Хорошее время для убийства

Глава 4

Утро второго дня Рождества выдалось серым, небо затянули облака. Но, если верить прогнозу, дождь ожидался лишь к вечеру. Хорошая весть для бамфордских охотников, подумала Мередит, выуживая из кастрюльки сваренное яйцо. Наверное, сегодня стоять на рыночной площади будет холодно. Надо надеть толстый свитер.

Спала она долго. Ничего удивительного, ведь накануне у Данби они съели столько жирного и столько выпили… Скорее всего, охотники соберутся только в двенадцатом часу. Мередит посмотрела на свои наручные часики. Двадцать минут одиннадцатого. Времени еще достаточно.

Она приехала в Бамфорд в самом начале двенадцатого и оставила машину на почти пустой стоянке за супермаркетом. Внутри магазина сиротливо белели опустошенные стеллажи, хотя витрины по-прежнему украшали объявления о рождественских распродажах.

Сунув руки в карманы, Мередит решительно зашагала к рыночной площади. Там уже собралась плотная толпа. В центре ее виднелись всадники на нарядных конях. По такому торжественному случаю лошадям заплели гривы. Нарядными были даже два довольно сердитых с виду пегих пони, на которых восседали одинаково серьезные маленькие девочки. Зеваки глазели на охотников и весело переговаривались. Гончие сновали по всей площади, путаясь под ногами у зрителей и под копытами у лошадей. Время от времени то та, то другая собака скрывалась за углом, видимо разнюхав там что-то интересное. Может, рассчитывала найти лису возле аптеки? Доезжачий, невысокий и жилистый человечек с суровым лицом, отрывисто отдавал команду, и собака, поджав хвост, возвращалась на площадь. Тогда доезжачий хватал беглянку и тащил поближе к остальным. Правда, собаки почти сразу снова разбегались. Одна вприпрыжку добежала до Мередит; казалось, она ухмыляется. От гончей несло псиной; конечно, она ведь содержалась на псарне, а не была чьей-то избалованной домашней любимицей.

Мередит услышала, как ее окликают, и обернулась. С другого конца площади ей махал Алан Маркби. На нем был знакомый старый зеленый дождевик. Рядом с ним стоял еще один человек, крепкий и дородный, в полупальто из плотной грубошерстной ткани с капюшоном. Маркби представил Мередит своего знакомого:

— Джек Прингл, местный врач.

— Здравствуйте, мисс Митчелл, — сказал Прингл. — Насколько мне известно, вы живете в Пакс-Коммон, в доме Расселов. Раньше у нас с Питером была общая практика. Сейчас он выполняет свой долг в пустыне, под палящим солнцем. Дом у него славный, но Пакс-Коммон — настоящая глушь. На мой вкус, деревушка слишком далека от цивилизации. А вы как переносите уединение? Оно вам не в тягость?

— Да нет. — Мередит пожала протянутую руку с большими, сильными пальцами. — Мне там уже нравится. Правда, сразу после праздников придется каждый день ездить в Лондон и обратно.

Прингл сочувственно осклабился и, кивнув в сторону всадников, спросил:

— Что вы думаете о наших охотниках?

— Все немного не так, как я себе представляла. Не так церемонно и официально.

— Да, наше охотничье общество — не какой-нибудь аристократический клуб «Куорн». Бамфордское охотничье общество еле-еле выживает. Недавно едва не распалось. Прокорм гончих собак стоит целое состояние, да и содержать в наши дни лошадь — занятие не из дешевых. Я тоже раньше был охотником, но потом вышел из общества. В данный момент им везет: в наших краях стали селиться богатые люди, которые интересуются парфорсной охотой.

— Вы имеете в виду Руперта Грина? — уточнил Маркби.

Прингл расплылся в улыбке:

— О да, именно его — нашего плейбоя. Имейте в виду, Руперт Грин — яркая личность. И характер у него сильный. Он, конечно, не самый лучший наездник, но в седле держится уверенно, и конь у него ухоженный. Вот что главное для настоящего охотника! И все-таки Грин гораздо лучше чувствует себя в спортивных машинах, чем верхом на коне. Думаю, он решил во что бы то ни стало стать настоящим сельским аристократом!

— Который из них Грин? — спросила Мередит, оглядываясь.

— Вон тот, — показал Маркби, тронув ее за локоть.

Двое всадников остановились на краю площади; им, видимо, не хотелось мешаться с толпой. Оба выглядели безупречно: в цилиндрах, в начищенных до блеска ботфортах.

— Грин — тот, что слева, — пояснил Маркби. — Он крупный лондонский финансист. С год назад купил старое поместье и с наслаждением изображает из себя землевладельца.

Мередит переключила внимание на остальных — охотников и зрителей. Вдруг она заметила в толпе знакомое лицо. Джеффри Хейнс! Он стоял на противоположном конце площади, как всегда, мрачный, сунув руки в карманы плаща и бросая свирепые взгляды на наглецов, которые отважились встать впереди него. Значит, Хейнсы ездили к дочери всего на один день. Короткие вышли праздники! Интересно, почему? То ли самому Джеффри не терпелось вернуться в уединение Пакс-Коммон, то ли дочери и ее мужу одного дня в обществе Джеффри оказалось более чем достаточно. Бедняжки Люси не было видно. Может, она осталась у дочери и наслаждается общением с внуками. Правда, Джеффри не похож на человека, способного одобрять независимые поступки жены. Он наверняка потащил несчастную с собой.

Внимание Мередит привлек цокот копыт; к ним подъехал всадник на сером коне. Всадник наклонился и пожал руки Маркби и Принглу.

— Доброе утро, Том, — сказал Маркби. — Ну как, все спокойно? Больше происшествий не было?

— Пока тихо. Правда, со вчерашнего дня пришлось установить в конюшне круглосуточное дежурство — просто так, на всякий случай. Мы дежурим посменно. Ух, попались бы мне те мерзавцы, что выпустили лошадей! Уверяю тебя, я ни перед чем не остановлюсь!

— Том Фирон, — представил своего друга детства Маркби, поворачиваясь к Мередит. — Он содержит конюшню в Пакс-Коммон.

Мередит и сама узнала и всадника, и серого коня. Конь выглядел безупречно: грива расчесана и заплетена в косички, сбруя отполирована. Оба — и конь, и всадник — были редкими красавцами. Мужественная красота Тома Фирона действительно была южного типа: из-под жесткого кепи выбивались черные кудри, лицо, видимо от постоянного пребывания на свежем воздухе, обветренное и дочерна загорелое. Мередит почувствовала на себе его оценивающий взгляд. Даже если бы Маркби не предупредил ее заранее, она бы сразу поняла: перед ней опытный ловелас. Она невольно ощетинилась, готовая тут же дать отпор.

Фирон, улыбаясь, склонился к ней с седла и протянул руку:

— Рад с вами познакомиться. Вы ведь Мередит Митчелл? Гарриет рассказывала, что вы сняли дом напротив нее. Как устроились на новом месте?

— Спасибо, хорошо.

— Заходите как-нибудь ко мне в конюшню. Я вам все покажу. А если любите верховую езду, то и подберу вам подходящую кобылку.

— Спасибо, вы очень добры. — Мередит понимала, что ее слова звучат излишне холодно, но ничего не могла с собой поделать. Если Фирон воображает, будто ее можно заманить в стойло и быстро повалить на сено, он ошибается. Стоящий рядом с ней Алан Маркби улыбался, как если бы читал ее мысли.

К счастью, в разговор вмешался Прингл.

— Вы только посмотрите на Гарриет! — взволнованно воскликнул он.

Фирон круто развернулся в седле, и серый конь нервно топнул копытом. Мередит, помня предупреждение Гарриет о том, что серый лягается, благоразумно отошла подальше.

Толпа расступилась, пропуская всадницу на середину рыночной площади. Внешность Гарриет производила сильное впечатление. Черная приталенная куртка прекрасно сидела на ней. Рыжие волосы под цилиндром были стянуты бархатной лентой. Но Мередит показалось, что Гарриет какая-то бледная и подавленная. Фирон развернул коня и поскакал к ней. Он заговорил с Гарриет, оживленно жестикулируя, но та покачала головой.

— Гарриет неважно выглядит, — задумчиво сказал Прингл. — Должно быть, вчера переусердствовала с выпивкой. — Врач говорил озабоченно, и Мередит с любопытством покосилась на него. Прингл поднял руку и крикнул: — Гарриет! Сюда!

Гарриет медленно подъехала к ним. При виде Мередит она как будто обрадовалась:

— О, здравствуйте!

Казалось, ей трудно говорить, да и улыбка у нее была какая-то вымученная.

— Доброе утро, — ответила Мередит. Да, Гарриет в самом деле выглядела не лучшим образом.

— Послушайте моего совета, я ведь врач, — обратился к ней Прингл. — Сегодня больше не пейте!

— Джек, я в порядке. Не суетитесь! — отрывисто возразила Гарриет, очевидно изо всех сил стараясь держать себя в руках.

— Милая моя, вы нездоровы. Как вы удержитесь верхом?

— Значит, свежий воздух и физическая нагрузка — то, что нужно. Сама знаю, можно мне сидеть в седле или нет.

— Я поеду следом с носилками! — сухо заметил Прингл.

— С Рождеством! — едко произнесла мисс Нидэм и ускакала.

Тут на площадь неизвестно откуда высыпали демонстранты — противники охоты. Должно быть, они собрались в переулке и теперь неожиданно появились, словно из засады. В основном демонстранты были молодые, и настроение у всех было самое боевое. Двое несли транспарант с надписью: «Запретим парфорсную охоту!» Среди демонстрантов Мередит разглядела вчерашнего небритого парня, который приставал к ней с петицией. Правда, сегодня никакой петиции у него уже не было. Зато он с вызывающим видом тащил собственный плакат, провозглашавший парфорсную охоту бастионом классовых привилегий. Неопрятная армейская шинель путалась между тощими ногами, обтянутыми рваными джинсами… Контраст между ним и его товарищами был разительный. Последние были одеты чисто и скромно, по погоде и к случаю. А небритый парень словно затесался в чужую компанию. От внимания Мередит не укрылось, что ее недавний знакомец не общается со своими единомышленниками. И с ним никто не разговаривал, хотя между собой молодые люди общались непринужденно. Время от времени кто-нибудь из них бросал на парня презрительно-опасливый взгляд. Его общество было им явно не по душе.

Мередит потянула Маркби за рукав:

— Посмотрите! Я вам о нем рассказывала. В пятницу он остановил меня на Хай-стрит и потребовал, чтобы я подписала его петицию. Бедняга, сегодня он выглядит даже хуже, чем тогда.

— Ему не помешало бы как следует поесть, — заметил Маркби.

В это время на площадь прибыла представительница полиции в чине констебля; она дружелюбно беседовала с демонстрантами. По ее просьбе они чуть сдвинулись в сторону.

— Констебль Джонс, — произнес Маркби. — Она прекрасно умеет ладить с молодежью.

Мередит заметила, что, хотя остальные молодые люди отступили, небритый парень с плакатом не двинулся с места. Теперь он стоял в первом ряду зрителей совершенно один. Лицо у него было мрачное.

Прингл никак не мог успокоиться.

— Интересно, сколько же вчера выпила Гарриет? Она еле держится в седле.

Из отеля «Скрещенные ключи» вышла официантка. На подносе она вынесла рюмки с горячительным и принялась обносить ими всех охотников по очереди. Гарриет тоже взяла рюмку и, запрокинув голову, выпила содержимое одним глотком.

— Я ведь предупреждал ее, чтобы больше не пила! — проворчал Прингл. — Это самая упрямая женщина из всех, кого я знаю, хотя и настоящая красавица.

Фирон тоже наблюдал за Гарриет. Выражение лица у него было озабоченное. Как будто почувствовав на себе его взгляд, она с раздражением дернула повод и развернула Меченого хвостом к Тому. Таким образом, она оказалась лицом к Руперту Грину и его спутнику, по-прежнему державшемуся отдельно от остальных. Поняв это, она нарочито отвернулась от них, тронула каблуками коня и отъехала прочь.

— Надеюсь, — сказала Мередит, — она не заметит того парня с плакатом. После меня он подошел со своей петицией к ней, но она его так осадила… Если она сейчас его узнает, то может снова обругать ни за что.

— Значит, была стычка? — с интересом спросил Маркби.

— Стычка или нет, не знаю. Но Гарриет грубо оттолкнула его, он ударился о дверь магазина и чуть не упал. Впрочем, бедняге этого и следовало ожидать. Я хочу сказать, что достаточно было взглянуть на ее одежду. Дама в бриджах и сапогах для верховой езды вряд ли могла быть противницей охоты; увы, он этого не понял.

Жалея, что она не телепатка, Мередит уставилась на небритого молодого человека, посылая ему мысленный приказ не лезть на рожон. Но его намерения явно были прямо противоположными. Плакат качался в воздухе, худое лицо подергивалось от возбуждения. Азарт, подумала Мередит. То же чувство, что движет и охотниками. Он оскорблен и жаждет реванша.

Краем глаза она заметила движение в группе охотников. Один конник отделился от остальных и подъехал к демонстрантам. Мередит не сразу поняла, что это Гарриет. Мисс Нидэм слегка накренилась в седле. Мередит подумала, что Гарриет увидела плакат и намерена вырвать его у парня. Но достаточно было одного взгляда на ее серое, лишенное всякого выражения лицо, чтобы понять: Гарриет сейчас вообще ничего не замечает. Она даже не осознает, что ее конь находится вплотную к протестующим. Мередит непроизвольно подняла руку, желая привлечь к себе внимание. Ей хотелось закричать: «Нет, Гарриет! Только не туда!» Но даже если бы она закричала, вряд ли бы Гарриет ее услышала.

Противники охоты дружно попятились, движимые стадным чувством. Никому из них не хотелось быть затоптанным. Только небритый парень с плакатом не двинулся с места. Он стоял как вкопанный, словно бросая всаднице вызов.

— Кто этот придурок с плакатом? — забеспокоился Прингл. — Гарриет! — закричал он.

— Она подъехала слишком близко! — пробормотал Маркби. — Где констебль Джонс и ее напарник?

Констебль Джонс, находившаяся в нескольких метрах в стороне, очевидно, не заметила, что происходит. Но ее напарник, молодой румяный констебль, разглядел потенциальный источник неприятностей и готов был принять меры. Но он действовал слишком медленно. Небритый парень внезапно издал воинственный вопль, отчего все головы повернулись к нему. Кони заржали, всадники натянули поводья. Возможно, Гарриет услышала-таки громкий окрик Прингла, потому что она, словно проснувшись, заметила наконец парня перед самой мордой Меченого. Она попыталась подать назад, но неожиданно парень метнулся вперед и сунул свой плакат прямо в храп испуганному жеребцу. Меченый громко заржал и попятился.

— Все сюда! По местам! — крикнул председатель Бамфордского охотничьего общества.

Одновременно с ним заорал констебль:

— Эй ты, а ну, прекрати!

Но в парня будто бес вселился. Он бросился прямо под копыта жеребца и ткнул в него плакатом, осыпая Гарриет ругательствами.

Время словно остановилось; действие развивалось перед глазами охваченной ужасом Мередит, как в замедленной съемке. Меченый встал на дыбы; его передние копыта плавно били по воздуху, как будто конь плыл. Демонстранты и зрители безмолвно расступились. Посередине, на своеобразном островке, остались только Гарриет на Меченом и небритый парень с плакатом.

Потом Гарриет начала падать… она медленно накренилась набок, выронила поводья и повалилась на землю. Послышался ужасный глухой удар. С головы ее упал цилиндр, лента развязалась, и рыжие волосы накрыли ее тело, как знамя.

Толпа застыла в безмолвном ужасе. Затем вернулись звуки. Теперь действие разворачивалось с удвоенной скоростью. Застывшие лица оживились. Люди отчаянно жестикулировали, пробивались вперед. Вскоре толпа скрыла распростертую на земле фигуру.

Раздался властный голос:

— Пропустите меня, я врач! — Прингл устремился к упавшей Гарриет, бесцеремонно расталкивая окружающих локтями и отшвыривая ногами собак. Полы его грубошерстного полупальто, похожие на большие коричневые крылья, развевались.

Меченый, оставшись без хозяйки, пятился назад; по земле волочились поводья. Фирон остановил жеребца.

Демонстранты страшно перепугались; вдруг стало видно, какие они еще молодые. Они жались в кучку под своим транспарантом. Только небритый парень стоял над поверженной жертвой, словно ничего не понимая. Он ликовал. Развернувшись, он, как боксер-победитель, вскинул вверх обе руки, по-прежнему потрясая плакатом. Подбежавший молодой констебль выхватил у него плакат и крепко схватил за плечо. Тут подоспела и констебль Джонс. Председатель охотничьего общества спешился и тоже подошел к лежащей на земле всаднице. Маркби направился к месту происшествия. Бамфордцы, узнавшие старшего инспектора, расступались перед ним. Даже гончие как будто поняли, что случилась беда. Они перестали носиться и заливисто лаять, а сидели, поджав хвосты, и молча наблюдали за происходящим.

Прингл опустился рядом с Гарриет на колени. Маркби встал за его спиной. Констебль Джонс сдерживала толпу. Маркби крикнул ей:

— Вызовите скорую!

— Вставай, Гарриет! — шептала Мередит, как будто рыжеволосая красавица могла ее услышать. — Ну, пожалуйста, пожалуйста, шевельнись… хотя бы дай знак рукой…

Но было очевидно, что Гарриет не встанет и больше не сядет в седло.

— Она что-нибудь сломала? — послышался из толпы взволнованный голос.

Прингл поднял голову; Алан Маркби склонился к нему. Врач говорил почти шепотом, но в тишине, воцарившейся на площади, было слышно каждое слово.

— Она мертва! — сказал Прингл.

Одновременно с его словами из-под роскошных рыжих волос Гарриет показалась темная струйка крови и медленно растеклась по земле.

Стало совсем тихо, слышался только цокот копыт. Это Руперт Грин оставил свой пост на краю площади. Посмотрев на неподвижное тело Гарриет, он снял цилиндр. Традиционный и все же неожиданный знак почтения в присутствии смерти поразил Мередит едва ли не больше, чем все остальное. Остальные всадники-мужчины последовали примеру Грина. Даже под загаром видно было, как побледнел Том Фирон. Он последним медленно стащил с головы кепи и метнул на Грина сердитый взгляд, как будто говоря, что финансист нанес оскорбление, а не оказал уважение распростертому на булыжниках телу.

Прижав цилиндр к груди, Грин склонился из седла к небритому парню, которого держали оба констебля.

— Вы убили ее! — грозно сказал Грин. — Вы убили ее, причем с заранее обдуманными намерениями!

— Погодите… — начал было Маркби.

Но прежде чем он успел закончить фразу, звон металла и разбитого стекла заставил всех развернуться. Ничего не подозревающая официантка из «Скрещенных ключей» вынесла охотникам новую порцию пунша и увидела тело Гарриет. Перепуганная девица выронила поднос и разразилась пронзительными воплями, которые показались оглушительными в морозном воздухе.

Из толпы выбрался Джеффри Хейнс, о котором Мередит совсем забыла. Он подошел к официантке и влепил ей пощечину.

— Прекрати орать, дура! — приказал он.

— Все в порядке, сэр, все в порядке, я о ней позабочусь! — Констебль Джонс бесцеремонно отодвинула его плечом.

Послышался вой сирены; он становился все громче и громче. На рыночную площадь выехала карета скорой помощи. Но медикам можно было уже не торопиться.

— Говорю вам, я понятия не имел, что она брякнется с лошади! — в который раз повторял Саймон Парди. Держался он вызывающе и, как видно, совершенно не раскаивался. Видимо, так он привык реагировать на любые замечания в свой адрес. Мрачно посмотрев на старшего инспектора исподлобья, Парди прикусил губу.

— Интересно, а чего же вы ожидали? — с досадой парировал Алан Маркби.

В мрачном, насупленном парне его раздражало абсолютно все; старшему инспектору лишь с большим трудом удавалось сдерживаться и не выказывать своего раздражения. Когда Парди доставили в бамфордский полицейский участок, он вырывался, дерзил, отвечал на вопросы презрительно и вел себя воинственно. Когда, наконец, до Парди дошло, что из-за него погиб человек, он принялся оправдываться, заявляя, что ни в чем не виноват. Маркби подозревал, что за его враждебностью кроется элементарный страх. Саймон Парди испугался того, что натворил. Впрочем, его реакция не исключала злого умысла. Когда доходит до дела, даже самые хладнокровные убийцы часто пасуют, несмотря на то что обдумали свое деяние заранее и во всех подробностях. Возможно, Парди испугал успех его зловещего предприятия. С подобной реакцией задержанных Маркби сталкивался и раньше.

Несмотря на откровенно отталкивающую внешность и бессвязную речь, Саймон Парди оказался в высшей степени разговорчивым молодым человеком. После первых же минут допроса выяснилось, что он учился в частной школе, правда не в самой дорогой. Едва ли какая-то школа способна гордиться таким выпускником! Вряд ли его приглашают на юбилеи и ежегодные встречи класса. Маркби выяснил, что парню двадцать лет. Одет он был неряшливо, кое-как; видимо, давно не был в прачечной. Ногти обкусаны до мяса. Лицо мрачное, заросшее. Кроме того, как заметил старший инспектор, у парня нервный тик — время от времени он кривил рот и дергался. Смотрел исподлобья, злобно.

— Я понятия не имел, что она вот так брякнется! — повторил Саймон Парди. — Разве охотник не должен быть хорошим наездником? Они ведь часто скачут по пересеченной местности, берут барьеры и все такое; в общем, им приходится часто падать, и они умеют падать грамотно, чтобы ничего не сломать. Как циркачи, падая, они группируются и перекатываются набок. А она повалилась на землю, как мешок с картошкой, и разбила себе башку. Я такого не ожидал!

Маркби с шумом втянул в себя воздух и насупился. Самое противное, что бунтующий молодчик был прав. Гарриет действительно свалилась, «как мешок с картошкой». Старший инспектор собственными глазами видел, как именно она упала, и считал, что все остальные свидетели согласятся с подобным сравнением. Даже Том Фирон заметил удивленно:

— Гарриет первоклассная наездница. Не ожидал, что она вот так завалится!

Так почему же она упала? Простое стечение обстоятельств? Или падение каким-то образом связано с ее бледностью и неуверенной посадкой, которые еще раньше подметил доктор Прингл?

Набравшись терпения, Маркби в очередной раз задал вопрос:

— Вы нарочно хотели выбить ее из седла?

— Нет! Конечно нет!

— Значит, ваши действия можно назвать чистой воды глупостью… — Старший инспектор заметил, что глаза Саймона Парди полыхнули откровенной ненавистью. — Да, глупостью! В противном случае, надо полагать, вы надеялись, что она упадет!

— Вот здорово, — язвительно ответил Саймон. — Либо я соглашусь с вами, что я идиот, но я ведь не идиот. А если я скажу: да, старший инспектор… — Он исказил свой голос, подражая Маркби. — А если я скажу: да, я специально так сделал, чтобы она упала, то не успею и глазом моргнуть, как мне уже предъявят обвинение в умышленном убийстве!

Маркби побарабанил пальцами по столешнице и шумно выдохнул. Либо Парди слишком проницателен, либо он просто дурак. Пока определить невозможно.

Лишить человека жизни можно разными способами. Уголовный кодекс не всякое лишение жизни квалифицирует как умышленное убийство. Возможно лишение жизни по неосторожности или в результате причинения тяжких телесных повреждений, повлекших за собой смерть жертвы. И тут крайне важно сразу установить степень виновности, то есть понять, что было на уме у нападающего в момент нападения. Если пользоваться юридическим языком, можно сказать, что Парди вел себя неосмотрительно, неосторожно, опрометчиво. Если бы он размахивал своим плакатом, стоя посреди пустой площади, сразу стало бы ясно, что у него нет намерения никому навредить. А может быть, он просто не заметил всадницу, которая неожиданно приблизилась к нему? Да, он напугал коня, но не по злому умыслу. Так получилось случайно…

Но Парди не мог не видеть, что со всех сторон окружен людьми. Он не мог не знать, что охотники явились к месту сбора верхом и с гончими собаками. Тем не менее он продолжал размахивать плакатом, не обращая внимания на то, что пугает животных. Конечно, он поступил опрометчиво, необдуманно. Но собирался ли он свалить Гарриет с коня? Затаил ли он на нее злобу с прошлой пятницы, когда она грубо обошлась с ним на улице? Узнал ли он в ней свою обидчицу, или Гарриет просто неудачно подвернулась ему под руку? В общем, можно ли назвать действия Парди необдуманной неосторожностью, за что приговор будет менее суровым? Или он все же специально испугал коня, чтобы тот сбросил наездницу? Тогда его ждет обвинение в умышленном убийстве.

Старший инспектор Маркби покачал головой. Он не адвокат, не судья и не присяжный. Но в суд парень попадет только после предварительного следствия. Значит, нужно досконально разобраться в мотивах! Если он отнесется к делу поверхностно, любой мало-мальски ловкий адвокат освободит смутьяна от всех обвинений, прицепившись к какой-нибудь формальности. Впрочем, нельзя исключать, что Парди — просто молодой дурак. Может быть, размахивая своим плакатом, он в самом деле не понимал, что угрожает жизни и здоровью других людей. Маркби неоднократно приходилось сталкиваться с проявлениями человеческой глупости. Нужно будет заняться этим Парди вплотную. Пока же Маркби решил выяснить для себя другой вопрос.

— Вы когда-нибудь писали письма членам охотничьего общества?

— С чего бы? Валентинки, что ли? — Саймон Парди язвительно хмыкнул, но от зоркого взгляда и чуткого уха старшего инспектора не укрылось его удивление. Такого вопроса он не ожидал. Он заранее приготовился оправдываться по поводу утреннего происшествия, но не был готов отвечать на другие вопросы. Он смерил Маркби откровенно неприязненным взглядом, и тот решил, что парень злится оттого, что старший инспектор его перехитрил.

— Не пытайтесь умничать, — приказал Маркби. — Ничего смешного здесь нет и шутить сейчас тоже не время. Писали ли вы когда-либо письма с угрозами, адресованные членам Бамфордского охотничьего общества или людям, связанным с ними? Например, мистеру Фирону, владельцу платной конюшни в Пакс-Коммон?

— Ничего я не писал! — воинственно заявил Парди. — Нечего обвинять меня невесть в чем. Ничего вы не сможете доказать.

— Фирон свое письмо сохранил, и оно сейчас здесь, у нас, — сказал Маркби.

— Ну и что? Собираетесь сличать почерки? — Парди надменно фыркнул.

— А если я отвечу «да»? Что вы на это скажете?

— Скажу, что вы не имеете права! — нахально ответил Парди.

— Вот как? — вкрадчиво и почти ласково спросил Маркби. — Почему же?

Парди, хоть и с опозданием, понял, в какой капкан он едва не угодил, и пошел на попятный.

— Ничего я не знаю. Я имел в виду, вам не удастся доказать, что почерк мой, потому что я никаких писем не писал.

— Неужели? — По почерку Маркби действительно ничего не мог доказать, потому что письмо было составлено по классическому канону. Аноним вырезал буквы из газеты и наклеил их на лист бумаги. Парди почти признался в том, что ему об этом известно, но вдруг резко осекся. Теперь его уже не заставишь проговориться.

— Где вы были в канун Рождества? — спросил Маркби.

— В основном дома. Но сначала сходил в паб выпить.

— Вас там кто-нибудь видел? В каком пабе вы были?

— В «Грозди винограда». Меня там видели несколько человек. Мои приятели, с которыми я там был — Микки, Трейси и Черил; мы вместе снимаем квартиру. Меня вспомнит и хозяин, жалкий старый урод.

— Когда вы оттуда ушли?

— Не помню, кажется, в полдесятого.

— Куда оттуда направились?

— Домой!

— Один?

— Да!

— Дома кто-нибудь был? Видели, как вы вернулись?

— Нет! Я же сказал, Трейс, Черил и Микки оставались в пабе. Я ушел без них. Черил напилась в стельку.

— А вы? Тоже напились… в стельку?

— Нет, я не был пьян!

Маркби глубоко вздохнул. Допрос зашел в тупик. Трудно доказать, что в канун Рождества Саймон Парди ездил в конюшню и выпустил лошадей. Рождественский сочельник, как и канун Нового года, — время, когда все куда-то перемещаются. Молодежь ходит по пабам, посещает дискотеки. Среди этой публики много пьяных или обкуренных неизвестно чем, не говоря уже о том, что молодые люди поглощены собой и не замечают ничего вокруг себя.

— Хорошо, давайте вернемся к событиям на рыночной площади. Или нет, давайте вспомним, что было в прошлую пятницу. Вы были в Бамфорде и собирали подписи под петицией.

— Да! — удивился Парди. Упоминание о пятнице ему нё понравилось, и он насторожился. — А вы откуда знаете?

— Вас видели патрульные и половина жителей Бамфорда. Вы подходили и к покойной мисс Гарриет Нидэм.

— Разве? Не помню. Я ко многим подходил. Значит, ее так звали?

— Вы подошли к мисс Нидэм, — ровным голосом продолжал Маркби, — хотя, возможно, тогда еще не знали ее имени, и призвали ее подписаться под петицией. Она обругала и оттолкнула вас; вы ударились о дверь «Вулвортса».

— Эй! — обиженно воскликнул Парди. — Откуда вы… Чепуха какая! Кто вам сказал?

Маркби посмотрел на молодого человека в упор:

— Очень надежный свидетель.

— Да? Пусть ваш надежный свидетель убирается знаете куда…

— Так вы беседовали с мисс Нидэм? — почти закричал Маркби, не давая Парди договорить. — А когда она пошла прочь, выкрикнули: «Ну погоди, вот настанет второй день Рождества» — или что-то в этом роде?

— Не помню.

— Вы так крикнули. Вы были в ярости. И повод для злости у вас имелся. Она вас толкнула. Она выставила вас идиотом в глазах окружающих. Разве вы не разозлились? Разве вам не захотелось ей отомстить?

Саймон Парди провел языком по пересохшим губам:

— Требую адвоката!

— Правда? С чего вдруг?

— С того, что имею право, вот с чего! Требую адвоката. Больше ни слова не скажу, пока он сюда не придет. И даже не надейтесь, что я что-нибудь подпишу.

— Как же зовут вашего адвоката? — спросил Маркби, кивая Пирсу.

Глаза задержанного полыхнули злобным блеском.

— Колин Динс, — сказал Парди и с радостью заметил, как ошарашен старший инспектор.

Позже в тот же вечер Саймон Парди, на время освобожденный из-под стражи и получивший строгое предписание не покидать пределы города, отправился домой. Он жил на Джубили-роуд, застроенной домами эдвардианской эпохи. Дом номер 43, который он снимал на паях еще с тремя молодыми людьми, обветшал больше остальных. Каменная кладка осыпалась, а верхний парадный эркер заметно накренился. Из стен выпадали кирпичи, краска выцвела и облупилась. Здесь не было канализации. Поэтому жильцы в любую погоду должны были ходить в будку на заднем дворе, стоящую рядом с угольным сараем. Приличные господа не хотели селиться в такой развалине, и домовладелец радовался любым предложениям. Он сдал дом четырем молодым людям за весьма низкую плату.

Саймон поселился на Джубили-роуд после того, как познакомился в пивной с Миком Лири. Тогда он как раз подыскивал себе жилье, а Микки и еще двум девушкам нужен был четвертый компаньон, потому что их приятель неожиданно съехал. Троим платить за дом было не по карману; если же разделить плату на четверых, получалось вполне приемлемо. Саймон тут же вселился.

Микки работал неподалеку от Джубили-роуд, на складе; две девушки, Трейси и Черил, были продавщицами в супермаркете. После работы подруги одевались одинаково: в черные узкие брючки, черные кожаные куртки и черные замшевые сапоги. Крашенные в черный цвет волосы они начесывали и поливали лаком, так что пряди торчали пиками. В ушах, в носу, на подбородке — «гвозди» и серьги. Трейси и Черил были похожи и внешне: обе невысокого роста, коренастые, энергичные. Когда они шагали вместе по улице в своем черном прикиде, они были похожи на двух хищных пауков. Соседки Саймона не интересовали, как и девушки вообще. Впрочем, молодые люди его не интересовали тоже. В целом можно сказать, что он вообще не любил людей. Он всю жизнь был одиночкой, даже в школе. Саймона привлекали радикальные политические группировки, но в конце концов он примкнул к защитникам окружающей среды. Сейчас он собирал подписи в защиту несчастных лисиц, которых истребляют охотники. Но животных он тоже не любил. К дому номер 43 прибились два кота; жильцы подкармливали их — все, кроме Саймона. Его коты избегали. Мик — тот вообще обожал кошек, а девушки таскали для любимцев из своего супермаркета банки с кошачьими консервами. В общем, можно сказать, коты неплохо устроились. Только Саймона, записного защитника окружающей среды, они старались обходить стороной.

Вот и сейчас крупный черно-белый кот, увидев его, юркнул за живую изгородь из бирючины и спрятался там. Саймон, в незастегнутой шинели, проследовал мимо, загребая ногами. Он завернул в проем, где раньше была калитка. Другой, более предприимчивый трехцветный кот с надеждой прокрался на крыльцо. Саймон вошел в дом и быстро захлопнул за собой дверь, не дав коту проскочить следом.

Из кухни доносились голоса; кухня была единственным отапливаемым помещением в доме, и потому жильцы обычно собирались там. Саймон прошагал по растрескавшемуся линолеуму в прихожей и толкнул дверь.

Трое его соседей сидели вокруг шаткого стола. На столешнице стояли пустые кофейные чашки, банки из-под пива и кока-колы и переполненная окурками пепельница. Все трое, сблизив головы, негромко переговаривались; когда вошел Саймон, они разом повернулись к нему и замолчали. Сразу было ясно, что они говорили о нем.

Саймону было наплевать, что они о нем думают. В последнее время он начал подозревать: Микки, Трейси и Черил будут не против, если он съедет. Если бы они нашли четвертого жильца, то наверняка попросили бы его переменить квартиру. Он давно привык к тому, что его никто не любит и никому не по душе его общество, поэтому воспринял их отношение как должное. Во всяком случае, съезжать отсюда он не собирался. Саймон направился к плите и налил воды в чайник.

— Как ты поладил с копами? — спросил Микки. — Мы были в пабе и слышали, что произошло.

— Нормально.

— Она правда умерла, та тетка? — спросила Черил. — Все говорят, что она умерла.

— Да.

— И что, тебя отпустили? — осведомилась Трейси, более напористая из двух подружек. Она тряхнула черными сосульками волос и моргнула. Глаза у нее были обведены толстыми черными кругами, как у индийских танцовщиц.

— Еще бы не отпустили, — ответил Саймон. — Я науськал на них Колина.

— Динса? — уточнила Трейси.

— Да, Динса! — Саймон с мрачным видом развернулся к соседке. — Он с ними быстро расправился!

— Он-то? — Трейси засомневалась. — Да он и с самим собой справиться не может!

Реакция Саймона поразила всех. Он подбежал к ним и так хватил по столешнице обоими кулаками, что стол зашатался, а чашки и банки задребезжали.

— Нечего катить бочку на Колина! Он свое дело знает! И знает, кого и куда нужно послать! Он самый лучший из всех, кого я знаю. Если хотя бы немногие были такими, как он, в нашей стране было бы нормальное общество, а не та дрянь, которую мы имеем!

После долгой паузы Микки миролюбиво заметил:

— Ладно, успокойся. Хорошо, что тебе удалось его вызвать.

Саймон по очереди смерил взглядом всех троих. Черил облизнула губы. Трейси быстро заморгала.

— Ну? — грубо спросил Саймон.

— Все нормально! — послушно ответила троица хором.

Саймон оттолкнулся от стола и, сняв с плитки свистящий чайник, заварил себе кофе. Соседи не могли видеть ликующего блеска в его глазах. Сердце его от радости готово было выпрыгнуть из груди; страх, испытанный в участке, сменился бурным восторгом. Вот как они запаниковали! Боятся, что он придет в неистовство и кого-нибудь из них изобьет, изувечит! Раньше они его не боялись. Они его презирали и лишь терпели, потому что он вносил свою долю платы за дом. Но после того, как сдохла стерва Нидэм, они испугались. Больше не будут намекать, что хотят его выгнать! Отныне он будет делать и говорить что хочет, они и не пикнут! Таково преимущество силы…

На его худом лице появилась безобразная самодовольная улыбка.