«Дракон» приказал умереть!..

Врали все. Никита обещал догнать Америку по молоку. Но наши тощие буренки мычали, похоже, не разделяя установок гаранта старой конституции, и проку от них становилось все меньше и меньше. Тогда Никита Хрущев сердился, хлопал штиблетами по столу, грозился показать американцам Кузькину мать, а они тем временем делали свое дело и удивлялись, что их самолеты, мирно летающие бомбить чужие города, почему-то не любят и при случае сбивают.

В 1955 году истребитель ВВС США нарушил воздушное пространство КНДР и вступил в бой с истребителями-перехватчиками.

23 августа 1956 года американский самолет-разведчик вторгся со стороны Тайваня в воздушное пространство КНР и был сбит.

7 июня 1958 года военный вертолет США вторгся в воздушное пространство ГДР и был принужден совершить посадку.

Над нашей территорией американцы стали появляться с весны 1950 года. Так 8 апреля самолет ВМС США В-29 вторгся в воздушное пространство СССР со стороны Балтийского моря и был сбит.

6 ноября 1951 года двухмоторный бомбардировщик ВВС США вторгся в воздушное пространство СССР в районе Японского моря. Правительство СССР опубликовало заявление, в котором говорилось, что бомбардировщик, нарушивший воздушное пространство, не подчинился приказу совершить посадку и открыл огонь по советским самолетам, после чего те вступили с ним в бой.

15 марта 1953 года самолет ВВС США RB-50 нарушил воздушное пространство в районе Камчатки и был перехвачен советскими истребителями.

29 июля 1953 года другой самолет RB-50 вторгся в воздушное пространство СССР в районе Владивостока и был сбит.

4 сентября 1954 года самолет ВМС США «Нептун Р-2У» нарушил воздушное пространство СССР и был сбит в районе Владивостока.

7 ноября 1954 года американский разведчик В-29 был сбит в районе Курильских островов.

22 июня 1956 года опять «Нептун Р-2У» нарушил воздушное пространство СССР — в районе Берингова пролива.

11 декабря 1956 года уже три бомбардировщика ВВС США вторглись в небо нашего государства — южнее Владивостока. Советское правительство заявило протест.

27 июня 1958 года самолет ВВС США С-118 нарушил воздушное пространство СССР и был принужден совершить посадку на нашем аэродроме.

30 июля 1958 года советское правительство в ноте правительствам США и Ирана заявило протест в связи с тем, что 26 июля того же года бомбардировщик ВВС США В-47 нарушил воздушное пространство СССР в районе Каспийского моря (к слову, нынче там «зона интересов» Соединенных Штатов, а коль так, то хоть весь воздушный флот прилетит завтра — будь здоров, жаловаться нам теперь осталось разве что самому Саваофу)…

Ну, а пока мы сшибали непрошеных-то гостей! 2 сентября 1958 года американский военный самолет С-130 вторгся в воздушное пространство СССР и был сбит.

16 октября 1958 года правительство СССР заявило протест США в связи с тем, что 30 сентября того же года в районе Берингова пролива самолет США «планомерно с разведывательными целями нарушал» воздушное пространство СССР.

7 ноября 1958 года бомбардировщик ВВС США вторгся в пределы воздушного пространства СССР в районе Балтийского моря и был атакован истребителями-перехватчиками.

16 июня 1959 года самолеты ВВС США нарушали воздушное пространств СССР в районе Мурманска…

Но регулярные рейсы со шпионами на борту американцы открыли с лета 1956 года. У них в шпионском хозяйстве появился неплохой самолетишко У-2, который забирался так высоко, что сбивать его нашим перехватчикам стало довольно проблематично. Так что 4 июля 1956-го этот самолет-шпион спокойно пролетел над районами Москвы, Ленинграда и над Балтийским побережьем и заснял все, что хотел. На следующий день несколько пониже прошел двухмоторный американский бомбардировщик — он почти полтора часа гудел турбинами над городами-героями и обычными деревухами Белоруссии, Литвы, в районе Калининграда. В тот же день следом, к площадным целям примерился еще один бомбардировщик — этот залетел еще дальше.

Недели не прошло, 9 июля 1956-го американцы опять загудели над нашими крышами. Так, боевые разведывательные полеты наших вчерашних союзников приняли регулярный характер — о них у нас только что в аэропортах не объявляли. Однако работа шла с американской четкостью: с 1956 по 1960 год внуки Линкольна и Джефферсона совершили над Россией около 30 шпионских пролетов.

Никита, понятно, гневался. Он входил во вкус самодержавной власти — в царских-то палатах от него попробуй удержись!.. Его придворные строчили ноты правительству США, а Штаты чихали на те ноты с высокой пальмы!

— Осуществление этих разведывательных операций может вызвать некоторые дипломатические осложнения, — заметил тогда государственный секретарь Джон Фостер Даллес и с усмешкой Мефистофеля добавил: — Но мы их переживем!..

И вот в феврале 1959-го наперехват воздушной цели поднялся на МиГ-17 один наш опытный летчик, командир эскадрильи. Потолок того самолета был 15 500, а У-2 летел на высоте 20 000 метров. Тогда пилот разогнал скорость, маханул горку и оказался на высоте около 17 500 метров. Долго там продержаться он, конечно, не мог, но летчику вполне хватило времени рассмотреть шпионскую машину. Так что и своим однополчанам и комиссии, которая пожаловала из Москвы, он доподлинно рассказал, что видел — крестообразный самолет с очень длинными крыльями, с щитками-закрылками и т.д. Летчики, понятно, поверили своему командиру эскадрильи… И то сказать — боевой полк не кружок любителей НЛО. А вот генерал Е.Я. Савицкий из столичной комиссии заявил, что на высоте 20 000 метров никого не было, потому что не может быть никогда, а летчику просто захотелось получить награду и он все наврал!

Комиссия укатила в Москву, а пилотяги из Штатов продолжали облетывать наши совершенно секретные объекты: уже были засняты аэродромы со стратегическими самолетами М-3, самолетами средней дальности Ту-16, ракетный полигон Тюра-Там (знаменитый Байконур), пирс с подводными лодками около Североморска. Американцы засняли даже ядерный взрыв на Семипалатинском полигоне! Они летали над нашей территорией, будто у себя дома — и Никита свирепел. Это сейчас нет проблем — нынче все ворота открыты в наш дом Россию. Нынче «друг Билл», «друг Коль»… А тогда — еще великой-то державе! — каково было?..

Словом, Никита ходил не в духах, гонял инакомыслящих по «психушкам», а затем принялся разгонять армию и флот. После многих побед собственного изобретения, за которые «наш дорогой Никита Сергеевич» всенародно был отмечен четырьмя золотыми звездами Героя, та победа была, конечно же, исторической! Свыше миллиона профессионально обученных специалистов своего дела, оставаясь порой без жилья, элементарного бытового устройства, без пенсий, разъезжались по бескрайним просторам России, и районные газеты с гордостью сообщали: «Бывший летчик — ныне тракторист!» Или так: «Капитан подводной лодки — знатный свинарь». Верноподданная генеральская братия при этом помалкивала, устроившись поуютней в депутатских креслах, подобострастно хлопала в ладоши — поддерживала военные реформы Никиты.

…Липецкий Центр боевого применения и переучивания летного состава, куда забросила меня судьба из военной академии — их Никита тоже разогнал! — набирал кадры. Только что в Центре были первоклассные воздушные бойцы, опытные методисты — и вот целыми эскадрильями летчики уходили в заводские цеха, а в Центр собирают с бору по сосенке. Тем пилотам летать бы да летать, но на их места пришлось подыскивать людей и со школьных аэродромов — «профессоров круга», и «студентов», вроде меня. Со временем все достигнут высокого летного уровня. Но ведь это — со временем. А как же безопасность государства, надежность границ великой державы?.. Да в Кремле разве о том думают? У стареющего Никиты только и забот было — чем бы еще огорошить человечество?..

А тем временем по весне, точнее, 9 апреля 1960 года — в самом начале разгона нашей армии — президент США Дуайт Эйзенхауэр отправил в сторону России очередной самолет-шпион. В Париже готовилась встреча руководителей СССР, США, Англии, Франции, и вот сюрприз — «Кузькина мать» из Америки! У-2 вторгся на территорию нашей страны и прошел над четырьмя важнейшими стратегическими объектами.

Никита разводил руками, он не мог понять «друга Дуайта». Как это, понимаешь, так? Только что, в сентябре 1959-го, встречались «без галстуков» — обнимались, целовались — и на тебе! Действительно. К июню готовилась встреча американского президента в Советском Союзе. На Байкале рыбалка — там все заборы по дороге к озеру покрасили, крыши в потемкинских деревнях обновили. В Москве улицы расширяли, обшарпанные стены старых дореволюционных домов в порядок приводили. И все зря?..

В войска полетели суровые телеграммы министра обороны: «Преступная халатность!», «недопустимая расхлябанность!» и так далее. Искали виноватого стрелочника.

Сергей Хрущев, сын Никиты, в штате советников своего папаши официально не состоял — «вкалывал» в его интересах бескорыстно — за идею. Спустя годы, уже в Америке, он припомнит тревожный эпизод: «Я спросил: “Как же ПВО упустила самолет?”

— Проспали, — отец употребил более грубое слово. О подробностях он не упомянул, ему не хотелось говорить о неприятном. Я рассказал о телеметрических ракетах на Балхаше, посетовал, что такой важный и секретный объект теперь полностью раскрыт американцами. Отец согласился, что на полигонах надо установить средства ПВО, поставить зенитные ракеты, забазировать самолеты.

— Все это раньше следовало делать. Теперь они своего добились, когда еще сунутся? — не то что с сожалением, а скорее с досадой сказал отец…»

Никита был гарант конституции не хуже других и себя винить он, конечно, ни в чем не хотел. К слову, заметим, это сделала история, от сурового суда которой не уходил еще никто.

А в небо-то России американцы сунулись ровно через три недели — будто по плану.

…1 мая 1960 года в 6 часов утра министр обороны Малиновский сыграл Никите Хрущеву ранний подъем. День обещал быть погожим, Красная площадь, как всегда, готовилась к первомайскому параду, но звонок по «кремлевке», которую Хрущев переключил на ночь в свою спальню — так, на всякий случай: вдруг заговор против него? — ничего хорошего не предвещал. Нет, внезапного нападения на Советский Союз в столь ранний час быть не могло. Никто не бомбил Киев, не рвали русское небо чужедальние ракеты — просто прокрался через границу опять один самолет из Штатов и тихо да мирно фотографировал всякие там объекты среди долины ровныя. Снимки, говорят, получались хорошие.

Однако к шести утра в боевую готовность была приведена вся система ПВО страны. На всех аэродромах, в зенитно-ракетных и радиотехнических частях и подразделениях Средней Азии, Казахстана, Сибири, Урала, а затем Европейской части страны и Крайнего Севера, там, где нынче тишь да благодать — одни верблюды и тюлени пасутся! — сигнал тревоги поднял тысячи офицеров и солдат.

А в Москве Никита Хрущев попил чайку и в плохом настроении покатил в Кремль. Там его уже ждали, и сын Сергей спросил:

— Собьют?

— Глупый вопрос. Малиновский сказал, что они поднимают авиацию, «75-е» привели в боевую готовность. Уверяют, что собьют, если не проворонят… — ответил Никита сыну и уточнил: — Т-3 у нас мало, а на такой высоте у ракет радиус действия невелик. Все зависит от случая: если напорется, если не проворонят, если попадут…

Что и говорить, столь «звездный налет» отразить было не просто. Верховный главнокомандующий это хорошо понимал!

Спустя годы американский пилот Фрэнсис Пауэрc, виновник первомайской тревоги, напишет: «Время настигло нас. Отброшенный на сиденье, я сказал: “Боже мой, вот оно!”» Да, как говорится, сколько веревочке не виться, а конец ее всегда найдется. Но пока сотрудники ЦРУ и госдепартамента надеялись, что полет Пауэрса завершится, если не с прежним успехом, то уж без особого прокола для их престижа.

Президент Эйзенхауэр в то воскресенье проводил уик-энд в загородной резиденции, когда вдруг получил сообщение, что разведывательный самолет, совершавший плановый полет над Россией, в назначенный срок к месту посадки не прибыл. Президент заметил, что потеря пилота, конечно, печальное событие, но больше его беспокоило другое — останутся ли улики по поводу находящегося в самолете разведывательного оборудования. Взрывное устройство во внештатной ситуации должно было разнести все — ничего не сохранить! Поэтому для мировой общественности в Штатах уверенно плели такую легенду: «Невооруженный, пилотируемый гражданским пилотом самолет, предназначенный для исследования погоды, пропал 1 мая. Во время полета летчик сообщил о неисправности системы кислородного питания»… Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства заготовило и заявление, в котором с уверенностью барона Мюнхгаузена вешало лапшу на уши: «Приборы, установленные на самолете У-2, позволяют получить более точные сведения о турбулентности воздуха, конвективных облаках, ветровом сдвиге, струйных течениях и таких распространенных явлениях, как тайфуны».

Ну, конечно, Пентагон интересовали струйные течения в районе деревни Козолуповка и тайфуны в Синих Липягах!..

И все же, памятуя, что лучшая оборона — наступление, американское посольство в Москве отгрохало Министерству иностранных дел СССР ноту, в которой говорилось: «Правительство Соединенных Штатов требует (!) от советского правительства сообщать ему все факты, которые будут обнаружены в результате советского расследования инцидента, и информировать его о судьбе пилота»…

А что же Никита? А Никита, как услышал доклад маршала Бирюзова, что самолет-шпион сбит, чуть с мавзолея не свалился! — замахал шляпой во все стороны, засуетился, а узнав, что и американский летчик захвачен, рявкнул: «Повесить!» Да, такие вот у нас крутые, на святой-то Руси, гаранты конституции…

Однако кто сбил самолет Пауэрса?

В анналах истории остался рапорт командира одного из подразделений ракетных частей ПВО, расположенного в районе Свердловска: «Доношу, что ваш приказ об уничтожении самолета-нарушителя государственной границы Советского Союза, вторгшегося в пределы нашей Родины 1 мая 1960 года, выполнен в 8.53 (по московскому времени).

При входе самолета в зону огня на высоте свыше 20 тысяч метров был произведен пуск одной ракеты, разрывом которой цель была уничтожена. Поражение цели наблюдалось при помощи приборов, а через небольшой промежуток времени постами визуального наблюдения было зафиксировано падение обломков самолета и спуск на парашюте летчика, выбросившегося с разбитого самолета. О результатах боя мною было доложено по команде, и приняты меры по задержанию летчика, спустившегося на парашюте.

Майор Воронов, 1 мая 1960 года».

Все бы ничего, да вот одна деталь смущала свидетелей тех давних событий: более 30 минут после пуска ракеты дивизионом Воронова доклада о результатах боя никуда не поступило…

Здесь, пожалуй, самый момент обратиться к воспоминаниям Сергея Хрущева. Он передает обстановку уже после доклада ракетчиков главкому ПВО страны С.С. Бирюзову о сбитии самолета-нарушителя: «У Сергея Семеновича отлегло от сердца. Тут последовала новая информация, местный командующий истребительной авиацией генерал-майор Вовк сообщил из Свердловска «Дракону»: “Одного летчика задержали, второго ловим…” Бирюзов решил дождаться подтверждения о поимке второго шпиона и потом доложить отцу о происшедшем лично.

Не успел маршал решить: заехать домой переодеться или явиться на Красной площади вот так, по-боевому, как снова позвонили по ВЧ из Свердловска. Запинаясь, генерал сообщил, что второго парашютиста нашли, к сожалению, им оказался наш, старший лейтенант Сафронов.

— Как наш? — маршал едва сдержался, чтобы не перейти на крик. — Сколько самолетов сбили? Вы что, чужого от своего отличить не можете?

— У него не работает ответчик, — соврал генерал. Потом эту ложь повторяли повсеместно, хотя пилоты свидетельствуют об обратном.

— Сколько ракет выпустили? — понемногу стал успокаиваться Бирюзов.

— Одну, три и еще две, — начал неуверенно считать генерал в Свердловске.

— А какой сбили? — не дослушал его маршал.

— Первой, — убитым голосом произнесли на том конце провода.

— Так какого же вы рожна… — дальнейшие несколько минут обычно спокойный Бирюзов пользовался исключительно непечатными выражениями и в сердцах бросил трубку.

Радужное ощущение победы мгновенно улетучилось, в таком виде доклад не предвещал триумфа.

— Узнай, какой самолет они сбили, Т-3 или МиГ, — бросил маршал Савицкому.

Тот вновь связался со Свердловском.

— МиГ-19, — кратко сообщил он после нескольких минут энергичного разговора. — Первым я послал Т-3, приказал таранить, но летчик промазал, прошел выше цели. Тогда подняли МиГ-19, показалось, что цель снизилась.

— Хорошо, — Бирюзов уже не слушал своего заместителя.

В его мозгу отпечаталось: перехватчик пролетел над высотным разведчиком. Это само по себе достижение. Но как доложить? И тут в его голове мелькнула спасительная идея. Маршал подозвал к себе заместителей.

— Дело обстояло так, — начал он уверенным, ровным голосом. — Нарушитель только краем мазнул по зоне досягаемости ракет. Мы это предполагали заранее и послали наперехват Т-3. Нет, лучше пару Т-3, — поправился он. — Ведь там стояли два самолета. Они уже настигали цель, когда она вошла в зону поражения ракетами. На самом пределе. Решили пускать. Перехватчику передали команду на выход из боя, но он в ответ только крикнул: «Атакую». Стартовали две ракеты, как положено. Оба самолета оказались так близко, что с земли их перестали различать, отметки на радиолокаторе слились. Поэтому одна ракета поразила шпиона, а другая погналась за нашим. К сожалению, тоже не промазала… Лейтенант, как там его?..

— Старший лейтенант Сафронов, — подсказал Савицкий.

— Да, лейтенант, — повторил маршал, — погиб как герой. Все! И никаких других ракет! Расстрелялись! Помехи им, видите ли, глаза застлали.

Маршал оглядел с головы до ног своих заместителей. На их лицах он прочитал согласие. Такая версия устраивала всех, в первую очередь главнокомандование.

— Ты, — Бирюзов повернулся к Кулешову, — немедленно лети на место. Разберись внимательно, но, главное, все должны говорить одинаково. Ясно?

— Есть, — ответил генерал-полковник. Савицкий только кивнул головой…»

Кивнул головой… Попробовал бы не кивнуть! Самый крутой омоновец образца октября 1993-го в сравнении-то с Сергеем Семеновичем не больше как нервная гимназистка. Маршал рассказывал однажды в узком кругу, как в свое время где-то в подземелье тащили на казнь самого хозяина Лубянки. Берии стало плохо, и от этого, как тонко заметил Сергей Семенович, «он обосрался». Тут Бирюзов его и пристрелил…

Нет оснований не верить рассказу сына Хрущева и о твердой установке маршала по поводу расстрела самолета-нарушителя. Однако установки — установками, а как в действительности обстояло дело с теми самолетами?

…Два пилота — заместитель командира эскадрильи капитан Б. Айвазян и старший лейтенант С.Сафронов в тот майский день несли боевое дежурство на аэродроме неподалеку от Перми. Когда началась ловля американского шпиона, они перелетели в аэропорт Кольцове, под Свердловск. Там их истребители МиГ-19 дозаправили топливом, и летчики остались в кабинах боевых машин в готовности к перехвату.

На том же аэродроме случайно оказались еще два перехватчика — Т-3. Этот самолет-«труба» заметно отличался от своих собратьев внушительным внешним видом — в выхлопное сопло двигателя можно было войти не сгибаясь. Дельтовидное (треугольное) крыло самолета начиналось далеко за кабиной летчика, и сверху машина напоминала огромную балалайку. У нас, в исследовательском полку, был такой перехватчик. Помню, летал на нем капитан Железное, и, сравнивая с «трубой» наш МиГ-21, который вскоре признает весь мир, мы несколько ревниво посматривали на тот грозный с виду Т-3.

Словом, два таких самолета с заводского аэродрома в полк под Барановичи перегоняли перед майскими праздниками капитан И. Ментюков и капитан А. Сакович. Для перегонки боевой машины с одного места на другое, понятно, не требовались ни ракеты, которыми был вооружен Т-3, ни высотное снаряжение для летчика — металлический гермошлем, высотно-компенсирующий костюм, без которого человек лопнет на высоте в случае разгерметизации кабины. А тут вдруг рано утром вызов на аэродром — готовность номер один — и приказ: «Слушайте меня внимательно. Цель — реальная, высотная. Таранить! Приказ Москвы. Передал “Дракон”».

Дракон-то дракон — такой угрожающий позывной был у генерала Савицкого — да чем таранить-то? В годы войны рубили винтом по хвосту, и то, как правило, таранщик вынужден был выходить из боя. А тут как?..

Оставалось одно: разогнать машину, на скорости ударить всей массой по другой — и яйца всмятку! «Дракон» посылал летчика на верную смерть.

— К тарану готов! — ответил по радио капитан Ментюков, потом помолчал и добавил: — Единственная просьба — не забыть семью и мать…

— Будет сделано! — этак бодро, с воодушевлением успокоили пилота, и он взлетел.

Ну, а дальше рассказывает сам Игорь Андреевич Ментюков:

«Иду в направлении Челябинска минут семнадцать, а на связь никто не выходит. Подумал уже — направили и забыли. Но тут в наушниках раздалось: “Как меня слышите?” — “Нормально”, — отвечаю. — “Следуйте этим курсом”. Чуть позже: “Топливо выработал в баках?” Говорю: “Нет еще”. Однако тут же последовала команда: “Бросай баки: пойдешь на таран”. Сбросил баки. Команда: “Форсаж!” Включил форсаж, развернул самолет на сто двадцать градусов и разогнал его до скорости М-1,9, а может, до М-2,0. Меня начали выводить на двадцатикилометровую высоту»…

М-2,0 — это две скорости звука, стало быть, около 2500 километров в час. А Пауэрc летел на скорости 750–780. Когда до цели осталось около 12 километров, Ментюкову передали по радио, что она начала разворот. «Включай форсаж! Сбавляй скорость!» — кричали с земли. И тут же новый приказ: «Уходи из зоны! По вам работают!..»

«По вам…» — этак интеллигентно обращались, конечно, не к капитану Ментюкову. Дело в том, что в воздухе тогда были уже Борис Айвазян и Сергей Сафронов. Они искали цель, но найти им так никого и не удалось. Спустя годы майор в отставке Айвазян рассказывал, что видел в воздухе взрыв и пять уходящих к земле точек: «Я принял взрыв за самоликвидацию ракеты, понял, что зенитчики уже открыли огонь, и тут же сообщил на КП…»

А на КП на всех экранах локаторов цель тоже пропала. Ракетчики полагали, что с вражеского самолета были сброшены металлические ленты, которые и создавали им помехи. «На самом деле экран локатора забили отметки от обломков самолета, тем более после дивизиона Шелудько их стало еще больше», — вспоминал потом и майор Воронов. Да как не быть тем обломкам, когда ракеты уже вовсю били по своим перехватчикам да по тому, что еще осталось от машины Пауэрса…

Более получаса на командном пункте армии ПВО не сомневались, что нарушитель продолжает полет. Из полка Бориса Авдеева наперехват—вплоть до тарана! — подняли еще одно звено МиГ-19. Ментюков вынужден был приземлиться — «труба» сожрала уже все горючее. Айвазян, так и не обнаружив цели, тоже забеспокоился о посадке и передал Сафронову по радио, что садиться придется с ходу, с прямой — топлива не оставалось и на их истребителях.

Но Сафронов своему ведущему ничего не ответил. Его самолет упал в десяти километрах от аэродрома, а сам он опустился на парашюте уже мертвый…

На всех парусах из столицы к месту событий неслась комиссия. Сотрудники аппарата ЦК КПСС, военной контрразведки КГБ, генералы из Генштаба, Главного штаба войск ПВО страны летели с установкой крутого маршала: «Стартовали две ракеты, как положено… Одна ракета поразила шпиона, а другая погналась за нашим… И никаких других ракет! Расстрелялись! Помехи им, видите ли, глаза застлали… Все должны говорить одинаково. Ясно?»

В то майское утро в охоте за самолетом-шпионом было выпущено 14 зенитных ракет. Более 30 лет об этом все, кто знал, помалкивали — все говорили одинаково: стартовали две ракеты. Но вот исповедальный рассказ о былом Игоря Андреевича Ментюкова:

«Ситуация очень удачно укладывалась в хрущевскую завиральную идею, что при наличии ракет авиация не нужна или нужна для парадов и почетных эскортов. Поэтому сам факт, что Пауэрc приземлился в зоне действия дивизиона капитана Н.Воронова, истолковали в пользу теории Никиты Сергеевича. А тогда сам Воронов не знал, как доложить. Колхозники приняли Пауэрса за космонавта, привезли его к ракетчикам, а те-то знали, что не сбивали. Полчаса держал Воронов «паузу», это известный факт, и только тогда доложил. Но когда специалисты поняли, что ракетчики ни при чем, никто, естественно, не осмелился доложить об этом Хрущеву. Так родилась легенда о «сбитом ракетчиками» Пауэрсе».

Более 30 лет ту легенду о ракетах повторяли все. Не разгласил «военной тайны» и летчик Ментюков. Впрочем, был один пилот, который сказал правду сразу — Фрэнсис Пауэрc.

После суда американскому летчику разрешили встретиться с родными. Недолгим было то свидание, но Пауэрc успел сказать отцу: «Не верь, отец, что меня сбила ракета. Меня сбил самолет, я его видел своими глазами…»

В последние годы нужды в молчании о былых делах нет. Нынче скрывают другое. Скажем, как поработал бывший генсек Горбачев, пытаясь пробить систему жульнических договоренностей под прикрытием лозунгов о «всемирном ядерном разоружении» — ОСВ-2 называется. По тем договоренностям нам предстояло уничтожить ракеты РС-20, которые, по мнению американских специалистов, наиболее опасны для их страны в случае заварушки. Эти ракеты абсолютно надежны. Они успевают взлететь до падения американских боеголовок, если вдруг там надумают ударить по России. Их невозможно уничтожить ни в шахте, ни на старте никаким шпионам. Их боеголовки несут колоссальную разрушительную силу!

Стараясь протолкнуть ратификацию договора ОСВ-2, опасного для нашего государства, кое-кто во властных структурах РФ и днесь выдвигает аргументы о «выработке ресурса надежности» тех ракет. В апреле 1998 года было решено произвести контрольный пуск РС-20, которая простояла на боевом дежурстве 20 лет. И что же? Расчет подполковника В. Пушистова после того пуска напрочь испортил настроение кое-кому из тех структур. Ракета, рванув с испытательного космодрома Байконур, прошла до мишенного поля Камчатского полигона и сокрушила все десять целей, выделенных для ее десяти боеголовок. Вот о чем нынче-то помалкивают!..

А тогда у летчика Ментюкова состоялся лишь телефонный разговор с генералом Савицким. То ли ради профессионального любопытства — как там пилот на высоте в два десятка километров без гермошлема да без высотно-компенсирующего костюма чувствует себя, то ли в душе сиятельного генерала что-то все же сработало — как-никак человека на верную смерть посылал, — он спросил Ментюкова о его самочувствии.

— Хоть и ломило у меня косточки, но ответил я высокому начальству, что все хорошо, — рассказывает Игорь Андреевич и припоминает, как Савицкий в кон-це разговора по поводу рухнувшего американского самолета заметил: «Спасибо. Без тебя бы он ушел…»

Генерал понимал, что не ракетчики сбили Пауэрса.

— Да все мы понимали. Мы были профессионалами. Просто это была сделка с совестью…

Однако как получилось, что У-2 после прохода над ним «трубы» начал разваливаться в воздухе? Для пилотов такое вполне понятно. Кто хоть раз выполнял так называемые типовые атаки по самолетам с реактивным двигателем, знает, что получается, если попадешь в спутную струю. В лучшем случае отбросит, перевернет, а то и двигатель захлебнется. Был и у меня однажды подобный случай.

Помню так. Уже на кругу — это в районе аэродрома — на высоте всего-то в 500 метров после роспуска звена на посадку мы растягивались — занимали определенную дистанцию друг от друга, чтобы не свалиться на посадочную полосу всей кучей. А чуть выше роспуск после задания произвела еще одна группа истребителей. Не заметив нас, они также входили в круг, устанавливая при этом положенную высоту. И вот слышу кричит мне по радио Коля Ковалев, мой ведомый: «256-й, на тебя самолет садится!..» А я уже видел тот самолет — как потом выяснилось, в нем был Жора Корниенко, который, ничего не подозревая, устраивался сверху прямо мне на голову…

Квитанцию, то есть ответ передавшему что-то по радио, мол, слышал и понял его, я дал секунды две спустя, уже вовсю шуруя в то же самое время всеми рычагами! Но перед этим взгляд зафиксировал: огнедышащее — словно кратер вулкана! — выхлопное сопло и столб пламени в меня! Дистанция между нашими самолетами была каких-то метров восемь-десять…

Страха, откровенно скажу, не было. Была реакция каскадера. А точнее — желание жить! И в той борьбе за жизнь что-то подсказало сработать в кабине именно так, как и сработал. Со стороны, должно быть, все выглядело благопристойно и грамотно: мой самолет не метнулся вверх — тут наверняка в струю огня попал бы, не пошел он и по дуге большого круга вниз, когда та же струя ударила бы по хвосту машины, и, как знать, что осталась бы от ее нежных рулей высоты. Я совершенно некоординированно, резко двинул ручку управления от себя — в левый угол кабины, правую педаль руля поворота — до отказа в правый угол и… выскочил из огня! В кабине, если бы все это заснять на пленку, выглядело бы довольно забавно. Ну, скажем, в танце «маленьких лебедей» вдруг один из них прекратил семенить ножками, вырвался из общего строя и на изящных пуантах да в накрахмаленной пачке пошел бы по диагонали сцены стремительным акробатическим каскадом — рандат, фляк, сальто назад, прогнувшись с двумя пируэтами, в темпе сальто вперед… При этом приземлиться тот белый лебедь должен был не на голову.

Я приземлился тогда вполне прилично.

Много лет минуло с давней лейтенантской поры. А будто и сейчас перед глазами огнедышащий Везувий, который показал мне на высоте 500 метров Жора Корниенко. Уйти от раскаленной трубы его истребителя мне помог разве что мой ангел-хранитель…

И еще деталь. Так, к слову. На всю жизнь запомнилась мне «квитанция», которую я пустил в эфир на Подсказку Коли Ковалева (царство ему небесное — Николай разбился в одном из полетов ночью…):

— Да вижу! Е… твою!

На что с земли, уже с командного пункта, последовал запрос:

— Кто там матерится?..

Я только что выскочил из дурацкой ситуации, объясняться в воздухе на эту тему мне ни с кем не хотелось — пора было выпускать шасси, щитки-закрылки, выполнять заход на посадку и думать о посадке. А на следующий день, на разборе полетов, Герой Советского Союза Л.К. Щукин, прославленный ас времен корейской войны, все-таки поинтересовался, что это за вольный сын эфира нарушил вчера порядок радиообмена в воздухе. Я поднялся.

— Что, нервы не выдержали?.. — только и спросил Лев Кириллович.

Не знаю, успел ли разрядиться в воздухе летчик Пауэрc, когда самолет-«труба» чертом — на сверхзвуке! — пронесся над его крестообразной машиной, или у них, американцев, и сказать-то в таких случаях нечего, но подполковник Ментюков как-то, спустя годы, вспоминая былое, признался:

— Сам Пауэрc в ходе следствия и на суде говорил, что услышал хлопок, и впереди него полетело оранжевое пламя… — Хлопки такие, известно, получаются при полетах сверхзвуковых самолетов, а пламя — это то самое выхлопное сопло. — Одним словом, самолет Пауэрса попал в спутную струю моего Су-9 (так позже стали называть истребитель-перехватчик Т-3), а в ней потоки воздуха стегают со скоростью до 180 метров в секунду! Плюс крутящий момент. Вот его и стало крутить. Крылья обломались…

О себе, об истории того так неожиданно закончившегося полета Пауэрc со временем напишет книгу «Оверфлайт». До сих пор она не переведена на русский и неизвестна нашим читателям. Так вот там летчик-шпион и пишет: «Время настигло нас. Отброшенный на сиденье, я сказал: “Боже мой, вот оно!..”» Выходит, отреагировал на нештатную ситуацию в воздухе и американец.

А время, действительно, настигает нас, и за все приходится расплачиваться. Жаль только, что выводы при этом получаются запоздалые.

На допросах, которые начались сразу же, как только шпион из Штатов попал в руки компетентных органов, он доказывал, что был не шпионом, а «жокеем», которому платили за полеты по определенному маршруту и который только включал да выключал аппаратуру, как было указано на карте, не испытывая при этом ни малейшего любопытства.

Что и говорить, «жокеев» таких на российских просторах всегда хватало. Нынче Россия — вообще сплошной манеж для «жокейских-то» выездок. Ну, а тогда залетному гостю его бизнес не удался и пришлось держать ответ совсем не на лошадиную тему.

Государственным обвинителем на судебном заседании по делу Пауэрса выступал прокурор Руденко. «Он допрашивал меня более двух часов. И каждый раз приходилось вставать. Я очень устал и умственно и физически. Усталость быстро переходила в депрессию, — пишет Пауэрc, но замечает, как старался не поддаться слабости, не потерять бдительность и тщательно обдумывал каждый ответ, чтобы не допустить промаха:

— Они хотели, чтобы вы взорвали самолет, погибли сами и уничтожили все следы?

— Нет, мне не говорили, чтобы я покончил с собой.

— Но вам дали булавку, чтобы вы покончили с собой?

— В случае пыток.

— Вам говорили, что в СССР применяют пытки?

— Я не помню, чтобы так говорили, но я ждал этого.

— Вас пытали?

— Нет…»

Пауэрc подробно вспоминает ход судебного процесса, вопросы-ответы, обстановку, в которой оказался: «Из зала меня провели в хорошо обставленную приемную. Здесь стояла кушетка, на которой я мог при желании отдохнуть. Меня ждал завтрак: свежие фрукты, которых я не видел с тех пор, как оказался в России, бананы и ломоть арбуза»…

Американского шпиона приговорили к лишению свободы на десять лет. «Присутствующие в зале стоя аплодировали. Потому ли, что приговор им показался достаточно суровым или, наоборот, гуманным. Не знаю…» — так и не понял Пауэрc.

Загрузка...