Храни меня

Глава 17

Думая о тебе

Рэджи

Надеюсь, они скоро найдут седовласого мужчину. 1 Я провела здесь меньше суток, запертая с Роаном, но уже готова выпрыгнуть из своей проклятой шкуры. Он весь день носится по комнате. То сердито набивая текст, то отходя к окну, чтобы покурить, — Роан не ходит. Он рыщет. Я словно в ловушке со львом, который преследует меня по всем закоулкам своей клетки.

Не могу сказать, что я стала менее нервной. В душе он разжег во мне что-то, что горит ярко и жарко и отказывается гаснуть. Весь день я словно сидела на проводе под напряжением. Я с ужасом ждала момента, когда нам придется делить одну кровать. Кровать преследовала меня не меньше, чем ноющая потребность между бедер. Я знаю, что это правило "не прикасаться" — к лучшему, но границы между нами быстро исчезают.

Но мой отец был прав. Я ухожу. И не собираюсь возвращаться. Нельзя, чтобы люди вальсировали и выходили из картеля, как из загородного клуба. Либо ты в нем, либо ты вне его… и мертв. Все было иначе восемь лет назад, когда я была только что инициирована, переживала потерю Софии и была дочерью Эль-Хефе. Я могла уйти еще до того, как началась моя внутренняя жизнь.

Если я вернусь в эту жизнь, я не смогу сделать это на руках у Фокса, и я не смогу быть на руках у Фокса, не вернувшись. Когда угроза минует и работа будет закончена, мы с Роаном разойдемся в разные стороны. Лучше, чтобы ничего не начиналось.

Я не люблю отпускать человека, как только узнаю, каково это — обладать им.

Хотя еще только девять, когда Роан объявляет, что собирается принять душ, я решаю, что должна попытаться заснуть до того, как он присоединится ко мне. Если я не проснусь, когда он придет в постель, может быть, утром все будет так, как будто ничего и не было.

Как только от стеклянных стен ванной комнаты начинает идти пар, Роан сбрасывает с себя одежду, и я закрываю лицо книгой. Его присутствие не так-то легко игнорировать, поскольку его покрытые чернилами плечи и спина прорезают пар, как горы над туманом ночью. Мое тело горячо и зудит, а в голове возникают непрошеные видения водяных ручейков, стекающих по его прессу и между упругими лопатками. Я закрываю книгу, выключаю лампу и переворачиваюсь на спину, решив уснуть, пока не потеряла рассудок и не присоединилась к нему.

Пытаясь успокоить свой разум, я сосредотачиваюсь на звуке душа, представляя, что это тропический лес и я нахожусь где-то далеко от этого чердака с клаустрофобическим уровнем напряжения. Я пытаюсь сосредоточиться на звуке воды, но сквозь него прорывается хриплый выдох. Один раз я мог бы представить. Дважды, и я знаю, что это не в моей голове.

Я медленно переворачиваюсь, надеясь, что Роан не сможет различить в темноте подробности моего положения. При выключенной лампе свет от душа освещает его, и у меня перехватывает дыхание. Все вокруг как в тумане, но движение можно различить. Грубый стон посылает мурашки по позвоночнику, а силуэт его руки качается взад-вперед.

Во рту пересыхает. Моя кожа горит. Живот скрутило так, что я не могу дышать. Я зажмуриваю глаза, пытаясь побороть желание снять трусики и провести пальцами по влажной коже, которая была у меня весь день. Мои глаза распахиваются от громкого шлепка. Инстинктивно я бросаю взгляд в сторону шума и вижу большую ладонь Роана, пальцы которой сгибаются и раздвигаются на стеклянной стене.

Из моего рта вырывается легкий стон, когда я наблюдаю, как он откидывает голову назад, а его ладонь сильнее и плотнее прижимается к стеклу, как будто для опоры. Его горловой выдох становится все громче, и я больше не могу бороться с пламенем.

Я вылезаю из трусиков под одеяло и наконец прижимаю пальцы к своему ноющему клитору. Поглаживая его, я ощущаю всю щелочку и набухшую плоть. Черт, кажется, я никогда не была так возбуждена.

.

Роан

Я стою там, позволяя обжигающей воде окатывать мою спину, пока я перевожу дыхание, откинув голову назад. Эйфорическое ощущение после разрядки так и не наступает.2 Вместо этого я задыхаюсь от еще более сильной, горячей потребности, проникающей в мой кровоток, даже когда мой член размягчается в кулаке.

Я возбужден и измотан. Измотан, но не насыщен. Если сегодняшний день был показателем того, как пройдет оставшееся время нашего пребывания здесь, то я уверен, что нахожусь в аду или, по крайней мере, в каком-то чертовом варианте сексуального чистилища. Я захлопываю кран. Наступившее было спокойствие быстро рассеивается, как только я слышу знакомый придыхательный вой. Я едва держу себя в руках.

Я выключаю свет в ванной и жду в темноте, пока мое зрение не привыкнет к темноте. Все звуки из кровати прекращаются. Я начинаю различать Реджи, лежащую на спине, с совершенно неподвижным лицом. Слишком неподвижно. Хотя ее лицо — сплошная маска, грудь выдает ее, поднимаясь и опускаясь на заметно глубоких вдохах под простыней.

Я подхожу к кровати, размышляя, что мне делать, если она будет упорно притворяться спящей. Забраться ли мне рядом с ней и сделать то же самое? Или я проскользну к ней сзади и прошепчу ей в шею: "Проснись, мне нужно быть в тебе"?

Старые деревянные половицы скрипят при моем приближении, и я каждый раз замираю, чтобы посмотреть, не шелохнется ли она. Чем ближе я подхожу, тем сильнее дергается мой член. Я мысленно готовлюсь еще раз трахнуть ее в кулак, прежде чем заснуть, когда замечаю, что из-под белого одеяла торчит неуместный черный кусок ткани.

"Тебе не нужно притворяться, что ты спишь".

"Я сплю". Она поджимает губы, но не закрывает глаза, даже когда единственным звуком в промежутке между нашими дыханиями становится капля воды, скользящая по моей обнаженной коже и падающая на дерево.

Капля.

Капля.

Стальная усмешка покидает меня. "Ментироза". Я наклоняюсь, чтобы вытащить из-под одеяла ее черные трусики. Ее глаза распахиваются. Я сохраняю прямое лицо, впитывая коктейль эмоций на ее лице, когда смахиваю кружевную ткань с пальца: шок, смущение, желание. Я опьянен этим и намерен довести это до полного забвения.

"Значит, ты не трогала себя, пока смотрела, как я трахаю свою руку, мечтая, чтобы это была твоя тугая пизда?"

"Нет", — задыхается она, имея наглость показаться обиженной. Она садится и плотнее прижимает простыни к груди.

"А тебе не было приятно осознавать, что ты доводишь меня до такого остервенения, что мне приходится бить себя в кулак, чтобы уснуть?"

"Это жалко", — насмехается она, но в ее словах нет ненависти.

Я сухо рассмеялся. "Это было бы так, если бы я ошибался. Если бы ты не притворялась, что спишь, думая обо мне".

Ее тон повышается. "Ты не прав…"

Меня еще больше подстегивает то, как она взволнована. "Докажи это".

"Что?"

Я провожу языком по зубам и повторяю медленнее: "Докажи. Это".

Ее брови сходятся вместе, а затем глаза расширяются, возмущенные. "Как я должна…"

"Спусти простыни, подними рубашку и покажи мне, что ты не капаешь на меня прямо сейчас". Ее глаза становятся невероятно широкими, и я уверен, что ее щеки нагреваются на тысячу градусов. Ее рот открывается и закрывается в ответ. Понимая, что она не собирается этого делать, а я чертовски уверен, что не нарушу ее правило, чтобы доказать то, что я уже знаю, я дразню ее дальше. "Конечно, ты хочешь доказать, что не ласкала пальцами свою тугую маленькую пизду при мысли о том, что я тебя разорву…"

"Знаешь что? Ладно. Ладно!" Она стряхивает с себя плед и поднимает колени, ставя обе ноги на матрас. Я вижу пухлые, голые губки ее киски, но этого недостаточно.

"Это не доказывает ничего, кроме того, что у тебя чертовски идеальная киска. Ты все еще можешь быть мокрой". Я откидываю голову в сторону и лениво начинаю поглаживать свой член ее мокрыми трусиками. Впервые с тех пор, как я вышел из ванной, ее глаза покидают мои и опускаются на мою руку, работающую вверх-вниз. Она напрягает нижнюю губу сквозь зубы, а когда снова поднимает взгляд, в нем появляется зажигательное сочетание злобы и похоти.

Решительно подняв подбородок, она скользит рукой вниз по телу и раздвигает свою киску. Я не могу отвести взгляд, когда два ее пальца опускаются ниже и исчезают внутри нее. "О, блядь". Мои бедра со стоном врезаются в ее трусики.

От этого первобытного, голодного звука глаза Реджи опускаются на другой уровень жара, и она просовывает пальцы глубже. Вздох застревает в ее горле и вырывается наружу только тогда, когда она снова вводит пальцы в свою киску синхронно с движением моих бедер. "Господи… посмотри, как ты трахаешь свои пальцы, словно маленькая отчаянная шлюха. Ты представляешь себе мой член? Растягивает тебя. Наполняет тебя".

Она кивает и срывает резкий стон. "Недостаточно хорошо, Кортес", — требую я, мой голос такой низкий и темный, что я чувствую, как она вздрагивает.

"Да", — хрипит она.

"Ты ведь не лжешь?"

"Нет".

"Хорошо. А теперь ты бы кончила на мой член вот так?" Мой голодный взгляд падает на ее киску, и я представляю ее вкус, запах, ощущение ее пальцев, пока я сосу их.

"Не так. Нет." Ее ответ удивляет меня, и я смотрю на ее лицо, чтобы увидеть дразнящую ухмылку на ее грешных губах. "Тебе нужно погладить мой клитор вот так".

Мои мышцы пресса напрягаются, когда она облизывает два пальца на другой руке и опускает ее, чтобы присоединиться к другой. Мой кулак сжимается вокруг члена, и я чувствую, как напрягаются сухожилия на шее, когда она обводит свой капюшон, продолжая вводить и выводить другие пальцы.

"О…" Ее брови сходятся вместе. "Да…" — стонет она, отводя глаза назад.

Я не могу смириться с тем, что не могу прикоснуться к ней, оторвать ее руки и насадить ее на свой член. Смотреть, как она наслаждается, и не чувствовать, как сжимается ее пизда. "Вставай. Садись на стол", — торопливо приказываю я, бросая ее трусики на пол и отодвигая стул в нескольких футах от стола. Это простой деревянный стул на четырех ножках. Ничто не может быть дальше трона, но, когда она выполняет мой приказ, я еще никогда не чувствовал себя королем.

Она подбегает ко мне и садится, поджав колени, на край, глядя на меня, как на фарфоровую куклу, которая так и просится, чтобы ее испортили. "Отойди и положи ноги на стол". В любое другое время мне с трудом удается заставить ее сделать то, о чем я прошу, но сейчас она — идеальное животное, покорное, уступчивое и так отчаянно желающее кончить, что я могу заставить ее есть из ладони.

"Теперь ласкай себя, но не отрывай от меня глаз. Я хочу наблюдать за каждой секундой на твоем лице, когда ты представляешь, что это я проталкиваюсь в тебя…" Она снова вводит два пальца, рот приоткрывается. Я раздвигаю колени и откидываюсь назад, мой твердый член пульсирует в моей руке. Она начинает крутить свой клитор, а моя рука обхватывает член.

"Блядь, ты слишком большой", — хнычет она, и темная часть меня воспламеняется.

"Но ты ведь примешь его, правда? Ты примешь его и поблагодаришь меня за каждый гребаный дюйм".

Ее горло сжимается, но она кивает. "Да".

"Потому что я не остановлюсь. Даже если ты заплачешь. Не кончишь. И даже если ты будешь умолять меня об этом".

"Боже, да", — кричит она, и я узнаю в ней такую же, но контрастную тьму. Там, где моя кричит о доминировании и грязи, ее умоляет о том, чтобы ее использовали и опорочили.

Никогда прежде мне не хотелось, чтобы такая красивая вещь сломалась.

Я так увлекся огненными вихрями в ее глазах и звуком ее пальцев, скользящих в ее влажной киске, что моя кульминация подкралась незаметно. "Черт, я сейчас кончу". Я сильнее насаживаюсь на член, и она откидывает голову назад, теребясь быстрее. Мои яйца становятся такими чертовски тугими, удовольствие и давление нарастают вместе. Я отказываюсь кончать, не заглянув ей в глаза, не заставив ее почувствовать до глубины души, как я на нее претендую.

""Смотри, блядь, на меня", — рычу я. Ее голова запрокидывается вперед, одновременно с этим ее дыхание сбивается, и я кончаю. Яростные, горячие струйки спермы падают на пол и покрывают мою руку. Дыхание, застрявшее в горле, вырывается наружу в виде пронзительного крика, а ее ноги дрожат по обе стороны стола, когда оргазм прорывается сквозь нее.

Она убирает пальцы, и у меня голова идет кругом, когда я смотрю, как блестит ее сперма, когда она вытаскивает их. Она спускает ноги на край и наклоняется вперед, упираясь руками в стол между ног. Она переводит дыхание легкими вздохами и потугами, пока мои легкие мучительно пытаются вспомнить, как дышать.

Она грациозно соскальзывает с письменного стола и, задумчиво наклонив голову, осматривает беспорядок, который я устроил на полу. Уверен, если бы я сказал ей встать на колени и убрать за мной, она бы так и сделала. Но прежде чем я успеваю это сделать, она медленно задирает рубашку и поднимает руки, обнажаясь. Мой бедный, измученный член пытается вернуться к жизни при виде ее упругой груди и мягкого, покрытого тушью живота.

Она опускается на колени, не отрывая взгляда от моего, даже когда берет отброшенную рубашку и начинает вытирать мою сперму. В горле у меня пересохло, а в голове — пустота. Единственное, что есть, — это "здесь и сейчас" и ее упругая задница в воздухе, пока она таскает свою рубашку туда-сюда.

Когда она встает, откидывает грязную часть рубашки и делает шаг ко мне, я не могу пошевелиться, даже если бы захотел. Она останавливается между моими коленями, ее внешнее бедро касается одного из них. Она опускает руку с рубашкой к моему животу, и я смотрю ей в глаза, пока она вытирает там мое пролитое семя.

Не обращая внимания, она заканчивает уборку. Я пытаюсь запомнить каждый насыщенный оттенок коричневого и каштанового, освещающий ее глаза, ощущая невероятный кайф и невообразимую приземленность одновременно. Она отбрасывает рубашку в сторону, и я смотрю вниз: она собирает пальцем последнюю каплю и высасывает ее дочиста. Затем этим же пальцем она наклоняет мой подбородок и сладко шепчет: "Хороший мальчик".

На лице мелькает жеманная, едва заметная улыбка, затем она убирает палец и без лишних слов заползает в постель. Впервые за несколько недель я забираюсь в постель полностью сытым и отдохнувшим. Она свернулась калачиком на боку, лицом ко мне, но когда я переваливаюсь на спину, то все равно засовываю между нами подушку.

Я слышу, как она тихонько смеется, а потом говорит: "Между прочим, я тоже".

"Что ты делала?"

" Думала о тебе".

" Блядь", — простонал я, сползая с кровати. "Мне нужно покурить, черт возьми".

1. Where Are You? — Elvis Drew, Avivian

2. Cravin’—Stileto, Kendyle Paige