Холоп

Глава XIII Поступок

«Ко всему человек привыкает», – сказал какой-то классик, и Гриша сам не заметил, как освоился в чужом и поначалу казавшемся таким враждебным мире. Выходило, что без отцовских денег он никакой не особенный – не звезда тусовки, не завидный жених, не хозяин жизни. Даже не уважаемый член общества, какими в деревне были кузнец, мельник, плотник. Он-то ничего почти не умеет... Так, коптит даром небо... Проще говоря – холоп.

В собственных глазах его подняла только любовь простодушной крестьянской девушки Лизы. Чувство это было тем более ценно, что за ним не стояла ни жажда выгоды, ни попытка заполучить престижного мужчину. Какой уж там престиж! Над Гришей тут все смеются, даже Прошка, с которым они вроде бы сдружились.

А Лиза с ее нежной красотой, с ее независимостью и строптивым характером могла бы выбрать любого парня на деревне. Да что там – барчука могла бы окрутить, вон он как ест ее глазами, когда проезжает мимо мельницы.

Но Лиза выбрала его – неумеху-конюха Гришу. И это ли не счастье, о котором он подспудно мечтал еще там, в прошлой жизни, в бестолковой суете развлечений, вечно уязвленного самолюбия, вечных конфликтов с отцом?

Так думал Гриша, сидя вместе с Лизой на берегу реки, медленно текущей куда-то вдаль между зеленых холмов.

«Эх, хороша ты, Русь-матушка», – вертелась в голове тоже какая-то цитата из классика, кажется, про птицу-тройку.

Хороша была и Лиза, его обрученная невеста, с которой они обвенчаются на праздник Покрова. Барин пообещал-таки вольную холопу и благословил на законный брак.

Гриша всей грудью вздохнул, впитывая тихое несуетное счастье, робко приобнял Лизу – большего, чем поцелуй, она ему до свадьбы не позволяла.

Девушка повернула к нему нежное, тронутое легким румянцем лицо. Гриша вдруг заметил слезы на ее ресницах.

– Я буду очень скучать...

Удивленный Гриша погладил ее по волосам. Вот, казалось бы, совершенный идеал – но без женских вывертов тут тоже не обходится. Свадьба скоро, жених красавец, а она скучать! Уточнил неопределенно.

– А что такое?

– Ну... если мы с тобой расстанемся. Вдруг... я буду очень, очень скучать.

Гриша почувствовал что-то неладное. Скучать, расстаться? Может, на подарок намекает? И точно, он же ей ничего еще не подарил.

А что тут дарят девушкам? Тут ни духов, ни сумочек, ни ювелирки. Кажется...

Гриша всё же решил отыграть недоумение.

– А с чего это мы расстанемся?

Лиза вздохнула.

– Ну мало ли... Просто что бы ни случилось, ты знай: это всё было по-настоящему...

Гриша повернулся и посмотрел ей в глаза. Нет, кажется, дело не в подарке. Тут что-то другое. Она что-то знает, но не хочет мне говорить... Может, всё-таки барчук уже подкатил?

В полной мере ощутить приступ ревности Гриша не успел. К ним по холму со стороны деревни бежал взволнованный Прошка и, размахивая шапкой, что-то кричал.

Лиза вскочила, крепко сжала руку Гриши.

Прошка, подбегая, махнул рукой.

– Айда! Всех на площади собирают! Татаро-монголы приехали!

Лиза ахнула и бросилась бежать вверх по холму, увлекая за собой и Гришу.

Он едва успевал за ее легкими быстрыми ногами в красивых сапожках, на ходу соображая, что здесь что-то не так.

«Татаро-монголы, нашествие... Сожгут деревню? Нет, тут что-то не так!»

Гриша внезапно остановился. И, глядя на растерянного Прошку, задал прямой вопрос:

– Подождите. Какие татаро-монголы?

Прошка смотрел на него, бессмысленно моргая, шевеля губами, как человек, загнанный в тупик простым вопросом.

Лиза тоже остановилась.

В аппаратной Лев и Анастасия склонились к мониторам.

Сценарист прижал к губам кулак, кусая пальцы от волнения.

Техники иронично переглянулись, а Павел Григорьевич готов был издать торжествующий возглас.

На экране монитора Гриша сделал несколько шагов в сторону Прошки. Ужас перед неизбежным разоблачением отразился на лице несчастного парня.

Лиза, готовая прийти на выручку, так и не дождалась указаний из аппаратной и только развела руками.

Гриша очень серьезно, въедливо уточнил:

– Татаро-монголы... Это же те? Которые иго?

Прошка, попавший в петлю «актерского зажима», неопределенно кивнул.

Напряжение так сгустилось в аппаратной что, казалось, воздух над головами скоро вспыхнет искрами.

– А на фига мы тогда к ним бежим? Надо ж от них бежать! – заявил Гриша, явно возмущенный неразумным поведением Прошки.

Анастасия облегченно выдохнула, Павел Григорьевич вместо победного клича издал невнятный звук разочарования. Лев торжествующе улыбался.

Прошка, наконец, вернулся в рисунок роли, который только что обсуждал со сценаристом и психологом.

– Они всех по головам считают! Не придем – всю деревню сожгут!

Гриша неуверенно взглянул на Лизу – а может, всё же в лес?.. И переждать? Но на ее лице читалась решимость.

Значит, придется идти с ней туда, навстречу неведомой, но вполне реальной опасности. И там защитить ее. Или погибнуть.

Полицейские машины остановились на перекрестке, перед знаком въезда в заповедник. Их сопровождал вагончик телевизионщиков со съемочным оборудованием и машина телеканала, откуда неуверенно вышла Полина – Аглая, оглядываясь по сторонам.

Майор выжидательно смотрел на дамочку, которая устроила весь этот кипиш с явной целью засветиться на ТВ. Что не отменяло перспектив награждения и повышения лично для него, майора Сапонько.

Операторы с камерой, звуковики с микрофонами профессионально обходили группу полицейских, не попадая в кадр, – чтобы картинка казалась максимально достоверной.

Актрисулька закатила глаза, изображая последствия психологической травмы, одновременно разжигая в зрителях любопытство.

– Вот здесь нас пересаживали в автобус с заклеенными стеклами. Мы не видели, куда едем. Но ехали недолго. Может быть, полчаса.

Майор Сапонько одернул мундир, поворачиваясь к камере своей более выигрышной, левой стороной лица, как подсказала мама, пять раз посмотревшая ток-шоу с его участием.

– Значит, где-то близко эта деревенька. Скоро найдем.

Аглая вздохнула, приподняв декольте, но запоздало заметила, что оператор уже выключил камеру.

Народ толпился на площади. Шел ропот между крестьян: «Что говорить? Ироды! Нечего говорить – орда!».

Посреди площади стояли татарские повозки, лошади. Татары в шапках с лисьими хвостами уже успели установить походный шатер, в котором восседал на волчьей шкуре могучий лысый татаро-монгол в серебряном шлеме и кожаных доспехах.

Гриша, за ним – Лиза и Прошка протиснулись сквозь толпу.

– Азамат, – с уважением пояснил Прошка, показывая на могучего ордынца.

Перед Азаматом стояло блюдо с пловом, он брал руками куски баранины с блюда, смачно жевал, облизывал жирные пальцы. Рядом с Азаматом стоял огромный лысый охранник устрашающего вида.

Плюгавый татарчонок, ростом ровно с половину лысого охранника, зачитывал ханскую грамоту, украшенную огромной вислой печатью.

– Великий хан повелевает... собрать с каждого двора пять курей, ведро яиц, мешок пшена и три рубля серебром.

Прошка, а за ним Лиза и Гриша придвинулись к Любаше, которая задумчиво и горестно щелкала подсолнечные семечки.

– Ну, что тут? – взволнованно поинтересовался Прошка.

– Жмет татарва, – вздохнула Любаша, сплюнув шелуху.

В этот момент Азамат знаком подозвал к себе татарчонка-помощника и что-то ему негромко приказал. Тот кивнул радостно и одобрительно, снова вышел на середину площади и громко объявил.

– Радуйтесь, русские! Великая честь вам вышла! Хан жениться надумал! Самая красивая девушка в орду поедет!

Толпа начала роптать и перешептываться. Послышались выкрики.

– Вот еще! – крикнул Кузнец.

– Ишь чего удумал, черт косоглазый! – буркнул Приказчик.

– Добро бери, баб не трожь! – поддержала Любаша.

– Кобыла тебе жена, печенега кусок! – пошутил кто-то из пожилых крестьян.

Но хан только шире расплылся в сальной улыбке и ткнул толстым пальцем в толпу.

Лысый охранник – Грише на минуту показалось, что он видел эту рожу на входе в какой-то клуб – вытащил из толпы симпатичную девушку в красном сарафане.

Она, разумеется, упиралась и звала на помощь, чем только веселила циничного хана, продолжавшего наворачивать плов.

Тут, откуда-то со стороны барского дома, подбежал мужик с неровно остриженной бородой, в нарядном кафтане.

– Забава! Дочка! – надрывно крикнул мужик, проталкиваясь мимо Гриши.

Гриша мимоходом отметил, что раньше не видел в деревне ни этой девушки, ни мужика. «Наверное, мельник и дочка его», – подумал про себя. В деревне он успел изучить все уголки, кроме стоящей поодаль мельницы, на которую он пару раз пытался попасть из любопытства, но всякий раз мешали какие-то обстоятельства.

– Это имя такое – Забава? – уточнил у Прошки.

Тот кивнул.

– Ага, древнерусское.

Воин всё же притащил Забаву к шатру и установил перед Азаматом.

Ради такого случая хан поднялся со своей шкуры и начал осматривать девицу, как будто лошадь выбирал. Только что в зубы не посмотрел.

Тем временем Мельник пробрался сквозь толпу и тоже встал перед ханом. Неожиданно смело заявил:

– Руки от нее убери, скотина!

Гриша думал, что татары сейчас расплющат бедолагу – привяжут к двум коням и пустят в чисто поле, например, как показывали в каком-то кино.

Но Азамат оказался не таким уж зверюгой. Усмехнулся, подозвал татарчонка, объявил ему свою ханскую волю.

Татарчонок-толмач, то есть переводчик, объявил мужику:

– Хан уважает тебя за смелость. Забирай свою дочь обратно.

Толмач скорчил хитроватую рожицу.

– Только сначала победи Улугбека!

Лысый охранник шагнул вперед.

Азамат расхохотался.

Мельник обреченно отступил.

Татарчонок-толмач потер маленькие ручки.

– Не будешь биться?

Оглядев могучую фигуру Улугбека, Мельник повесил было голову. Но разочарованный ропот толпы придал ему храбрости.

– Буду! – крикнул он, подняв кулак, и народ ответил радостным гулом.

Забава упала на колени, заломив руки.

– Батюшка! Не губи себя!

Грише снова показалось, что он где-то видел и эту девицу, и ханского охранника, и Мельника. Да и всю эту сцену, кажется, наблюдал в каком-то старом фильме.

Подумал:

«А говорят, в исторических фильмах всякой ерунды намешано. Вот же, всё в жизни так и происходило!»

Тем временем Мельнику подали топор, а лысый Улугбек обнажил саблю.

Народ придвинулся ближе, чтобы не пропустить самое интересное.

Началась жаркая, эффектная битва – прямо как в компьютерной игре с хорошей графикой.

В аппаратной тоже увлеченно наблюдали за схваткой Пересвета и Челубея – точнее, Мельника и ханского воина Улугбека.

Павел Григорьевич, который недавно взял пару уроков у тренера по боевым искусствам, не мог не оценить.

– Красиво бьются!

Анастасия пожала плечами.

– Ну еще бы. Самые дорогие каскадеры.

Павел приобнял Анастасию, продолжая наблюдать за боем.

Гриша тоже с любопытством вертел головой, следя за опасными взмахами сабли и топора.

– А это че за мужик? Я его раньше не видел в деревне. Мельник, наверно?

Прошка что-то промямлил неопределенно.

В этот момент лысый Улугбек подсек мужика ловкой подножкой. Мельник упал головой на бочку, охранник сдвинулся влево, закрывая обзор.

Гриша попытался разглядеть, что происходит, но толпа держала его.

– Что там? Что там? – бормотал он в азарте, почему-то мысленно болея за победу Улугбека.

Взмах саблей. Толпа ахнула и отшатнулась в ужасе.

Могучий лысый Улугбек высоко поднял отрубленную голову Мельника. Тело бедняги дергалось в конвульсиях на бочке.

Такого шока Гриша не испытывал, даже когда ему накинули на шею петлю.

Всё же там всё походило на глупый фарс, и он тогда еще до конца не верил, что оказался в прошлом. Сейчас же и татары, и Улугбек, и отрубленная голова выглядели абсолютно настоящим, подлинным свидетельством дикой жестокости исторических нравов.

– Епты! – воскликнул Гриша, в неподдельном ужасе закрыв руками лицо.

– А башка-то непохожа, – заметил придирчивый автор сценария.

– Имей совесть! – прикрикнула на подчиненного Настя. – У гримеров три часа было. Хоть эту успели.

Гриша отнял руки от лица.

Азамат, сидя на волчьей шкуре, довольно хохотал.

«Напился русской кровушки, вражина!» – шепнул кто-то в толпе.

Татарчонок-толмач взял за руку Забаву и толкнул ее обратно в толпу.

– Отец заплатил кровью! Хан отпускает тебя, девчонка! Нужна новая невеста!

Гриша почувствовал, как екнуло сердце, и в следующую минуту задохнулся от ужаса и беспомощности.

Азамат сделал резкий повелительный жест, указывая толстым пальцем на Лизу.

«Нет, только не она! Надо было в лес бежать! Послушал Прошку, дурака!» – мысли мелькали в голове Гриши, как опавшие листки в речном водовороте.

Улугбек тяжелым шагом подошел к Лизе.

Ища защиты и помощи, она схватила за руку Гришу, но тот стоял камнем, словно замороженный на месте.

Улугбек в два рывка оторвал Лизу от Гриши и выдернул девушку на середину площади.

Ее подвели к шатру. Азамат одобрительно осмотрел светлые волосы, нежное лицо несчастной пленницы.

Гриша продолжал стоять в ступоре, молча опустив глаза.

Татарчонок-толмач обошел круг толпы.

– Есть ли заступник у этой красавицы? Кто желает за нее биться?

Воцарилась долгая тишина. Мужчины в толпе молча оглядывались друг на друга. Гриша даже не двинулся с места.

– Гри-иш? – окликнул его Прошка, словно в попытке разбудить.

Гриша молча отвел глаза.

– Гриш, ты че, не заступишься? – как-то неожиданно искренне удивился Прошка.

В аппаратной весь руководящий состав разочарованно наблюдал, как Гриша вдруг молча повернулся и начал выбираться из толпы обратно, в сторону реки. Все переглянулись.

На экране Азамат приложил руку к уху, прислушиваясь.

– Понял. Щас.

Поднявшись с волчьей шкуры, Азамат крепко схватил Лизу за талию. Она тихо вскрикнула от неожиданности.

Гриша обернулся. Азамат нарочито грубо начал лапать возмущенную Лизу, для которой этот поворот сценария тоже оказался непредвиденным.

– Че молчишь? Нравится, что ли? Давай зови его! – зашипел ей на ухо Азамат.

Лиза больно ударила хана локтем под дых, одновременно закричала.

– Гриша! Гриша! Помоги!

Гриша сонным, почти равнодушным взглядом обвел площадь, стоящий на ней безмолвный народ, ухмыляющихся татар, жалобно кричащую Лизу. И, не сказав ни слова, направился в сторону барского двора.

Тем временем в аппаратной один из техников, следящих за периметром, подошел к Анастасии с планшетом и показал лайф с камеры, установленной в лесу. По лесной дороге в сторону деревни двигалась вереница машин: полиция с включёнными мигалками, телевизионный вагон, две дорогие иномарки. В одной из них Анастасия разглядела довольную физиономию актрисульки Полины, которую Лев зачем-то позвал на роль барской дочери Аглаи.

Гриша подошел к конюшне, тупо глядя перед собой. Он не чувствовал страха. Скорее сцена с отрубленной головой Мельника ввела его в какой-то ступор, затормозила естественные реакции.

Совершенно посторонние вопросы вертелись в голове. А где, собственно, барин? Почему не защитил своих крестьян? Где армия, полиция, царь? Как его, Александр Николаевич... Как они позволили татаро-монгольскому игу так долго бесчинствовать на русской земле?

Впрочем, мысли эти мелькали как в тумане, не заслоняя главного.

А главное было, что такого унижения Гриша не испытывал даже во время порки.

Там, в общем, была некая ролевая игра, нарушение границ личной безопасности. Ну и больно было, конечно, но всё же не настолько, как сейчас!

А сейчас? Ему вдруг показалось, что он умирает. Какая-то неведомая сила переворачивала весь привычный строй его души, с удобным эгоизмом, лицемерием, нежеланием брать ответственность за свои поступки и слова...

Гриша обвел конюшню остановившимся взглядом. Серая в яблоках лошадь Кудряшка, любимица Лизы, вытянула морду и приветствовала его тихим ржанием.

Павел Григорьевич отошел от монитора, обхватив голову руками.

– Лёва! Ну, это – всё! Ну, ты же видишь, что это конец! Ну не получилось с подвигом. Давай заканчивать!

Психолог ухмыльнулся, прикрыл глаза и вытянул шею, став похожим на трехсотлетнюю мудрую черепаху.

– Ждем.

– Чего ждем?! Пока нас тут менты накроют?! – нервно дернулся Павел Григорьевич. – Давайте усыплять его!

Психолог приблизил к губам микрофон.

– Снайперу не двигаться. Ждать.

Павел Григорьевич застонал, переживая одновременно стыд за сына, страх за него, унижение от того, что вынужден просить.

– Лёва, да не будет подвига! Он испугался! Да любой бы испугался!

Схватив со стола рацию Анастасии, хрипло приказал.

– Снайпер! Работаем!

Из-за угла конюшни выдвинулся Снайпер в крестьянском армяке, навел на Гришу винтовку с глушителем.

Лев стремительно вырвал рацию у него из рук.

– Нет! Отбой! Я в него верю! И ты просто поверь!

Кудряшка снова издала мелодичное ржание, перетаптываясь в загоне. Гриша отрешенно смотрел на лошадь.

На другом мониторе была видна центральная площадь деревни, где по-прежнему стояли на жаре уставшая массовка в народных костюмах, татары в жарких шапках с лисьими хвостами, Прошка и Любаша, которые щелкали семечки из одного газетного пакетика.

Все они ждали слов: «Свободны, расходимся».

И только расстроенная и грустная Лиза всё еще не теряла надежды. «Вернись! Вернись! – мысленно звала она непутевого Гришу. – У нас же всё по-настоящему! И ты должен по-настоящему»...

Гриша поднял голову вверх и посмотрел в синее безоблачное небо.

Над деревней снова парил черный коршун, распростерший крылья над добычей.

– А вот хрен тебе, птица смерти! Не дождешься! – вдруг воскликнул Гриша и решительно направился в конюшню.

Анастасия сделала знак Павлу Григорьевичу вернуться к монитору.

– Смотри!

Гриша выезжал из конюшни верхом на серой в яблоках лошади. В руке он держал штакетину, вырванную из забора.

Камеры переключались, показывая Гришу, скачущего по опустевшим улицам деревни. Никто уже не следил за периметром, откуда на площадку заезжали полицейские и телевидение.

– Герой! – воскликнул торжествующий психолог Лев.

– Офигеть! – растерянно улыбнулся Павел Григорьевич.

– Ребята, мы в жопе, – шепнула Анастасия, заметив незваных гостей с мигалками, но ее уже никто не услышал.

Гриша галопом проскакал в сторону площади.

Толпа раздалась, пропуская его к шатру.

Лиза аж подпрыгнула от радости, сжав кулачки. Да! Да! Вернулся!

Гриша со штакетиной наперевес несся прямо на каскадера, изображавшего славного татарского воина Улугбека.

– Разошлись! Зашибу нафиг! С дороги, твари! Отошли от нее!

«Травма на площадке, инвалидность, пожизненные выплаты», – включился счетчик в голове у Павла Григорьевича, но гордость за сына заставила отбросить меркантильные страхи.

Тем более что предусмотрительные Азамат и толмач успели залечь под телегу, а опытный каскадер Улугбек смог ловко отклониться от удара.

Штакетина вылетела из рук Гриши, но Улугбек после секундного замешательства сделал вид, что сражен, ловко упал и на всякий случай откатился в сторону, чтобы не попасть под копыта.

Гриша придержал лошадь, рывком поднял Лизу к себе на седло и крикнул:

– Эгегей!

Потрясенная массовка безмолвно наблюдала, как Гриша, обняв Лизу, поскакал в сторону леса.

С противоположной стороны на площадь уже въезжали полицейские машины.

«Вернулся! Не испугался! Он вернулся за мной!» – повторяла Лиза про себя, прижимаясь к плечу разгоряченного Гриши. Проскакав по главной улице, они направились в сторону реки.

Тем временем полицейские высыпали из машин и окружили на площади крестьян вместе с татаро-монголами.

Майор Сапонько взял мегафон.

– Здравствуйте, товарищи сектанты. Всем оставаться на своих местах. Кто у вас тут главный?

Артисты молча смотрели на майора, Любаша показала язык противной выскочке Полине, которая удивленно оглядывала колоритных представителей орды.

Из рации раздался недовольный голос психолога Льва:

– Так, я не понял, а почему у нас посторонние в кадре?

Прошка подошел и махнул рукой.

– Пойдемте, я вас в аппаратную провожу. Там всё начальство.

На всякий случай, положив руку на кобуру, майор Сапонько в сопровождении телевизионщиков проследовал за парнем в войлочной шапке.

На втором этаже патриархальной мельницы обнаружилась вполне современная аппаратная с мониторами, камерами, звуковым оборудованием.

Психолог Лев, продюсер Анастасия и инвестор Павел Григорьевич застыли перед дверями в ожидании гостей.

Омоновцы резко выбили дверь перед майором, наставили оружие на присутствующих.

– Здрасте, граждане, – объявил Сапонько. – А потрудитесь-ка объяснить, что тут у вас происходит?

– Кино снимаем, – пожал плечами Лев.

– Свадебное, – пояснил Павел Григорьевич.

– Чего? – удивился майор.

Лев сделал элегантный жест рукой, как бы нисходя со своих эстетских котурнов вниз, к приземленной публике.

– Корпоративный фильм специально для свадьбы.

Павел Григорьевич привлек к себе Анастасию.

– Я жених. Это моя невеста. Свадьба у нас скоро.

Чуть не падая в обморок то ли от испуга, то ли от радости, Настя подтвердила.

– Нуда...

Обнявшись, они смотрели на майора Сапонько, словно ожидая поздравлений. Находчивый Лев вынул из холодильника бутылку шампанского.

– Шампанское будете?

Майор кашлянул.

– Спасибо. На службе не пью.

Омоновцы прыснули от смеха, тут же осеклись. Сапонько добродушно прикрикнул:

– Чего ржете? Поехали отсюда!

Как только майор с омоновцами покинули аппаратную, Лев схватил рацию для связи со Снайпером.

– Где они?

– Преследую, – ответил голос Снайпера сквозь хрипы, и связь оборвалась.

– Вышли из зоны доступа, – пояснил Лев.

Павел Григорьевич вздохнул.

– Вы там смотрите... Это не опасно? Свалится с лошади, голову еще разобьет...

– Лиза его поддержит.

Павел опустился в сафьяновое кресло.

– А может, не надо? Может, пусть всё узнает?.. Лев покачал головой.

– Нет. Это будет провал нашей успешной терапии.

Гриша упоённо и вполне уверенно направлял Кудряшку вскачь по лестной тропе – а ведь научился ездить верхом всего-то неделю назад! – и Лиза чувствовала, как полет лошади и близость любимого соединяются в едином порыве радостной надежды.

Надо остановиться и всё ему рассказать.

Всё равно они уже выехали из зоны действия камер и раций, никто не услышит.

Надо сказать, что деревня, барский дом, сам барин и его семья – это был проект. И он, Гриша, никакой не холоп, а просто пациент – ну или жертва – дурацкого психологического эксперимента.

Там был поддельный мир с искусственными птицами и замаскированными камерами. Но лошади в нем были настоящие. И она, Лиза, настоящая. И ее чувства тоже настоящие, потому что она...

В эту минуту Кудряшка на полном скаку вынесла их на бензоколонку, стоящую на трассе Москва – Калуга. Лиза перехватила поводья, удержала лошадь.

Гриша в шоке оглядывался вокруг.

Мужик, который заправлял свою старенькую «Ладу-Калину», насмешливо подмигнул.

– Ролевики? Вам какой, девяносто пятый? Или вы на газу?

– Гриша, я тебе сейчас всё объясню, – успела только пролепетать Лиза, как Гриша внезапно обмяк и начал валиться с лошади вниз.

Лиза подхватила его, помогла опуститься на асфальт. Она всё уже поняла. На углу заправки, тяжело дыша, стоял снайпер, применивший для нейтрализации Гриши усыпляющий препарат. Конь, на котором прискакал снайпер, тяжело дышал после погони.

«Значит, не успела», – вздохнула Лиза, чувствуя, как душа наполняется холодом тоски.