью и наговорить столько неприятностей.

— Ну ладно, ладно люди часто говорят не думая. Пойдем наверх.

— Нет, мы не можем.

— Лиззи, ну что еще? Я так устал за целый день, а ты опять что-то придумываешь. Вы что, поругались? Да? Скажи честно, Лиззи.

— Нет, мы точно не поругались.

— Тогда что?

— Я приготовила для нее ужин — куриные грудки с соусом, а еще рис, а ей опять стало смешно. Оказывается, она не собиралась оставаться на ужин, Билл. Она сказала, что идет в художественную галерею на какую-то выставку и вернется поздно. Я больше не могла этого выносить.

— И что же ты сделала, Лиззи? — Он с изумлением смотрел на нее.

— Я заперла дверь и выбросила ключ в окно.

— Что?

— Я сказала, что теперь ей придется остаться и сидеть разговаривать со своей дочерью. Я сказала, что теперь она не убежит, как уже однажды сделала.

— А что она?

— О, она впала в истерику, стала кричать, стучать в дверь, а потом сказала, что я чокнутая, как отец, ну и как обычно.

— А что обычно, я не знаю.

— У нас так всегда.

— А что потом?

— Она переоделась и, наверное, ужинает.

— Так, значит, она до сих пор там?

— Да.

— Ты серьезно, Лиззи?

Она утвердительно кивнула несколько раз.

— Боюсь, что да.

— А как же ты вышла?

— Через окно. Когда она была в ванной.

— Подожди, это случилось вчера, в семь часов вечера, во вторник, а сегодня уже среда, уже одиннадцать, а она все еще там, заперта против своей воли?

— Да.

— Но, боже, зачем ты сделала это?

— Потому что только так я могла поговорить с ней. У нее никогда нет на меня времени. Никогда.

— И что же, вам удалось поговорить?

— Не так, как хотелось бы.

— Я не могу поверить, Лиззи. Она просидела там столько времени.

— А что еще я могла сделать? Она вечно куда-то торопится… ей важнее общаться с другими людьми.

— Но так нельзя поступать. И ты еще ждешь, чтобы она с тобой поговорила?

Он посмотрел в красивое лицо любимой женщины. Конечно, он хотел познакомиться со своей будущей тещей, но не в такой ситуации.

Они поднялись по лестнице к квартире Лиззи. Оттуда не доносилось никаких звуков.

— Могла она выбраться? — спросил Билл.

— Нет, на окне замок, она бы не смогла открыть его.

— А разбить стекло?

— Нет, ты не знаешь мою маму.

Это правда, подумал Билл, и он был близок к тому, чтобы узнать ее при очень подозрительных обстоятельствах.

— Она не набросится на меня с кулаками?

— Да нет, конечно.

— Попробуй скажи ей что-нибудь.

— Нет, она не захочет говорить со мной, может, лучше ты. — Глаза Лиззи были огромными от страха.

Билл пожал плечами.

— Мм, миссис Даффи, меня зовут Билл Берк, я работаю в банке, — сказал он. Ответа не последовало. — Миссис Даффи, у вас все нормально? Могу я убедиться, что с вами все в порядке?

— Почему я должна хорошо себя чувствовать? Моя сумасшедшая дочь заперла меня здесь, и об этом она еще пожалеет. — Ее голос звучал зло и уверенно. — Вы друг Элизабетты?

— Да, очень хороший друг. На самом деле я люблю ее.

— Значит, вы тоже душевнобольной, — послышался голос.

Лиззи подняла глаза.

— Вот видишь, — прошептала она.

— Миссис Даффи, я думаю, мы можем обсудить это лицом к лицу. Сейчас я войду, поэтому прошу вас, отойдите в сторону.

— Вы не войдете, потому что я всунула ножку стула между дверной ручкой и стеной на случай, если она приведет какого-нибудь наркомана или бандита вроде вас. Я останусь здесь, пока кто-нибудь не придет мне на выручку.

— Это я и есть, — отчаявшись, проговорил Билл.

— Вы можете говорить, что хотите, но впускать вас я не собираюсь.

Это была правда, потому что, как обнаружил Билл, дверь изнутри оказалась забаррикадированной.

— А окно? — спросил он Лиззи.

— Оно слишком высоко, но я покажу тебе.

Билл выглядел встревоженным.

— Я имел в виду, чтобы ты влезла в окно.

— Я не могу, Билл, ты же слышал, что она говорит. Она убьет меня. Упрямая как бык.

— Тогда представь, что она сделает со мной, если я влезу? Она считает, что я наркоман.

У Лиззи задрожали губы.

— Ты же сказал, что поможешь мне.

— Покажи, где окно.

Взобравшись, он снял замок и открыл окно. Затем отодвинул штору и увидел блондинку сорока с лишним лет с размазавшейся тушью на лице. Увидев Билла, она побежала на него со стулом.

— Не двигайся в мою сторону, убирайся отсюда, тварь, — закричала она.

— Мама, мама, — послышался крик Лиззи из-за двери.

— Миссис Даффи, пожалуйста, пожалуйста. Я войду, чтобы открыть вам дверь. Посмотрите, вот ключ. Пожалуйста, опустите стул.

Увидев ключ, она поставила стул и презрительно посмотрела на него.

— Просто позвольте мне открыть дверь, Лиззи войдет, и мы все спокойно обсудим, — сказал он, направляясь в сторону двери.

Но мать Лиззи снова схватила стул.

— Уйди от двери. Кто знает, кого ты привел с собой? Я уже говорила Лиззи, что у меня нет денег, нет кредитных карт… так что нет смысла похищать меня. Никто вам не заплатит выкупа. Вы напрасно выбрали меня. — Ее губы задрожали, и она посмотрела на него точно так же, как иногда смотрела Лиззи.

— Там за дверью всего лишь Лиззи, там нет гангстеров, — произнес он спокойным голосом.

Казалось, он произвел на нее хорошее впечатление, потому что она поставила стул на пол и села на него, испуганная, уставшая и неуверенная.

Билл решил еще раз попытаться открыть дверь. Они переглянулись. Потом снаружи раздался крик:

— Мама? Билл? Что происходит? Почему вы не разговариваете? Не кричите?

— Мы приходим в себя, — отозвался Билл.

— Она принимала какие-то наркотики? — спросила ее мама.

— Нет, ради бога, нет, конечно.

— Тогда как понять такое поведение? Запирать меня, чтобы поговорить?

— Я думаю, она соскучилась, — медленно сказал Билл.

— Теперь она будет скучать по мне намного сильнее, — произнесла миссис Даффи.

Билл посмотрел на нее. Она была стройной и выглядела молодо. На ней было модное платье, а на шее стеклянные бусы. Если бы не перепачканное лицо, можно было подумать, что она идет на вечеринку. Скорее всего, именно туда она и собиралась, пока не оказалась в плену.

— Просто вы так далеко живете, — сказал Билл.

— И что? Я всего лишь собиралась пойти к Честеру… Что он сейчас должен думать?

— А кто такой Честер?

— Друг, один из моих друзей, он художник. Там должно было быть много народу, и никто из них не знает, что со мной произошло.

— А почему им не пришло в голову поискать вас здесь, в доме вашей дочери?

— А почему они должны были об этом догадаться?

— Они знают, что у вас есть дочь в Дублине?

— Ну, знают, возможно. Им известно, что у меня трое детей, но кто где живет?

— А ваши настоящие друзья?

— Они и есть мои настоящие друзья.

— У вас там все нормально? — выкрикнула Лиззи.

— Подожди немного, Лиззи, — ответил Билл.

— Видит бог, ты заплатишь за это, Лиззи, — крикнула ее мать.

— Так где же они, ваши друзья?

— Не знаю, после открытия выставки мы собирались пойти к Честеру. У него огромный дом, мы там бывали раньше. Но почему кто-то из них должен был хватиться меня?

— Чтобы узнать, что с вами случилось.

— Да кому какое дело? Они решат, что я просто передумала идти, вот и все.

Билл облегченно вздохнул.

— Так, может, мы впустим ее? Я уверен, она раскаивается.

— Да уж. Но только не ждите, что я обрадуюсь ее появлению.

— Нет, вы абсолютно правильно все говорите. — Он пошел к двери. — Лиззи, входи, — позвал он таким голосом, как будто за дверями стоял незваный гость. — Заходи. И, может, приготовишь для нас чай?

Лиззи проскользнула мимо него на кухню, избегая встретиться взглядом с матерью.

— Подожди, вот твой отец только узнает обо всем.

— Миссис Даффи, вы будете чай с молоком и сахаром? — перебил ее Билл.

— Без всего, спасибо.

— Просто черный для миссис Даффи, — крикнул Билл, как будто дал команду персоналу. Он прошел по маленькой комнате, собрав разбросанные вещи с пола и с кровати. Потом они сидели за столом, такое необычное трио, и пили чай.

— Я купила коробку печенья, — гордо заявила Лиззи.

— Да оно стоит целое состояние, — сказал Билл.

— Я хотела, чтобы у меня было что-то особенное, когда приедет мама.

— Но я не говорила, когда точно приеду, это была твоя идея.

— Ничего, печенье в металлической коробке, оно может долго храниться, — сказал Билл.

— У тебя все нормально с головой? — неожиданно спросила мама Лиззи.

— Думаю, да, а почему ты спрашиваешь?

— Говорить о печенье в такое время.

— Но это лучше, чем кричать и выяснять отношения.

Лиззи разглядывала печенье.

— Они такие красивенькие, — сказала она. Она была похожа на маленького ребенка в эту минуту. Интересно, ее мама видела в ней то же самое?

Билл смотрел то на одну, то на другую, надеясь, что мама Лизи все-таки смягчится.

— Знаешь, Лиззи, как трудно жить женщине одной, — начала она.

— Но ты бы могла остаться со всеми нами, с папой, со мной, с Джоном и Кейт.

— Я не могла жить в этом доме, сидеть как в ловушке и ждать мужчину, который придет домой с зарплатой. А потом, твой отец частенько не возвращался домой с деньгами, а шел играть.

— Но ты не должна была уезжать.

— Должна, потому что иначе я бы убила кого-нибудь, его, тебя или себя. Иногда безопаснее уехать и начать жизнь заново.

— А когда вы уехали? — спросил Билл.

— Ты не знаешь, ты не знаешь всех деталей.

— Согласен, я думал, что вы разошлись с мужем по обоюдному согласию. Так часто бывает, когда дети вырастают.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ну, понимаете, я живу вместе с родителями, с сестрой и даже представить не могу, как я уйду от них. Я всегда считал, что в семье Лиззи свободные отношения… и даже в каком-то смысле завидовал. — Он говорил абсолютно честно.

— Ты мог бы просто встать и уйти, — предложила мама Лиззи.

— Я тоже так думаю, но это не так легко сделать.

— У тебя всего одна жизнь, — вставила Лиззи, но они оба сейчас проигнорировали ее слова.

— Да, это так, и, наверное, я бы не чувствовал себя виноватым.

Лиззи попыталась снова вмешаться в разговор:

— Ты никогда не писала, не пыталась общаться.

— А о чем писать, Лиззи? Ты не знаешь моих друзей, а я твоих. Я не знаю, кто такой Джон или Кейт. Я все равно люблю тебя и хочу для тебя всего самого лучшего, хотя мы и видимся редко. — Она замолчала, сама удивившись, что так много сказала. Для Лиззи ее слова звучали неубедительно.

— Ты не могла любить нас, потому что тогда бы ты приезжала и навещала нас. Ты бы не смеялась надо мной, и тебе бы не было смешно от мысли остаться со мной.

— Я думаю, что миссис Даффи имеет в виду… — начал Билл.

— О, ради бога, зовите меня Берни.

Билл совсем забыл, о чем говорил.

— Продолжайте, вы говорили, что я имела в виду… О чем я хотела сказать?

— Я думаю, вы хотели сказать, что Лиззи для вас очень важна, но просто вы уехали и находились так далеко отсюда… И что прошлым вечером вы не могли остаться, потому что у вашего друга Честера была выставка, и вы обязательно хотели пойти туда, чтобы морально его поддержать. Ведь это так? — Хоть бы она подтвердила его слова.

— Совершенно верно, — согласилась Берни. — Но, боже, я даже не спросила, как тебя зовут…

— Билл.

— Да, ну, Билл, ответь, разве это не напоминает поступок душевнобольного человека запереть меня здесь?

— Я не хотела, чтобы ты уходила отсюда, я специально попросила денег у Билла на такси, купила все для ужина и приготовила его, я постелила тебе постель, потому что хотела, чтобы ты осталась. Разве этого недостаточно?

— Но я не могла. — Голос Берни Даффи сейчас смягчился.

— Ты могла бы сказать, что вернешься на следующий день, а ты только рассмеялась. Я больше не могла этого выносить, а ты говорила ужасные вещи и как будто ничего не понимала.

— Я не могла с тобой разговаривать нормально, потому что мне казалось, что ты лишилась рассудка. Правда. Ты не проявляла никаких чувств. Последние шесть лет… Когда я уехала, тебе было семнадцать. Твой отец хотел, чтобы ты поехала в Галвей вместе с ним, но ты не поехала… Ты заявила, что уже достаточно взрослая, чтобы жить самостоятельно в Дублине. Я помню, ты тогда устроилась в фирму по чистке мягкой мебели. У тебя появились свои деньги, чего ты и добивалась.

— А почему ты не вернулась, мама?

— А куда было возвращаться? Твой отец жил своей жизнью, Джон уехал в Швейцарию, Кейт — в Нью-Йорк, а ты все время проводила с друзьями, ты и дома не появлялась.

— Я ждала тебя, мама.

— Нет, это неправда, Лиззи. Не надо сейчас ничего придумывать. Почему же ты не писала мне?

В комнате повисла тишина.

— Но наверняка тебе хотелось слышать только о хорошем, поэтому я и посылала тебе веселые письма и открытки. Помнишь, я писала тебе, как мы ездили в Грецию.

— И как там, хорошо в Западном Корке? — Снова в разговор вмешался Билл, чтобы не накалять обстановку. — Когда я слышу это название, мне всегда кажется, что это очень красивое место.

— Оно на любителя. Там живет много людей свободных профессий.

— А вы как раз увлекаетесь искусством… а… Берни? — заговорил Билл с явным интересом.

— Нет, не я лично, но меня всегда притягивали творческие люди и места, где они собираются.

Биллу было очень интересно послушать о ее увлекательной жизни.

— И у вас там свой собственный дом или вы живете вместе с Честером?

— Нет, нет, — рассмеялась она, точно таким же смехом, как у ее дочери. — Нет, Честер гей, он живет с Вини. Нет-нет, они мои самые близкие друзья. Они живут в четырех милях от меня. А у меня есть комната, что-то вроде студии.

— Звучит здорово, она рядом с морем?

— Да, конечно. Там все дома стоят около моря. Это так мило, я обожаю это место. Уже шесть лет, как я живу там.

— А откуда у вас деньги, Берни? Вы работаете?

Мама Лиззи посмотрела на него с таким видом, как будто он задал очень неприличный вопрос.

— Прошу прощения?

— Я говорю о том, что если отец Лиззи не дает вам денег, то вы должны на что-то жить. Вот и все.

— Просто Билл работает в банке, мама, — проговорила Лиззи извиняющимся тоном, — он постоянно сталкивается с деньгами.

Внезапно Билл почувствовал, что для него это перебор. Он сидел ночью в этой комнате, пытаясь наладить отношения между двумя сумасшедшими женщинами, а они, наоборот, считали, что это у него не все в порядке с головой, потому что он в самом деле работал и платил по счетам, и вообще жил по правилам. Все, с него хватит. Хватит. Ему пора домой к своей печальной семейке.

Ему никогда не перейти в международный банк, не важно, сколько бы он ни заучивал фразы «Как дела?» и «красивые здания» и «красные гвоздики». Больше он не будет пытаться заставить двух эгоистичных людей увидеть хорошие черты друг в друге. Он почувствовал незнакомое ощущение пощипывания в носу и в глазах, как будто собирался заплакать.

Видимо, выражение его лица изменилось, потому что обе женщины сразу заметили это.

— Я и не думала смеяться над твоим вопросом, — произнесла мама Лиззи. — Конечно, я должна на что-то жить, поэтому я помогаю в доме, где снимаю свою студию. Знаешь, убираюсь, делаю легкую работу по дому, а когда у них устраиваются вечеринки, помогаю, ну, с уборкой. Ты знаешь, мне нравится гладить вещи, к тому же за то, что я выполняю свою работу, мне не нужно платить никакой ренты. Плюс ко всему они мне еще немного доплачивают.

Лиззи посмотрела на свою маму, не веря своим ушам. Это был стиль жизни людей искусства, которые относили себя к чему-то возвышенному и прекрасному? А тем временем ее мама была горничной.

Билл снова взял себя в руки.

— Должно быть, вас все устраивает, — сказал он. — Получается, вы живете в прекрасном месте, ни от кого не зависите и вам не нужно волноваться, что у вас будет на ужин.

Она внимательно смотрела на него, пытаясь понять, говорит ли он с сарказмом, но ничего не обнаружила на его лице.

— Все правильно, — ответила она наконец, — меня все устраивает.

Билл подумал, что обязательно должен продолжить разговор, пока Лиззи не начала первой и опять чего-нибудь не наговорила.

— Возможно, когда погода наладится, мы с Лиззи сможем навестить вас. Было бы здорово. Мы можем поехать на автобусе, а потом пересесть на другой, идущий в Корк.

— А вы вместе… я хотела сказать, вы бойфренд Лиззи?

— Да, мы собираемся пожениться, когда нам будет по двадцать пять, через два года. Мы надеемся устроиться на работу в Италии, поэтому сейчас по вечерам изучаем итальянский язык.

— Да, она что-то говорила мне между прочим, — сказала Берни.

— О том, что мы хотим пожениться? — довольным голосом спросил Билл.

— Нет, про курсы итальянского.

Казалось, что уже обо всем поговорили. Билл встал из-за стола с видом гостя, собирающегося домой.

— Берни, уже очень поздно, наверное, автобусы почти не ходят. Думаю, вам сегодня не стоит искать своих друзей. Лучше останьтесь дома, а завтра, когда обе хорошенько отдохнете, обо всем поговорите. А следующим летом мы, возможно, приедем навестить вас.

— Не уходи, — попросила Берни. — Не уходи. Она такая хорошая и ведет себя спокойно, когда ты рядом.

— Нет-нет, — произнес он убедительно. — Лиззи, ты отдашь ключ своей маме? Берни, возьмите его и знайте, что сможете поехать домой в любой момент, когда пожелаете.

— А как ты доберешься до дома, Билл?

Он посмотрел на нее с удивлением. Обычно, когда он уходил от нее ночью, она никогда этим не интересовалась.

— Я прогуляюсь. Сегодня такая хорошая звездная ночь, — сказал он. Они вдвоем смотрели на него, и он почувствовал, что должен сказать еще что-то приятное напоследок: — Вчера вечером на уроке Синьора научила нас, как сказать по-итальянски, что это было отличное лето. Е stata una magnifica estate.

— Как здорово, — воскликнула Лиззи. — Е stata una magnifica estate. — Она превосходно повторила эту фразу.

— У нее всегда было отличная память. Стоило один раз произнести фразу, Элизабет всегда запоминала ее. — Берни посмотрела на свою дочь с гордостью.

Возвращаясь домой, Билл чувствовал легкость на душе. Многие проблемы, казавшиеся неразрешимыми, сейчас не выглядели такими страшными. Теперь ему не нужно было бояться пафосной мамаши Лиззи, которая могла посчитать банковского клерка недостойным своей дочери. Теперь ему не надо бояться, что он не пара Лиззи. Она хотела надежности и любви для своей дочери, а он был человеком, который мог дать ей это. Но впереди, конечно же, будут проблемы. Жить только на зарплату для Лиззи будет недопустимым. Она никогда не изменит своих привычек. Он сделает все, что в его силах, но ему придется подтолкнуть Лиззи к тому, чтобы она шла работать. Если уж ее недоступная мама работала горничной, то, возможно, и Лиззи удастся сдвинуть с места.

Все еще можно изменить.

Они бы даже могли ездить в Галвей и иногда навещать ее отца. Пусть она чувствует, что у нее есть семья. А скоро она станет частью и его семьи.

Билл Берк шел по ночной дороге, тогда как другие люди проезжали мимо него на своих автомобилях или в такси. Он не испытывал зависти ни к кому из них. Он был успешным человеком. Все в порядке, потому что были люди, которые нуждались в нем. И люди, которые рассчитывали на него. Но это было здорово.

Возможно, спустя много лет его сын станет жалеть его, как сейчас Билл жалеет своего отца. Но это будет не важно. Это всего лишь будет означать, что мальчик многого не понимает. Только и всего.