Павел Григорьевич просмотрел целую серию экранных отчетов о том, как его Гриша не желал взрослеть.
Деловые звонки беспрестанно мешали сосредоточиться и собраться с мыслями. В итоге он вспылил и резко бросил трубку.
– ...ну, не состоится, и не состоится! Не могу я прилететь! ...Какая тебе разница, есть поважнее дела. Всё, отбой!
В крайнем раздражении Павел Григорьевич обернулся ко Льву, сохранявшему видимую безмятежность. Начал совершенно серьезным, почти официальным тоном. Речь получилась непривычно длинной.
– Лёва, и где твои обещанные подвижки? Где проявившиеся в характере моего сына, обещанные тобой СОЧУВСТВИЕ, ДОБРОТА, РАССУДИТЕЛЬНОСТЬ и прочие эмпатии? Пока я вижу, что девушку в стогу он не утешил и не проявил доброго желания помочь в ее проблеме. (Хотя то, что эта девушка – дрянь, я вижу тоже.) Вижу, что он безответственный лентяй: украл курицу и даже супом не поделился с соучастником Прошкой. (Хотя долго без мяса парню трудно, а Прошка сам застрял где-то.) В краже не признался, за него выпороли невиновного – плохо. (Хотя я и сам никогда и ни в чем не признавался, кроме собственной правоты.) Вместо хороших свойств, которые есть в Грише, твои сценарии выявляют худшие, прямо некрасивые какие-то черты. Лёва, мне нужен не такой результат, – и закончил своим фирменным: – Я не люблю бессмысленных действий. Процесс идет слишком вяло. Тебе не кажется, что пора действовать как-то более эффективно?
Лев внимательно выслушал длинный монолог Павла Григорьевича. Ответил кратко:
– Да. Я хочу перейти к жестким мерам. Надо, чтобы по вине Гриши кто-нибудь умер. И умер ужасной смертью.
– Это как? – полюбопытствовал Павел Григорьевич.
– Несчастный случай на покосе. Вот, ткни-ка мне в живот, да хоть пальцем.
Павел Григорьевич ткнул, как просили.
Моментально из-под толстовки свободного художника Льва беззвучно вывалились разноцветные дымящиеся петли кишок. Лев скорчил страшную мину и захрипел, собирая кишки дрожащими руками.
Тут же подскочила Анастасия, в моменты дурного настроения Павла Григорьевича державшаяся в стороне, но всегда бывшая рядом. Настя начала что есть силы лупить Льва по рукам.
– Ты опять за свое?! Что ты устроил, негодяй?!
Лев смеялся. Павел Григорьевич тоже.
– Э! Э! Настя! Я просто проверяю идею! Не наступи на кишку, испортишь!
Настя не унималась.
– Почему тебе вечно на живых людях надо всё проверять, чертов ты психолог?! А ты не подумал, вдруг Паша от испуга заикаться начнет? И теперь неделю спать не будет? Сволочь ты! Ненормальный! Эгоист! – Настя быстрым шагом вышла, хлопнув дверью.
Павел Григорьевич пожал плечами, махнул рукой.
– Да я не испугался. Я и не такое видел. Что это с ней?
Лев вздохнул, собирая дымящиеся кишки.
– Да-a, не любит меня Настя.
– Накосячил, что ли, на том фильме ужасов? – полюбопытствовал Павел Григорьевич, вспомнив, как Настя описывала историю своего знакомства со Львом.
– Это на каком фильме ужасов? – искренне удивился Лев.
– Ну, на том, где ты их консультировал. Забыл, что ли?
Психолог Лев усмехнулся, потер лоб.
– Нет, не забыл. Тот фильм ужасов длился три года. И назывался он «брак». – Собрал все кишки обратно в толстовку и вышел из аппаратной.
Павел Григорьевич остался один в полнейшей задумчивости. Брак?! Как мало он знает о Насте – женщине, с которой он вместе уже почти девять лет... Или он что-то понял не так?
Тем временем во внутреннем дворе аппаратной студии не на шутку разозленная Анастасия устраивала выволочку ленивому и неэффективному персоналу. Перед нею стояли, выстроившись в ряд, сотрудники с понурыми кроткими лицами. Настя сверкала глазами, чеканила каждое слово.
– И это третья неделя проекта всего! А вы все расслабились, как на курорте! Плотник у нас пошел дрова рубить, часы не снял! Куры обертку от «сникерса» раскопали! Яблочки вообще отличные привезли, с наклейками! Да я вам эти наклейки на лбы прилеплю! – немного осеклась, продолжила чуть более сдержанно: – За каждый следующий косяк буду штрафовать на полмесячной зарплаты. Третий косяк будет вылетом из проекта. На ваши места – очереди, и все люди с высшим образованием, мечтают у нас работать.
Увидев Пашу в дверях, быстро скомандовала.
– Расходимся по рабочим местам, быстро! Работаем! Работаем!
Сотрудников не пришлось просить дважды – разбежались по рабочим местам моментально.
Паша подошел, взял ее за руку, сжал тонкие пальцы, заглянул в глаза.
– Бывший муж, значит?!
Анастасия сначала немного растерялась, но быстро взяла себя в руки.
– И что, Паша?
Паша изогнул соболиные брови.
– Как что?! А тебе не кажется, что о таких вещах надо хотя бы предупреждать?
– Не кажется. Мы с тобой просто снимаем стресс. Секс без обязательств. Зачем нам делиться лишней информацией друг о друге?
Настя тонкими пальцами поправила белокурую прядь волос, кивнула, уходя.
Павел Григорьевич присел на бревно, включил было телефон. Затем вновь отключил.
Гриша, пытаясь как-то ободрить избитого приятеля, рассуждал о происшедшем так:
– Я вообще думал, что про плети - это так, замануха. Чтоб сознался. А сами возьмут и повесят. Так что, Прошка, я рад, что ты жив. И что я жив.
Они сидели на берегу речки. Прошка выглядел хмурым и обиженным, ничего не отвечал.
Вдруг послышалось далекое лошадиное ржание. Гриша обернулся – да, это была она, та светленькая, в синей юбке. Девушка сидела верхом на уже знакомой кобылке – серой в яблочках. На парней девушка и не взглянула.
Ловко соскочила с коня, не замечая, что край широкой юбки зацепился за седло. Мелькнули стройные ноги поселянки, красные кружевные трусики, обтягивающие крепкие юные ягодицы.
В обстановке враждебности и постоянного стресса эта интимная сцена немного приободрила Гришу, что называется – подняла настроение. Чтобы подразнить недотрогу, он улыбнулся и насмешливо присвистнул:
– Зачетные труселя!
Но вдруг до него дошло понимание чего-то страшного. Какие к чёрту красные кружевные трусы на крестьянской девице XIX века?! Это как?! Чего-о?!
Девушка быстро одернула юбку. Гриша вскочил, бросился к ней. Посмотреть, он только хотел удостовериться! Или он сходит с ума?..
– Я только посмотрю!
Сзади на него прыгнул Прошка, завязалась драка. Серая кобылка заржала тревожно, девица отшатнулась.
Гриша вырвался из цепкого Прошкиного захвата.
– Отвяжись, полоумный, ты офигел!?
Девушка упала на сено, отбиваясь. Гриша полез к ней под юбку.
– Откуда у тебя трусы?! Это современные трусы! Это из будущего трусы!
Девушка сопротивлялась, как дикая кошка, царапалась, шипела, извивалась в руках.
– Не трогай меня! Отстань! Свинья! Урод! Отпусти!
Разозленный Гриша крепко сжал ее за шею, развернул к себе спиной и задрал юбку. Никаких трусов на девушке не было – ни красных, ни кружевных. Никаких. Гриша сразу отпустил ее, взялся за голову, сидя на земле. Вокруг столпились крестьяне, прибежавшие на крики. Вид у поселян был испуганный и мрачный.
Опомнился и Прошка.
– Гриша, с ума ты сбрендил, что ли?!
Гриша обвел глазами собравшуюся толпу. Померещилось? Девушка в злосчастной синей юбке исчезла вместе с лошадью.
– Блин... Вот это глюкануло...
В суете Прошка незаметно поднял и сунул за пазуху красные трусики, валявшиеся в траве неподалеку. Покосился на парящего в вышине коршуна, сплюнул.
А в аппаратной у доски стоял мрачный Павел Григорьевич и рассматривал карточки с описанием психологических черт героя. Там к ЦИНИЗМУ уже добавились: ВОРОВСТВО, ЭГОИЗМ, ВРАНЬЕ, ХАМСТВО, ЛЕНЬ, ЖАДНОСТЬ и ПОХОТЬ. Еще и ПРЕДАТЕЛЬСТВО с НАСИЛИЕМ.
После паузы Павел объявил, обращаясь к партнерам:
– Товарищи, я подумал и принял спокойное, взвешенное решение. Мы закрываем эту богадельню к чертовой матери! Сегодня же! Сейчас!
Лев казался спокойным, хотя всё летело к чертям. Он убеждал не спешить предпринимать «бессмысленные действия».
– Паша, эта ситуация с трусами больше не повторится. А девочка молодец – быстро сориентировалась. Правильная девочка. Мы усилили контроль. Настя с утра лично всех проверила. А ты Настю знаешь, у нее комар носа не подточит.
Настя кивнула с готовностью.
– Я такого насмотрелась. Но всё уже исправлено. Меры приняты.
Павел Григорьевич взорвался:
– А это не из-за трусов, Лёва! А вот из-за этого! (ПОКАЗЫВАЕТ НА ДОСКУ) Вы чё, не понимаете, что происходит?! Он не исправляется! Та же дрянь, только в другом веке! Я ему тут что – курорт построил, чтобы он кайфовал на свежем воздухе?! У меня там бизнес стоит! А я тут торчу! Знаете, сколько я денег каждый день теряю? Да и черт бы с ними – был бы результат! Но его же – нет!
– Паш, давай сейчас оставим лишние эмоции. – Анастасия осторожно коснулась его руки.
Павел Григорьевич наорал и на нее:
– У тебя всё лишнее! Эмоции, информация! Спелись тут! Разводите меня, как пацана, на бабло! Всё, хватит! Я закрываю проект!
Лев был спокоен и непривычно серьезен.
– Ты в своего сына не веришь?
Павел Григорьевич продолжал греметь.
– Конечно, я в него не верю! И в тебя не верю!
И в твои методы эти «оригинальные» не верю! Потому что это всё бред! Это всё не работает!
В этот момент автор сценария Артём, сидевший в наушниках перед монитором, вмешался в разговор высокого начальства:
– А м-можно вас отвлечь? У нас тут... что-то происходит.
Павел Григорьевич перешел на сарказм.
– Что там происходит?! Он теперь ребенка бьет?!
Артём робко произнес:
– Он, кажется, ищет Лизу.
Гриша стоял перед бородатым мужиком в посконной рубахе и темных портках и настойчиво допытывался, непривычно жестикулируя.
– Чувак, не тупи! Девушка! Блондинка! Ну в смысле светлая такая! Всё время с лошадьми трется... Где она? Живет где?
Мужик развернулся и ну бегом от Гриши. Тот догнал, схватил за плечо. Мужик тихо, обреченным тоном, ответил:
– Я не знаю, что тебе сказать.
Сердитый Гриша демонстрировал папин темперамент. Он кричал на заробевшего бородача:
– Что вы сегодня как зомби все! Никто не знает, что мне сказать! Все от меня шарахаются как от чумного, убегают!
Мужик почесал в ухе, затем, словно услышал подсказку, спросил увереннее:
– Зачем она тебе?
Гриша пожал плечами.
– Извиниться хочу.
Мужик только руками развел, показал в сторону берега реки. Гриша устремился туда. Пробежал до рощи и обратно, но ни девушки, ни лошади там не было. Бородач подло обманул его.
Вдруг позади него раздался спокойный мелодичный голос.
– Искал меня?
Гриша обернулся.
У девушки в синей юбке в тонких руках была видна небольшая увесистая дубинка. Девушка продолжила так же спокойно:
– Если что, у меня палка с гвоздем.
Гриша радостно улыбнулся.
– Ой. Привет. Слушай, прости меня, пожалуйста... как тебя зовут?
– Ну, Лиза, – проговорила Лиза после паузы.
Гриша воскликнул, покаянно прижав руки к груди.
– Лиза, прости! Я вел себя как животное!
В ответ услышал насмешливое:
– Не надо оскорблять животных.
Новый Гриша ничуть не обиделся – так он был рад ее снова видеть. «Надо срочно как-то разрядить ситуацию, пока Лиза еще рядом», – мелькнуло в голове. Он всегда умел нравиться девушкам. Кивнув, улыбнулся как мог обаятельней.
– Согласен. Я вел себя, как... как гриб. Грибы можно оскорблять?
Лиза не выдержала, улыбнулась в ответ. У нее были прекрасные белые зубы и милые ямочки на щеках. Гриша торопливо продолжал ковать железо, пока горячо.
– Мне реально очень стыдно. Я места себе не находил, переживал. Я же не в курсе ваших порядков. Вдруг я тебя, не знаю, как сказать, это... опозорил, что ли. Может, тебя за это батя высечет или теперь не женится никто.
Лиза улыбнулась шире.
– Почему никто? По нашим порядкам ты теперь и женишься.
– Я?! – ошалел Гриша.
Улыбка исчезла с девичьего лица. Она продолжила равнодушным тоном:
– Шучу я. Больно ты нужен. Ладно, зла не держу. Но и палку далеко не убираю.
Лиза развернулась и пошла к деревне. Гриша остался стоять на месте, провожая взглядом ее стройный силуэт.
В аппаратной, облегченно вытирая пот со лба, счастливый Павел Григорьевич глядел на Анастасию и Льва. Его Гриша, добрый и славный, просто не повзрослевший еще сын, сам понял, что был неправ, извинился, кажется, встал-таки на путь исправления. Жизнь Павла Григорьевича вновь обретала смысл и значение.
Лев и Настя, сидя рядом, дружно улыбались ему.
Павел Григорьевич решил немного подправить идиллическую картинку:
– Ну вот, почему всегда надо сначала наорать, и только тогда все начинают работать?!
Лев кивал, не переставая смеяться.
– Это еще что! У нас еще ночь на Ивана Ку- палу с нашей роковой барышней Аглаей Дмитриевной впереди. Барышня всем хороша, да ей в наушник вечно текст подсказывать надо, а то забывает. Не может ловко импровизировать, не то что Лиза. Лиза вообще – огонь!
Анастасия натужно улыбнулась. Подготовка кульминационной сцены у реки и так шла наперекосяк, а теперь, с введением в сценарий новой героини, любовно построенный замысел мог рухнуть в любую минуту.