Маратик спал, а я собиралась в клинику сдавать анализ.

Отец пишет (он до сих пор не звонит, а только присылает эсэмэски), что, прежде чем выйти из дома, нужно продумать алгоритм, когда и в каком порядке я буду снимать и надевать маску и перчатки.

Мой алгоритм: одеваюсь, фотографирую плиту и кран, надеваю перчатки, выхожу из квартиры, закрываю дверь… Очки, главное, не забыть очки: отец прислал мне три эсэмэски подряд, чтобы я выходила на улицу в очках. Маска — это просто, нацепил, и все. Но как быть с перчатками?

Как закрыть дверь, не взявшись за ручку с той стороны? Перчатка уже будет в вирусах… А когда я вернусь домой, нужно мыть ботинки в перчатках и маске? Сначала вымыть руки и снять маску или снять маску, потом вымыть руки? Снимать перчатки нужно особым ловким движением, как бы сворачивая с руки. Перчатки потом кипятить.

А куртку, куртку тоже кипятить?.. Может быть, я параноик?.. Но главы государств сказали: заболеет семьдесят процентов населения земного шара, и несколько миллионов умрут. Когда так говорят главы государств, то станешь и куртку кипятить…

Взяла в руки раскрытый зонтик, махнула зонтом, угрожающе зажмурилась, лязгнула зубами и сказала «вирус, отвали!». В газете «Фонтанка.ру» напишут: «Жители Петербурга заметили в метро загадочное животное в розовых очках. Животное вело себя недружелюбно». …Чуть не забыла шарф! Отец пишет, что шарф после прихода домой нужно постирать или прогладить утюгом. Я постираю и проглажу, с двух сторон.

Проверила: ключи в одном кармане, в другом жетон метро и телефон. Телефон нигде доставать нельзя, чтобы не напустить на него вирусов. Сняла садовые перчатки, надела свои зеленые шерстяные, сняла, надела садовые перчатки.

Перед уходом посмотрела на себя в зеркало: чучело в садовых перчатках, маске, круглых розовых очках, обмотано шарфом. В дверь позвонили. На пороге стоял высокий мужчина в маске, над маской карие глаза, взгляд внимательный и застенчивый.

Маратик отвел меня в сторону и прошипел: «Ты ведешь себя неприлично, не можешь отвести от этого красавца влюбленного взгляда». Это неправда, я не могла отвести от него пристыженного взгляда. Красавец Саня Григорьев — самое стыдное в моей жизни.

Я смотрела на Саню, Саня смотрел на меня, чучело в садовых перчатках, маске и круглых розовых очках, обмотанное шарфом.


Врач в клинике еще раз предупредила меня, что я должна подумать. Я сказала, что мне не о чем думать.

Спросила врача: откуда мой генетический близнец, где живет? Конечно, мне известно, что по закону мы, донор и реципиент, не должны ничего знать друг о друге. Наши имена должны остаться тайной друг для друга (это сюжет для романа «Тайна разлученных близнецов»).

Мне так хочется знать, какая она (это может быть и мужчина, но мне кажется, что женщина). Я не прошу сказать имя и фамилию, чтобы мы кинулись друг другу в объятия. Но я могу хотя бы узнать, откуда она, из Москвы или из уральской деревушки, а может быть, из Перми или Костромы?..

— Вы можете отказаться от донорства даже после того, как придет анализ, — сказала врач.

Отказаться спасти чью-то жизнь?.. Сдала кровь для подробного анализа и ушла.

Мне объяснили, что отказаться можно на любом этапе, но не поздней, чем за десять дней до даты трансплантации костного мозга. За десять дней до трансплантации пациенту проводят химиотерапию, уничтожающую его иммунную систему: если донор передумает, то человек, который ждет трансплантации, умрет.

Это как будто ты совершил убийство!.. Интересно, кто-нибудь отказывался в последнюю минуту? Но как? Говорил: «У меня изменились планы»? И как он себя при этом чувствовал? А если… а если вдруг заболеешь? Если заразишься? Тогда твой генетический близнец умрет.

На обратном пути в метро заметила плакат: «Стань героем! Спаси жизнь, стань донором костного мозга!» Как только увидела это «Стань героем!», мой мозг выдал мгновенную реакцию: «Ага, значит, это очень страшно и опасно!» Но сдать костный мозг вовсе не геройство, я все про это прочитала: ничего особенного, просто под наркозом прокалывают тазовую кость и берут кровь.

«Проколоть тазовую кость» звучит страшно. Проколоть тазовую кость совсем не то, что взять кровь из пальца или из вены.

Мне под наркозом проколют тазовую кость и возьмут кровь.

При мысли о наркозе у меня все внутри сжалось: после наркоза можно не проснуться, иногда от наркоза случается анафилактический шок. Не буду сейчас об этом думать.

…Но я думаю.

Сказали, что анализ займет какое-то время, они позвонят. Может, я и не подойду.


Маратик ждал меня дома, что неудивительно, где ему еще быть. И Саня ждал меня дома. Мы не виделись полгода, почему он появился именно сейчас, зачем ждет меня дома?

На первый вопрос ответ нашелся сразу: Саня пришел не ко мне, а к бабке Ирке. Мы с ним бывали у бабки Ирки не раз и не два, правда, Саня с ней никогда не разговаривал больше пяти минут, она давала нам ключи и уходила. Саня живет рядом, на Фонтанке, но к нему мы не могли пойти, у него дома всегда были сестра и бабушка.

Маратик опять отвел меня в сторону (ужасно не люблю, когда отводят в сторону и шепчутся!) и прошипел (что это с ним, завел привычку шипеть, как кот!):

— Он сказал, вы с ним плохо расстались, и он ждет тебя, чтобы помириться… Ты что, собираешься с ним помириться? Он что, теперь будет жить с нами?.. Не мирись с ним до конца самоизоляции, я не хочу жить втроем, мы так не договаривались…

— А как же пьеса «Мой бедный Марат»? В полуразрушенной квартире во время блокады жили не два человека, а три — Лика, Марат и Леонидик. Три, а не два, — мерзким голосом ответила я. Мне захотелось сделать Маратику больно, во мне иногда просыпается садистка.

— Мы были вдвоем, а теперь к нам прибился Леонидик?.. Понятно, только Леонидика нам не хватало… Между прочим, в пьесе Марат красивый и умный, а Леонидик нелепый и жалкий… А у нас наоборот: этот твой Саня высокий, здоровый и красивый.

Саня Григорьев выглядит в точности таким, каким я в детстве представляла себе летчика Саню Григорьева из «Двух капитанов»: высокий, мужественный и застенчивый, в лице благородство и твердость характера.

— Тебе нравятся красивые серьезные парни с устойчивой самооценкой?.. — подозрительно спросил Маратик.

— Да. Мне нравятся высокие красивые парни. Всем нравятся высокие красивые парни.

— Не то что Маратик, мелкий и наглый, да?

— Да.

— Почему я мелкий? Мелкий я почему?! Я метр семьдесят пять, почему я мелкий? …Я что, выгляжу мелким?

Садистка заснула.

— Ты выглядишь крупным. Ты тоже красивый.

— Спасибо.

Маратик и правда тоже красивый, не хуже Сани, просто другой.

У меня тревожное чувство (внутренняя дрожь, комок в горле и желудочный дискомфорт), как будто меня включили в пьесу, где сюжет известен только автору и режиссеру, а мне нет.

Загрузка...