Хозяева-2 (СИ)

Глава 10

На третий день после того как фенешийского купца и его спутницу, в окружении стражи провели во дворец, после полудня, воздух, в столице Империи, и так угнетающе душный, медленно, но неотвратимо стал тяжелеть, давя своей невидимой мощью на все живое, что лениво пыталось двигаться за высокими, ослепительно белыми, стенами Хут-Ка. Бездонную, радостную синеву неба как-то незаметно, исподволь, исполинский художник замазал грязно-серыми, безрадостными красками, а на севере, там, где с начала времен катит свои бесконечные волны Великая Зелень, прямо из ниоткуда возникла громадная стена черных туч, которая разрастаясь по небу, неудержимым, стремительным валом стала надвигаться на древний город. Одно из темно-муаровых щупалец этого вала небрежно, походя, скрыло лик великого Шу-солнца, а по городским улицам, неожиданно заплясали маленькие, но злобные смерчики, которые так и норовили бросить пригоршню мелких, острых камней или пыли в лица разбегавшимся по своим домам горожан. Серый цвет с неба исчез, уступая место клубящейся черноте, и кто-то громадный, не добрый, там, за этим месивом мрачных туч, взрыкнув, с чудовищной ненавистью ударил своим все сокрушающим молотом по циклопической наковальне. От этого удара небесная тьма с оглушающим грохотом треснула, по ней прошла рябь из ослепительно сине-золотых, тончайших нитей, и тьма, не удержавшись на небе, всей своей тяжестью обрушилась на столицу Тукана.

На миг почудилось, что величественный город сейчас покорно склонит свою голову перед захватчиком. Но когда золотые нити еще раз вспыхнули в яростной черноте неба, то их призрачный свет высветил непреклонные, полные решимости сражаться до конца, каменные лица Богов Тукана, стоящих во всем своем грозном великолепии возле своих храмов. Беспроглядный, горячечно-влажный туман попытался в колдовском, клубящемся вареве закружить, заворожить, уничтожить эту непреклонность, однако у него ничего не вышло. Невидимый исполин, там за мраком туч еще раз ударил по наковальне, теперь уважительно-тихо, скорее для порядка, а его верный пес — мрак, послушно отпрянул от города, поднялся вверх и чуть помедлив, пал назад, в этот раз, обратившись благодатным, обильным, жертвенным ливнем. Боги Тукана с благосклонностью победителя приняли подношение-примирение и животворящая вода шумно заструилась радостными, звонкими потоками по многочисленным желобам, к специальным каменным резервуарам, созданным предусмотрительными жрецами именно для таких случаев. Сразу посвежевшие деревья окутались паром, везде стал слышен смех, большие, перламутровые пузыри весело лопались в синих лужах от точных попаданий капель дождя, а прозрачный воздух вкусно и сочно стал пахнуть прибитой пылью, цветами, соком обломанных зеленых веток и свежескошенной травой. Солнцеликий Шу на западе выглянул из-за быстро истончившихся туч, дождь тут же покорно обернулся радугой, небо опять заголубело, потом стремительно стало темно-фиолетовым, на нем заблистала россыпь крупных звезд, и оказалось, что уже наступил вечер.

Верховный жрец Бога Сешта подошел к широкому окну, выходящему в храмовый сад, протянул вперед руку, унизанную золотыми перстнями, и стал с удовольствием ловить капли воды, которые скатывались с крыши после дождя. Постояв так некоторое время, он не оборачиваясь, тихо проговорил:

— В храме и жилых помещениях зажечь светильники. В храмовом саду — факелы. Пусть рабы немедленно начнут везде убирать мусор нанесенный бурей. Нечего им бездельничать. Иди.

За его спиной главный управляющий храмовым хозяйством склонился в низком поклоне:

— Будет исполнено, великий. Силы тебе и здоровья.

Потом, пятясь, дошел до двери, разогнулся и стремительно покинул комнату. Спустя несколько мгновений послышался его зычный, твердый голос раздающий приказы, и вслед за ними, сразу же, топот торопливо бегущих ног, чья-то забористая ругань, в саду один за другим стали зажигаться факелы, а в дверь кабинета Верховного жреца кто-то осторожно поскребся:

— Разреши войти, господин? Приказано зажечь огонь…

Ако, все еще продолжая задумчиво ловить ладонью капли, негромко ответил:

— Входи. Делай что поручено…

Неприметный раб тихой тенью возник на пороге, неслышно, но быстро его обошел, зажигая масло в белых, алебастровых светильниках, а затем, такой же тихой тенью растворился за дверями.

Дождавшись, когда невольник выйдет, главный жрец уже было отвернулся от окна, как внезапно, на половине своего движения остановился и опять повернулся, теперь внимательно прислушиваясь. Там, в саду, теперь ярко освещенном факелами, думая, что ее никто здесь не понимает, одна из молодых рабынь на языке огнепоклонников из Парса, начала тихо петь. Красивый, неизмеримо грустный женский голос жаловался даже не Богам, а их матери — Судьбе:

Сразу несколько безрадостных голосов еле слышно подхватили:

А одинокий голос продолжал песню-стон:

Ако, облокотившись на подоконник, дослушал песню до конца, почему-то горько вздохнул, а потом два раза хлопнул в ладоши. На пороге кабинета немедленно возник помощник главного управляющего храмовым хозяйством. Он быстро, деловито поклонился, прижав правую руку к сердцу, а затем поднял на Верховного жреца бесстрастный, полный готовности, взгляд:

— Приказывай, господин!

Ако сделал небрежный жест ладонью в сторону сада:

— Рабыню начавшую петь — в клетку. Но чтобы и волос с ее головы не упал. Я сам ее допрошу. Всем остальным невольникам там — по тридцать плетей. Потом вырвать языки и заковать в кандалы. Мужчин отправить на галеры. Девок — на потеху храмовой страже. Пусть заимеют их до смерти. Исполняй.

Когда помощник торопливо вышел, Верховный жрец сел в свое кресло, покрутил в пальцах четки и раздраженно произнес, обращаясь к еще одному, одетому в невзрачные одежды простого ремесленника человеку, находящемуся в комнате:

— Слова этой песни — начало бунта, Кеб. Он угроза любой власти, будь то власть Императора или власть главного мага Тукана, пусть и тайного. Появление в столице Первой Матери и Второго Отца какого-то из оставшихся на Терре четырех Домов высокородных — тоже вызов нашей власти. Смертельный вызов. Когда станешь верховным магом — каждый намек на бунт дави в зародыше. Беспощадно. Теперь об этих двоих. Какие у тебя по ним новости?

Старший ученик главного мага Империи достал из-за пояса такие же четки как у Ако и сосредоточенно перебрал несколько бусин:

— Они вернулись, учитель.

— Вернулись?

— Да, вернулись. Приплыли на двух торговых судах, теперь уже как фенешийские торговцы. И сразу направились в храм Тира преподносить дары.

— Очень интересно. Это значит, что они решили сделать открытыми свои отношения с Нахти — Верховным жрецом Бога мудрости. Изящный ход. Никогда не вредно учиться у своих противников, Кеб. Продолжай, я внимательно тебя слушаю.

— Преподнеся дары, мужчина во всеуслышание заявил, что он Хем Нетер, то есть говорящий с Богами напрямую без посредничества жрецов, и что Тукану угрожает смертельная опасность. После чего, Нахти приказал очистить площадь перед храмом, а этим двоим — велел следовать за ним и увел их в свои покои. Слухи о грозящей Империи опасности со скоростью огня в степи стали распространяться по столице и…

Верховный жрец Сешта неожиданно перебил своего старшего ученика:

— Дай я за тебя закончу фразу. И они быстро дошли до Санахта через его проведчиков. А Нахти, как верный и законопослушный поданный Империи, повел этих новоиспеченных фенешийца и фенешийку, конечно же, под усиленной охраной, во дворец. Чтобы Самодержец сам принял решение, чего стоит эта «недобрая весть».

Старший ученик уважительно склонил голову:

— Именно так и было, учитель.

Ако в ответ равнодушно пожал сухими, старческими плечами:

— Об этом не трудно было догадаться, Кеб. Я бы сам так поступил, будь я на их месте.

Но такой их поступок, для нас, одновременно плох и хорош. Хорош он тем, что эти двое вышли из тени. Ну и плох он, именно тем же…

Во взгляде старшего ученика возникло ничем не скрываемое недоумение:

— Э-э… Я не совсем понял, учитель…

Верховный жрец Бога смерти опять пожал плечами:

— Хорошо — потому что они теперь не уйдут в тень, не будут прятаться, будут на виду. Высокородные не для того устроили весь этот балаган возле храма Тира, чтобы потом раствориться в неизвестности. А плохо из-за того, что они, по-видимому, решили выйти прямо на Санахта. Я почти уверен, что твой дальнейший доклад подтвердит эту мою мысль. Поэтому — продолжай…

Кеб задумчиво покрутил четки пальцами:

— Мой проведчик из личной охраны Императора говорит, что мнимый купец-фенешиец подарил Владыке невиданные доспехи, которые не пробивают бронзовые серпы, копья и стрелы. А наши панцири и шлемы, мечи из неизвестного голубого метала, прилагаемые к доспехам, режут как горячий нож масло. И вдобавок длинноволосый показал Повелителю, как можно справиться с его охраной без оружия, буквально разметав голыми руками всех телохранителей, которые там присутствовали. Что Император был в полном восторге и от подарка, и от умения длинноволосого, который называет себя странным именем — Яр мне донес уже другой проведчик. Это женщина по имени Феба. Она из учителей Санахта и по моему приказу согласилась на предложение Императора руководить всеми изысканиями, которые проводятся в пещерах. Так вот, ей удалось подслушать через систему воздуховодов разговор Императора и Яра на крыше главного здания в подземелье. Повелитель, по неизвестной причине, полностью открылся тому, кого мы считаем Вторым Отцом, а тот в свою очередь потребовал от Самодержца все изыскания прекратить, людей занятых в них — уничтожить, мотивировав это гневом Богов. В противном случае, если Санахт не подчинится, Империю ждет хаос и разрушение через двадцать восходов Шу. Феба особо подчеркнула в своем докладе, что услышав пророчество Яра, она не сомневается, что именно так и произойдет, настолько уверенным, грозным и безапелляционным был тон голоса высокородного.

— И что в ответ сказал Санахт?

— Он обещал подумать, пригласив этого «купца» и его спутницу пока пожить во дворце. Что мы будем делать, учитель?!

Ако криво усмехнулся одной стороной рта:

— Ничего не будем делать, Кеб…

— Как ничего?!

— А вот так. «Ничего» — означает именно — «ничего». Во всех смыслах. Санахт ничего не сможет рассказать про нас, потому что он совершенно ничего не знает про нас, магов. Все эти откровения, которые ему приходили в голову вместе с головной болью, были же внушены во сне без непосредственного контакта с нами. Начиная с первого проблеска в его сознании об удивительном многообразии окружающего мира и заканчивая якобы вспомнившимся разговором о расположении пещеры подходящей для тайных изысканий. Если Император выполнит пожелание длинноволосого, то так тому и быть. Высокородный удовлетворится сделанным и исчезнет со своей спутницей. Но мы-то останемся здесь и будем тихо, неторопливо, но при этом, делая поправку на присутствие их соглядатаев вроде Верховного жреца Бога мудрости, выпестовать очередного «Санахта» на императорском троне. То же самое произойдет, если Повелитель встанет в гордую позу и пойдет наперекор так называемой воле Богов. Да, я не сомневаюсь, что страна тогда действительно погрузится в хаос, так как Хозяева своих угроз просто так никогда не произносят. Ну и что? Пройдет время, мы опять поможем возродить Империю, и все пойдет так же, как и в том случае, если нынешний Повелитель Тукана выполнит требование Яра-Хозяина… Кеб, мальчик, ты все время забываешь, что наш проект рассчитан не на одно поколение, а на сотни разливов Геона. Он предусматривает и отступление, если это необходимо. Мы же оперируем долгосрочными идеями, а не скорыми действиями. А для того, чтобы они воплотились в жизнь — нужно время и терпение… И совершенно не важно, что даже тебя уже тогда не будет, когда они станут жизнеспособны. Главное — что эти идеи будут воплощены! Ты мне лучше вот что скажи — все наши маги уже собраны в столице?

Старший ученик утвердительно кивнул:

— Как и было приказано, учитель. Они все оповещены о тех, кого называют Хозяевами и в Хут-Ка сейчас находится весь конклав магов Тукана с их учениками, а их способность к магии самым тщательным образом скрывается.

— Ну и прекрасно. Если Санахт выполнит требование высокородных, то мы сразу до всех наших магов доведем, что им надо делать, растворившись среди обычных людей. А если не выполнит, то опять-таки, не ища их магическими щупальцами по городам всей страны, устно прикажем, на всякий случай, до особого распоряжения о возвращении, покинуть Тукан, чтобы сохранить конклав в начавшемся хаосе и разрушении Империи. Еще раз напоминаю — ни в коем случае они сейчас не должны проявлять свои способности. Это сейчас — самая правильная тактика. Теперь — иди. У меня на сегодня еще много работы…

Когда старший ученик вышел из кабинета, Верховный жрец Бога смерти еще некоторое время в задумчивости перебирал четки, устало сидя в кресле. Нащупав, наконец, старческими, подагрическими пальцами последнюю, самую большую бусину, с кряхтением встал и медленно обошел помещение, гася в нем светильники один за другим. Когда последний светильник был погашен, Ако, на удивление хорошо ориентируясь в темноте, приблизился к стеллажу со свитками, три раза с силой нажал на вторую снизу полку и сделал быстрый шаг назад, встав точно посередине чуть приподнявшейся одной из каменных плит, которыми был выложен пол комнаты. Плита под его весом опустилась до уровня других плит, и тут же раздался щелчок механизма обезвредившего смертельные ловушки, выставленные для человека, который случайно смог бы открыть секрет жреца. Стеллаж, вместе с кирпичной стеной, к которой он был намертво прикреплен, беззвучно отъехал в строну и в образовавшемся проеме стала видна каменная лестница, уводящая вниз. Глава тайного конклава магов Тукана, не зажигая огня, не задумываясь прошел в открывшийся проем, а кирпичная стена, вместе со стеллажом, за его спиной плавно и беззвучно встала на место. Теперь только легкий запах дорогих благовоний, которые могли позволить себе лишь очень богатые люди в Империи, мог сказать стороннему наблюдателю, что в рабочем кабинете Главного жреца Бога Сешта кто-то недавно был…

Путь Ако вниз был долог. Очень долог. Но удивительное дело, чем ниже он спускался под землю, тем слабее становился запах розового масла исходящего от него, уступая место пыльному, тревожащему запаху давно увядших цветов. При этом старческий силуэт жреца в темноте вроде как стал истачиваться, а на его месте начала проявляться фигура тяжеловесного, приземистого, мужчины. Вскоре, изменившийся до неузнаваемости жрец, очутился перед перегораживающей лестницу массивной дверью, вырезанной из цельного куска странного зеленого камня с золотистыми прожилками, которые ярко светились в темноте. Ако сделал несколько быстрых, непонятных пасов своими ставшими чрезвычайно мускулистыми руками. Едва он закончил последнее движение, как дверь, выполняя беззвучный приказ, послушно отворилась перед ним. Жрец решительно шагнул вперед, при этом пройдя сквозь нечто напоминающее прозрачную, но вязкую мембрану. И в свое тайное убежище, окончательно сбросив личину главы тайного ордена магов Тукана, грузно ступая, вошел Второй Отец уничтоженного Яром и Мартой Дома Пикчу, которого все Великие Дома на Терре давно уже считали мертвым!

Как бы приветствуя Второго Отца, тут же зажглось множество светильников, причудливой, не привычной для глаза человека формы. Все пространство скрытного пристанища заполнилось радостным, зелено-золотистым светом, который осветил множество непонятных вещей, среди которых особо выделялся большой куб, сделанный из такого же материала, как и входная дверь в убежище и стоящий на каменном столе.

Второй Отец Дома Пикчу подошел к этому столу, тяжело сел в скрипнувшее под его кряжистым телом роскошное кресло и надолго задумался, почесывая желтым, длинным ногтем, заросший черной, густой щетиной массивный подбородок. Наконец, по-видимому, придя к какому-то решению, решительно произвел еще один ряд малопонятных пасов руками, после которых грани куба вспыхнули, а затем стали почти невидимыми. Там, внутри куба, полностью заполненном до верха прозрачной жидкостью, на круглом диске, сделанном из такого же метала, как и преподнесенное Императору Яром оружие, лежала голова Первой Матери Великого Дома Пикчу. Прозрачная жидкость, заполнявшая куб, еле заметно поднималась снизу вверх, при этом двигаясь по кругу, ту в одну, ту в другую сторону, омывая женскую голову, отчего казалось, что длинные, темные волосы женщины жили самостоятельной жизнью, клубясь тонкими, ядовитыми змеями.

Мужчина внезапно громко, каким-то срывающимся речитативом проговорил три фразы на гортанном, щелкающем языке, три раза хлопнул в ладоши, оставив их сведенными после последнего хлопка. Жидкость в кубе забурлила, пошла золотистыми всполохами, затем исчезла вместе с кубом, как их и не было, а голова на диске чуть заметно шевельнулась и открыла свои, такие же как у Марты, разноцветные глаза. Несколько мгновений она бессмысленно смотрела прямо перед собой, потом ее взгляд прояснился, в нем заклубились искры мыслей, а губы чуть раздвинулись в неожиданно ироничной улыбке:

— Здравствуй, Невр. Искренне рада, что опять вспомнил обо мне…

Второй Отец Дома Пикчу пробормотал что-то вроде восхищенного «Хех!» и усмехнулся:

— Меда, клянусь крыльями Первого Отца, ты, если совсем канешь в вечную темноту, даже оттуда, будешь умудряться язвить!

Глаза на голове Первой Матери весело блеснули:

— Даже не сомневайся, муж мой! И язвить я буду в самые неподходящие для тебя моменты. Ну, скажем, заведешь ты себе очередную красотку, только уединишься с ней на ложе, а я тут как тут. Сяду бесплотной тенью рядом и начну громко комментировать происходящее. Или советовать. Да, подавать советы — изящное решение. На том и порешили! А сейчас — взор головы стал внезапно очень серьезным — что случилось, Невр?

Второй Отец осторожно провел пальцами по глубоким, еле заросшим шрамам на лице, оставленным каким-то ужасным оружием:

— Яр и Марта здесь, в Тукане…

Брови головы грозно сошлись к переносице, разноцветие глаз сменилось пронзительной синевой, источавшей лютую ненависть и она даже не прошипела, а прохрипела, будто перерубленное горло внезапно сдавили невидимые руки:

— Ненавижу…

Невр еще раз провел ладонью по шрамам, словно пытаясь разгладить их:

— Я тебя очень даже понимаю, но эмоции для нас сейчас непозволительная роскошь. Боюсь Меда, что мы с тобой зря сделали ставку на нынешнего Императора. Уж слишком обучаемым, способным к восприятию нового оказался Санахт…

Ненависть с лица Первой Матери исчезла, и ее сменило искренне недоумение:

— Слишком обучаемым?

— Именно слишком. Нашей целью было создать настоящую армию боевых магов, а не всего лишь вновь основать Великий Дом из предрасположенных к волшбе отдельных хезуров. Для этого мы, после тысячелетий поисков, экспериментов, скрытной жизни пришли к решению выявить здесь, в Тукане, минимум за пять поколений, а лучше за десять, способных к абстрактному мышлению человеческих особей. Такая способность, как ты помнишь, является первой меткой склонности их расы к тому, что они считают колдовством. Все должно было идти очень плавно, постепенно и незаметно, путем появления элитных, закрытых школ для детей знати, якобы только для получения ими первичных знаний, чтобы не вызывать подозрений у Великих Домов. Но эта безволосая обезьяна все испортила, хотя в этом есть и моя вина. Санахт слишком рьяно взялся за дело, начав сам экспериментировать после сеансов внушения, чем и вызвал к себе пристальное внимание Великого Дома Ибер. Вот поэтому Яр и Марта сейчас здесь, в Империи. А я, будучи занятым подбором будущих кандидатов в учителя, совсем упустил из виду непоседливость Императора.

— И что ты решил, Невр? Я, как ты понимаешь, в том состоянии, в которое меня ввела родная сестра, лишив тела, могу теперь только задавать вопросы, а не действовать. Поэтому, я тебя спрашиваю — что ты планируешь предпринять, муж мой?

Второй Отец повел тяжелыми как валуны, налитыми яростной силой плечами, будто проверяя их перед тем, как положить на них очень тяжелый груз:

— Есть два варианта развития событий, Меда. При самом оптимистичном — Яр и Марта меняют в Тукане династию, убивают Санахта, уничтожают все ростки знаний в Империи и убывают с чувством глубокого удовлетворения в родовое Гнездо. Мы остаемся здесь и через несколько людских поколений все начинаем вновь. Второй вариант выглядит следующим образом — Великий Дом Ибер узнает, что за вспышкой науки в Тукане стоит орден магов-хезуров. Тогда Яр и Марта, помимо того, что выполнят при первом варианте, будут стремиться извести еще под корень и всех человеческих колдунов. Естественно, что их главной целью буду я, как якобы глава такого тайного ордена. В этом случае мы бросим в бой всех магов, которых я успел подготовить, и которые по моему приказу сейчас собраны в столице, а сами в это время скроемся из Империи. Правда, при этом Великие Дома узнают, что безволосые обезьяны обладают предрасположенностью к магии, но это уже издержки. Главное, что Яр и Марта так и не поймут, что за всем этим стоим мы — их древние враги, считающиеся давно мертвыми. Ведь искать они будут Ако, Главного жреца Бога Сешта, тайного Верховного мага, а не Второго Отца Великого Дома Пикчу. Ну а спустя пару-другую сотню лет, когда все успокоится, мы с тобой все начнем с начала, учитывая свой опыт в Тукане. Может быть, к тому времени, мы все же найдем способ возродить твое тело. Если события пойдут по второму пути, то для тебя потребуется временное туловище. Я уже приготовил для этого хезурскую самку. Ее тело, как ты понимаешь, выдержит всего тридцать восходов Шу. Но этого срока даже более чем достаточно, чтобы нам скрыться из Империи Тропой и затеряться на просторах двух миров, пока Яр и Марта будут уничтожать магов-хезуров. Так что, на всякий случай, готовься…

Выйдя из покоев Верховного мага, старший ученик неспешно двинулся в дальнюю часть храмового сада, где за зарослями жасминовых кустов располагалась неприметная, скрытая от посторонних глаз дверь в стене, через которую можно было сразу выйти на тихую улочку расположенную рядом с храмом Сешта. Пройдя через нее, Кеб внимательно осмотрелся и, не увидев ничего подозрительного, все тем же неспешным шагом, направился в сторону своего жилища, находящееся рядом с портовым рынком Хут-Ка. Воздух после грозы был свеж и приятен, а блистательная Тхор в окружении россыпи звезд, щедро заливала город своим серебристо-голубоватым светом. В этом призрачном сиянии, в своих серых одеждах, старший ученик, как тень заскользил по улочке. Настроение было прекрасным, а спать совсем не хотелось. Кеб потрогал кошелек на поясе, в котором призывно звякнуло золото. Хороший ужин, пара кубков дорогого вина в приличной таверне, с созерцанием танца трех полураздетых, ухоженных женщин, которых можно потом купить на ночь, были бы сегодня совсем не лишними. Жизнь, во всей ее полноте и красоте, должна продолжаться, не смотря на все заботы. Она и так коротка, чтобы пренебрегать маленькими радостями!..

Однако эту мысль старший ученик так и не успел додумать. Кто-то дальновидный и очень опытный точно знал, как вывести из строя колдуна, прячущего свои способности, чтобы тот и мявкнуть не успел. Идеально обточенный круглый камень, выпущенный из пращи умелой рукой, с крыши одного из домов мимо которого только что он прошел, не сильно ударив в болевую точку рядом с правым ухом, мгновенно погрузил старшего ученика в беспамятство. Из калитки этого дома, в котором час назад бесшумно и профессионально вырезали всю семью, не пощадив даже грудного младенца, такими же тихими тенями, какой только что был Кеб, появились семеро мужчин. Они споро и ловко связали руки и ноги старшему ученику, не забыв при этом даже пальцы, которыми маг смог бы воспользоваться. Заткнули рот кляпом, набросили на голову мешок и затолкали обездвиженное тело в носилки, с помощью которых обычно по столице передвигались богатые купцы и важные чиновники. Один из похитителей так же уселся в носилки, задернув за собой занавеси, четверо подняли их на плечи, а двое оставшихся, зажгли факелы и вся процессия, сейчас не отличавшаяся от многих других в Хут-Ка, свернув в один из переулков, растворилась в городе. Стерва Судьба сыграла со старшим учеником одну из своих любимых злых шуток — она, дав на мгновенье почувствовать радость полноты жизни, позволив составить планы на ближайшее будущее, тут же все забрала у доверчивого простака, поставив на кон саму его жизнь, которую, как известно очень легко отнять…

В себя Кеба привел поток воды, вылившейся ему на лицо. Однако выпестованные долгими годами упорных, длительных тренировок чувство самодисциплины и умение мгновенно оценивать обстановку, позволили ему сделать вид, что он все еще находится в беспамятстве. Старший ученик сразу понял, что резкий переход от приятных мыслей, к безапелляционно выплеснутой на него воде, произошел не просто так. Если к этому добавить еще и вполне ощутимую боль в точке возле правого уха, по которой он сам тренировался точно бить много и упорно на рабах, учась мгновенно выводить человека из строя, а также связанные, притянутые к потолку руки и связанные ноги, кончики пальцев которых едва касались пола, то можно было сделать вывод, что его похитили. Кеб тут же попытался задействовать магию, чтобы понять, где он находится, но к своему ужасу почувствовал, что его магические способности исчезли. Совершенно. Это ощущение беспомощности и потери было настолько страшно, что он непроизвольно дернул головой и все же открыл глаза. Но, великие Боги Тукана! Лучше бы он этого не делал! Прямо перед ним, удобно разместившись в креслах и рассматривая старшего ученика как забавную зверушку, сидели мужчина с длинными седыми волосами и миниатюрная, обворожительная женщина, которых Ако называл высокородными…

Заметив, что пленник наконец-то приоткрыл глаза, длинноволосый поощрительно, совсем по-дружески улыбнулся:

— Ну, вот и славно. А то я все думал — когда тебе надоест валять дурака. Давай-ка для начала познакомимся, приятель. Меня зовут Яр, мою спутницу — Марта. А тебя, насколько я знаю — Кеб. Я ведь правильно назвал твое имя?

Старший ученик обвел взглядом помещение. Справа от него, возле длинного стола стоял проводник каравана, пришедший в Хут-Ка с высокородными четыре полнолуния тому назад. Он сосредоточенно, даже кончик языка высунул от усердия, сволочь, перебирал жуткие на вид всяческие щипцы, ножи, изогнутые иглы и еще одному Сешту известные бронзовые приспособления, которые похоже, были предназначены для развязывания языков гордых любителей поиграть в молчанку. В оранжево-красном пламени факелов, освещавших комнату, эти инструменты выглядели особенно зловеще. Почувствовав на себе взгляд, проводник поднял на пленника свои зеленые глаза и так ощерился, что у того опять неожиданно разболелась точка за правым ухом. Кеб судорожно сглотнул, а затем, все же совладав с зарождающейся паникой, стал вводить себя в транс отрешения, позволяющий не чувствовать боль при любых пытках.

Марта неожиданно, совсем по девичьи, хихикнула:

— Уоти, давай заканчивай со своим палаческо-клоунским балаганом. Видишь, совсем хезур разволновался. Хотя, откуда ему знать, что Премал — внутренняя песнь освобождения, которую он сейчас про себя поет, все равно бы ему не помогла — она повернулась к своему спутнику — будь добр, верни ему магию, Яр. Пусть мальчик чувствует хотя бы иллюзию безопасности.

Ее спутник пожал плечами, а затем сделал небрежный жест пальцами, будто стряхнул с них воду, в сторону пленника:

— Пользуйся на здоровье, Кеб.

Ощущение немедленно вернувшейся силы, красок мира, могущества было настолько ярким, что старший ученик чуть было не расхохотался во весь голос от нахлынувших эмоций. Но уже в следующее мгновенье он сконцентрировался и обрушился всей мощью боевого аркана на высокородных, одновременно при этом посылая магический призыв о помощи и возводя несокрушимый магический щит. Два пронзительно-фиолетовых, светящихся копья вылетели из груди пленника и смертельными, яростными молниями ударили в Марту и Яра! Ударили, стремясь превратить их даже не в пепел, а в то, чему и названия-то нет! И!.. И ничего не произошло… Совсем. Магическую энергию, способную испарить небольшое озеро, эти двое поглотили без видимых усилий, словно выпили по кубку воды в жаркий полдень. Магический щит пленника лопнул радужным мыльным пузырем, а призыв о помощи, столкнувшись со стенами помещения, непонятным образом вернулся назад громким эхом, от которого у старшего ученика почему-то заныли зубы и заложило уши.

Кеб, внезапно, совершенно не к месту, почувствовал себя чрезвычайно неловко. Будто он, как прыщавый, нескладный юнец, хвалясь своей силой перед опытными воинами со всей дури замахнулся дубиной, а дубина возьми и нежданно-негаданно сломайся у него над головой. Да еще при этом, отвалившимся навершием по темечку — цок, а потом еще раз по мизинцу на ноге — бац! Как же, зараза, неудобно и до слез стыдно…

Марта лениво похлопала в ладоши и поднялась с кресла:

— Браво, Кеб. Ты не разочаровал. Хорошая попытка. А теперь на, получай ответ!

В тот же миг старшего ученика придавил такой груз физически ощущаемой тоски, что то, что он всегда считал своей душой, под этим гнетом, стало стремительно и бесповоротно исчезать из его сердца. Вокруг него начала разливаться темнота, которая могла быть только на полях мертвых Эхаби. Все окружающие предметы стали зыбкими, постоянно меняющими свою форму, пропало понимание верха и низа, ощущение тела и любой мысли. Только гаснущая искра души под неумолимо надвигающимся все сметающим потоком абсолютной ночи. Кеб последней оставшейся частичкой сознания понял, что бесповоротно растворяется в этом всеохватывающем мраке безнадежности. Навсегда.

От прикосновения этого ожившего кошмара, посреди безумья тьмы пленник протяжно и страшно, совсем не по-человечески, закричал. Так наверно должен был кричать низринутый с неба ангел, если бы ему отрубили крылья, чтобы он больше никогда не смог вернуться! Сила, которая сейчас уводила его в Инферно обезличенности, была неизъяснимо древнее и могущественнее любого вида магии. Она была антиподом, но почти равным по могуществу тому, чему через тысячелетия, в другой реальности, жрецы Сына Плотника дадут наименование «Первое Слово»…

Но вдруг, когда осталось только последнее касание этой всепожирающей ночи чтобы «я» Кеба навечно в ней исчезло, откуда-то из другого мира раздался спокойно-безразличный шепот спутницы Яра:

— Ладно, живи хезур… Можешь пока остаться самим собой…

Сразу же, вслед за этим шепотом, окружающая пленника тьма немедленно и послушно рассеялась. Старший ученик обнаружил, что пытается, невзирая на веревку, тянущую руки вверх и выворачивающую суставы плеч, опуститься на колени и на них подползти к этому страшному существу в обличии женщины, чтобы получить от него хоть какую-то ласку. Совсем как маленький, глупый щенок, ползущий на животе к своему Великому Божеству — человеку-хозяину.

Переход от края пропасти, ведущей в смерть, в ничто, в безвременье, к краскам бытия был настолько ошеломляющим, что пленник не выдержал и расплакался как ребенок. Он висел на веревках и лил слезы о потерянном рае незнания, в котором был защищен своим неведением от громадной вселенной полной ужасных сил, по сравнению с которыми его боевая магия была обычной детской погремушкой. Он рыдал от унижения, понимая, что все эти ножи, щипцы, якобы приготовленные для страшных пыток, гримасы мнимого палача — обычная бутафория спектакля, в котором ему отвели роль шута, позволив сопротивляться. Он плакал от простой истины, что этим двоим с их могуществом, для получения от него каких-то сведений, даже нет необходимости его пытать. Что вот сейчас они просто прикажут ему говорить, и он расскажет все, и даже то, что считал давно забытым. Сам расскажет. Почти добровольно…

Яр удовлетворенно, как гончар, нашедший хорошую глину, из которой можно изваять прекрасную вазу, осмотрел Кеба:

— А ты молодец, дружище. Все понимаешь и схватываешь на лету — он сделал знак мнимому палачу — развяжи его Уоти, а потом дай стул и налей воды. Нашему гостю очень хочется нам рассказать кто он такой, почему среди хезуров внезапно появились маги и почему он со своими людьми следил за нами с самого первого появления в Хут-Ка.

И сразу после этих слов Второго Отца пленник вновь потерял сознание…

В себя Кеб пришел от того, что ему было жарко. Он поворочался, затем попытался скинуть с себя одеяло, но обнаружил, что обе его руки заняты тем, что крепко обнимают двух обнаженных юниц, обворожительные головки которых, безмятежно посапывая, лежат у него на плечах. Кеб повертел головой и увидел еще третью гостью, тоже обнаженную, которая совсем по-хозяйски расположилась перед зеркалом в его спальне и занимается тем, чем занимаются все женщины от первого дня сотворения мира: а именно — внимательным разглядыванием своего отражения. Услышав движение за свое спиной, гостья полуобернулась, небрежным, но чарующим движением, чтобы подчеркнуть высокую налитую грудь, поправила длинные, густые, распущенные волосы, а затем призывно улыбнулась:

— Доброе утро, Кебик. Ну, ты вчера нас и заездил! Один троих, а?! Кто бы мог подумать!? Такой очаровашка и затейник! Но мы на тебя не в обиде, лапочка, и даже готовы все повторить. Сегодня совершенно бесплатно. Правда, девчонки?

Старший ученик тут же почувствовал как нежные, но опытные пальчики двух девиц прошлись по обнаженному торсу, опустились ниже, его мужское естество, отвечая на такую откровенную провокацию, тут же воспряло, а потом началось то, что испокон веков начинается между мужчинами и женщинами, если они лежат в одной постели. Кеб был на вершине блаженства. Вчерашний вечер не только удался, но и имел сегодняшнее приятное продолжение. Настроение было прекрасным, а тело полным сил и желаний. Правда, почему-то слегка саднило за правым ухом, но это точно из-за четвертого кубка отборного димашского вчера вечером, который явно был уже лишним в таверне почтенного Маду. Старший ученик отчетливо помнил, как его качнуло, и он задел головой каменный барельеф на стене таверны…

В то же утро, когда старший ученик увлеченно занимался любовью сразу с тремя шалуньями, по столице Империи внезапно поползли слухи. Грязные слухи. Они вытекали мутными, незаметными для постороннего глаза, ручейками из кухонь Императорского дворца и дешевых припортовых притонов Хут-Ка, из казарм дворцовой стражи, бараков храмовых рабов и гаремов. Они липкой, протухшей патокой утекали из будуаров привилегированных наложниц Императора и кабинетов чиновников, из общественных бань и с торговых рядов главного рынка Империи. Слухи стекались на улицы города, а оттуда, зловонной волной расплескивались в глинобитные лачуги бедняков и громадные, каменные дома богачей. У всех этих сплетен была одна отличительная особенность. Они касались только второй жены Императора — Тейе. Ее сексуальных пристрастий и предпочтений. Злые и просто как помело, мужские и женские языки с удовольствием пересказывали, сколько якобы мужчин-рабов пользует любимая жена Санахта за ночь. Как и в каких позах, она занимается постельными утехами с вонючими подносчиками ночных горшков во дворце, когда ее муж занят государственными делами. Как якобы благоволит она к чреслам грязных пастухов-южан, имеющих действительно некоторые физиологические особенности после ритуала посвящения их в мужчины. У каждого такого носителя невоздержанного языка всегда находился знакомый знакомого, или близкий друг шурина двоюродной сестры, занимающий мелкую должность в Императорском дворце, своими глазами видевший, ну конечно совершенно случайно, ту или иную нескромную подробность, относящуюся ко второй жене Самодержца. Прямо из неоткуда появились бродячие, пьяненькие рифмоплеты, везде распевающие скабрезные, но очень смешные и быстро запоминающиеся короткие стишки, про постельные приключения Тейе и сходство черт лиц ее детей с чертами необузданных в страсти южан-перегонщиков скота. Когда через несколько восходов Шу сплетни достигли своего апогея, а гнусные вирши запомнил наизусть чуть ли не каждый третий житель Хут-Ка, на столицу внезапно пролился еще один поток слухов. Но на этот раз они касались исключительно другой жены Императора — Нафрит.

В отличие от первых, эти слухи были выдержаны, умеренно скорбны и полны прозрачных намеков на не оцененные добродетели первой супруги Самодержца.

Те же кумушки, которые зыркая по сторонам распутными глазами, с хихиканьем нашептывали на ушко своим подружкам пикантности про Тейе, теперь целомудренно опустив взгляд и одобрительно сложив губы бантиком, тихими голосами повествовали, какая Нафрит хорошая хозяйка, как заботится о первенцах Властителя. Как она незаслуженно страдает от невнимания мужа, но все равно продолжает его любить всем сердцем. Вместо неопрятных, с подозрительными пятнами на набедренных повязках, в подпитии рифмоплетов-насмешников, на улицах появились благообразные, пожилые, в чистой одежде сказители. Они пели грустные баллады о неразделенной любви Нафрит к Императору. О ее самоотверженности в воспитании детей, которые так похожи на Владыку — ну, прямо вылитый он, и такие лапочки… Тихое шмыганье носами, покрасневшие глаза женской части Хут-ка и непроизвольно сжимающиеся кулаки мужской половины столицы, прямо говорили о том, что творчество сказителей достигло своей цели.

Так или иначе, у подавляющего большинства горожан, не зависимо от их статуса в столице Империи, стало складываться вполне устойчиво мнение об обеих женах Санахта. Уж такова природа хезуров. Они всегда больше верят слухам, чем реальному положению дел, глубокомысленно заявляя при этом, что дыма без огня не бывает. А кто-то очень умный, опытный и безмерно циничный, умело воспользовался этой одной из сутей безволосых обезьян.

Все происходящее в столице Тукана конечно не могло пройти мимо внимания тайной службы Императора, начальника которой Санахт сегодня принимал первым в большом зале для совещаний. Само место, куда ему, двум своим супругам и казначею приказал явиться Владыка, было выбрано не случайно. В малом зале для совещаний, можно было высказывать свое мнение и спорить с Повелителем. В тронном зале высказывать свои суждения и перечить Императору возбранялось под страхом немедленной смерти. Говорить там можно было только по милостивому разрешению Самодержца. В большом зале для совещаний, приглашенному лицу дозволялось высказать свое мнение, а вот доказывать его правильность или необходимость — категорически запрещалось. Вызов в большой зал для совещаний всегда означал официальные отношения, в отличие от вызова в малый или личные покои Императора.

В соответствии с этими требованиями и оформлены все помещения были по-разному. Тронный зал подавлял своим величием, обилием золота, драгоценных камней всевозможных расцветок, редких пород дерева и мрамора. Малый зал для совещаний наполняли всяческие удобные предметы мебели, предназначенные для сидения, лежания и приема пищи из-за того, что дискуссии о внутренней и внешней политике державы подчас были очень долгими. А вот оформление большого зала было очень просто и выполнено в приглушенных, природных тонах, как считалось способствующих правильному и взвешенному принятию решений Повелителем. Гранитный пол в этом помещении имел голубовато-зеленую расцветку и напоминал воды Геона в спокойный, ясный полдень. Невысокие, резные двери зала и колоны, поддерживающие потолок были из натурального отшлифованного дерева, покрытого специальным лаком, подчеркивающим их структуру. Сам потолок, искусно был покрыт также отполированными деревянными панелями, но гораздо более светлого, ближе к бежевому цвету, в отличие от светло-коричневых колон и дверей. Окна здесь были задрапированы полупрозрачными, белыми занавесями из отборнейшего хлопка. Завершал весь ансамбль малый Императорский трон, а скорее — просто большое, удобное деревянное кресло из орехового дерева, установленное на специальном, возвышающемся на одну ступеньку над полом, гранитном помосте. В этом троне-кресле сейчас и восседал Повелитель Тукана.

Облачен он был также в соответствии с обстановкой. На его голову была надета малая корона, в виде простого обруча из золота с орлом Уресом над переносицей. Одежда состояла из удобной, белой туники и гофрированной юбки, расшитой белым по белому вязью из фраз, имеющих сакральный смысл. Такой же вязью, только из серебряных нитей, были украшены сандалии из кожи пустынной антилопы. И никаких браслетов или колец. Ничто не должно было отвлекать Самодержца от принятия решений своим внешним видом или неудобством. Официальный распорядитель церемоний сегодня отсутствовал по приказу Императора. Его роль должен был выполнять начальник тайной службы. Для лиц сведущих в дворцовом этикете это могло означать только одно — решения, которые сегодня будут озвучены Владыкой, ни в коем случае не должны истолковываться двояко и отступить от них хоть на пядь — чревато. Даже за сомнение, не говоря уже о поступках — сразу в подвалы, в пыточную, к заплечным дел мастерам, а оттуда — на эшафот.

Санахт угрюмо, сверху глядел в бритый затылок, стоящего на коленях начальника проведчиков. У того все еще была перебинтована голова, после того как он попытался напасть на фенешийца, когда последний демонстрировал Владыке умение вести смертельный бой без оружия. И ведь не побоялся метнуть нож, в то время как сам он, Повелитель Тукана, сидел в оцепенении и только мог безучастно смотреть на Хем Нетера — «слугу бога» легко, словно детей несмышленышей, калечащего отборнейших воинов из Императорской охраны. Впрочем, это его прямая обязанность, защищать своего Императора. Он, в конце концов, получает за это полновесные золотые дехены. Очень много дехенов, на которые содержит гарем из двадцати женщин, имеет несколько богатых домов в Хут-Ка, два тучных стада овец в пять тысяч голов и обширные земли в низовье Геона. Может, заботы о своем благосостоянии, стали мешать главному проведчику, бороться со слухами, мутными потоками залившими столицу?!

Повелитель сделал раздраженный жест пальцами правой руки, будто хотел бросить невидимую персиковую косточку в покорно склоненную голову:

— Встань с колен, Инени! Ты выяснил, кто является источником сплетен о моих женах?!

Чиновник с достоинством поднялся, оправил положенную сегодня по этикету официальную зеленую тунику и посмотрел на Императора прямым взглядом:

— К сожалению, это не удалось, Владыка, здоровья тебе, силы, радости. Сплетни про твою вторую жену прекратились так же внезапно, как и начались. Часть распространителей слухов про твою первую жену, нам удалось арестовать, но цепочка от них прерывается в местах общественного пользования. Каждый из арестованных от кого-то что-то слышал на рынках, в банях или в храмах. Но всегда только краем уха. Пытки и все методы устрашения ни к чему не привели. Семнадцать человек из полусотни умерли на дыбе, но так и не сказали ничего нового. Боюсь, что и с оставшимися в живых пленниками, будет тот же результат. Да и что я могу им предъявить?! Государственную измену вследствие восхваления супруги Императора?! — он позволил себе очень тихо, но все же упрямо-протестующе, совсем по-ослиному, всхрапнуть — Каждый арест и так сопровождался ропотом толпы и свистом вслед воинам, Владыка!! Так и до бунта недалеко…

Санахт взмахом ладони заставил чиновника замолчать, а сам откинулся на спинку кресла. Он себя почему-то все больше и больше ощущал пчелой попавшей всеми лапами в мед. Вроде бы и все вокруг хорошо, сытно, но любая попытка двинуться к освобождению из сладкого плена, ни к чему не приводила, а только усугубляла ситуацию и могла привести к катастрофе. Вот и о бунте внезапно заговорил главный проведчик… Может это действительно просто сплетни? Чернь всегда любила почесать языки об отношениях внутри власть предержащих. Если кто-то действительно сознательно начал распространять гнусные байки о Тейе, пытаясь таким образом заставить его, Императора, не назначать их детей наследниками, то он просчитался. Свое твердое решение по этому вопросу, он отменять не будет ни при каких обстоятельствах! Пусть хоть до мозолей свои языки натрут!

От этой мысли Санахт повеселел и уже дружелюбней взглянул на начальника тайной службы:

— Можешь отпускать всех арестованных по этому делу, Инени.

— Будет немедленно исполнено, Владыка…

— Ты передал мое повеление первой и второй жене явиться в большой зал для совещаний?

Чиновник почтительно поклонился:

— Передал, Повелитель. Как ты и приказал они сейчас ожидают вызова, но каждая в отдельной комнате.

— Пусть войдет Нафрит. Когда я буду с ней говорить, оставайся рядом с троном.

Главный проведчик еще раз низко поклонился, потом сделал несколько непонятных постороннему жестов в сторону дверей, стоящему возле них на коленях невзрачному, серому человечку. Тот, похоже, не поднимая глаз, понял молчаливый приказ своего начальника, поднялся с колен и исчез за приоткрывшейся створкой. Спустя сто ударов сердца Императора, двери в зал распахнулись, и в большой зал для совещаний вошла Нафрит. Но великие Боги Тукана, как же она изменилась за то время, пока Санахт ее не видел!!

К трону шла не обиженная, взбалмошная жена, а настоящая императрица. Об этом говорило все. И выражение лица, и посадка головы, и каждое движение точеных ног в изящных туфельках. Неизвестный, но чрезвычайно талантливый визажист отменно поработал над ее образом — спокойным, с легким налетом печали. Темно-синее платье без излишеств только подчеркивало, чего греха таить соблазнительные формы. Единственная нитка жемчуга оттеняла как матовую кожу шеи, так и темноту волос простой прически, настолько простой, какой могут быть только дорогие вещи, называемые уникальными.

Нафрит не дошла до Императора положенные по этикету четыре шага и с достоинством поклонилась:

— Я прибыла по твоему повелению, Владыка и супруг мой, силы, радости и долгих лет тебе.

Санахт взглянул на нее исподлобья, пряча свою оторопелость. Ему давно донесли, что Нафрит ведает о том, что он ее отправит в ссылку. Он знал, что она в курсе, что он ей сейчас скажет. Он ждал, что его первая жена сходу устроит ему пусть и завуалированную, но грандиозную сцену, даже здесь, в большом зале для совещаний, где перечить Императору воспрещалось. Но по его приказу явилась совсем другая женщина! Сешт бы побрал того демона, что трудился над ее образом! У Нафрит даже тембр голоса изменился и стал призывно бархатным, а не истеричным. Перед Императором стояла не ожидаемо визгливая баба, а немного печальная женщина-загадка, к которой, вдруг, потянуло все его естество! И с эти надо было немедленно и быстро что-то делать, если он хочет довести до конца задуманное!

Санахт вцепился в подлокотники кресла побелевшими пальцами и решительно, как в ледяную воду с головой прыгнул, громко и властно проговорил:

— Повелеваю тебе уехать из столицы, жена моя. Вместе с детьми. На юг Империи. Разрешаю ответить.

Нафрит внутри обмерла. Но слова Марты, что — «Император обязательно, в последний момент передумает. Обязательно передумает», ставшие в эти дни единственным ее спасательным кругом, не дававшим утонуть в пучине отчаянья, позволили остаться внешне совершенно спокойной и поднять голову еще выше:

— Я догадывалась о таком твоем решении, супруг мой. Знала, что все идет к этому. И принимаю его. Прошу только дать мне достаточно времени, чтобы я могла собраться. Как бы ты ни относился ко мне и нашим с тобой детям, но все же я твоя первая жена, а они твоя кровь от крови. И жить на юге Империи — давай называть вещи своими именами, даже в изгнании — мы должны все же как члены императорской семьи, а не как бедняки. Обещаю тебе, что не буду под всякими предлогами задерживать свой отъезд. Но времени ты мне дай столько, сколько потребуется. Теперь — отпусти меня.

Санахт с облегчением уважительно склонил голову. Здесь его первая жена была абсолютно права:

— Ты получишь столько дней на подготовку к отъезду, жена моя, сколько сама решишь. А сейчас — повелеваю покинуть зал.

Нафрит опять с достоинством поклонилась, развернулась и пошла к выходу. Но на середине пути, вдруг остановилась и повернулась к Императору. Она делала все точь в точь как советовала Марта, когда та объясняла ей, как вести себя и что говорить, если Санахт официально заявит о ссылке. Вплоть до количества шагов, на которые надо отойти от императорского трона:

— Могу я сказать нечто на прощание, Повелитель?

Санахт великодушно кивнул:

— Говори, жена моя. Мы прожили с тобой вместе много разливов Геона и у тебя есть такое право.

Нафрит внутри себя победно ухмыльнулась. Целительница и здесь оказалась права. Санахт не посмел лишать ее последнего слова. Но за эти дни она получила множество очень важных уроков от неожиданной помощницы и поэтому, не позволила этой ухмылке проявиться на лице, которое сейчас выражало только сочувствие и глубокую печаль:

— Запомни слова, которые я сейчас произнесу, супруг мой. Хорошо запомни. Твоя вторая жена — Тейе действительно не та, за кого она себя выдает. Со временем ты обязательно убедишься в этом…

Она коротко кивнула, развернулась, и с гордой осанкой императрицы, которая даже будучи в опале все равно остается императрицей, вышла из тронного зала. А Санахт почему-то не посмел остановить ее…

Когда фигура первой супруги скрылась в проеме двери, Император некоторое время сидел глядя прямо перед собой. Потом потряс головой, будто сбрасывал некое наваждение и выставил указательный палец в сторону Главного Хранителя императорской казны, стоящего рядом с ближайшей к трону колонной, как и предписывал этикет большого зала для совещаний:

— Сандр, передай моему любимому другу Амену, что я возлагаю на него организацию пира, на котором возложу руку на моих детей от второй супруги. Золота выдашь ему столько, сколько он скажет. Мое пожелание таково — этот пир должен состояться через пять восходов Шу и затмить собой все прежние. Одними из почетных гостей на нем я желаю видеть Хем Нетера из Сарепты и его спутницу. Список остальных приглашенных я жду на утверждение уже завтра утром. Можешь покинуть зал.

Теперь оставалось приятная часть сегодняшнего заседания. Сообщить Тейе об окончательном разрыве с Нафрит и о празднестве, на котором он объявит детей от второй супруги своими наследниками.

Даже невооруженным взглядом было видно, как Владыка Тукана приободрился, давая следующее распоряжение командиру проведчиков, стоящему с почтительно склоненной головой справа от трона:

— Пригласи мою вторую супругу, Инени.

Опять последовало несколько непонятных постороннему жестов в сторону дверей, стоящему возле них на коленях невзрачному, серому человечку и спустя несколько мгновений в помещение вошла Тейе.

Она, также как и первая жена не дошла до Императора положенные по этикету четыре шага, также с достоинством поклонилась и произнесла ту же фразу:

— Я прибыла по твоему повелению, Владыка и супруг мой, силы, радости и долгих лет тебе.

Санахт позволил себе чуть улыбнуться ей, хотя голос его продолжал оставаться беспристрастно-ровным:

— Официально объявляю, что возложу руку на наших с тобой детей, жена моя. Церемония состоится через пять восходов Шу на пиру, посвященному этому знаменательному событию. Можешь говорить.

Тейе еще раз низко поклонилась, но Император успел уловить довольный блеск в ее глазах:

— Не скрою, это действительно очень важно для меня, супруг мой. Но я бы приняла любое твое решение. Позволь мне теперь удалиться и обрадовать наших сыновей?

— Можешь идти…

Она шла к выходу из тронного зала, а у Императора, провожавшего вторую супругу взглядом вдруг, резко, стало портиться настроение. Санахт непроизвольно сейчас сравнивал с ее Нафрит. Нет не с той, что была раньше, а с той, которая только что вот так же уходила. И почему-то казалось, что ступает вторая жена тяжело, и бедрами слишком виляет, и как-то особенно посматривает на охранников, очень так по-женски призывно и обещающе. И платье на ней с налетом вульгарности, слишком яркое, вызывающе-откровенное. А через димашские притирания доносится жгуче-едкий запах смеси ее пота с потом и семенью множества других мужчин. Как у грошовой портовой шлюхи, пропустившей через себя за один прием всю команду торгового судна и забывшей потом подмыться…

Санахт едва дождался пока за Тейе закроются двери зала, а потом гневно рявкнул:

— Все вон!! Пошли отсюда все вон!!

Оставшись наедине только с гулкой тишиной большого зала для совещаний, Повелитель поднялся с трона. Тяжело ступая, подошел к одному из открытых окон, заложил руки за спину и стал сверху рассматривать столицу Империи. Но он не видел ни величественных храмов из красного, серого и желтого гранита, в окружении пышных зеленых садов, надменно взирающих на окружающий мир. Ни галер знати, выглядевших драгоценными камнями всевозможных расцветок на голубовато-зеленом бархате Геона. Ни ослепительно белых, крепостных стен Хут-Ка, с незапамятных времен стоящих на страже столицы…

Он не видел всего этого великолепия жизни, потому, что перед его мысленным взором то появлялась, то пропадала фигура Тейе движущаяся к дверям, а в голове пульсировала и отдавалась острой болью в затылке часть фразы фенешийца, сказанной тем в подземелье: «Если ты не последуешь моему совету, то будешь предан самыми близкими тебе людьми!.. Если ты не последуешь моему совету, то будешь предан!.. Будешь предан!..»

Император тоже был всего лишь обычным хезуром, впитавшим с молоком матери кажущуюся непреложной истину, что «не бывает дыма без огня»…