Христианский мир и эллино-римская цивилизация. Исследования по истории древней Церкви

Real-Encyklopädie für protestantische Theologie und Kirche, in zweiter verbesserter und vermehrter Auflage. Von Herzog, Plitt und Hauck Bd I-ХVII Leipzig, 1877–1886

Второе издание протестантской Реаль-Энциклопедии во многих отношениях есть труд в высшей степени почтенный. Оно как в зеркале отражает в себе современное состояние богословской протестантской мысли и есть как бы складчина, на которую потрачено громадное количество научных сил представителей западной науки.

Написать о ней, этой Энциклопедии, хоть немногое — дело, кажется, нелишнее для русской богословской журналистики.

Первое издание названной Энциклопедии появилось в свет в 1854–1866 гг. Но прошло десять лет по окончании этого капитального труда — и вот понадобилось новое издание Энциклопедии. Необходимость этого нового издания условливалась несколькими более или менее серьезными соображениями. Прежде всего нужно сказать, что первое издание Энциклопедии публикой было принято сочувственно и быстро разошлось; далее, немецкая наука, бесспорно, есть наука передовая, прогрессивная, и для нее десять лет много значит: наука в этот срок времени настолько двинулась вперед, что многие статьи прежней Энциклопедии сделались недостаточными, являлись отставшими от науки, и потому чувствовалась нужда заменить некоторые из прежних статей новыми, в особенности пополнить списки вновь появившейся литературы по тому или другому предмету; наконец, первое издание Энциклопедии представлялось не совсем удачно составленным: оно было велико, многотомно, что зависело от того, что иные предметы науки рассмотрены и изложены были не в одном месте, а во многих местах в разбивку: вся Энциклопедия занимала 21 том, а потому имелось в виду сократить число томов издания, но без ущерба для достоинства труда (к сожалению, это последнее намерение не осуществилось: новое издание немногим меньше первого).[103]

Во главе предприятия — имеем в виду второе издание Энциклопедии — встал профессор богословского факультета в Эрлангенском университете — Герцог, который вел и издание Энциклопедии, появившейся в 1854–1866 гг. Главным его сотрудником был профессор того же факультета в Эрлангене — Плитт. Но ни Герцог, ни Плитт не дожили до окончания предприятия. Сначала умер Плитт (1836–1880), а вскоре за ним последовал в могилу и престарелый Герцог (1805–1882). С каким необыкновенным трудолюбием занимался Герцог издаваемой им Энциклопедией, об этом дает ясное понятие то, что в первом издании Энциклопедии им обработано и напечатано 529 артикулов (статей), нередко обширных по своим размерам (Real-Encykl. XVIII, 89) По смерти Герцога предприятие взял в свои руки эрлангенский же профессор теологии Гаук, который с успехом продолжил труд основателя Энциклопедии, ходя дело и несколько замедлилось в новых руках.

Как громадно это предприятие и как много сил требовалось для его осуществления, об этом самым красноречивым образом свидетельствует число сотрудников Энциклопедии: сотрудников насчитывается более 250 человек. (Списки этих сотрудников приложены ко II, VI и XII томам.) Кроме числа сотрудников бросается в глаза разнообразие профессий и научных званий этих лиц и разнообразие их национальностей. Не одни профессоры богословия и ученые теологи принялись за дело доставления материала для гигантского предприятия, но и ученые не теологических наук, и различные духовные лица протестантского мира. В сонме сотрудников Энциклопедии встречаем: профессоров филологии, восточной филологии, философии, истории, юриспруденции, даже профессоров географии, профессоров новых языков, профессоров музыки; длинный список различных духовных лиц с титулами, малопонятными для иностранцев, например — штифтс-диаконов, рядом с пасторами пфарреров, пробстов, аббатов (например в Брауншвейге), прелатов (?) (в Штутгарте), даже какого-то митрополитана (?) (в Касселе), — не говорим уж о различного рода обер-консисториальратах, президентах обер-кирхенрата, супер-интендантах, ректорах, деканах, просто проповедниках, проповедниках придворных и проповедниках обер-придворных; ко всему этому нужно присоединить еще являющихся сотрудниками Энциклопедии — директоров гимназий, обер-учителей, какого-то инспектора миссий, наконец, не просто докторов, а лицензиатов-докторов. Ученые разных стран и национальностей шлют свою ученую лепту, как вклад, без которого не может обойтись колоссальное издание. Кроме Германии, издатели заручились сотрудничеством ученых мужей во Франции, Австрии, Испании, Голландии, Норвегии, Швеции, Америке, России (из Дерпта).

Сколько ума и такта требовалось от издателей, чтобы привлечь такую массу ученых людей к одному делу и довести это дело до конца!

В числе сотрудников Энциклопедии находим имена ученых, пользующихся заслуженной известностью — имена Делича, Дистеля, Дильманна, Дорнера, Гасса, Гарнака, Каниса, Кейма, Делагарде, Ланге, Лехлера, Лютардта, Пипера, Прессансе, Редепеннинга, Рейсса, Ричля, Шаффа, Ульгорна, Вейнгартена, Вейсса, Цана, Цёкклера, Гаука, Эберта, Ульрици и т. д.

Как видно из самого заглавия нашей статьи, мы имеем в виду очертить и оценить, что сделано трудом различных ученых по части древней церковной истории в Реальной Энциклопедии. Но, к сожалению, мы должны сказать, что эта сторона богословского ведения не принадлежит к числу тех, которые обработаны здесь с особенной обстоятельностью и полнотой. Первое место в Энциклопедии отведено библейской истории в широком смысле слова, новозаветной теологии и канону, затем истории Реформации. Древняя церковная история, по идее предпринимателей, занимает почти второстепенное место. Но это не значит, что эта сторона богословского ведения оставлена в пренебрежении в Энциклопедии: издатели желали быть экономными при отведении места в Энциклопедии при изложении того или другого богословского предмета, и эта экономность получается преимущественно за счет древней церковной истории. Однако издателями Энциклопедии все же сделано так много для названной науки, что мы с полной уверенностью можем признать Энциклопедию полезнейшим пособием для церковного историка, изучающего древнюю эпоху Церкви.

Чтобы достигнуть предположенной нами цели, мы примем на себя двоякую задачу: 1) познакомим с содержанием Энциклопедии, поскольку она обрабатывает предметы, относящиеся к науке церковной истории;[104] 2) укажем особенные достоинства и недостатки Энциклопедии, поскольку они открываются при рассмотрении предметов, составляющих область указанной науки.

I

Для удобства обозрения, содержащегося в Энциклопедии материала разделим предметы, подлежащие нашему рассмотрению, на несколько классов, причем, разумеется, будем стараться быть насколько возможно краткими. Начнем с истории гонений на христиан.

Гонение Нерона (Bd. X. S. 483–487) — Пёльманна. Статья представляет обстоятельное объяснение мотивов, по которым христиане того времени сделались жертвой прихоти этого римского императора. Гонение это, по суждению автора, не заходило за пределы Рима.

Траян и его гонение (Bd. XV. S. 735–738) — Ульгорна. Автор относит этого императора к числу лучших, достойнейших римских государей. Он не берется решить вопроса: сообщен ли был рескрипт Траяна, столь неблагосклонный к христианам и адресованный на имя Плиния, и другим проконсулам Империи. Несмотря на то, что этот рескрипт тяжело отразился на положении христиан, он, по суждению Ульгорна, соответствует как кротости и гуманности Траяна, так и его мудрости (?). Действительными мучениками гонения Траяна автор считает лишь двух лиц — Симеона, еп. Иерусалимского, и Игнатия Богоносца, а все прочие рассказы о мучениках гонения Траянова Ульгорн объявляет «легендой».

Император Адриан (Bd. V. S. 501–506) — Вагенманна. Статья прекрасная во всех отношениях. Вот характеристика Адриана: «Богато одаренный и многосторонне образованный, поистине энциклопедический ум, более грек, чем латинянин, более космополит, чем римлянин, даже во многих отношениях скорее новейшая, чем античная натура, Адриан соединял в себе противоположные свойства: он был прекрасный муж и неутомимый в гимнастических упражнениях, способный солдат, но однако же более был предан интересам мира, любимец женщин и друг ученых и художников, сам дилетант во всех возможных искусствах и науках, человек необыкновенной памяти и едкого остроумия; в одно и то же время и важный, и веселый, добросердечный и жестокий, скептик и суевер, благочестивый и фривольный, строго нравственный и сладострастный» и т. д.

Марк Аврелий (Bd. IX. S. 283–286) — Гарнака. Статья больше имеет в виду указать источники для истории этого царствования и гонения, чем разъяснить вопросы, возбуждаемые этой эпохой. В смысле руководственной статьи она очень полезна.

Септимий и Александр Северы (Bd. XIV. S. 171–175) — Ульгорна. Артикул о Септимии Севере написан под очевидным влиянием французского историка Обэ. Ульгорн является тем же Обэ, но несколько на немецкий лад. А взгляд Обэ заключается в том, что на Септимия нельзя смотреть как на гонителя христиан и что известный указ этого императора (202 г.) до известной степени можно рассматривать «как толерантный законодательный акт». Подобный же взгляд на гонение Септимия был выражен и в русской церковно-исторической литературе.[105] Об Александре Севере Ульгорн сообщает общеизвестные сведения, причем приводятся, по-видимому, новые данные в доказательство миролюбивого отношения этого государя к христианам.

Филипп Араб (Bd. XL S. 013–015) — Ульгорна. Как естественно, автор занимается вопросом: был ли Филипп христианином? Он указывает на различное решение этого вопроса и особенно рекомендует вниманию читателя взгляд Обэ (доказывающего, что Филипп был христианином) и в главном соглашается с французским историком.

Галлиен (Bd. IV. S. 735–738) — Гарнака. Взгляд Гарнака на отношения этого императора к христианам отличается оригинальностью, но он был уже изложен и критически разобран в нашей литературе.[106]

Аврелиан (Bd. И. S. 1–2) — Клостерманна. Этот ученый старается доказать, что Аврелиан безосновательно причисляется к гонителям христиан — и он вполне прав.

Диоклетиан (Bd. III. S. 605–608) — Фогеля. Статья не стоит на уровне современной церковно-исторической науки и представляет собой бледный рассказ о замечательнейшей эпохе. Нужно вообще заметить, что все артикулы, обработанные Фогелем, профессором теологии Венского университета, — один другого хуже.

Юлиан Отступник (Bd. VII. S. 285–296) — Гарнака. Статья начинается обзором источников, причем автор высказывается о древнехристианских источниках с непозволительным скептицизмом. «Нельзя отрицать, — говорит автор, — что почти все (древние) христианские писатели, вследствие ненависти и отвращения к этому императору, наполнены тенденциозными извращениями и злобной ложью; по крайней мере, они охотно внимали всякой клевете и открывали для нее свой слух. Только на короткое время возбудил он у некоторых христианских писателей благоприятные суждения (у св. Илария), когда этот император возвратил из ссылки православных епископов. Та нравственная ступень, на которой, за немногими исключениями, стояли отцы Церкви IV в., — замечает ни с того, ни с сего Гарнак, — лучше всего характеризуется отсутствием чувства справедливости». Затем автор делает обзор более новых писателей о Юлиане и утверждает, что решительный переворот в церковно-исторической литературе в направлении, благоприятном для Юлиана, совершается со времен историка Арнольда (кон. XVII в.). После этого Гарнак сообщает исторические сведения о Юлиане и, между прочим, старается разрешить вопрос: под какими влияниями совершал Юлиан свою реформу язычества? Решение этого вопроса у автора оригинально; он полагает, что Юлиан старался преобразовать античное богопочитание по образцу мистериальных культов; впрочем, автор кое в чем видит и стремление Юлиана подражать христианским обычаям. Относительно противохристианской деятельности Юлиана автор приходит к следующим выводам: «Император не хотел прибегать ни к каким мерам насилия для привлечения христиан к язычеству, но, — замечает Гарнак, — окружающие его лица далеко не были способны понимать и разделять его идеалов. Только деспоту в то время могло что-либо удаваться». Гарнак не отрицает, что в это время пускались в ход разного рода приманки и награды для совращения христиан к политеизму, но утверждает, что за это не может нести ответственности сам Юлиан. Закон Юлиана о школах (он известен) автор считает нейтральным в религиозном отношении, но соглашается, что на деле он исключал христиан как от преподавания в школах, так и от посещения ими высших школ. Гарнак полагает, что Юлиан потому приказал восстановить Иерусалимский храм, что сам хотел поклониться иудейскому Богу в древней столице евреев (неоплатоническая точка зрения Юлиана делает вероятным подобное предположение); автор не сомневается в том, что постройка храма была разрушена землетрясением. В распоряжениях Юлиана, относящихся к концу его жизни и явно неблагоприятствующих христианам, автор находит нечто недостойное такого императора и готов объяснять их разочарованием Юлиана. Действительно ли Юлиан решился по окончании войны с персами (во время которой он погиб) поднять гонение на христиан — на этот вопрос Гарнак отказывается отвечать. Заканчивается статья довольно странным замечанием: «Церковь из этого эпизода ее истории ничему не научилась, да, может быть, ничему и не могла научиться». Обширный артикул Гарнака о Юлиане производит какое-то двойственное впечатление: есть здесь и нечто такое, что заслуживает внимания, но тут же рядом встречается немало и такого, что свидетельствует о нерасположении автора к христианской Церкви.

Будет уместно при рассмотрении истории гонений упомянуть и о некоторых других артикулах, так или иначе относящихся к этому же отделу науки. Имеем в виду прежде всего статью, имеющую латинское название «Acta martyrum», т. е. о мученических актах вообще (Bd. I. S. 121–129) — Цёкклера. Статья эта заслуживает похвалы по своей обстоятельности и отчетливости. Из отдельных мучеников в Энциклопедии обозреваются немногие. Заслуживает внимания артикул под заглавием «Маврикий и Фиваидский легион» (Bd. IX. S. 424–428) — Ульгорра. Есть древннй рассказ о том, что в царствование императора Максимиана (нач. IV в.) было подвергнуто казни от меча более шести тысяч воинов (Фиваидский легион) с командиром их Маврикием, по той причине, что воины и их военачальник оказались христианами и не хотели поднимать руки на западных христиан, чего требовал от них Максимиан. Ульгорн считает этот рассказ недостоверным, и его суждение нужно признать основательным.[107] Впрочем, автор находит, что легенда эта существовала в Церкви уже в середине V в. — В разбираемой Энциклопедии есть статья о падших (Lapsi), этом теневом явлении в истории гонений. Статья эта (Bd. VIII. S. 417–422) написана Гарнаком. Здесь собраны сведения о падших за все гонения на христиан (II–IV вв.), и указывается, как Церковь от более строгих отношений перешла к более мягким и умеренным отношениям к падшим. Статья полезна и богата материалом, но напрасно автор преувеличивает число падших в гонения, и напрасно в более мягких отношениях Церкви к ним видит что-то недостойное Церкви. Впрочем, нужно сказать, что почти все статьи Гарнака в Энциклопедии (а их много) составлены в таком роде, что строго критическое отношение к ним является делом неизбежным.

Отдел древней церковной истории о языческих писателях, полемизировавших против христианства, в Энциклопедии не полон и не обстоятелен. Нет отдельных артикулов даже о таких замечательных врагах христианства в литературе, как Цельс, Порфирий, Прокл. Есть, впрочем, статья о Лукиане Самосатском, и довольно большая (Bd. VIII. S. 772–779), Гарнака. После общей характеристики Лукиана как сатирического писателя автор подробно разбирает его сатиру «Смерть Перегрина Протея», имеющую отношение к христианской истории. Заметно, что Гарнак находится под влиянием исследования о Лукиане немецкого ученого Бернайса. О некоторых из языческих писателей древности ведется речь в статье «Неоплатонизм» (Bd. X. S. 519–529) — Вагенманна, а именно о Порфирии, Ямвлихе и Прокле, но сведения, сообщаемые о них, очень скудны и кратки. Но как бы в вознаграждение тех пропусков, какие сделаны в Энциклопедии по вопросам о языческой полемике наиболее важного значения, в той же Энциклопедии встречаем очень обстоятельное исследование о сатире, известной с именем «Филопатрис», т. е. «Патриот» (Bd. XI. S. 649–652). Исследование это написано Гассом. Сатира глумится над некоторыми сторонами христианского учения (например, над догматом о Св. Троице) и монашеством. Сатира эта по своему происхождению относится к числу исторических загадок. Когда и кем она написана — трудно сказать. Прежде думали, что она написана Лукианом Самосатским и направлена против христиан его времени, но это предположение теперь всеми оставлено, ибо нет ничего общего между сатирами Лукиана и «Филопатрисом». Гасс раскрывает, что в настоящее время в науке можно встречать три гипотезы о времени происхождения «Филопатриса». Одни ученые думают, что она составлена при Юлиане Отступнике и имеет в виду осмеять христиан; другие утверждают, что она появилась в царствование арианина Валента и имеет целью осмеять православных; наконец, третьи склоняются к мысли, что «Филопатрис» появился не ранее X в., именно в царствование Никифора Фоки, и есть продукт полемики одной религиозно-политической партии против другой, реформационной против консервативной.[108] Каждая из этих трех гипотез о времени появления «Филопатриса» имеет за себя по несколько более или менее серьезных оснований, но ни одна из них не может быть названа прочной, потому что против каждой из них найдутся веские возражения. Гасс, как сам сознается, прежде держался одной гипотезы, теперь — другой, и в чувстве неудовлетворенности объявляет, что вопрос нуждается в новых исследованиях.

Гонения на христиан пришли к концу, если мы не будем относить Юлиана к гонителям в строгом смысле слова, — в начале IV в., с восшествием на римский престол Константина Великого. Константин и его преемники ведут борьбу с остатками язычества в Империи. После истории гонений взгляд церковного историка, естественно, останавливается на истории царствования христианских императоров древности. Посмотрим, что дает Энциклопедия для ознакомления с этим предметом научного ведения. Энциклопедия знакомит читателя лишь с немногими из христианских императоров; она не дает даже места для артикула о Юстиниане Великом. Вот какие императоры обозрены здесь более или менее подробно:

Константин Великий и его сыновья (Bd. VIII. S. 199–207). Статья Гасса. О характере статьи, поскольку она посвящена описанию личности Константина, сообщают понятие следующие ее слова: «Жизнь и царствование этого необыкновенного мужа, — пишет Гасс, — обозначают один из величайших моментов в истории христианства — быстрый переход христианского общества от многовекового притеснения его государством к полному содружеству с государством. Необычайный переворот большей частью совершен самим Константином, и, следовательно, должен был найти в нем самом соответствующее выражение; и, однако же, его личность есть явление такого рода, что остается предметом спора: принадлежал ли он более язычеству, или же христианству». После этого замечания нельзя ожидать, чтобы автор изобразил Константина сообразно достоинству этого последнего, но все-таки нужно сознаться, что о Константине автор судит и пишет мягче, чем многие другие немецкие историки. О сыновьях Константина Гасс пишет кратко и всецело порицает их.

Валент (Bd. XVI. S. 291–296) — Шмидта. Автор главным образом ставит себе вопрос: в какой мере достоверны свидетельства древних христианских писателей о жестокостях арианина Валента против православных, — и склоняется в пользу доверия этим свидетельствам (речь направляется против Гиббона).

Грациан (Bd. V. S. 353–357) — Гарнака. О статье затруднительно сказать что-либо определенное, кроме того, что она составлена на строго фактических основаниях.

Феодосий Великий (Bd. XV. S. 408–413) — Ульгорна. Автор не разделяет антипатий немецких историков к этому государю, и потому его статья возбуждает значительный интерес. Автор говорит: «Потомки дали Феодосию, как и его предшественнику Константину, имя Великого. Уже Амвросий в надгробной речи о нем проводит параллель между этими государями — и оратор прав. Что Константин начал — водворение единой веры в Империи, — то самое Феодосий закончил». Автор приписывает окончательное уничтожение арианства распоряжениям Феодосия. Этому же государю он приписывает честь успешной борьбы с язычеством, причем с ударением отмечает тот факт, что он ни одного язычника не преследовал за исповедание политеизма. Автор считает действительным историческим фактом покаяние Феодосия, наложенное на него Амвросием (о чем иные немецкие богословы судят не так). Но конец статьи портит общее впечатление от нее. Можно сказать, что «начав за здравие, автор кончил за упокой». Дело в том, что Ульгорну припомнилось одно свидетельство языческого историка Зосимы, утверждающего, что Феодосий был склонен к пустым удовольствиям, — и вот автор дает заметить, что Феодосий при всех его достоинствах не обладал высоконравственным характером; но действительно ли нужно верить Зосиме, этого вопроса автор себе не задает.

Второй класс статей в разбираемой Энциклопедии охватывает собой историю церковной иерархии древней Церкви. Статей с подобным содержанием очень много в указанном труде. Займемся их анализом.

Прежде всего отметим статью под заглавием «Духовенство» (Bd. IV. S. 14–20) — Бургера. Она имеет в виду разрешить вопрос о происхождении христианского священства; хотя она и написана протестантом, однако же в ней можно встретить полезные мысли.

Такого же общего содержания и статья «Безбрачие» (духовенства) (Bd. III. S. 299–303) — Мейэра. Сравнивая между собой два факта: свободу вступать или не вступать в брак, держащуюся в Восточной церкви, и принудительное безбрачие, узаконенное в Западной церкви, автор находит, что Восточная церковь осталась верна древнейшим церковным постановлениям, а о Западной церкви замечает, что безбрачие, узаконенное в ней, основывается на тенденциозном стремлении сделать служителей Церкви независимыми от семейства и государства.

В Энциклопедии встречаем артикулы, посвященные каждой из трех степеней священства. Мейэр написал статью о диаконе (Bd. III. S. 578–581), Лехлер — о пресвитере (Bd. XII. S. 175–187), опять Мейэр — о епископе (Bd. И. S. 483–488), но все эти статьи не заслуживают особенного внимания отчасти потому, что они переполнены специально-протестантскими воззрениями, а отчасти потому, что авторы лишь мимоходом говорят о вышеуказанных степенях священства древнего времени, больше же трактуют о позднейшем церковном положении диаконов, пресвитеров и епископов.

Важнее и интереснее статья «Патриархи» (Bd. XL S. 289–292) — Гаука. Автор ставит себе задачу объяснить происхождение древнехристианского иерархического института патриархов. Он занимается преимущественно уяснением 6-го правила Никейского и 28-го правила Халкидонского соборов (как и следует сделать) и приходит к результатам, отличающимся и точностью, и ясностью. В частности, в Энциклопедии находим трактаты о Константинопольском патриархате и замечательнейших его патриархах и Иерусалимском патриархате. Статья «Константинополь и его патриархат» (Bd. VIII. S. 207–212), составленная Гассом, представляет частью характеристику того, что называется «византинизмом», отчасти старается объяснить, по каким причинам Константинопольским патриархам не удалось достигнуть той высоты церковной власти, на какую стали патриархи Римские, в качестве западных пап. Гасс вообще относится сочувственно к Восточной церкви, и потому почти все его статьи возбуждают особый интерес в глазах восточного богослова; то же самое нужно сказать и о его статье, которую мы теперь анализируем. — Из числа Константинопольских патриархов в Энциклопедии с большей подробностью говорится об Иоанне Постнике и Фотии. Об Иоанне Постнике (Bd. VIL S. 41–43) пишет Вагенманн. Автор оправдывает Иоанна в спорах с папой Григорием Великим из-за титула «Вселенский патриарх» и вину этого спора всецело сваливает на Григория. Действительно, католические писатели делают из мухи слона, когда предполагают особенные иерархические притязания в присвоении Константинопольским патриархом титула «Вселенский патриарх». О патриархе Фотии написана статья Гассом (Bd. XI. S. 657–665). В начале своей статьи автор заявляет, что в пределах энциклопедической статьи нет возможности описать этого замечательного мужа. Вследствие этого Гасс говорит сравнительно кратко о Фотии, но вообще довольно сочувственно. В особенности высоко ставит Гасс «необыкновенно высокие научные заслуги» Фотия. О сочинениях этого патриарха автор говорит, впрочем, не очень много.

Тому же автору принадлежит статья «Патриархат Иерусалимский» (Bd. VI. S. 575–578). К сожалению, все, что касается древнего времени, изложено самым сжатым образом на одной странице.

По степени иерархической власти древним патриархам был подобен примас. Это явление описано в статье Гаука «Примас» (Bd. XII. S. 228–240). Статья имеет интерес постольку, поскольку она касается описания власти древнекарфагенских примасов.

Больше места уделено в Энциклопедии папству и папам. Артикул «Папство» (Bd. XI. S. 206–214) составлен Гиншиусом и представляет общий очерк истории возвышения папской власти. Из сонма пап Энциклопедия с наибольшей обстоятельностью рассуждает о Зефирине, Либерии, Льве Великом, Вигилии, Григории Великом, Николае I.

«Папа Зефирин» (Bd. XVII. S. 500–504) — Шмидта. При рассмотрении деятельности этого папы автор старается дать понятие о состоянии римского общества христиан в конце II и нач. III вв. Свидетельства он ищет, как естественно, в так называемых «Философуменах», но автор не вполне доверяет этим свидетельствам, против чего едва ли будет спорить беспристрастный историк. Статья о папе Либерии (Bd. VIII. S. 647–651), Мёллера, представляет относительно краткий, но содержательный очерк. Тот же Меллер составил обстоятельную статью о Льве Великом (Bd. VIII. S. 551–564). Содержание ее заключается в следующем: сначала идет краткий очерк жизни Льва — до папства, затем — изложение папской теории Льва, потом описаны отношения папы, с точки зрения этой теории, к Александрийской церкви, Проконсульской Африке, Иллирии, Галльской церкви. После этого помещена глава такого содержания: «Лев, Восточная церковь и христологические споры». О знаменитом догматическом послании Льва к Флавиану автор замечает: «Самое существенное в этом послании состоит в том, что оно избегает обеих крайностей — несторианства и евтихианства — и стремится дать такое понимание догмата, которое занимало середину между ними, не имея, однако же, их односторонностей». По своему духу и направлению это послание, по мнению автора, гораздо ближе стоит к Антиохийской школе, чем к Александрийской. Это последнее замечание Мёллера нужно признать особенно тонким. Последующие страницы статьи обозревают отношения папы к пелагианскому движению, манихеям, присциллианам и Аттиле. В заключение говорится о смерти Льва и делается его характеристика. Характеризуя Льва, автор говорит: «Почти вся его жизнь пошла на то, чтобы основать и провести в сознание общества идею церковной монархии. С полным правом его можно назвать Киприаном папства. Как Киприан с особенной энергией уясняет значение епископства для Церкви, так то же самое сделал Лев в отношении к папству». Артикул Мёллера отличается многими несомненными научными достоинствами. — С достаточной подробностью описана Шмидтом жизнь папы Вигилия (Bd. XVI. S. 466–469). Этот папа VI в., современник Юстиниана, изображен интриганом и пронырой, желавшим угодить и нашим, и вашим (западным епископам и византийскому двору), и потому, как раскрывает автор, принадлежит к неприятным личностям в истории. — Еще подробнее Цёпффель описал жизнь и деятельность Григория Великого (Bd. V. S. 364–375), но, к сожалению, автор слишком кратко говорит о литературных трудах этого папы. Из этой статьи можно видеть, как много было написано о Григории: обзор литературы о Григории занимает целых две страницы. — О папе Николае I статья (Bd. X S. 563–567) составлена Вейцзеккером. Автор так характеризует Николая: «Если Григорий Великий был, собственно, основателем западно-римского престола (?), то Николай освободил римскую курию от высшей императорской власти и проложил путь для тех смелых планов, которые приводят в исполнение Григорий VII и Иннокентий III. Николай действовал так, как будто он был повелителем и судьей всего мира, что производило громадное впечатление в его время. В своих отношениях к клиру — дружественный с послушными, страшный и жестокий с упорными, он является вторым Илией (?). Те строгие нравственные требования, с которыми он обращался к другим, прежде всего он применяет к самому себе, его научные способности приобрели ему уважение». Такой отзыв о папе Николае со стороны протестанта примечателен. Непонятно однако, почему ничего не сказано относительно интересного вопроса об отношении Николая к Восточной церкви.

Для истории папства древнего времени большое значение имеет сочинение «Liber pontificalis», которое по своему происхождению принадлежит к историческим загадкам. В рассматриваемой Энциклопедии обозрению этого памятника посвящен особый артикул (Lib. Pont. Bd. VIII. S. 642–647) — Вайца. Произведение заключает в себе описание жизни римских епископов, начиная с ап. Павла до второй половины IX в. Писателем этого произведения, как говорит Вайц, прежде считали Анастасия Библиотекаря, аббата одного римского монастыря, жившего во времена Николая I, но мнение это оказалось неосновательным; изучение памятника показало, что он составлен не одним, а несколькими писателями. При этом доказано, что в состав памятника вошли документы глубокой древности (например, реестр пап до Либерия — IV в., — составленный при этом папе). Вследствие этого «Liber pontificalis» получает высокую научную ценность. Изучение этого же памятника, кроме того, показало, что Анастасию, которого долгое время считали автором «Liber pontificalis», принадлежит здесь лишь описание четырех пап, предшественников Николая I.

Высшую форму церковного управления в древней Церкви составляли соборы. Этому научному предмету в Энциклопедии посвящена большая статья Лехлера (Bd. XV. S. 148–163). Автор высоко ценит институт соборов. На первых же строках статьи автор пишет: «В совокупной истории Церкви Христовой церковные соборы образуют собой замечательнейшие объединяющие пункты. Развитие христианского ведения и утверждение учения, упорядочение культа, устройство Церкви — все это тесно соединяется с каким-либо из соборов, и соборы служат как бы видимыми ступенями, по которым шествует прогресс. Соборы составляют пульс общей церковной жизни. На них проявляется заметнее, чем где-либо, господствующий дух времени, мера его здоровых сил или характер его болезней». О происхождении соборной системы, говорит автор, существует разногласие в мнениях. Одни приписывают соборам «божественное учреждение» и в Апостольском соборе видят первое основание соборного института; другие, напротив, смотрят на соборы как на чисто человеческое учреждение и даже более — как на акт человеческого произвола (Циглер). Автор не держится ни того, ни другого воззрения, а находит, что соборы возникли около середины II в., независимо от Апостольского собора, вследствие глубоких церковных потребностей, исключающих представление о каком-либо произволе. Затем автор делит историю соборов на пять периодов. При рассмотрении первого периода (до 325 г.) Лехлер с особенной яркостью оттеняет то обстоятельство, что в соборном институте того времени вполне проявился «греческий дух», истинный создатель института соборов. При рассмотрении второго периода (325–869 гг.) автор дает краткие сведения о всех Вселенских соборах, причисляя к ним на западный манер и собор 869 г., бывший против патриарха Фотия.

Такие важные памятники, служащие к уяснению истории иерархии, как «Апостольские постановления» и «Апостольские правила», исследованы в Энциклопедии очень недостаточно. О них речь идет вместе, на двух страницах (Bd I. S. 563–564). Нужно притом же заметить, что этот артикул устарел, так как после открытия древнехристианского памятника «Учение двенадцати апостолов» делается возможным составлять более точное представление о композиции «Апостольских постановлений». Автор рассматриваемой статьи — Мейэр.

В Энциклопедии Герцога особенно много статей по церковной литературе. Обзор их составит третий класс при делении материала по древней церковной истории, даваемого разбираемым трудом. Начнем наш обзор мужами апостольскими.

Варнава (Bd. II. S. 101–105) — Гарнака. Статья эта не дает ничего поучительного для читателя. Она написана не только с предубеждением к известному посланию Варнавы, но и относится скептически даже к книге «Деяний апостольских».

Климент Римский (Bd. III. S. 248–257) — Ульгорна. Автор, Ульгорн, известен исследованием о «Климентинах» и потому в статье о Клименте задает себе вопрос: что исторически достоверного дают «Климентины» по вопросу о Клименте, и приходит к ответу вполне отрицательному. Ульгорн отрицает также мученическую кончину этого епископа Римского и не признает подлинности второго Послания его к Коринфянам.

Игнатий Богоносец (Bd. VI. S. 688–694) — того же Ульгорна. Автор считает «Acta martyrum» Игнатия неподлинными, но зато греческую краткую редакцию посланий Игнатия с достаточной решительностью признает подлинным произведением этого древнехристианского мужа.

Поликарп Смирнский (Bd. XII. S. 103–106) — опять Ульгорна. Сначала немецкий ученый рассуждает, как понимать слова Поликарпа, сказанные им перед кончиной: «86 лет служил я Господу»; затем входит в рассуждения по вопросу: можно ли считать подлинными дошедшие до нас, при посредстве Евсевия, мученические акты Поликарпа, и решает вопрос утвердительно. Потом автор исследует, когда скончался Поликарп: в 155 г. (при Антонине Пии), или же в 166 г. (при Марке Аврелии), и склоняется в пользу последней даты (Евсевианской). Послание Поликарпа к Филиппийцам Ульгорн считает подлинным. Статья составлена с полным знанием дела.

Папий Иерапольский (Bd. XL S. 194–206) — Леймбаха. Этот составитель статьи старательно собирает и анализирует фрагменты из несохранившегося сочинения Папия, вступает в полемику с писателями отрицательного направления. Но, впрочем, этот артикул имеет больше значения для истории новозаветного канона, чем для церковной истории вообще

Ерм (Bd. VI. S. 9–13) — Ульгорна. О времени происхождения книги «Пастырь» Ульгорн говорит: «Вероятнее всего, что книга написана Ермом, братом папы Пия, в 130–140 гг. (т. е. согласно так называемому Мураториеву фрагменту). Ерм, замечает автор, был мирянин, простой человек, без какого-либо выдающегося положения в Церкви». По вопросу: был ли Ерм иудео-христианин, Ульгорн отвечает утверждением, что писатель «Пастыря» был членом тогдашней Православной Церкви, что на его произведении не лежит отпечатка партийного духа. Но во всяком случае Ульгорн, подобно многим исследователям, вычеркивает Ерма из списка мужей апостольских.

Прочие многочисленные писатели древней Церкви удобно могут быть разделены на два разряда: на писателей греческих и латинских. Сначала речь наша будет о греческих писателях.

Аристид, апологет (Bd. XVIII. S. 675–681. Nachtr.)[109] — Гарнака. Немецкий исследователь считает недавно изданный мехитаристами отрывок из «Апологии» Аристида подлинным, хотя несколько и интерполированным.

Иустин Философ, апологет (Bd. VII. S. 318–327) — Энгельгарда, специалиста, известного серьезной монографией об Иустине. Из сочинений Иустина подлинными он признает лишь две апологии и «Разговор с Трифоном». Автор старательно разрешает следующие интересные вопросы: был ли Иустин иудео-христианином, как иные думают, или не был ли он, напротив, язычествующим христианином, как думают еще иные? «Некоторые ученые, — говорит Энгельгард, — принимая во внимание, что Иустин, по-видимому, отдает предпочтение Ветхому Завету перед Новым, упоминает 12 апостолов и в то же время не называет по имени апостола Павла, выводят заключение о принадлежности апологета к иудео-христианам или же евионитам». Но автор разбираемой статьи не соглашается с таким мнением. «Иустин не был ни иудео-христианином, ни павлинистом, ни антипавлинистом. Он излагает учение всех христиан, следовательно, всех апостолов, и, следуя вере целого общества, безо всякого различения приводит и слова Ветхого Завета, и изречения Господа, и принятые литургические формулы, усваивает и мысли апостола Павла, и применяется к выражениям Евангелия от Иоанна, не обращая строгого внимания на то, в какой связи апостолы высказывали ту или другую мысль». Другие ученые, как мы сказали, считают Иустина таким христианином, образ мышления которого вполне зависел от эллинского язычества. Так, Обэ прямо объявляет, что он почти не находит различия между Иустином и философами-морадистами II в. по P. X. Энгельгард с решительностью опровергает подобный взгляд. Он признает зависимость образа мышления апологета от эллинского язычества, но прибавляет, что этого отнюдь нельзя понимать так, что он будто бы был заблудшим христианином. Его всецелая привязанность к Церкви, пишет нам ученый, и к церковной вере, безусловное признание им Ветхого Завета, пользование почти всеми апостольскими произведениями, и главное — его вера во Христа как Сына Божия, явившегося во плоти, и поклонение распятому и воскресшему Спасителю отделяют Иустина от всевозможных форм язычества и от еретического гносиса, с которым он сходится во взгляде на иудейство. Вообще артикул Энгельгарда читается с живым интересом.

Татиан, апологет (Bd. XV. S. 208–215). Мёллер дает обстоятельный очерк жизни и в особенности сочинений Татиана, причем находим у автора исследование и о таких его сочинениях, которые не дошли до нас в своем первоначальном виде.

Феофил Антиохийский, апологет (Bd. XV. S. 542–544). Эта статья Гаука ничем не выделяется. По спорному вопросу о комментарии Феофила на Евангелия автор находит нечто истинное и у Гарнака, и у Цана — двух ученых, столь расходящихся во взгляде на это древнехристианское сочинение. '

Егезипп, писатель конца II в. (Bd. V. S. 695–700) — Вейцзеккера. Автор решает вопрос, к какому роду сочинений могли принадлежать не дошедшие до нас «Ипомниматы» Егезиппа — было ли это историческое произведение, мемуары путешественника, или что другое? В особенности убедительно и сильно доказывает автор ту мысль, что Егезипп совсем не был писателем-евионитом, как утверждают представители отрицательной критики.

Ириней Лионский (Bd. VII. S. 129–140) — Цана. Очерк начинается общей характеристикой главного произведения Иринея; затем автор останавливается на решении трудного вопроса: когда написано это сочинение? Затем описывается жизнь Иринея и показывается участие его в событиях времени. Мученическая кончина Иринея отрицается, и, по-видимому, не без основания.

Ипполит Римский (Bd. Vi. S. 139–149) — Якоби. Само собой понятно, с особенным внимание автор останавливается на изучении «Философуменов» и указывает, кто считает, и кто не считает Ипполита писателем «Философуменов», и приходит к тому заключению, что есть некоторая вероятность считать Ипполита писателем указанного сочинения. Сведения исторические, сообщаемые «Философуменами», поскольку дело касается современной им Римской церкви, по мнению Цана, хотя и пристрастны, но не суть клевета.

Юлий Африкан, писатель начала III в. (Bd. VII. S. 296–298) — Гарнака. По свойству выводов и заключений статья Гарнака не отвечает уровню современной науки (но об этом несколько слов скажем впоследствии). Она касается «Хроники» Юлия, двух посланий его к Оригену и какому-то Аристиду и сочинения его под заглавием «Кесты».

Здесь уместно будет упомянуть об одной статье в Энциклопедии, которая характеризует целое богословское направление, — имеем в виду статью Редепеннинга под заглавием «Александрийская школа» (Bd. I. S. 290–292). Редепеннииг известен моногоафией об Оригене и потому мог писать о сейчас указанном вопросе с полнейшим знанием дела. Но, к сожалению, статья его так коротка, что не может всесторонне обнять предмета. Автор преимущественно говорит о школе как древнейшем христианском училище.

Климент, учитель Александрийской школы (Bd. III. S. 269–277) — Якоби. Это не очерк, и не передача главных сведений о Клименте, а превосходная и мастерская характеристика знаменитого мужа древности, и притом такая характеристика, подобная которой едва ли отыщется во всей Энциклопедии. Можно смело рекомендовать ее вниманию любителя древней патристической науки.

Ориген (Bd. XI. S. 92–109) — Мёллера. Исследователь с особенным вниманием останавливается на сочинении Оригена «Против Цельса» и на изложении богословской системы этого александрийского учителя. Автор питает глубокое уважение к научной деятельности Оригена и находит, что «вся духовная деятельность Греческой церкви развилась на той почве, которая обработана Оригеном». — Вслед за статьей об Оригене в Энциклопедии идет статья «Споры из-за Оригена», того же автора (Bd. XI. S. 109–114). Скажем, кстати, и о ней. В начале артикула говорится о том уважении, каким пользовался Ориген у самых знаменитых отцев Церкви в IV в., затем довольно обстоятельно передаются сведения об оригенистических спорах дальнейших веков.

Переходим к церковным писателям IV в. и прежде всего упомянем о статье «Антиохийская школа» (Bd. I. S. 454–457), так как известно, что многие греческие писатели с указанного века стояли под несомненным влиянием особенного богословского направления, выработанного названной школой. Мёллер, автор статьи об Антиохийской школе, дает краткий, но очень содержательный очерк исторического значения этой школы. Основателем этой школы, как известно, был Лукиан, пресвитер (Bd. VIII. S. 767–772). Артикул о Лукиане составлен Гарнаком. Здесь сначала сообщаются краткие сведения из жизни Лукиана († 311) и указывается его значение в истории знаменитой Антиохийской школы. Потом помещены изыскания о его сочинениях. По богатству сообщаемых сведений статья Гарнака, кажется, превосходит все, что написано о Лукиане в немецкой литературе.

Евсевий Кесарийский (Bd. IV. S. 390–398) — Земиша. «Руководящей звездой для Евсевия были сочинения Оригена», — говорит Земиш и этим определяет богословское направление первого церковного историка. Автор в следующих словах дает характеристику Евсевия: «Многие превосходные качества ума и сердца были соединены в нем. В более спокойные времена или вдали от веяний Двора он остался бы душой, расположенной к добру, глубоко проникнутой истинами христианства, — душой, способной к нежным чувствам; отличавшие его умеренность и миролюбие сделали бы его одним из наилучших епископов. Но на свое несчастье он вовлекся в круговорот эпохи. И так как у него не было ни твердости в характере, ни достоинств систематического мышления… то он не только потерял всякое влияние на Церковь, но и само имя его стало чем-то двусмысленным. Но, с другой стороны, ему принадлежит пальма образованнейшего учителя Церкви, вполне овладевшего как эллинской, так и христианской наукой. Он с замечательным тактом умел различать существенное и несущественное в христианстве. В теологии он был эмпирик; он умел собирать, что так или иначе относилось к христианству, но проникать во внутреннейшее содержание христианства — не его дело». — Земиш дает весьма искусную характеристику сочинений Евсевия. Вообще статья эта относится к выдающимся по своим научным и художественным достоинствам.

Афанасий Великий (Bd. I. S. 740–747) — Мёллера. Здесь обращается особенное внимание на изложение догматических воззрений св. отца — и с этой стороны артикул может доставлять значительную научную пользу. Перу того же Мёллера принадлежит статья «Василий Великий» (Bd. II. S. 116–121), но она не богата содержанием.

Кирилл Иерусалимский (Bd. III. S. 416–418) — Бурка. Послание Кирилла к императору Констанцию о видении креста в Иерусалиме автор признает хотя и подлинным, но не чуждым интерполяций. О катехизических поучениях Кирилла Бурк отзывается с похвалой.

Большая часть статей, трактующих о греческих писателях конца IV и первой половины V в., заключает в себе немного замечательного. Ограничимся краткими замечаниями о них. О Диодоре Тарсийском (Bd. III. S. 608–611) пишет 3емиш, но статья его не дает ничего нового. Григорий Богослов исследован Гассом (Bd. V. S. 392–396). Автор так характеризует св. отца: «Так как Григорий вышел из прежней оригенистической школы и в то же время был приверженцем богословия св. Афанасия, то он обозначает собой переход от сравнительно свободно-философского характера богословствования к исключительно церковному: он принадлежит той более благородной (?) ортодоксии, для которой существуют открытые вопросы и независимое их обсуждение Если мы сравним его с двумя его земляками, то он не был ни вождем Церкви, подобно Василию Великому, ни мыслителем, подобно Григорию Нисскому, но того и другого он превосходил риторической изворотливостью и отличается уравновешенностью своих духовных дарований, как это часто бывает с теми посредственными (?) умами, которые, не производя ничего грандиозного, в то же время живо, многосторонне и плодоносно воспроизводят воспринятое». Как писателя, Гасс так характеризует Григория: «Как сочинитель проповедей, писем и стихотворений, Григорий везде является искусным и красноречивым писателем и привычным мыслителем; его язык пламенный и богатый образами, его чувство живо и тепло до трогательности…».

Григорий Нисский (Bd. V. S. 396–404) — Мёллера. Здесь встречаем краткое, но стройное изображение догматической системы Григория, а о сочинениях его говорится почти мимоходом.

Об Епифании Кипрском артикул составлен Земишем (Bd. IV. S. 263–266). Земиш не сочувственно относится к этому отцу Церкви. «Образ Епифания мало привлекателен» — вот исходная точка суждений автора. В похвалу его Земиш нашелся сказать только то, что он говорил на пяти языках. О сочинениях Епифания в статье речь краткая.

Иоанн Златоуст (Bd. III. S. 225–231) — Бурка. В этом очерке лучше всего оценен Златоуст как экзегет и проповедник.

Синезий Птолемаидский (Bd. XV. S. 113–119) — Мёллера. Он говорит о происхождении Синезия, его образовании, его участии в политических делах того времени (причем сообщаются сведения о некоторых его сочинениях); затем рассказывается об обстоятельствах обращения его к христианству и посвящении его в епископа (главным образом на основании его сочинений); затем говорится о характере христианских воззрений Синезия (влияние на него неоплатонизма), в заключение — о деятельности его в сане епископа. О сочинениях Синезия, в частности, речи нет. Статья дает ясное понятие об этом замечательном епископе.

Филосторгий, арианский церковный историк нач. V в. (Bd. XI. S. 652–653) — Гасса. Оценивая значение Филосторгиева церковно-исторического труда, дошедшего до нас в обширном извлечении Фотия, Гасс справедливо пишет: «Нужно сознаться, что многие известия Филосторгия должны быть принимаемы с недоверием или же прямо отвергаемы, но, с другой стороны, «История» Филосторгия служит пополнением исторических известий Сократа, Созомена и Феодорита, и к Филосторгию вполне применимо выражение «audiatur et altera pars» (пусть будет выслушана и другая сторона (лат.). — Ред.), во всяком случае, всякая история арианства, написанная с опущением, из внимания Филосторгия, не будет удовлетворительна».

Феодор Мопсуестийский (Bd. XV. S. 395–401) — Мёллера. Феодор, бывший главой Антиохийской школы, охарактеризован автором и как экзегет, и как догматист, но в статье нельзя находить ничего выдающегося. Тот же Мёллер описывает Исидора Пелусиота (Bd. VII. S. 361–364). Автор говорит об Исидоре: «Дух — родственный Златоусту». «Его многочисленные письма открывают для нас его всегда достойную уважения христианскую личность; он есть представитель греческого монашества тех времен в благороднейшем его обнаружении». Исидор особенно известен как экзегет, следующий правилам антиохийской герменевтики, замечает о нем Мёллер.

Кирилл Александрийский (Bd. III. S. 418–419). Бурк, пишущий о нем, слишком скуп на подробности, а главное — не особенно склонен отдавать должное достоинствам этого архиепископа Александрийского.

Церковным историкам, Сократу и Созомену, дано место в одном артикуле (Bd. XIV. S. 403–420) Гарнака. С содержанием этой статьи читатели «Прибавлений к Творениям св. Отцев» уже знакомы.[110] Несколько заметок по поводу этой статьи будут сделаны ниже.

Феодорит Киррский (Bd. XV. S. 401–408). Мёллер, автор статьи, отдавая дань уважения литературной деятельности Феодорита (которая здесь характеризуется в кратких, но метких словах), однако же не совсем благосклонно относится к нравственному характеру этого мужа. Он говорит: «Произнесение анафемы на Нестория (на Халкидонском соборе) было нравственным падением Феодорита. Не этот ли факт так деморализующе подействовал на Феодорита, что он не устыдился написать в своей «Истории ересей» («Haer. Fabul.») столь исполненную ненависти главу о Нестории, которого прежде он высоко уважал и считал своим другом? Хорошо было бы, если бы удалось доказать неподлинность этой главы, но надежды на это очень слабы». Автор находит, что в существе дела Феодорит не отказался от своих прежних воззрений, сходных с Несториевыми, и после того, как он примирился с Кириллом Александрийским.

Из периода Церкви от конца V до IX в., периода, в котором греческая богословская наука значительно ослабевает, в Энциклопедии со сравнительной обстоятельностью написаны статьи лишь о немногих писателях, а именно о следующих.

Псевдо-Дионисий Ареопагит (Bd. III. S. 616–626) — Мёллера. Обыкновенно полагают, что сочинения, известные с именем Дионисия Ареопагита, появились в конце V или начале VI в. Но автор разбираемой статьи, по-видимому, более склоняется признать появление их в конце IV в., причем он старается устранить догадку о происхождении этих сочинений во времена неоплатонического философа Прокла (†485).

Иоанн Филопон, философ, филолог и богослов (Bd. VII. S. 53–56) — Гасса. До сих пор точно не определено, когда жил Филопон — в VII, VI или же в конце V в. Вопрос этот не разрешен и Гассом. Суждения о нем, Филопоне, в древности были также неодинаковы. Одни воздавали хвалы его литературной деятельности; так, Никифор Каллист называет его остроумным аристотеликом; а Симплиций и Фотий порицают его; так, последний вместо «φιλόπονος» часто называет его «ματαιόπονος». Гасс довольно обстоятельно знакомит читателя с этим столь загадочным писателем.

Леонтий Византийский (Bd. VIII. S. 593–595) жил в конце VI или нач. VII в. Статья написана Гассом и дает подробные сведения о двух главных сочинения Леонтия «De sectis» и «Contra Nestorianos et Eutychianos».

Максим Исповедник (Bd. IX. S. 430–443). Почему-то Вагенманн написал очень длинную статью о Максиме. Сначала идет его биография в связи с историей монофелитства, потом обозреваются его сочинения: экзегетические, схолии к святоотеческим творениям, догматико-полемические, нравственные, письма и поэмы. Вагенманн относится к Максиму с большим уважением. Автор, например, пишет: «Между различными факторами, влиявшими на духовный склад Максима, первое место занимает ареопагитская мистика. Из псевдо-Дионисиевых сочинений, которые в то время и больше всего в монофелитских спорах играли такую большую роль, Максим заимствовал свои главные мысли; он несчетное число раз цитирует их, выписывает из них и комментирует; благодаря авторитету Максима, ареопагитские сочинения возымели громадное влияние на средневековое богословие и мистику как Запада, так и Востока. Он прославлял автора этих сочинений как священного апокалиптика и был убежден в тождестве его с Дионисием Ареопагитом апостольской истории. В этом, конечно, лежит доказательство отсутствия критики у Максима, в чем, однако же, повинна вся та эпоха; но гораздо важнее не это, замечает автор, а то, что Максим был настолько самостоятелен, здравомыслен и многосторонен, что отнюдь не сделался слепым приверженцем воззрений Псевдо-Дионисия. Если мы находим у Дионисия существенно неоплатонические мнения в христианской метаморфозе, то, напротив, у Максима господствует совершенно христианский дух и такое же вероучение, хотя, конечно, он не мог вполне отрешиться от эллинско-неоплатонической спекуляции». «Ареопагитская мистика, — говорит Вагенманн в другом месте, — в том виде, какой она получила у Максима, имела громадное влияние на теологию как Греческой, так и Западной церкви, — влияние, которое при недостаточном еще изучении творений Максима не оценено в полной мере. На Максима нужно смотреть как на посредствующий член между Дионисием и Скотом Эуригеной. Вообще он может быть назван Фомой (Аквинатом) Греческой церкви». Автор заключает свой трактат следующими примечательными словами: «По уму, характеру, по благочестию, учености, литературной и церковной деятельности, жизненным судьбам, Максим — один из достойнейших уважения и величайших христианских мыслителей и страстотерпцев всех времен; немногие близко знают его, и ценят его, но тем не менее он остается звездой первой величины на небе христианской Церкви». Разумеется, православному богослову не должно соглашаться со всеми воззрениями Вагенманна, но нельзя не сознаться, что такой блестящий отзыв о Максиме, какой мы только что привели, является замечательным в устах протестантского ученого.

Иоанн Дамаскин (Bd. VII. S. 29–40) — Дорнера. Статья представляет после краткого жизнеописания Дамаскина обстоятельную характеристику богословского учения этого отца. Автор считает его представителем восточной схоластики (Дорнер находит сходство между Дамаскином и Ломбардом). Статью можно было бы рекомендовать с лучшей стороны, если бы автор не выставлял его приверженцем учения Filioque. Для русских богословов особенно ясно видна эта напраслина, так как в Московской Синодальной библиотеке хранятся древние рукописи сочинений Дамаскина, по которым с полной основательностью можно заключать о порче текста творений Иоанна в западных изданиях.

Из латинских писателей, о которых есть статьи в Энциклопедии, сделаем замечания лишь о немногих, самых древних, а прочих только перечислим.

О Минуции Феликсе, латинском апологете, в Энциклопедии встречаем статью Мангольда (Bd. X. S 12–17). После подробного изложения содержания апологетического трактата «Октавий» изложена история древнего манускрипта этого сочинения и его изданий, а в заключение тщательно рассмотрен вопрос: когда жил Феликс — во времена Тертуллиана? Между Тертуллианом и Киприаном, или же после Киприана? Автор держится второй даты. Более общее мнение ученых, однако же, то, что М. Феликс — самый древний латинский писатель.

Тертуллиан (Bd. XV. S. 343–351) — Шаффа. Шафф дает следующую характеристику этого оригинального латинского писателя: «В своих сочинениях Тертуллиан является чрезвычайно свежим и мощным, но угловатым, грубоватым, бурным и эксцентрическим умом. У него находим огненную и плодовитую фантазию, он необыкновенно остроумен и сатиричен, у него много глубокого смысла и диалектических тонкостей, но в нем нет логической ясности и рассудительности, спокойствия и самообладания, сдержанности и гармонического образования. Хотя он ожесточенный враг философии, однако же он самый спекулятивный мыслитель и исполнен глубоких идей. Его стиль чрезвычайно мощен, жив, краток и сжат, но переполнен шероховатостями и темнотой. Он сыплет сильными выражениями и гиперболами, поражает смелыми оборотами и неожиданными переходами, латинизирует греческие слова, пускает в ход африканские провинциализмы и устарелые латинизмы и часто сочиняет новые слова. Он не имеет понятия о пощаде и умеренности, когда речь зайдет о врагах. Тертуллиан составляет прямую противоположность Оригену, подобно тому, как монтанизм составляет другую крайность в отношении к гностицизму. Тертуллиан имеет много родственного с Лютером (?), но ему недостает детской нежности реформатора, который в одно и то же время был и агнцем, и львом». Шафф делит сочинения Тертуллиана на кафолические и антикафолические и рассматривает те и другие отдельно.

Киприан Карфагенский (Bd. III. S. 409–415) — Леймбаха. Автор старается дать возможно ясное представление о Киприане и следующими словами описывает образ этого отца Церкви: «Киприан был исполнен высоким сознанием, но не о своем лице, а о своей должности, и так как он был вождем Церкви (Kirchenfürst) в благороднейшем смысле этого слова, то он спорил и действовал в пользу единства и чистоты Церкви и своим словом, и силой своего епископского авторитета. Без действительной учености, без глубины в экзегезисе, без богатства духа и оригинальности, но зато обладая правильным взглядом на требования своего времени и задачи своей должности, Киприан в своей общественной деятельности был практичен: он был мудр, то умерен, то энергичен, смотря по тому, какое из этих свойств более соответствовало положению дел. Он не поступался своим достоинством ни для кого и ни для чего, ни в пользу Рима, ни в угоду схизматикам. Он не способен был содействовать развитию христианского учения, но он был образцом пастырской верности».

Лактанций (Bd. VIII. S. 364–366) — Эберта, известного специалиста в области древнелатинской христианской литературы. Важнейшее и замечательнейшее сочинение Лактанция «Divinorum institutionum libri septem», по мнению этого ученого, написано между 307–310 гг. Что касается подлинности сочинения, приписываемого Лактанцию, «De mortibus persecutorum», то хотя Эберт и предостерегает историка от слишком доверчивого отношения к этому произведению, однако же с уверенностью говорит о принадлежности этого сочинения Лактанцию (что так важно слышать от Эберта): в лексическом и синтаксическом отношении «De mortibus» так сходно с «Institutiones», что сомневаться в подлинности первого сочинения нельзя. Другое еще сочинение Лактанция «Carmen de ave Proenice», по суждению того же исследователя, может быть с большой вероятностью признано тоже подлинным.

Более обстоятельные и заслуживающие внимания статьи о прочих латинских писателях написаны следующими лицами: Об Иларии Пуатьерском (Bd. VI. S. 416–427) — Земишем; Оптате Милевийском в Нумидии (Bd. XI. S. 67–71) — Гарнаком; Филастрии Бресчианском (Bd. XI. S. 574–577) — Мангольдом; Амвросии Медиоланском (Bd. I. S. 331–335) — Плиттом; Сульпиции Севере (Bd. XX. S. 62–67) — Гарнаком[111]; Руфине, церковном историке (Bd. XIII. S. 98–101) — Мёллером; Иерониме Стридонском (Bd.VI. S. 103–109) — специалистом вопроса Цёкклером; Августине Гиппонском (Bd. I. S. 781–795) — специалистом этого предмета Дopнepом; Павлине Ноланском (Bd. XI. S. 349–356) — Гayкoм; Марии Меркаторе, ересеологе (Bd. IX. S. 597–601) — Baгeнманнoм; Викентии Леринском (Bd. XVI. S. 508–513) — Шмидтoм; Kaccиoдope (Bd. III. S. 158–160) — известным Эбертом, и наконец об Алкуине (Bd. I. S. 254–257) — Mёллepом.

Дальнейшую группу исследований, какие встречаем в рассматриваемой Энциклопедии, составляют статьи, касающиеся церковного учения, ересей и расколов древней Церкви.

Что касается статей, трактующих о церковном учении, то встречаем немного таких, которые описывали бы положение дела в собственно древнюю эпоху Церкви. Для большинства исследователей церковного учения древняя Церковь служит лишь точкой отправления, а главное внимание авторов сосредоточено на дальнейшем развитии догматов. Вследствие сейчас указанной причины наше внимание остановили на себе немногие артикулы, подходящие под рубрику «Церковное учение». Прежде всего скажем о статьях, в которых исследуются замечательнейшие из древних Символов веры.

Апостольский символ, или Символ, известный с этим именем (Bd. I. S. 565–574), — Гарнака. Автор поставляет себе задачей решить следующие серьезные и трудные вопросы: 1) в каком отношении стоит более краткий Римский символ (прототип так называемого Апостольского символа) к западным Символам, употреблявшимся в областных Церквах при богослужении между 250–500 гг. до полного вытеснения их так называемым символом Апостольским и Никео-Константинопольским? 2) В каком отношении стоит краткий Римский символ к более длинному (это и есть собственно Апостольский символ), и почему он вытеснен этим последним? 3) Когда возник краткий Символ и где возник? 4) Как относится краткий Римский символ к восточным Символам, появившимся перед временем возникновения Константинопольского (II Вселенского собора) символа? 5) В каком отношении стоит краткий Римский символ к различного рода вероопределениям (regulae fidei), какие мы знаем из первых трех веков? — Несмотря на то, что статья занимает несколько страниц, она богаче содержанием, чем соответствующая часть в докторской диссертации проф. Чельцова. Вообще статья Гарнака составлена с талантом.

О символе Никейском, или Символе I Вселенского собора, в Энциклопедии нет отдельного артикула, но все, относящееся сюда, излагается в статье Гасса «Никейский собор» (Bd. X. S. 530–534). Автор говорит, что в основу Никейского символа положен был Кесарийский символ, внесенный сюда известным Евсевием Кесарийским и имевший оригенистическую окраску; указывает, согласно свидетельству Евсевия, участие, какое обнаружил Константин Великий при обсуждении и окончательной редакции Никейского символа, но автор при этом не забывает о том влиянии, какое имел на окончательный исход дела Афанасий Великий. Особенно хорошо рассмотрены Гассом источники для внутренней истории Никейского собора. Но относительно общего догматического результата, к какому пришел собор, автор отзывается со свободомыслием протестанта.

О Константинопольском символе (или Символе II Вселенского собора) помещена в Энциклопедии обширная статья, принадлежащая перу плодовитого писателя — Гарнака (Bd. VIII. S. 212–230). Статья Гарнака оригинальна по воззрениям, но в то же время в высшей степени парадоксальна; она имеет в виду унизить символ Константинопольский. Но об этой статье была уже речь в русской литературе; она изложена и подвергнута критике.[112] В немецкой литературе статья Гарнака почему-то не обратила на себя внимания; один немецкий писатель взялся было опровергнуть суждения Гарнака, но его попытку нужно признать совершенно неудачной: критик оказался не на высоте своего призвания[113]. Ниже мы скажем несколько слов по поводу рассматриваемой статьи Гарнака.

Из статей, более или менее близко касающихся догматического учения древней Церкви, нет особенно выдающихся. Можно было бы ожидать обстоятельной характеристики христологического учения в статье Кюбеля «Христология» (Bd. III. S. 211–216). Но автор слишком любит схоластическую игру понятиями и потому его труд не производит удовлетворительного впечатления. Статья Франка «Communicatio idiomatum» (Bd. III. S. 326–334) имеет в виду разъяснить одну сторону в христологическом учении и может быть прочтена с пользой.

Статья «Крещение еретиков и спор о нем» (Bd. VII. S. 6512–661) — Штейтца, касается любопытного вопроса в истории догматики древней Церкви, но не останавливается на нем долго, а доводит историю вопроса до последних времен.

Другая статья — о втором Никейском соборе (или VII Вселенском), Гасса (Bd. X. S. 535–536), должна была бы, по-видимому, остановить внимание читателя на учении о почитании св. икон, но автор в своей небольшой статье почти не коснулся этого вопроса, ограничившись внешней историей собора, которая, по суждению автора, сводится к интригам, деспотизму и подлогам со стороны церковного и светского правительства. В статье нечего читать.

Наконец, находим уместным при рассмотрении изложения церковного учения в Энциклопедии упомянуть о статье Гарнака, исследующей известный недавно открытый древнехристианский памятник «Учение 12-ти апостолов» (Bd. XVII. S. 656–675. Nachträge). Но со взглядами Гарнака на это произведение читатели нашего журнала уже знакомы; они выражены Гарнаком в особом специальном сочинении.[114] В статье нет существенно ничего нового по сравнению с тем, что высказано автором раньше.

Переходим к ересям и расколам древней Церкви. Этими явлениями Энциклопедия занимается внимательно и описывает их более или менее подробно.

Ереси на Востоке:

Евиониты (Bd. IV. S. 13–17) — Ульгорна. Евионитское движение рассматривается здесь в связи с вопросом о так называемых иудео-христианах. Статья написана с обычным мастерством Ульгорна. Одним из важных древнехристианских памятников, знакомящих нас с евионитством, обыкновенно считаются «Климентины» или, точнее, «Лжеклиментины». Это произведение исследовано в Энциклопедии тоже Ульгорном (Bd. III. S. 277–286). Ульгорн известен специальной монографией о «Климентинах» и это дает право надеяться, что упомянутый артикул должен быть вещью, заслуживающей внимания. Так и есть на самом деле. Автор прекрасно передает все главные результаты науки относительно «Климентии». Как статья в Энциклопедии, работа Ульгорна может быть названа образцовой. Она написана с полным научным беспристрастием: автор, ввиду движения вперед, сделанного в науке по части «Климентии» в последнее время, отказывается от некоторых прежних своих взглядов и сознается в своих ошибках.

Элкезаиты (Bd. IV. S. 184–186) — того же Ульгорна. Автор считает элкезаитов фракцией иудео-христианства или, точнее, иудео-христианства, окрашенного в гностическую окраску. Статья по своим достоинствам не уступает другим, сейчас упомянутым.

Гностицизм (Bd. V. S. 204–247). Обширная статья Якоби. Общая подробная характеристика гностицизма отличается всеми научными достоинствами. Историю гностицизма автор делит на три периода: зарождения (спорадический гностицизм), процветания и упадка. Но описание влияния гностицизма на христианскую Церковь должно признать преувеличенным.

Монтанизм (Bd. X. S. 255–262) — Мёллера. Сначала говорится о происхождении монтанизма, причем автор держится строго фактической почвы, потом о распространении монтанизма, и особенно подробно о Тертуллиане, затем указываются пункты учения монтанистов, в заключение следует разбор мнения Швеглера о связи монтанистов с прежней сектой евионитов. Статья из числа лучших в Энциклопедии. Правда, у автора местами встречаются неверные мысли, например, он утверждает, что Церковь, чтобы достигнуть господства в мире, вынуждена была пожертвовать строгостью своих нравственных требований (S. 261), но зато автор в то же время высказывает прекрасную мысль о том высоком идеале, каким одушевлена была Церковь и какой сделал ее способной к прогрессивному и живому развитию, на что не способен был слишком много о себе думавший монтанизм. Вообще, сравнивая воззрения автора на монтанизм с воззрениями других немецких исследователей того же предмета, Мёллеру нужно поставить в похвалу сдержанность тона и отсутствие увлечений.

Монархианство (Bd. X. S. 178–213) — Гарнака. Большая статья Гарнака о монархианах имеет такое содержание: после введения, в котором автор развивает ложное воззрение, что будто церковное учение о Божестве Христа есть не истина Откровения, а продукт исторического развития христианства, Гарнак делает замечания об источниках и затем объявляет недостаточно основательным принятое разделение монархиан на два класса — динамистов и модалистов (хотя за неимением лучшего и сам он держится того же деления). Потом следует подробный очерк монархианских фракций: так называемых алогов, Феодота Кожевника и его приверженцев в Риме (Асклепиодота, Термофила, Аполлонида, Феодота Банкира, Наталия), Артемона и его адептов, Павла Самосатского; от этих монархиан-динамистов автор переходит к монархианам-модалистам — характеризует Ноэта, Эпигона, Клеомена, Эсхина, Праксея, Викторина, Зефирина, Каллиста и наконец савеллианство и позднейших монархиан. Статья эта впоследствии переделана и вошла в виде еще более обширной главы в «Учебник» автора по истории догматов. По своему направлению статья явно идет против христианства. С ней мы еще будем иметь дело впоследствии.

Манес и манихеи (Bd. IX. S. 223–259) — Кесслера. Еще очень большая статья. После общей характеристики манихейства и источников его изучения автор сообщает критически проверенные сведения о личности Манеса, затем он излагает теоретическое учение и практические правила Манеса и манихеев, далее идет речь о сочинениях Манеса и прочих глав манихейской секты; в заключение разъясняются распространение и дальнейшая история манихейства и делается взгляд на «генетическое происхождение» явления. Труд отличается замечательной ученостью, статья испещрена сирийскими, арабскими, древне- и новоперсидскими словами. Вообще труд по учености и серьезности выводов занимает одно из первых мест в Энциклопедии. Приведем несколько строк из статьи Кесслера, в которых характеризуется Манес: «О личных особенностях Манеса, его внешнем виде и т. д. мало известно. Тем не менее несомненно, что при своих богатых философских способностях, при глубоком религиозном знании и при счастливом даре комбинирования он обладал еще языковедением, говорил на многих языках (персидском, сирийском, греческом) и владел литературным искусством, как это можно видеть на основании более достоверных данных о его литературной деятельности. Моральные правила, данные Манесом, делают полную честь его характеру». Разумеется, читая подобные замечания о Манесе, можно подумать, что, расхваливая сектанта, автор является не беспристрастным; но в действительности Кесслер ставит дело так, что нет никаких оснований подозревать его в увлечениях. Каким же это образом? На это дадим ответ несколько после.

Особенно много в Энциклопедии статей, трактующих о восточных ересях IV в., т. к. IV в., как известно, был богат ересями. Об Арии и арианстве (Bd. I. S. 620–637) пишет Мёллер, но его трактат написан сухо и имеет очень обыкновенное содержание. — Полуариане описаны тем же автором (Bd. XIV. S. 88–91). Главным представителем полуариан автор считает Евсевия Кесарийского, в направлении их он видит стремление найти середину между чистым арианством и учением о единосущии Сына Божия с Отцом (в этом стремлении, по автору, они были в известной мере правы (?)). В конце статьи Мёллер показывает, при каких условиях произошло сближение полуариан с Православной Церковью. Маркелл Анкирский (Bd. IX. S. 279–282) — Мёллера. Главными пунктами в учении Маркелла, которые в особенности не нравились восточным епископам, автор, во-первых, считает его мнение о том, что Царство Христа будет иметь конец (так как, по учению Маркелла, Иисус в конце времен подчинит свое Царство Отцу и Сам потеряет Свое личное бытие, слившись в одно с Отцом), а также воззрение этого лжеучителя, что наименование «Сын» относится лишь к человечеству Христа. В статье хорошо разъяснены отношения тогдашних глав Православия к Маркеллу. — Аполлинарий Лаодикийский (Bd. I. S. 530–537). Статья написана Герцогом. Как артикул в Энциклопедии, статья удачная. — Македоний и македониане (Bd. IX. S. 113–116) — Мёллера. Здесь раскрыто с похвальной ясностью как происхождение ереси Македония, так и отношение Церкви к этому явлению.

Разъяснению истории восточных ересей V в. Энциклопедия отводит также значительное пространство. О Нестории и несторианских спорах до 489 г. (Bd. X. S. 507–516) статья составлена Мёллером. Среди обычных сведений встречаем здесь утверждение, что представители Александрийской школы учили о смешении естеств во Христе, и что приверженцы Антиохийской школы — с именем несториан — шли именно против этой идеи; что Несторий по своему учению стоял ближе к александрийцам, чем Феодорит. Автор при изложении истории III Вселенского собора ставит в вину Кириллу, что он открыл собор, не дождавшись антиохийцев, и соглашение (унию) Кирилла и антиохийцев, после собора, считает непоследовательностью со стороны Кирилла. Вообще заметно, что автор не симпатизирует Кириллу. Статья под заглавием «Несториане» (Bd. X. S. 497–507), Кесслера, хотя и содержательна, но мало имеет отношения к истории древней Церкви. — Евтихианство (Bd. IV. S. 408–417) — Земиша. Здесь излагаются события от 433 до 452 г. Рассеяно много умных замечаний, но есть некоторые выходки против лиц, заслуживающих уважения, и местами наложены черные краски при описании событий, заслуживающих иного отношения историка. Халкидонское вероопределение автор определяет как «истинную середину между несторианством и евтихианством». — Статья под заглавием «Монофизиты» (Bd. X. S. 236–250), Мёллера, служит продолжением предыдущей и описывает как историю монофизитских движений после Халкидонского собора, так и монофизитских сект. — Дальнейшие восточные догматические движения, споры и секты отображены в статьях: «Тритеистический спор», Гасса (Bd. XVI. S. 47–51); «Спор о трех главах» (Bd. III. S. 694–696), Мёллера; «Монофелиты», Мёллера же (Bd. X. S. 792–805); «Марониты», Кесслера (Bd. IX. S. 346–354); «Иконоборство» (Bd. II. S. 468–470), Фогеля; «Павликиане» (Bd. XI. S. 343–348), Шмидта.

Западная церковь в древнюю пору христианства, как известно, не имела такого большого количества ересей и сект, какое встречалось на Востоке. Поэтому статей, относящихся к истории ересей и сект на Западе, в Энциклопедии немного. С особенной обстоятельностью и интересными подробностями описаны в разбираемом труде следующие еретические движения и расколы; расколы, которых немало было и в древнюю пору Церкви на Западе: пелагиане (Bd. XI. S. 407426) — Мёллером; полупелагиане (Bd. XIV. S. 91–99) — тем же Мёллером; присциллиане (Bd. XII. S. 231–234) — Фогелем; Вигилянций (Bd. XVI. S. 460–464) — Шмидтом; новациане (Bd. X. S. 652–670) — Гарнаком; донатисты (Bd. III. S. 673–678) — Фогелем. Не желая через меру растягивать нашей статьи, не будем входить в анализ перечисленных артикулов Энциклопедии.

Спешим закончить характеристику содержания Энциклопедии с намеченной нами стороны. В этом колоссальном труде есть немало статей, имеющих целью дать читателю ориентироваться по вопросам истории христианского богослужения и христианских нравов. Перечислим их. Статьи, касающиеся богослужения, имеют или археологический, или литургический характер. Статьи археологического содержания суть следующие: о христианском зодчестве (Bd. II. S. 135–157) — Брокгауза; она дает, между прочим, обстоятельные сведения о византийском архитектурном стиле; о баптистериях или крещальнях (Bd. И. S. 91–94) — Брокгауза; о катакомбах (Bd. VII. S. 559–568) — Мерца; о христианской символике в искусстве (Bd. XIV. S. 296–307) — того же автора; о христианской живописи (Bd. IX. S. 182–197) — Ульрици; о Лентуле, т. е. об известном апокрифическом описании наружности Христа (Bd. VIII. S. 548–551) — Гарнака; о христианской скульптуре (Bd. XIV. S. 3–9) — Ульрици; о домашнем причащении христиан (Bd. V. S. 649–652) — Кюбеля; о погребении у христиан (Bd. II. S. 214–219) — Якобсона; о Святом Гробе, или Гробе Господнем (Bd. V. S. 331–342) — Шульца; о святой воде (Bd. XVI. S. 701–708) — Цёкклера. Статьи литургического содержания посвящены разъяснению нижеследующих вопросов: о disciplina arcana (Bd. I. S. 637–645) — Цецшвитца; о таинстве причащения (Bd. I. S. 47–61) — Штегелина; о литургиях (Bd. IX. S. 769–801) — Цецшвитца; одна из двух последних статей (первая) касается более общих вопросов о таинстве Евхаристии, а другая более частных; о покаянии (Bd. III. S. 23–30) — Кестлина; о христианском браке (Bd. IV. S. 62–68) — Бекка; о церковных праздниках (Bd. IV. S. 547–555) — Берто; в частности: о христианской Пасхе (и история споров о Пасхе (Bd. XI. S. 270–287) — Вагенманна) и празднике Рождества Христова (Bd. XVI. S. 688–697) — Вагенманна же; о Марии, Матери Божией и Ее почитании в Церкви (Bd. IX. S. 312–327) — Штейтца; о святых и их почитании (Bd. V. S. 709–713) — Грюнейзена; о церковной песне — по ее истории (Bd. VII. S. 754–770) — Лауксманна; наконец, короткая статья о постах (Bd. IV. S. 505–509) — Мейэра. — Из истории христианских нравов в период древней Церкви отметим лишь статьи, касающиеся истории монашества: о монашестве вообще (Bd. X. S. 758–792) — Вейнгартена; обширная статья, отличающаяся очень новыми, но парадоксальными взглядами на происхождение монашества, не встретила себе сочувствия в немецкой церковно-исторической литературе;[115] о св. Пахомии, известном учредителе организованного монашества в Египте (Bd. XI. S. 156–159) — Мангольда; о столпниках (Bd. XV. S. 1–4) — Малье (Mallet); о Бенедикте Нурсийском (Bd. II. S. 277–286) — Фогеля.

Все эти сейчас перечисленные статьи Энциклопедии, трактующие о разных предметах древнехристианского богослужения и древнехристианских нравов, заслуживают большего или меньшего внимания со стороны науки. Но особенно замечательны из них следующие: статья о христианской Пасхе (Вагенманна), богатая по своему содержанию и поучительная; о Лентуле (Гарнака), как попытка определенно решить вопрос о времени происхождения апокрифического описания наружности Христа, связанного с именем Лентула; о христианском зодчестве — очень умное исследование. Иные из перечисленных статей замечательны своей энциклопедичностью, как, например, артикул Вейнгартена о монашестве: из этой статьи видно, что избыток ученых сил в Германии расходуется иногда на то, чтобы перерешать вопросы, если не совсем решенные, то довольнотаки разъясненные.

II

В предисловии к первому тому Энциклопедии ее издатели (Герцог и Плитт) знакомят читателя с основными свойствами предпринятого ими второго издания вышеназванного труда. Здесь, между прочим, встречаем такого рода заявления: «Теологическая точка зрения труда (Энциклопедии) остается та же, какая была в первом издании, это — точка зрения евангелического протестантизма. Внутри этого предела остается довольно пространства для большого разнообразия в понимании и решении теологических и церковных вопросов. Впрочем, иные теологические предметы, при их научном исследовании, требуют такой детальной обработки, что они едва-едва касаются центральных пунктов христианства. Для нас совершенен всякий дар, которым приносится хоть какой-нибудь камень для построения святилища». В какой мере Энциклопедия служит осуществлением этих намерений издателей? Как бы издатели ни понимали «евангелическое протестантство», какой бы смысл ни соединяли с этим довольно общим выражением, во всяком случае, они, без сомнения, хотели, чтобы Энциклопедия не шла против основных религиозных воззрений христианства. И действительно, большинство статей, нами рассмотренных, осуществляют это желание издателей. Большинство статей, говорим, но не все. Иные из статей, изданных по смерти Плитта и Герцога (или же незадолго до смерти этого последнего, когда рука старца-редактора заметно ослабевает), не отвечают точке зрения «евангелического протестантизма». Такова, например, статья Гарнака о монархианах: в ней ясно высказывается рационалистическое воззрение, что христианство есть не Откровение, а продукт истории, что Основатель христианства стал Богом лишь в позднейших представлениях христиан, что канонические новозаветные писания не суть выражение Откровенных истин и т. д. Едва ли о статьях подобного рода, о статьях, отправляющихся от таких точек зрения, можно сказать, что они «несут камень для создания святилища» христианского ведения.

В том же предисловии к первому тому читаем еще: «Эта Энциклопедия должна охватывать все дисциплины теологии. Что касается отдельных артикулов, то описание предмета имеет в виду ту точку, до которой дошло научное исследование в настоящее время. Поэтому труд (Энциклопедия) должен быть рассматриваем как сжатое изложение немецкой теологии в ее настоящем виде, так как он назначен для того, чтобы удобно ориентироваться во всех областях теологического ведения и церковной жизни». Другими словами: Энциклопедия по каждому вопросу, подлежащему обработке в ней, должна указать наиболее твердые результаты, к каким пришла наука. Это — такое требование, без которого Энциклопедия перестала бы быть Энциклопедией. Но, к сожалению, нельзя сказать, чтобы разбираемая нами Энциклопедия строго придерживалась этого требования. Эта Энциклопедия распадается на две части: в одной, выпущенной при жизни Плитта и Герцога, указанное требование осуществлялось в должной мере, но никак нельзя утверждать того же относительно другой части труда, появившейся в свет по смерти одного и в особенности обоих основателей предприятия. Если в первых томах Энциклопедии статьи в самом деле представляют сжатое изложение последних и лучших результатов науки, так что читатель в самом деле знакомится с положением вопроса в современной научной литературе, то некоторые из статей, появившихся в особенности во второй части Энциклопедии, служат выражением личных воззрений того или другого автора на данный предмет, — воззрений, не прошедших через горнило научной критики лиц, знакомых с тем же вопросом. Можно, кажется, с достаточной справедливостью сказать, что по смерти издателей-предначинателей Энциклопедия отчасти превратилась в сборник статей, которым уместнее было бы появиться в журналах, а не в Энциклопедии. Гаук, продолжатель дела Герцога и Плитта, очевидно, не мог поставить дело издания с такой строгостью, как это было при его предшественниках. К таким статьям, которым, по нашему мнению, не следовало давать места в Энциклопедии, — так как они проводят мнения и воззрения, не составляющие в собственном смысле достояние науки, — относятся статьи Гарнака: о Константинопольском символе, о новацианах; Вейнгартена: о монашестве и т. д.

Из числа многочисленных сотрудников Энциклопедии, внесших свой научный вклад в данный труд, с особенной похвалой можно отозваться о следующих ученых: Ульгорне, Якоби, Гассе, Мёллере, отчасти Гауке. Эти ученые ясно понимают, что такое Энциклопедия по своей идее, пишут такие статьи, которые действительно знакомят читателя с научным положением того или другого вопроса в наше время. Вообще они далеки от того, чтобы навязывать читателю свои личные суждения и симпатии.

Некоторые из статей в разбираемой Энциклопедии рекомендуют себя с лучшей стороны в том отношении, что хотя они и написаны протестантами, но проводят такие мысли и воззрения, которые производят благоприятное впечатление и на православного их читателя. Так, например, статья Гасса, касающаяся Греческой церкви древнего периода (Bd. V, в особенности S. 410–413), с уважением и признательностью рассуждает о заслугах Греческой церкви в истории христианства. Чем чаще встречаем самые жесткие и иронические замечания немецких писателей о так называемом «окаменелом византинизме», тем приятнее узнать, что не все немцы тянут одну и ту же скучную и порядком надоевшую песню. Гасс так много изучал византийскую историю, так известен серьезными исследованиями по греческой церковной истории, что всякий должен признать его голос голосом вполне убежденного человека. Разумеется, отдавая должное взглядам Гасса, мы не утверждаем того, что Гасс вполне сходится с православными богословами во мнениях относительно древней Греческой церкви: он судит правильнее, но все же остается протестантом, нередко находящим нечто мрачное и несимпатичное там, где в самом-то деле, наоборот, лучшее преобладает над худшим. — В Энциклопедии встречаются такие авторы, которые прямо идут против крайностей немецкой исторической гиперкритики, и, опровергая слишком увлекающихся протестантских ученых, тем самым служат утверждению в науке результатов, которым может радоваться православная богословская наука. Так, протестантские ученые, как известно, очень неблагосклонно смотрят на греческую и латинскую литературу, касающуюся истории древнего монашества, и стараются представить ее ничем другим, как собранием не имеющих исторического значения легенд. Но с таким мнением не считает нужным соглашаться один из очень видных знатоков истории аскетизма, Цёкклер. Он в одной из статей, напечатанных им в Энциклопедии, берет на себя достойную внимания задачу защитить историческую достоверность сказаний о монашестве, какие дошли до нас от латинского писателя Руфина и греческого Палладия Еленопольского. Вот что говорит Цёкклер при разборе суждений, скептически относящихся к указанным сказаниям: «О такого рода выдумках, какие в настоящее время встречаются в романах, а в Средние века составляли содержание разных легенд, — о такого рода выдумках не имели представления Руфин и Палладий. Данные относительно обстоятельств жизни, изречений и деяний большийства изображаемых этими последними писателями лиц слишком конкретны и слишком точны, чтобы допускать здесь присутствие фикций» (Bd. XI. S. 174). — В подобном же роде поступает Вагенманн, когда утверждает, что рассказы о мучениях, каким подвергали исповедника Православия во времена монофелитской ереси, Максима, не суть изобретение фантазии, как думают скептики (вроде Вальха), но действительные явления, которые легко объясняются из свойств византийской юриспруденции того времени. Даже в самих чудесах, о каких рассказывается в жизнеописании того же Максима Исповедника, он старается находить «глубокий смысл» (Bd. IX. S. 435). Вообще Вагенманн так пишет свою статью о Максиме (с содержанием ее мы отчасти познакомились выше), что как будто она вышла не из-под пера протестанта, а ученого православного богослова, да еще до восторженности увлеченного предметом исследования.

С чисто научной стороны в Энциклопедии, по нашему суждению, заслуживает полнейшего внимания ученых в особенности исследование Кесслера о манихействе. Мы вообще находим, что в Энциклопедии не место для статей с оригинальными воззрениями, т. е. такими, о которых еще не высказала своего голоса наука и которые являются принадлежностью отдельного ученого. Но мы не можем не сделать исключения для сейчас указанной статьи. Статья очень оригинальная, но она имеет такие серьезные достоинства, что поневоле примиряешься с появлением ее в Энциклопедии, следовательно, не на своем месте. В чем заключается ее оригинальность, ее важное научное значение, об этом можно судить уже по той превосходной характеристике манихейства, которая находится в указанной статье. Автор пишет: «Манихейство есть самостоятельная религиозная форма, которая уже почти тысячу лет существовала на свете, прежде чем она далеко распространилась по Востоку и Западу. Манихейство воспользовалось всеми теми гностическими системами, которые процветали в начале III столетия в Месопотамии и Сирии, а именно маркионитством и вардесанством, так что по этой стороне манихейская религиозная система может быть названа обработаннейшей, чистейшей и последовательнейшей изо всех гностических систем. Но для того, чтобы вполне понять гигантское распространение манихейства, поглотившего в себе все родственное ему, для этого недостаточно утверждать, что манихейство есть богатейшая по содержанию и последовательнейшая по методу гностическая система. Манихейство в отношении к христианству по меньшей мере в такой же степени самостоятельная религия, в какой считается таковой магометанство. Первоформа манихейства, не имея какого-либо отношения к специфически христианскому учению и практике, есть чистое язычество, между тем как гнозис имеет христианский базис (по крайней мере в форме маркионитства и вардесанства). То, что манихейство с самого начала не обращало внимания на христианское учение, — это стоит в связи с общей тенденцией проповеди Манеса, через которую (тенденцию) его учение опять принципиально разнилось от гнозиса. Манес ближайшим образом хотел дать другую, усовершенствованную религию только персам; что он хотел вытеснить, так это было не апостольское христианство, а зороастризм жрецов царства Сасанидов. Стремление соединить в своей религиозной системе все, что могло бы удовлетворять религиозной потребности его современников, со стороны теоретической и практической, ближайшим образом приводит Maнеса к тому, чтобы отыскать древнейший и чистейший источник всех передне-азиатских религиозных систем, религию падшей древней митрополии всех митрополий, т. е. религию соседнего Вавилона, открыть этот источник всех источников, и, почерпнув отсюда достопочтенные древние идеи и образы, противопоставить их Сасанидскому зороастризму, который так далеко отошел от древневавилонской религии, на которой он основывался». — В таком-то роде выражается оригинальный взгляд Кесслера на манихейство. Манихейство, следовательно, не есть в существе дела христианская ересь, как обыкновенно думают, и в своей первоначальной форме ни о какой борьбе с христианством не помышляло. Автор, прибавим, доказывает во всей своей длинной и ученой статье сейчас указанные положения с такой основательностью, что, кажется, нет никаких поводов не соглашаться с ним (Bd. IX. S. 223).

Сделаем некоторые замечания о недостатках, присущих Энциклопедии. Имеем в виду прежде всего рационалистическую тенденцию, составляющую отличительный характер, по крайней мере, некоторых статей. Все, что в этом отношении может быть поставлено в упрек Реаль-Энциклопедии, с особенной яркостью обнаруживается в статье Гарнака о монархианстве (Bd. X). Сделаем краткий анализ тех сторон этой статьи, которые лучше всех могут доказывать высказанное нами замечание. В начале статьи встречаем мысль, что будто относительно состояния христологической догмы в Церкви за период времени до 180 г. нет более обстоятельного и решительного свидетельства, кроме свидетельства Цельса (S. 179). Спрашивается: какую же цену после этого придает Гарнак — не говорим о писаниях мужей апостольских — новозаветным каноническим книгам? Через страницу тот же Гарнак вот в каких чертах описывает борьбу Православия с монархианской ересью. «Борьба эта, — по его суждению, — есть борьба стоического платонизма из-за господства в теологии за счет Зенона и Аристотеля, есть история вытеснения исторического Христа через небесного, история замены живого Христа выдуманным, наконец, борьба эта есть попытка христианскую веру мирян заменить непонятными для них теологическими формулами». Вместе с этим автор прямо высказывает, что его исторические симпатии лежат на стороне монархиан (S. 181). Рассуждая об источниках изучения монархианского движения, немецкий ученый дает знать, что возлагать в этом отношении какие-либо надежды на церковных писателей напрасно. Он пишет: «В той же мере, в какой церковные писатели молчат, когда дело идет о так называемом монтанизме, эти же писатели стараются похоронить (begraben) или извратить монархианство» (S. 182). Из подробного описания Гарнаком представителей монархианства видно, почему автор с такой предупредительностью относится к этому еретическому движению. Монархиане ему напоминают представителей немецкой отрицательной критики в богословской и исторической области. Так, охарактеризовав алогов — первоначальная фракция монархианства — как таких лиц, которые не признавали существования пророческого дара в Церкви, которые отрицали подлинность Евангелия от Иоанна и Апокалипсиса, автор затем пишет: «Представители этого направления были первыми лицами в Церкви, применившими к христианским Писаниям и церковному Преданию историческую критику, достойную этого имени» (S. 184–185). В таком же роде рассуждения Гарнака и о монархианах-феодотианах. «Три особенности, — замечает автор, — находила у них современность, — грамматическо-формальный экзегезис Священного Писания, резкую критику текста, а также занятие логикой, математикой и эмпирическими науками». А приведя эти известия о феодотианах, автор приходит к выводу, что это были истинные ученые, которые ставили себе в заслугу свои научные догадки и произведенные ими исправления священного текста (S. 189–190).

В рассуждениях о монархианах есть очевидная рационалистическая тенденция. Нужно, однако же, сказать, что статей с такого рода пошибом в Энциклопедии немного. Гораздо больше таких статей, в которых ясно выражается предубеждение против многого такого, чем дорожит Вселенская церковь. Если Церковь смотрит на еретиков и раскольников как на отступников от ее начал, на отступников, заслуживающих всяческих порицаний, то протестантские ученые в рассматриваемых статьях нередко, явно из предубеждения против Церкви, становятся на стороне отщепенцев от нее. Так, например, в статье о новацианах (Bd. X) сам Новациан изображен симпатичной и достойной личностью, которая является более привлекательным представителем христианства своего времени, чем его противники; а для достижения такого результата ничем не пренебрегают: источники читаются между строк, известия, неблагоприятные для Новациана, объявляются клеветой, похвалы, выраженных схизматику и имеющий иронический смысл, принимаются в буквальном смысле. — Вследствие такого же предубеждения против Церкви сотрудники Энциклопедии порицают весьма важных представителей христианства единственно за то, что находят в их сочинениях то, что исследователям не нравится, и не находят того, что им угодно. Так, Земиш почему-то ищет у св. Иустина воззрений протестантского характера об оправдании человека верой, но таких воззрений у этого отца Церкви не оказалось; вследствие этого автор порицает его за то, что у него находятся «ложные представления о значении свободной воли» (Bd. VII. S. 326). — Ничем другим, как предубеждением против Вселенской церкви, нельзя объяснить парадоксальной статьи Вейнгартена о монашестве (Bd. X). Церковь смотрит на явление монашества как на выражение идеальнейшего стремления христианина к совершенству; иными глазами смотрит на это же явление протестантство. Вследствие этого возникает у протестантских ученых стремление лишить ореола монашеский идеал древности. Одной из таких попыток и служит вышеназванная статья Вейнгартена. Этот ученый усиливается доказать, что древнеегипетское монашество возникло не под влиянием христианских начал, а по подражанию какому-то институту языческих аскетов, посвящавших свою жизнь египетскому божеству Серапису. Впрочем, мы должны сказать, что гипотеза Вейнгартена не встретила себе сочувствия в среде прочих немецких ученых. — Не без предубеждения смотрят протестантские ученые и на важнейшие памятники раскрытия христианской догмы: имеем в виду символы Никейский и Константинопольский. Чем выше ставит Вселенская церковь эти памятники, тем с большим скептицизмом смотрят на них протестанты. Это ясно отразилось и в разбираемой Энциклопедии. Гасс, ученый, наиболее мягко относящийся к явлениям древней Церкви, — и тот не обошелся без того, чтобы не сказать несколько жалких слов при разъяснениях о Никейском символе (Bd. X. S. 533) Он, например, замечает: «Мы не сомневаемся, что исход рассуждений на этом соборе стоял в зависимости от человеческих отношений и слабостей». — Еще не симпатичнее относится Гарнак к Константинопольскому символу, результату догматической деятельности II Вселенского собора. Он взялся доказать, что этот Символ обязан своим происхождением не этому собору, а лишь ложно был приписан по его происхождению II Вселенскому собору на Халкидонском соборе. Вообще называет этот Символ «апокрифом и подлогом» (Bd. VIL S. 229–230). Мы не удивляемся, что эту гипотезу создает Гарнак, ибо для этого ученого история Вселенской церкви представляется сплошным мраком, тяжелым кошмаром. — Встречаются и такие случаи в Энциклопедии, что немецкие авторы явно становятся на сторону древних еретиков и стараются доказать, что не эти последние, а Православная Церковь впадала в заблуждение, раскрывая учение, противоположное ереси. Так, автор артикула о монофелитах объявляет более правильным, с точки зрения отеческого учения, не православный догмат о двух волях во Христе, а монофелитское лжеучение (Bd. X. S. 803).

Укажем некоторые второстепенные недостатки, замеченные нами при чтении статей в Энциклопедии, относящихся к древней церковной истории. Иные статьи, несмотря на очень недавнее появление их в свет, успели уже устареть. Такие статьи устарели отчасти не по вине их авторов, а отчасти именно по вине их составителей. Статья Мейэра «Apostolische Kirchen-ordnung, αἷ διαταιγαί … τῶν ἁγιων ἀποστόλων», в которой выражается мысль, что это произведение древности тождественно с «Учением апостольским», произведением, о котором упоминают Евсевий и Афанасий, устарела, но не по вине автора, потому что в самое недавнее время открыто это последнее произведение («Διδαχη τών 12 ἀποστόλων»). Оказалось, что сейчас названные произведения не тождественны, хотя и имеют сходство между собой. Не то нужно сказать о двух статьях Гарнака: «Юлий Африкан» (Bd. VII) и «О Сократе с Созоменом» (Bd. XIV); обе статьи, несмотря на сравнительно недавнее их появление, успели уже устареть, и притом по вине самого автора. В них Гарнак приводит свои взгляды на церковных писателей — Африкана, Сократа и Созомена — с такими крайностями, что стоило только появиться новым немецким сочинениям, трактующим беспристрастно о тех же древних писателях,[116] — и статьи Гарнака потеряли научное значение, обветшали. К чести Гарнака нужно сказать, что он публично — в литературе — и откровенно покаялся в своих ошибках и крайних выводах, лишь только появились исследования, которые упразднили его собственные взгляды.[117]

В рассматриваемой Энциклопедии встречаются такие случаи, когда взгляды, выраженные в одной статье, противоречат выводам другой статьи. Так, Мангольд (Bd. IX. S. 158) утверждает, что монашество возникло во времена до Константина Великого, а Вейнгартен в упомянутой уже статье доказывает, что оно появилось после времен Константина. В одной статье, «О соборах» (Bd. XV. S. 153), говорится правильно, что Константинопольский символ есть произведение или результат деятельности отцев II Вселенского собора, а в известной статье Гарнака раскрывается другой взгляд на происхождение того же Символа.

В статье Ульгорна «Септимий Север», написанной под влиянием Обэ, встречаются ошибки, которые совсем непонятны у такого серьезного писателя, как Ульгорн. Так, здесь утверждается, что известие об исцелении Септимия христианином Проклом будто находится у историка Спартиана, тогда как это известие встречается у Тертуллиана; затем тот же немецкий ученый говорит, что будто известие о том, что старший сын Септимия воспитывался в обществе христианских детей, принадлежит Тертуллиану, тогда как оно принадлежит, наоборот, Спартиану (Bd. XIV. S. 172).

Наконец, мы никак не ожидали от немецкой точности и аккуратности такого казуса: в начале XII тома (S. 175) издатели заявляют, что артикул под заглавием «Проповедь и ее история» появится в конце этого тома, но это обещание не осуществлено; затем издатели обещают, что тот же артикул появится в конце XIII тома (см.: Bd. XII. S. 802), но и в XIII томе опять-таки обещанной статьи не находится. По всей вероятности, не дающийся в руки артикул появится в Nachträge, но все-таки казус остается казусом.

Нельзя не заметить о тех благодетельных удобствах, какие даются немецкой издательской практикой абонентам на Энциклопедию — приобретать колоссальный труд, почти не замечая издержек на его приобретение. Многотомное издание это выходило постепенно небольшими тетрадями (Heft), стоящими каждая две марки (около рубля), так что абонент в конце концов становится обладателем сторублевого издания чуть не за копеечные траты.