Хроники Ники

Февраль 2001 г. — Гримерка, ледяной дождь и горячий душ

Матерь богов,

Мы гуляли весь день

Под мелким дождем, твои мокрые джинсы

Комком лежат на полу,

Так возьмемся скорее за дело!

(с) Наутилус Помпилиус «Матерь богов»

— Посмотрите списки на «МэМэ», мы должны там быть: Мельникова Анастасия и Мухина Ника! — громким уверенным голосом проговорила Настя и ослепительно улыбнулась мрачному полноватому охраннику у входа в «Саббат».

Охранник пробурчал что-то невразумительное девушке сидящей за стойкой за его спиной. Она перебрала листки бумаги перед собой, поводила по ним пальцем, и видимо найдя в них наши имена, одобрительно кивнула. Охранник отступил назад, пропуская нас, и тут же преградил путь еще нескольким девчонкам и парням, которые тоже хотели прорваться в клуб.

Мы радостно подскочили к девушке за стойкой, и она поставила на запястье каждой из нас синий штамп в виде логотипа «Саббат».

Я сделала несколько шагов в направлении гардероба, но Настя меня остановила:

— Не ходи туда, разденемся в гримерке!

Я нерешительно помотала головой, но Настя, схватила меня за рукав и потащила в небольшой закуток расположенный за стойкой с билетами и афишами, к двери, возле которой обычные люди не тусовались.

Она уже хотела взяться за ручку, но дверь распахнулась, и из нее вышел бородатый великан со сросшимися густыми бровями, длинными черными волосами и в черной футболке с нечитаемым логотипом какой-то метал — группы:

— Упс! Девочки, сюда нельзя! — с наездом пробасил он, и я бы тут же сбежала, если бы не цепкая Настина пятерня, сжимающая мою руку.

— Денис, ты что, не узнаешь меня? — строго сказала Настя и сняла шляпу.

— Упс! — повторил бородач. — Настена, прости, не признал, заходи, Илюха там. А это кто? Твоя сестренка? — уже более приветливо сказал он, глядя на меня.

— Типа того, — отмахнулась Настя, и мы протиснулись сквозь тесный коридорчик за дверью и оказались в гримерке!

Я всегда почему-то представляла, что гримерка рок-звезд — это какое-то очень комфортабельное и красивое помещение. Что у них там у каждого персональные туалетные столики, круглые зеркала с лампочками и бархатные кресла, и их гитары аккуратно стоят на стойках, заманчиво поблескивая в богемном полумраке. Гримерка «Монстров» была полной противоположностью моим представлениям: совсем небольшая комната, где трудно было сделать шаг, не наступив на что-нибудь или кого-нибудь. Зеркало было одно, но почти на всю стену, а вдоль него был установлен балетный станок, на котором висели чьи-то свитера и штаны. Гитары и примочки лежали в кофрах на старом письменном столе возле входа, по полу змеились какие-то провода, и между ними шныряла неизвестно откуда взявшаяся серая кошка. Возле зеркала была оклеенная плакатами небольшая незаметная на первый взгляд дверь, ведущая на сцену. Дверь была приоткрыта, и из зала доносились звуки музыки: гитарные запилы и мощные пассажи ударных. Слева, около противоположной стены стоял полуразрушенный шкаф для одежды с обвисшими дверками. Настя по-свойски подошла к нему, достала пару плечиков и аккуратно, насколько это было возможно, повесила туда свое пальто и мою куртку. А я тем временем обалдело глазела по сторонам.

Посреди комнаты стоял журнальный стол, рядом были диван, пара потертых кресел, пара стульев. За столом сидело трое мужчин и привлекательная худенькая девушка с точеным личиком русалки и длинными светлыми волнистыми волосами. Они увлеченно болтали, смеялись, и казалось, совсем не замечали нас.

Настя легонько толкнула меня локтем и прошипела:

— Не стой, как столб, садись!

А сама одним прыжком подскочила к широкоплечему темноволосому лохматому парню, сидящему к нам спиной, обняла его и громко сказала ему прямо в ухо:

— Солнце, привет!

Парень обернулся, гигантскими волосатыми ручищами сгреб Настю в охапку, уронил ее к себе на колени, и, одаряя ее страстным поцелуем, нежно протянул приятным баском:

— Киса моя!

— Я не одна! — весело прощебетала Настя, — Это Ника, помнишь ее?! Ника, это остальные — Данила, Яна, Дима.

— Привет, — кое-как выдавила из себя я, вмиг охрипшим голосом, в приступе неожиданного смущения. Остальные кивнули в ответ без особого энтузиазма, и продолжили свой разговор. Настя потянула меня за ремень джинсов, и я, наконец, усевшись на деревянный стул возле кресла с «самим великим Илюшей Коршуновым», стала рассматривать присутствующих за столом. До сих пор я видела их только на сцене, а теперь они были совсем рядом, вполне обычные люди, если не считать, того что один из них когда-то чуть не задушил меня в лагерном туалете.

На столе у них царил сущий хаос: стояли пластиковые стаканчики с вином, пивом и чаем, банка с окурками, бутылки, сигареты, куски хлеба, рассыпанное печенье, миска с остывшей лапшой быстрого приготовления, пачки сухариков, чайные пакетики, еще какая-то невнятная снедь и видавший виды электрический чайник.

Коротко стриженный невысокий мужичок в красной бандане, (который был представлен как Дима, и как я знала, бессменный ударник «Монстров»), курил и рассказывал про какой-то фильм, где умирали по очереди люди, выжившие в авиакатастрофе. А Илья, который видимо его тоже смотрел, перебивая Диму, изображал чью-то особенно жуткую смерть, дергался и забавно издавал нечленораздельные звуки. Симпатичный светловолосый парень в темно-синей рубашке с закатанными по локоть рукавами, пытаясь привлечь внимание Димы, то и дело дергал его за край толстовки и тихим жалобным голосом спрашивал:

— А можно мне лапши поесть?

Но, Дима, увлеченный своим рассказом и телодвижениями Ильи, отмахивался, не слыша его вопроса. Закончив рассказывать, он со значением опустил свой окурок в миску с лапшой и раздраженно обратился к светловолосому, так словно сам был строгим учителем, а тот — непоседливым учеником:

— Даня, что ты хотел?

— Уже ничего, — ответил светловолосый, вздохнул и притворно вытер слезу.

Я не выдержала и тихонько рассмеялась. Я поняла, что этот Даня — и есть фронтмен «Монстров». В жизни он не выглядел таким брутальным, как на сцене, а даже наоборот, казался милым, добрым и ранимым. Словно в подтверждение моим мыслям, на колени к Дане вдруг вспрыгнула кошка и начала там устраиваться. Парень нежно опустил свою ладонь на ее серую спинку и стал гладить, приговаривая: «Ну, кто у нас тут такой уютный малыш?!» Кошка замурлыкала, улеглась, и уже через минуту задремала под его ласками.

В этот момент вдруг распахнулась дверь, и вошел бородатый Денис, которого мы встретили у входа ранее, и позвал: «Димон, Даня, пойдемте, поможете, там Стас приехал!»

— Я с вами! — пискнула девушка, до сих пор молчавшая, и, выпорхнув из-за стола, выбежала из гримерки. За ней, вздыхая, вышел Димон, а Даня, с жалостью поглядев на разомлевшую кошку, пробормотал что-то вроде «охохонюшки», аккуратно, чтобы не разбудить, взял ее в руки и торжественно возложил на мои колени:

— Постереги! — строго сказал он, вставая. Заметив, что его джинсы покрывают клочки серой шерсти, я с тревогой посмотрела на свои штаны. Так оно и было, на мне тоже мгновенно появилось несколько шерстинок. Но Даня был настолько трогательным, что я не смогла возразить, а только кивнула.

Когда он вышел, ко мне вдруг обратился Илья:

— Так как вас зовут, мадам?

— Ника, — сказала я, — Ника Мухина.

— Ты, что, Илья, забыл? Ника, мне как сестра, я же тебе рассказывала! — возмущенно напустилась на него Настя.

— Никамухина?! — слегка прищурившись, подчеркнуто удивленно переспросил Илья, — Никому-никому?

— Ты повторяешься, — усмехнулась я.

— Да, ладно, ты это… Извини, я даже не помнил, мне Настя рассказала. Что бы там ни было в прошлом, я не со зла. Ну, что? Мир? — он протянул мне руку.

Я вздохнула. Это был вздох облегчения. Конечно, он меня забыл, но я боялась, что он будет злым и высокомерным, как раньше. Я даже не рассчитывала на такую искренность и любезность.

— Конечно, мир! — ответила я, пожимая его широкую ладонь.

— Прикольно! Только не надо больше в моем подъезде рисовать «Субмарины», — полустрого — полушутливо сказал он.

Я в панике посмотрела на Настю. Подруга скорчила неопределенную гримасу, мол не обращай внимания. Но я догадалась, что Настя, наверняка ему проболталась об авторстве надписи в подъезде, но испугавшись, что он рассердится, перевела все стрелы на меня.

Илья, будто не замечая наших перемигиваний, спросил:

- А у тебя есть парень?

- Нет, — не моргнув, ответила я и вдруг в ужасе поняла, что забыла про Ивана, и что он напрсился сегодня пойти со мной и должен прийти с минуты на минуту.

— А как тебе Димон? Он сейчас свободен! Хочешь, поближе тебя с ним познакомлю? — спросил Илья.

Я вспомнила пивное брюшко Димона, его неопрятную рыжеватую бородку и поморщилась:

— Да ну, он старый какой-то!

— Девочка, а ты думаешь, ты не постареешь? И потом, тебе же не суп из него варить! — с пафосом в голосе возразил Илья.

— А у вас нет кого-нибудь получше? — жалобно сказала я.

— Тут тебе не фабрика женихов. Есть только хуже. Я, например! — сказал Илья, и, состроив страшную рожу, продолжил, — Но я занят, Даня с Яной. Есть еще Стас, но он жуткий бабник и алкаш, скоро его увидишь во всей красе. Дениса не предлагаю, его ты уже видела.

— А куда ребята сорвались? — перебила его объяснения Настя.

— У Стаса сегодня днюха, я же говорил вроде, — ответил Илья, — сейчас они все принесут, еду, выпивку, накроем поляну, а потом, как отыграем, сядем праздновать. Вы с нами, мадам? — любезно обратился он ко мне.

— Ну, в общем, да, — нерешительно пробормотала я под суровым Настиным взглядом.

На самом деле я колебалась. Конечно, мне было интересно оказаться в компании «Монстров», на дне рождения их гитариста — Стаса. Хотелось пообщаться с ними и стать здесь своей, как Настя, пусть не чьей-то девушкой, но хотя бы просто другом. Хотелось чаще бывать на их концертах, ездить на фестивали, быть в центре событий, познакомиться с другими музыкантами, и может быть, когда-нибудь показать им свое творчество, создать свою группу, и, чем черт не шутит, выступить где-то вместе с ними. Но меня останавливала мысль об Иване.

Мы с ним договорились, что он придет в клуб сразу после работы. Я хотела, чтобы он тоже побывал в «Саббате», услышал «Монстров», чтобы мы потанцевали вместе на метал — дискотеке после концерта, но я никак не рассчитывала, что тут будет чей-то день рождения и мне будет позволено на нем присутствовать.

Вернулись Даня, Дима, Яна, Денис и Стас, нагруженные пакетами из супермаркета, в которых многообещающе позвякивали бутылки. Настя с деловым видом открыла шкаф, вытащила откуда-то с верхней полки большой черный мешок для мусора и практически одним махом столкнула в него все, что было на столе, кроме, разве что чайника. Яна, где-то раздобывшая влажную тряпку, ловко протерла стол, и парни начали располагать на нем принесенные продукты, бутылки и одноразовую посуду.

Воспользовавшись этой суетой, я тихонько сняла с коленей кошку и выскользнула из гримерки, чтобы посмотреть, не пришел ли Иван.

Я успела как раз вовремя, Иван только что отошел от стойки с билетами и нерешительно озирался вокруг. Я подлетела к нему с радостью и облегчением, радуясь, что ему не пришлось разыскивать меня по клубу, тем более что я была в гримерке, куда бы он точно не смог войти.

— Ты как-то необычно выглядишь, — заметил он.

— Как это? — удивилась я.

— Как-то особенно красиво, — пояснил Иван, и было видно, как он слегка смутился.

— Решила сделать готический макияж, — гордо сказала я.

На самом деле меня накрасила Настя, сказав, что в метал-клуб нужно ходить с густо подведенными глазами.

Он внимательно посмотрел в мои накрашенные глаза, и я тоже смутилась.

— Пойдем, скоро концерт, — спохватилась я после некоторой паузы, и мы отправились в гардероб.

Иван сдал свою куртку, и я стала показывать ему «Саббат». Мы сходили в зал, послушали музыку, которую ставил диджей перед концертом, потолкались немного в курилке среди толпы неформалов — металлистов, а потом поднялись в бар над сценой.

— Я бы вина выпил, — сказал Иван, когда мы нашли свободный столик, — а тебе чего взять?

— Вань, тут нет вина, это метал — клуб, тут только пиво! — весело ответила я.

Не ответив, Иван с недоумением взглянул на меня, вздохнул и отправился к бару. Через несколько минут он вернулся с бокалом красного вина и каким-то коктейлем невероятного голубого цвета с тонкой трубочкой и ломтиком лимона. Это было похоже на чудо! В этом году мы с Настей уже несколько раз были в «Саббате», но ни разу я не видела, чтобы кому-нибудь в этом баре подавали подобное.

— Как ты это сделал? — в радостном удивлении спросила я.

— Деньги, связи и мое дьявольское обаяние! — загадочно произнес Иван, садясь рядом со мной и ставя бокалы на стол.

Не касаясь бокала, я наклонилась над ним и пригубила коктейль через трубочку, он оказался очень холодным и довольно крепким.

— У-у-у! Ты споить меня хочешь? — изумилась я.

— Просто хочу, чтобы ты успокоилась, ты какая-то встревоженная, что-то случилось? — мягко произнес Иван и вдруг погладил меня по плечу тыльной стороной ладони. А потом накрыл своей горячей рукой мои руки, нервно сжатые на коленях.

Он первый раз в жизни коснулся меня, и от этого касания у меня по коже будто пробежал крошечный разряд тока. Я посмотрела в его глаза, в них читался вопрос, он действительно хотел знать, что со мной. Он показался мне таким родным в этот момент, таким своим близким и понятным, совсем не то, что они — «Монстры», крутые и недосягаемые рок — звезды.

— Настя, зовет день рождения Стаса отмечать, это гитарист «МэМэ». Они сейчас отыграют и начнут праздновать, там, у себя в гримерке. Не знаю, как ее одну оставить, — нерешительно заговорила я.

— Она же со своим парнем? — уточнил Иван.

— Ну да, с Ильей, — ответила я.

— Чего переживать тогда, пусть себе празднуют. А тебе тут правда нравится? — недоверчиво оглядываясь по сторонам, проговорил Иван.

— Тут классно, ты что? — удивилась я, — Сам скоро увидишь. Сейчас концерт начнется, потом дискотека.

— Ник, ты только не обижайся, но, по-моему, это не клуб, а дыра. Я был в Москве прошлым летом, вот там рок — клубы, действительно крутые, — важно сказал Иван.

— Ну, мы не в Москве! И мне нравится музыка, которую тут играют, и нравятся «Монстры», ты просто должен их услышать, ты поймешь! — бурно запротестовала я, ощущая на себе расслабляющий эффект коктейля.

— Ладно, пойдем, послушаем твоих «Монстров», — милостиво согласился Иван.

И мы пошли в зал. «МэМэ» как раз начали играть первую песню, это была

«Forever Failure» группы Paradise Lost. Я взяла Ивана за руку и потянула его к самой сцене. Потрясающие звуки казалось, проникали в каждую клеточку моего тела. Я мотала головой в такт, стараясь впитать их в себя как можно больше, слиться с ними, дышать этой музыкой и удивительным голосом теперь уже знакомого мне Дани, скромного любителя лапши и кошек.

Народу в зале собралось очень много. Иван встал позади меня, чтобы оградить от напирающей толпы, и вдруг обняв меня обеими руками за талию, легко коснулся губами моих волос. Я снова почувствовала микроскопический удар тока от его прикосновения. Что же это такое? Может быть, действительно пора принять тот факт, что мы не просто друзья.

Я подалась назад и слегка оперлась на него. Иван в ответ прижался ко мне еще сильнее. И я, совсем осмелев, положила свои руки поверх его рук, и тихонько погладила его запястье. Иван опустил подбородок мне на плечо, и я чувствовала спиной его дыхание, и как напрягается и расслабляется его грудь под тонким джемпером. Я закрыла глаза, полностью отдавшись музыке и нахлынувшим чувствам. «Как же с ним хорошо!» — просто подумала я. Эта мысль будто выкристаллизовалась из ощущений, звуков и эмоций. Я не знала, люблю или нет, не знала, что будет дальше, но чувствовала себя рядом с ним словно птенец под крылом мамы птицы. Внезапно я, наконец, осознала насколько же он надежный, любящий, преданный и желанный. Да, желанный, иначе как объяснить то возбуждение, которое просыпалось во мне от его прикосновений. А еще, кроме проснувшегося желания меня охватила настоящая эйфория от того, что все происходит, так как мне хочется. Было настоящим счастьем осознавать, что я здесь не одна, и есть близкий мне человек кроме Насти, который способен разделить со мной наслаждение любимой музыкой.

Но оказалось, что на счет музыкальных предпочтений Ивана я все-таки ошибалась. Как только закончилась песня, он перестал меня обнимать, взял мою руку и, сказав прямо в ухо: «Пойдем, выйдем», потянул меня к выходу.

— Тебе что, не нравится? — заволновалась я, когда мы вышли в коридор.

— Честно, не очень, — поморщился Иван, — слишком тяжело для меня. И я не люблю такие голоса, это какое-то рычание, а не пение. Да и грустно как-то все! Весь этот «фрустрэйшон» и «темптэйшон» — просто разрыдаться и удавиться хочется. В общем, тоску навевает.

— Это же дум — метал, — возразила я, — и не тоску, а меланхолию. По-моему, они великолепны. Пойдем еще послушаем?

— А давай уйдем отсюда? — вдруг напористо сказал Иван.

Я никогда еще не слышала в его голосе столько решимости, и мне даже стало интересно, что будет, если я соглашусь. Но вдруг я вспомнила одну важную вещь:

— Хорошо. Давай, если тебе тут не нравится, можем уйти, но у меня одежда в гримерке у «Монстров», мы с Настей там, в шкафу повесили.

— Где эта гримерка? — строго хмыкнув, спросил Иван.

Я указала рукой на дверь за стойкой с билетами.

— Жди меня здесь, — сказал он и пошел в указанном направлении.

Я надеялась, что мимо пройдет Настя, чтобы я могла сказать ей, что ухожу с Иваном, но ее нигде не было видно, наверняка она тоже была у сцены, ведь там был ее Илья.

Я увидела, как Иван невозмутимо подошел к двери гримерки, распахнул ее, скрылся внутри, и уже через минуту вышел с моей курткой в руках.

— Как тебе это все удается? — с восторгом воскликнула я, когда он галантно помог мне надеть куртку.

— А что такого? — удивился Иван.

— Ну, ты вошел в секретное помещение, залез в их шкаф, — ответила я.

— Да, прямо ограбление века! — усмехнулся Иван.

Когда мы подошли к выходу, охранник посмотрел на нас удивленно и спросил:

— Насовсем?

— Навсегда! — отрапортовал Иван, беря меня за руку и выходя из «Саббата».

— Не факт, — пробурчала я себе под нос, покорно следуя за ним.

Дверь за нами захлопнулась, и мы остались с Иваном вдвоем, под козырьком на крыльце клуба, слабо освещенном тусклым светом фонаря. Была уже глубокая ночь, а погода стояла сумасшедшая. Казалось, что вокруг разверзся ад. Внезапно наступившая оттепель растапливала снежные сугробы, и они превращались в многочисленные потоки грязной талой воды, ручейками струившейся по асфальту. С неба лил сплошной стеной ледяной дождь вперемешку со снегом. Кругом стояла темнота, шелестели струи воды, крупные холодные капли барабанили по крышам и оконным отливам окрестных домов. Глотнув сырого пронизывающего насквозь ветра, я нерешительно спросила:

— Ну, что будем делать?

Вместо ответа Иван сделал шаг в мою сторону, положил руку мне на плечо и вдруг поцеловал меня. Я вздрогнула от неожиданности, и чуть было не оттолкнула его, но прикосновения его губ были такими завораживающими, что я в следующий миг даже удивилась, почему мы раньше этого не делали. Было ощущение, словно это не первый наш в жизни поцелуй, а воссоединение после долгой разлуки. Я вдруг поняла, что зря все это время боялась себе признаться, что чувствую к Ивану нечто большее, чем простая дружеская симпатия. Все, что я раньше представляла и придумывала о любви, в один миг затуманилось и померкло под расплывчатым светом фонаря. Смутные полустертые детские фантазии о романтике затмило абсолютно живое ощущение близости.

Вдруг из темноты послышались чей-то смех и одобрительные пьяные возгласы, что-то типа: «У-у! Давай-давай!!!»

Прекратив целоваться, мы с Иваном посмотрели в сторону, откуда шли крики, не увидели ничего, кроме двух-трех темных силуэтов и пары огоньков зажженных сигарет, я рассмеялась.

— Нам пора! — тихо произнес Иван, и, взяв меня за руку, сделал решительный шаг с крыльца «Саббата» в холодную мглу ночи.

Мы шли, держась за руки как дети, под потоками дождя и мокрого снега, останавливаясь под козырьком почти каждого подъезда, чтобы вновь и вновь целовать друг друга и сжимать в объятиях, словно мы открыли неисчерпаемый клад, или волшебный сосуд полный необузданной дикой энергии. Студеный злой ветер и вода, льющаяся с неба, заставляли нас опомниться и идти вперед, но нас притягивало друг к другу, как магнитом, и все повторялось снова.

Мне казалось, что мы идем целый час, а то и два, и я уже смирилась с тем, что это безумие будет длиться вечно. Но когда мы отирались у очередного подъезда, Иван вдруг достал из кармана ключ, и, повернув его в замочной скважине, распахнул железную дверь и потянул меня за руку в гулкую и теплую темноту дома.

— Ванечка, куда ты меня ведешь? — жалобно спросила я.

— Тут друг мой. Уехал. Я пока живу. У него, — отрывисто объяснил Иван, и мы стали пониматься по лестнице.

То ли это на меня подействовал выпитый в клубе коктейль, то ли мой разум затуманился после поцелуев, я, уцепившись за рукав Ивана, шла за ним.

В квартире друга Ивана было темно и тихо. Мы нарушили тишину шумным дыханием, звуком падающих на пол промокших курток и хлюпающих ботинок, шорканьем заледенелых краев штанин по паркету. Только тогда я поняла, насколько сильно замерзла. Было мокро, и холодно, все тело била дрожь, так что стучали зубы, и почему-то было очень смешно.

— Иди в душ, грейся скорее, я пока чайник включу, — улыбнувшись, очень ласково и по-домашнему сказал Иван. Он метнулся в комнату и тут же вернулся, вручая мне мягкое полосатое махровое полотенце.

Наверно я в тот момент сошла с ума, но мне очень нравилось происходящее. Было ощущение, что мы с ним уже давно вместе, живем под одной крышей и вот вернулись с вечеринки в свой тихий уютный мирок. Я зашла в ванную, радостно отметив, что там было довольно чисто и аккуратно, учитывая, что тут живут парни — студенты. Я включила воду, настроила нужную температуру и с наслаждением подставила под нее замерзшие руки. Потом я сняла с себя джинсы, водолазку, белье и противные насквозь мокрые носки, залезла в ванну, включила душ, и, задернув полупрозрачную голубую шторку, встала под сказочно горячие струи воды. Было так тепло и хорошо, что я даже не сразу заметила, что Иван тоже вошел в ванную, и, чуть отодвинув штору, смотрит на меня.

В первую секунду у меня был порыв завизжать, как это делают мультяшные герои, когда их кто-нибудь застигает в душе, в клеенчатой шапочке и со щеткой на длинной ручке, но я решила, что это глупо и непоследовательно. Он уже все увидел. И вряд ли это было для него чем-то новым. Я понимала, что Иван тоже дико замерз и хочет погреться. А душ принимают в основном без одежды. Ведь я же сама не подумала о том, чтобы закрыть дверь, как бы подсознательно оставляя за ним выбор, войти или нет. Оказалось, это и было тем самым знаком — сигналом к действию. И выбор был им сделан, поэтому я просто обернулась и позвала: «Иди ко мне».

Он не заставил просить себя дважды. Сбросив одежду, он забрался в ванну и встал под душ прямо за мной, и тот час же обнял меня с такой нежностью, что я замерла, боясь пошевелиться, в ожидании, что будет дальше. Все-таки, события развивались слишком быстро. От осознания этого слегка кружилась голова, а от его прикосновений, мое сердце бешено колотилось.

«Неужели это все действительно происходит?» — думала я, — «Мы с Иваном вдвоем голые в душе! Собираясь вечером в «Саббат» я могла ждать чего угодно, но уж точно не такого завершения дня. И что теперь делать дальше?» Мысли неслись в голове. Я стеснялась того, что оказалась перед ним, в такой недвусмысленной ситуации. И, конечно, я понимала, что он хочет меня. Но при всем этом часть моей души внутри ликовала от того, что, наконец, он дал волю своим чувствам, и мы, наконец, сблизились, потому что и я хотела.

В голову пришло дурацкое сравнение, которым я тут же поделилась с Иваном:

— Я постеснялся посмотреть, не постеснялась ли она…

Он сразу понял мою идею и произнес вместе со мной вторую половину фразы:

— Чтоб посмотреть, не постеснялся ли я!

Мы рассмеялись, и он тихо сказал мне на ухо:

— Просто закрой глаза.

Я повиновалась, и крепко зажмурившись, сказала:

— Ты сам тоже не смотри!

— Идет, — ответил Иван, и, взяв меня за плечи, развернул лицом к себе.

Мы целовали и ласкали друг друга, смеялись, ища на ощупь гель для душа, пытались мыться с закрытыми глазами, снова смеялись и снова целовались. И теперь уже не ледяной дождь, а горячая вода лилась нам на головы, начисто смывая все мысли, все обстоятельства, вообще все, что не касалось нас и этого момента.

Было так хорошо, что я забыла про все и вся, но вдруг опомнилась: «Я же была накрашена! Готический макияж, будь он неладен!» Наверняка теперь все глаза растеклись и черными потоками сползли на щеки! Вот позорище!

Не открывая глаз, я спросила:

— Вань, у меня глаза размазались?

— Я не вижу, — честно ответил он, — мы же договорились не смотреть.

Я облегченно вздохнула, отвернулась от него и начала тщательно отмывать лицо. А Иван вдруг объявил, что уже достаточно чист, вылез из ванны, и, набросив на себя полотенце, вышел, оставив меня одну. Он вернулся буквально на секунду, уже одетый, принес мне новое полотенце, чистую белую футболку и серые трикотажные штаны и тут же скрылся.

Я умыла лицо, потом вымыла волосы, отжала их, выключила воду и стала вытираться. В эту минуту меня охватило волнение. Так что же дальше? Сейчас я выйду, а потом… Неужели мы с ним переспим? Руки дрожали от этих внезапно пришедших мыслей и не очень-то меня слушались. Кое-как облачившись в ивановы одеяния, я тоже вышла из ванной, нашла в своей сумке расческу и расчесала перед зеркалом в прихожей мокрые волосы. Потом прошла в уютную теплую кухню, где меня уже ждал Иван, и мы вдвоем уселись на угловом диванчике и стали пить чай с лимоном, который он заботливо приготовил.

И я спросила, что бы развеять неловкость:

— А где твой друг?

— На сессию уехал, в Москву. Он параллельно в двух ВУЗах учится. Здесь и там. Он гений. Одноклассник мой. Квартиру вот снимает, а я иногда живу у него, — объяснил Иван.

Я подумала, что это действительно впечатляет, и окончательно решила, что Оля не права, в том, что делит людей на местных и «деревню». А для Москвы мы вообще все — одна большая деревня, так что смысла этого деления просто нет.

Мы еще немного поговорили про учебу и то, чем каждый займется после окончания колледжа, но оба быстро поняли, что это не та тема для разговора наедине посреди ночи. Иван ловко приподнял меня, посадил к себе на колени, и снова стал целовать сначала губы, потом шею, потом ямку под мочкой уха. Каждое касание его губ еще горячих от чая заставляло меня трепетать от наслаждения. Руки Ивана блуждали по моему телу под просторной футболкой. От его прикосновений меня пронизывала сладкая дрожь. И я чувствовала себя почти счастливой.

Но мне не давала покоя одна мысль, и отстранившись от Ивана, я все-таки решилась задать ему очень важный вопрос, просто на всякий случай:

— А ты когда-нибудь делал это? — спросила я полушепотом, глядя ему прямо в глаза.

— Что? — улыбаясь, медленно переспросил он.

— Ну, ты занимался сексом? — мне было важно знать, поэтому я решила называть вещи своими именами.

— Нет, — сказал Иван совершенно беззаботным тоном, — никогда. А ты?

А я в этот миг захотела провалиться сквозь землю. Ведь я действительно думала, что у Ивана с этим все в порядке. Но теперь, выяснив, что это не так, я была готова разрыдаться.

Ведь, если для Оли барьером была провинциальность парня, то для меня таким барьером была его девственность. Выходило, что Иван был чист и невинен как Принц из «Золушки». И это в 19 лет, в XXI веке! Как это могло вообще быть правдой?!

Но Иван, был не из тех, кто врет. Услышав его ответ, я поняла, как жестоко я ошиблась. И почему же я раньше у него об этом не спросила, до того, как оказаться с ним голой в душе?! Наверное, это и был психологический барьер. Виною всему была та самая прошлая история, которая никак не забывалась. Хотя с тех пор прошло почти два года, я помнила всю ту неловкость и боль, весь этот стыд и ужас. И вот теперь, когда я почти решилась на очередную попытку стать взрослой, снова оказалась один на один с неопытным парнем. Сказочное невезение! Меня буквально преследовали девственники! Да, тут даже нечего было и думать! Я не хотела этого повторять и объяснять ничего не хотела. Мне нужен взрослый человек, который знает, что и как делать. И как выяснилось, Иван определенно не он.

— А ты? Ты была когда-нибудь… ну с мужчиной? — прервав бешеный поток моих мыслей, снова спросил Иван.

— Нет, — тихо ответила я и добавила почти жалобно, — может быть, тогда не будем спешить?

— Ник, нам ведь почти по двадцать, и так поздновато начинаем, тебе не кажется? — возразил Иван.

— Извини, — сгорая со стыда, сказала я, — просто, давай не сегодня?

— Хорошо. Я подожду, сколько нужно, — разочарованно сказал он, и, убрав свою руку с моей спины, спросил: «Пойдем тогда просто спать?»

И потом мы просто спали, в одежде, под одним одеялом, несколько раз просыпались, целовались, обнимались и засыпали снова. Наверное, эта ночь была одной из самых длинных в моей жизни. Казалось, что я уже очень долго с Иваном, сначала в «Саббате», потом на улице, потом в душе, на кухне, в кровати, и так будет вечно, словно бредовый сон без начала и конца. Но как только темнота ночи начала отступать и появились первые признаки рассвета, я вскочила как подстреленная.

— Я домой! — воскликнула я, вскочила с кровати и начала метаться в поисках своих вещей.

— Я провожу, — сонно, не открывая глаз, проговорил Иван, поднимая голову от подушки.

— Не надо, спи, увидимся завтра! — бодро сказала я, поцеловав его в щеку.

А потом, молниеносно собравшись, я выскочила за дверь и побежала вниз по лестнице к выходу в холодное февральское утро.

Оказалось, мы были всего в одном квартале от «Саббата». Прикинув, что скоро должен появиться первый автобус, я, ежась от холода, как можно быстрее зашагала в сторону остановки. В кармане еще довольно влажной куртки я нашла мятую пачку сигарет и зажигалку. Я шла размашистой, но не очень-то твердой походкой и осатанело курила одну сигарету за другой, завесив лицо волосами, словно Садако Ямомура, выбирающаяся из колодца. От табака противно щипало горло, но мне казалось, что это соответствует моменту и отпугнет каких-нибудь маньяков, если они вдруг захотят напасть.

Подходя к остановке, я вдруг увидела на скамейке одинокую фигурку в длинном сером пальто и шляпе. Это была Настя. Она толи глубоко задумалась, толи уснула. Я подбежала и принялась тормошить ее, она, видимо не сразу узнав меня, чуть не кинулась в драку, но во время опомнилась.

— Настя, все хорошо, это я, — заговорила я, уворачиваясь от ее ладони, — Ты почему одна? Где Илья?

— Где ты была?! — вместо ответа заорала она мне в лицо, опуская руки.

— Не спрашивай! — сказала я и сначала расхохоталась и потом разрыдалась на ее плече.

Настя меня поддержала в этом полностью. Мы смеялись и плакали каждая о своем.

А когда, наконец, перестали, Настя глубокомысленно изрекла:

— Хочешь новость? Илюша — козел и бабник!

— Это не новость! — возразила я и протянула ей почти опустевшую мятую пачку.

Она вытащила сигарету, чиркнула зажигалкой, закурила.

— А я теперь снова одна, мы с ним поссорились, — объявила Настя, выдыхая сигаретный дым и хрипло хохотнув.

— А я с Иваном, в душе… — начала говорить я, но смутившись, замолкла.

— Трахалась?

— Нет, что ты, просто мылась.

— Хереново, — протянула Настя и обняла меня.

***

На следующий день в колледже мы были вдвоем с Олей. Оказалось, Кащ простыл и слег с больным горлом, наверно тоже ночью гулял под дождем. А что случилось с Иваном, было неизвестно. Увидев, что его нет, я и расстроилась и обрадовалась. При каждом воспоминании о той ночи у меня ныло в груди. Хотелось снова прикоснуться к нему, вдохнуть его запах, почувствовать тепло и вкус его губ. Но надо было еще решить, как вести себя дальше.

В нашей старой компании еще в "Амальгаме", если двое целовались, и уж тем более, если вместе провели ночь, то уже считались и считали себя парой. То есть наличие поцелуев привносило определенность в отношения. А у меня в отношении к Ивану никакой определенности не было. И я не знала, как он будет себя вести, когда мы встретимся. Будет ли все как раньше? Или он будет активно проявлять свои чувства? Он сказал, что будет ждать, сколько нужно, но, сколько он думает, мне нужно? Неделю? Месяц? Год? И нужно ли мне вообще, чтобы он ждал? Решусь ли я когда-нибудь? Люблю ли я его настолько, чтобы сделать этот шаг?

От всех этих мыслей мне было тошно, грустно и стыдно. Оля, заметив мое состояние, спросила, что происходит. Я понимала, что хочу с кем-то поделиться своими переживаниями, поэтому мы договорились после всех пар пойти в столовую и обсудить мою проблему за чаем с молочными коржиками.

Я долго не могла решиться, ходила вокруг да около, переводила разговор на другую тему, но Оля была неумолима, и на четвертом коржике я выложила ей все. Про историю с Ромкой, про чувства к Ивану, про мой вопрос и его честный ответ. К концу рассказа я готова была разреветься. Оля слушала очень внимательно, и когда я закончила, вынесла окончательный не подлежащий обжалованию вердикт:

— Ну, ты и дура!

— Я знаю, Оля, но все сложилось так непредсказуемо. Я думала, мы спокойно сходим в «Саббат», потусуемся, а потом, утром он проводит меня домой, и все будет как обычно, — со слезами в голосе ныла я.

— Нет, я все понимаю: ну пошли в клуб, ну поцеловались, ну захотели переспать… Но зачем ты спросила его? Кто тебя тянул за язык? — возопила Оля, хватая себя за волосы, будто желая их вырвать.

— Ну как я могла не спросить? Мне же надо было узнать это, — жалобно подвывала я.

— Если бы ты не спросила, у вас бы все получилось, и все было бы нормально, и сейчас ты бы тут не сидела и не обжиралась углеводами, готовая умереть! Теперь, он будет думать, что он у тебя первый, будет волноваться, бояться, стесняться, и скорее всего опять ничего не будет! Ничего хорошего, я имею в виду, — Оля все говорила беспощадным голосом, и в то время как до меня начал доходить смысл ее слов, по моим щекам все-таки побежали слезы.

— Оля, — медленно сказала я, глядя в одну точку, — я потеряла его навсегда!

— Ну-ну, не навсегда, — Оля успокаивающе погладила меня по голове, — ты же знаешь, любовь преодолевает все, а если не преодолевает, то это не любовь!

— Из-за своей глупости, я никогда теперь этого не узнаю, — сказала я.

В этот момент я поняла настолько отчетливо, насколько это вообще было возможно, что Оля права. Я все испортила. Больше никогда между мной и Иваном не будет такого же чистого и истинного чувства воссоединения, такой открытости и безмятежности, как в ту ночь. Я прокручивала в голове все мельчайшие детали, вспоминала с нежным трепетом самые классные моменты и спотыкалась о свой проклятый вопрос: «ты когда-нибудь делал это?»

О чем я только думала?! Страх сделал из меня настоящую идиотку! Осознав это, мне захотелось убежать как можно дальше, чтобы больше никогда не видеть Ивана, не слышать его голоса и не чувствовать на себе его теплого любящего взгляда. Я ненормальная истеричка, я не достойна любви!

— Оль, может мне забрать документы из колледжа и уехать из страны? — спросила я Олю, сосредоточенно жующую коржик.

— Не говори ерунды. Все еще можно исправить, пригласи его в кино, потом в гости, выпейте шампанского, или лучше вина, только не красного, от него губы темнеют, — заговорила Оля, — и главное, больше не касайся этой темы, пусть все будет естественно!

— Мне бы только увидеть его, — сказала я, вздыхая, — а там будь, что будет!

— Ты только все хорошенько обдумай, — посоветовала Оля, — а то пахнет все какой-то подставой, если честно. Сама посуди, пришел, тебя опоил, из клуба увел, тут же квартира нашлась свободная, душ там, постель, атмосфера подходящая. Такое чувство, что все было тщательно спланировано, но ты в последний момент ушла из его сетей. Другое дело, конечно, если ты сама этого хотела.

— Ты права, Оля, — ответила я, — кругом права. Возможно, у него был план, но даже если так, я бы не возражала. И он мне действительно нравится. Он так долго не решался ничего сделать, а тут, словно плотину прорвало. Только я все испортила.

— Обдумай все и прими решение, — глубокомысленно подытожила Оля, дружески погладив меня по спине.

— Слушай, — спросила я, — а у тебя с этим как?

— С чем именно? — не поняла Оля.

— Ну, с сексом, же, — горячо пояснила я.

— Да, как у всех, обычно. Я если хочу секса, то занимаюсь им, а не задаю дурацких вопросов, — спокойно ответила Оля.

— Прямо так? — поразилась я.

— А как? Все гораздо проще, чем ты думаешь, так что не парься.

— А что Кащ по этому поводу думает? У него нет ревности?

— Какой ревности? Мы же с ним друзья, — пожала плечами Оля.

Иван не показывался в колледже еще целых три дня. Уже и Кащ успел вылечиться и стал ходить на пары, а Ивана все не было. Я расспросила всех наших, с кем он более — менее дружил, всех знакомых из общаги, но никто ничего не знал. В общежитии Иван не появлялся уже недели две.

К пятнице я была уже сама не своя от беспокойства. Я решила, что после учебы поеду на квартиру его друга, туда, откуда так позорно бежала ранним воскресным утром. Конечно, я совершенно не помнила ни номера дома, ни подъезда, но надеялась, что смогу вспомнить на месте. Решила, что найду эту квартиру и буду дежурить под дверью, пока не появится Иван, или кто-то, кто сможет сказать мне, где он.

На четвертой паре должен был быть семинар по маркетингу. Обычно на маркетинг группа являлась в полном составе, даже самые отпетые прогульщики знали, что лучше прийти и честно получить «неуд», если не выучил, чем прогулять. Маркетинг вела декан нашего факультета, которая обладала соколиным зрением и уникальной памятью. Она знала по имени и в лицо каждого студента и без труда могла вычислить и запомнить, кто был на ее паре и вообще в колледже, а кого не было. А кроме того она могла за один прогул назначить столько отработок и рефератов, сколько не было задано по остальным предметам, вместе взятым за все годы учебы. Единственной причиной отсутствия на маркетинге, которою она бы признала уважительной, наверно была смерть студента, ну или нахождение в коме, в крайнем случае.

Словно стадо смирных овечек, мы послушно сидели за партами в ожидании начала семинара. Деканша, хищно посматривая на нас поверх очков, готовилась назвать имя первой жертвы, то есть того, кто начнет отвечать на ее каверзные вопросы.

В этот момент в дверь аудитории кто-то робко постучал, и, не дожидаясь ответа, открыл ее. Это был Иван. У него был такой вид, словно его провернули в мясорубке. Всклокоченные волосы стояли пучками в разные стороны, из-под заношенного серого свитера торчал край мятой рубахи, джинсы и ботинки были в пятнах ни то грязи, ни то глины. Вся правая сторона его лица была в ссадинах и кровоподтеках, костяшки пальцев на руках были сбиты.

- Ольга Борисовна, извините, разрешите войти, — слабо проговорил Иван.

— Новиков, ты что, с войны? Почему такой вид? — скорее удивившись, чем разозлившись, спросила деканша.

— Извините, — снова буркнул Иван, — так вышло. Разрешите мне войти.

На него было жалко смотреть. Было видно, что ему плохо, стыдно и наверняка больно, но очень нужно попасть на этот проклятый семинар.

— Ну, хорошо, — смягчилась деканша, — сходи, приведи себя в порядок, и можешь присутствовать.

Иван покорно удалился, а деканша вызвала к доске Саню Каща — рассказывать про жизненный цикл товара. И Саня, неимоверно страдая, принялся извлекать из закоулков памяти слова: «внедрение», «рост», «зрелость» и «спад». Впрочем «внедрение» никак не вспоминалось, и он упорно назвал его «введением».

Минут через пять, вернулся Иван не слишком-то изменившийся. Место рядом со мной заняла Оля, и он прошел мимо, за парту позади нас, лишь окинув меня взглядом полным тоски.

Конечно, я была безумно рада его видеть, но его вид вызывал беспокойство. Мне нужно было узнать, что с ним произошло, и где он пропадал все эти дни. Но я не рискнула писать ему записку. Маркетинг был единственным предметом, на котором мы с Иваном не переписывались из чувства самосохранения. Сгорая от любопытства и нетерпения, я не могла дождаться окончания пары. Отвечая у доски, я не отрывала взгляда от Ивана, говорила на автомате, лишь бы скорее отмучаться и сильно удивилась, когда деканша поставила мне «отлично». Едва семинар закончился, я подошла к Ивану. Эта пара была последней, и мы могли, наконец, спокойно поговорить.

— Привет, ну что с тобой было? Где пропадал? — нетерпеливо стала спрашивать я, усаживаясь на стул возле него, еле сдерживаясь, чтобы не схватить его за воротник и не начать трясти.

Иван вздохнул и посмотрел на меня с болью во взгляде.

— Было дело, — нехотя ответил он, — сейчас все нормально.

— Я жажду подробностей! — не унималась я.

— Ник, все не важно, пойдем, я тебя домой отвезу, — сказал Иван уже с более теплыми нотками в голосе.

— Отвезешь? На чем? — удивилась я.

— На машине, на чем еще? — ответил он и вдруг привычно добродушно улыбнулся.

Машина Ивана стояла на парковке за колледжем и представляла собой древнюю «Жигули двойку» цвета спелой хурмы, с треснутой фарой. Ее борта и двери были покрыты все той же грязью, что и джинсы Ивана.

Я опасливо села рядом с ним на пассажирское сиденье, захлопнула дверцу и почувствовала гадкий запах, наполнявший весь салон, как будто смесь табачного дыма, мокрой собачей шерсти и одеколона «Доллар» — излюбленного парфюма торговцев с вещевого рынка.

— Откуда у тебя это сокровище, — спросила я, оглядывая пыльную приборную панель, рычаг коробки передач с розочкой на рукоятке, и лежащую рядом пачку сигарет «Балканская звезда».

— Все тебе надо знать, — шутливо-ворчливым тоном произнес Иван.

— Ну, расскажи, я же не отстану, — продолжала я.

— Да Вовкина это, брата старшего тачка. Его соседская гопота за долги прессанула, на счетчик поставили, пришлось ехать домой, в Североуральск, впрягаться. Застрял там, еле вырвался. Вовка сам мне машину отдал, чтобы они не забрали. Да, я еще баблом ему помог, чтоб отсрочку дали, — поморщившись, стал объяснять Иван, — махач, конечно был что надо, но наша победила. Хотя могли и на перо посадить, — произнес Иван с каким-то нездоровым блеском в глазах и вдруг грубо выругался, — Зато я теперь на колесах, — продолжил он, — будет теперь на чем мою кошечку возить, — сказал он и криво усмехнулся и подмигнул мне.

Затем Иван с улыбкой и как-то уж очень по-свойски положил руку мне на бедро.

Я вздрогнула. Я не узнавала его. Все это выглядело как-то не так, неправильно, отталкивающе и даже гнусно, что ли. Значит, он ездил в свой город, дрался там в каких-то разборках, «отжал тачку». А теперь вот приехал этаким «героем» к «своей кошечке». Невинный ценитель вин и московских рок-клубов, для которого «Саббат» — дыра.

Я почувствовала, как рот непроизвольно наполнился слюной, и к горлу подступила тошнота.

— Не знала, что ты так можешь, — еле выдавила из себя я.

Иван, не замечая моего волнения, потянулся ко мне, чтобы поцеловать, но я отстранилась, глядя на его подбитую нижнюю губу.

— Ник, что с тобой? — спросил он, наконец, поняв, что что-то не так.

— Вань, извини. Я не могу, — пробормотала я, и резко распахнув дверцу, выскочила из машины.

Я шла быстро, не оборачиваясь, зная, что он идет за мной. Во мне бурлили волны невесть откуда взявшегося гнева. Я рассердилась и испугалась, сама не понимая из-за чего именно. То ли из-за его напора, то ли из-за подробностей его истории, я не знала, но знала точно одно: я ошиблась в нем, все-таки он не тот человек, который мне нужен. Я не хочу быть «его кошечкой». Я не хочу волноваться по несколько дней, зная, что он где-то на «разборках» и что его могут «посадить на перо» за долги. Да, и какие там долги? Карточные? Наркоманские? Воровские? Что у него за брат? Может, и Иван скоро станет таким же? Все это слишком мрачно для меня, вот где настоящая тоска. И я так не хочу. И дело не в том, что он из маленького городка, у нас тоже есть районы, где обитают такие вот парни, которые живут «по понятиям», «забивают стрелки», «устраивают махач двор на двор, район на район». Это страшно, это непонятно, это противно. И оказывается, Иван может спокойно существовать в этой среде. Я не могла это принять и не хотела становиться частью этого.

Он шел за мной недолго. Когда я дошла до трамвайной остановки и обернулась, Ивана уже не было. К этому моменту я уже немного успокоилась, но то чувство отторжения и неприязни посетившее меня в машине, когда я слушала его рассказ, меня не покидало еще долго.

Позже я думала, что наверняка, он расценил мое бегство по-своему. Скорей всего решил, что меня отпугнула его провинциальность и незатейливость его жизненных проблем. Может быть даже, он посчитал меня высокомерной, меркантильной, спесивой девицей не понимающей «нормального пацана». Или решил, что я ушла, потому что, его машина для меня недостаточно крута. А еще, его наверняка задело, что я дважды бросила его в тот момент, когда была нужна ему.

Но с того дня Иван больше ни разу не подошел ко мне и не сказал ни слова. Мы больше не садились с ним за одну парту, и не писали друг другу никаких записок. Я все время думала о нем, скучала по нашей недолгой дружбе, но не решалась ничего сделать, чтобы возобновить отношения.

Постепенно все вернулось на круги своя. Мы снова тусовались исключительно с Олей и Кащем. Иван держался особняком и вновь стал просто тем парнем из нашей группы, «который в позапрошлом году был Джорджем Майклом», и которого «вроде бы зовут Ваня». Было ощущение, словно нам обоим стыдно за то, что было между нами, и каждый изо всех сил старается стереть это из памяти, как можно скорее.

А через пару недель у нас началась двухмесячная практика, потом весенняя сессия, а потом долгожданные летние каникулы.