Хрусталь

Часть шестая: Изменение

Пребывание в Елльске превратилось в утомляющее ожидание чего-то ужасного. Каждый день на мастерфон приходили уведомления о том, что ожидаются прилёты, уровень опасности повышенный. Город полностью оцепили военные, полигон был полностью оцеплен. Везде мельтешила военная техника. Основным опорным пунктом стал полигон. Официального оповещения населения практически не было. Поэтому никто точно не знал, что происходит и что будет происходить. Слухи ходили самые разные. Главный заключался в том, что Вениамин Рыбочкин пытался продать все активы предприятия на запад, а сам полигон планировалось сдать без боя. Правда распространители этих слухов не особо задумывались, как он мог провернуть подобное в условиях военного времени, но это уже неважно. Отдельно по городу ходила байка о том, что весь город и полигон планируют уничтожить в ближайшее время. Как справляться с последствиями радиоактивного облака, которое образуется сразу после уничтожения десяти реакторов, тоже не уточняется. А учитывая, что циклоны идут вглубь страны – это совершенно нецелесообразно, однако, как это объяснить человеку, который в панике - загадка. Я склонялся к версии, что никак.

Все, кто мог – уезжали. На выезде из города собирались огромные пробки каждый день, население таяло на глазах. Военные никак не препятствовали этому, наоборот предупреждали, что оставаться здесь небезопасно, посему отток населения поощрялся, людям предоставляли временное жильё в Туйске и Гордейске, там было гораздо безопаснее.

Ежедневно люди ожидали массированного ракетного удара, который должен был накрыть НИП Возрождение-2 полностью и стереть его с лица Земли. Этот слух хоть как-то подтверждался на практике, так как в городе, на полигоне и за их пределами появилось огромное количество мобильных установок ПВО.

Судя по всему, целостность внешнего общего контура реально была нарушена, но вследствие чего, никто из жителей не знал. Поэтому ЛПВО не работало. По крайней мере одинокие прилёты над городом отрабатывались через обычное ПВО и гиперджеты, если те успевали среагировать.

В последние деньки октября здесь разбушевалась настоящая суровая зима, метели, ураганы, погода была настолько дурная, что мне даже выплатили премию за работу в тяжёлых условиях. Когда я говорил с Юрой, он сообщил, что ему тоже накинули сверху.

К первому ноября даже самые стойкие покинули город, так как гнетущая атмосфера надвигающегося кошмара набирала свою плотность и уже казалось, что город обречён. Помимо полного отсутствия информации, добивала ещё и сама погода. Начиная с двадцатых чисел октября не было ни одного солнечного денька. Ко всему прочему начались перебои с электричеством. Никто не знал почему. Горячая вода превратилась в роскошь. Ксюша любила поплескаться в горячей ванной, но теперь, чтобы подобное осуществить приходилось кипятить с десяток чайников. А когда электричество отсутствовало, приходилось мириться с данностью.

Я и сам старался лишний раз в ледяной воде не мыться, хоть и спокойно переносил этот процесс. Ходили слухи, что новые поставки медикаментов в город задерживаются, поэтому лучше беречь здоровье, чем потом разоряться на таблетках, ибо перекупов никто не отменял, ушлые крысы в этом городе сновали без конца, наживаясь на тех, кто остался.

Судьба Чистякова и по сей день оставалась мне неизвестна, так же, как и судьба Пешкова, так же, как и судьба Макса Ана. Связь с Ростиславом была обрывистая и неинформативная, я знал, что у него сейчас ведётся серьёзная деятельность по поддержанию порядка в городе. Несмотря на то, что практически половина жителей уехали, всё ещё оставалась плотная криминальная прослойка, которую нужно было жёстко контролировать, иначе мог начаться хаос.

Наше свидание с Софьей так и не состоялось по понятным причинам. И честно говоря, я к тому моменту уже потерял какой-либо интерес к жизни, двигался фактически по течению, делал то, что говорят и просто чего-то ждал. Как будто мой мозг, моё сознание, моя душа перешли в режим сохранения рассудка, а подобный режим подразумевал исключительно автоматизированную ежедневную деятельность, исключающую любые контакты с людьми. Но один контакт я никак не мог из своей жизни исключить. Это Ксюша. Бедовая, несуразная, неуклюжая, но в трудную минуту собранная и боевая, она наверное единственная, кто оберегал мою флягу от последнего свиста.

За всё это время она научилась хорошо готовить, поэтому я уже не давился сухой пережаркой или несолёным супом, я наслаждался блюдами, дивился её таланту, который так неожиданно раскрылся. Ни единого слова поперёк мне не говорила всё это время, лишь встречала, как приду, помогала снять куртку, обнимала и отправлялась на кухню. Ежели не суетилась на кухне, то сидела под пледом и проглатывала одну книгу за другой, которые находила в моём книжном шкафу. Со связью в городе начались большие проблемы, все виды сетей постоянно падали, поэтому посмотреть фильм или выйти в интернет не представлялось возможным.

Порой, как начнёт рассказывать о своих впечатлениях, так её не заткнуть. Верещит и верещит, вещает и вещает. Час пройдёт, два, четыре, а она всё не замолкает. Пересказывает чуть ли ни каждую строчку книги, настолько у неё хорошая память. Чаще всего я пропускаю это мимо ушей, и она даже не обижается, но иногда включаюсь, обсуждаю, ежели произведение меня тоже зацепило в своё время.

Ксюша была влюблена в меня до беспамятства и видимо выбрала стратегию долгого упорного завоевания моего сердца. Как я ей ни объяснял, что она для меня слишком молода и почти в дочери годится, что бы я ни приводил в качестве аргументации, она покорно кивала, говорила, что всё уяснила, после чего через два дня всё начиналось по новой. Так что я уже перестал бороться, просто плыл по течению.

Однажды ночью я проснулся от того, что она забралась ко мне под одеяло совершенно голая и стягивала уже трусы. Не знаю, чего она добивалась, но мне пришлось на неё натурально накричать. До этого случая девчонка была терпелива и принимала мои отказы стоически. Но в этот раз, она устроила такую истерику, которая даже меня повергла в шок. Обещалась вскрыть вены, обещалась выбросить все мои книги, клялась и божилась, что ракета попадёт прямиком в неё, а я буду счастлив, что больше никогда её не увижу. Когда наступила вторая волна истерики, она упомянула всех моих шлюх, которые для меня ничего не сделали, а вот она делает для меня всё, и я мог бы относиться к её чувствам хоть сколько-нибудь уважительно, подарить хотя бы поцелуй. Она понятия не имела, что если я ей подарю поцелуй, ей окончательно крышу снесёт. Боюсь даже представить, что с ней будет, если мы ненароком переспим. Но останавливало меня вовсе не это, а её юный возраст и мой огромный жизненный опыт на поприще любовных утех.

Единственное, чем могла закончится эта история, так это лишь тем, то Ксюша рано или поздно принимает тот факт, что вместе нам не быть. Все остальные сценарии закончатся ровно тем же, только ей будет ещё больнее. Так она оказывается отвергнута не вкусив сладости физической близости. Когда в уравнении появится поцелуй или секс, то тот нож, который разрежет нить наших отношений в будущем, заставит её кровоточить так, как никогда прежде… Поэтому я строго выдерживал линию обороны и не поддавался ни на одну её уловку. А меж тем, она придумывала всё новые и новые ухищрения, и будь я моложе лет на семь, то и думать нечего, давным-давно бы овладел ею. И не раз.

Бледная при нашей первой встрече, теперь в хороших условиях, питаясь нормальной едой, избавленная от лишних стрессов и воодушевлённая недвусмысленными чувствами ко мне, она расцвела так, что мне даже иногда снились похабные сны с её участием. Стройная, складная, излишне худая на мой вкус, но весьма пропорциональная, со смугловатой кожей, но не лишённая румянца на щеках. Судьба явно проверяла меня на прочность, и я буду честен, с десяток раз в голове всё-таки мелькнул вопрос к самому себе: «А чего ради вообще я сопротивляюсь всему этому?».

Благо разум меня пока не покинул, поэтому ответ на этот вопрос всегда находился и достаточно быстро. Так что процесс её приближения ко мне, и моего отдаления от неё продолжался дальше. Спустя какое-то время я начал относиться к этому философски и даже делал некие заумные выводы, но записать не довелось, так что всё кануло в дебри моего омута памяти.

Время шло, слухи обрастали новыми подробностями, напряжение росло, а я настолько устал от ежедневного прессинга, что перестал вообще кого-либо слушать и обращать на что-либо внимание. Утратив все смыслы жизни, я старательно цеплялся за любые возможности поднять себе настроение. И тут Ксюша вновь пришла на помощь. Уж не знаю где, но она раздобыла пять настольных игр, в которые мы играли безостановочно. Я подтащил домой несколько сотен парафиновых свечей, и для игр нам уже не нужно было электричество. Вечера стали яркими и насыщенными. Обсуждения книг пошли по новому кругу, ибо делать между рабочими сменами было откровенно нечего. Боевые действия всё никак не начинались, ракеты никак не прилетали, ничего не менялось. Елльск будто застыл в белом плене бесконечной метели.

Ноябрь близился к концу, впереди был декабрь. Чтобы не сойти с ума, я начал общаться со всеми военными, до которых только мог добраться. Выходил на работу, передавал привет двум курящим радистам, которые вечно околачивались около моего подъезда. Проезжал мимо группы патрульных, обязательно наливал им чаю. Во мне проснулся новый человек. Когда я обсудил это с Юрой, тот сказал, что я просто был больше месяца в апатии, а теперь апатия ушла. В глубине души я понимал, что очередной провал в клоаку хтонического безумия неизбежен, если я и дальше буду ходить как в говно опущенный. А учитывая, что ни конца, ни края сложившейся ситуации не видно, наряду с этим, я ещё и физически не имею права покидать город, то нужно адаптироваться. Интуитивное облагораживание собственной среды обитания стало очевидным и логичным решением. Помимо того, что я перезнакомился со всеми рядовыми, которые несли боевое дежурство, мне довелось ещё и обрести множество приятных связей в больнице, которые я временно утратил из-за своей апатии.

Вспомнились сразу же первые два месяца моего пребывания в Елльске на должности фельдшера скорой помощи. Я тогда был до одури счастлив, что не попал на линию боевого соприкосновения, а посему распространял это счастье на всех вокруг, так и удалось познакомиться сначала с Володей, потом с Лилей, а после уже и со всеми остальными. Моя апатия была связана в том числе с тем, что прежние времена в Елльске безвозвратно ушли, а худшее, что можно сделать в такой ситуации – это отдаваться на откуп прошлому, забывая про настоящее.

Сейчас, когда морально я ощущал себя в разы лучше, чем в конце октября, все ошибки мышления были как на поверхности. Когда ты психически нестабилен, способность видеть эти самые ошибки теряется. Долгое время я собирался с мыслями, чтобы поблагодарить Ксюшу за то, что она действительно многое сделала для меня. Какими-то немыслимыми путями, я смог найти букет белых роз не первой свежести, но для Елльска сегодняшнего дня – это была настоящая роскошь. Уже стоя у двери в собственную квартиру, меня подхватил лёгкий мандраж, посему пришлось какое-то время успокаиваться на лестничной клетке, чтобы не заходить внутрь в таком состоянии. Увидев букет, Ксюша обомлела, расцвела и расплакалась с улыбкой на лице. Оказалось, что ей никто и никогда не дарил цветы, поэтому даже таким паршивым розам она была безумно рада. Расчувствовавшись, она повисла у меня на шее, проливая слёзы счастья. Если бы я знал, что всё будет именно так, я бы ни за что не дарил этот букет, а выбрал бы чего попроще. После объятий, она зацеловала меня буквально всего, но к губам не притронулась. Нос, глаза, подбородок, руки, шея, лоб, всё было зацеловано до слюней в буквальном смысле. Она никак не могла остановиться, а я не сопротивлялся, ибо это всё выходило далеко за рамки привычного. Ни одна девушка в моей жизни ещё не была так благодарна мне. После сеанса тысячи поцелуев, она уткнулась мне в грудь, так и стояли минут двадцать или может полчаса, я потерял счёт времени. Заговорил я робко и совсем тихо, начал перечислять все её заслуги, сказал ей, что она научилась бесподобно готовить, донёс до её сведения, что без неё, точно бы сошёл с ума и наверняка свёл бы счёты с жизнью. Она подняла глаза, в них отражалась вся пылкая благодарность ко мне, сентиментальная горечь, накопившаяся за месяцы ожидания подобных откровений, любовь, забвение, я даже терялся в спектре обуявших её чувств и эмоций.

Поймал себя на мысли, что меня и самого прошибает насквозь, глаза на мокром месте, попытался расслабиться и уткнуться ей в плечо, но ничего не вышло, не умею я рыдать как баба. Да и отошёл довольно быстро, как будто пелена спала, и я подумал про себя: «Да что это я вообще?». С возрастом становишься сентиментальнее в одних вопросах и жёстче в других.

Так мы и провели вечер в объятиях, Ксюша даже не приставала. Возможно, ей не нужен был любовник, возможно ей нужен был человек, который наконец признает, что она не пустое место, что она имеет ценность, что она часть семьи. Я ей сказал, что она мне как дочь. Кажется, её это расстроило, но избавиться от этого чувства я не мог, хотелось быть искренним в ту секунду.

Оживший окончательно, я начал вспоминать что же меня так воодушевляло раньше? Оказалось, что я совершенно позабыл как жить, как получать удовольствие от жизни, как дышать… В текущих условиях забыть всё было нетрудно. На дворе уже декабрь, скоро новый год, а город вымирал на глазах и никуда было от этого не деться.

Однако, хорошие новости иногда мелькали. Электричество перестало выключаться. Отопление стало стабильным, судя по слухам, ситуация на фронте менялась, поговаривали даже, что здесь не нужно такое большое количество контингента, что скоро прилежащие территории, где находится противник возьмут в клещи и выкурят врага. Но как оно на самом деле вопрос открытый. Лично мне сводки никто не приносил.

Всё это никак не отменяло пустых улочек с чёрными окнами в домах, откуда уехали некогда жившие здесь люди. Многие заведения в городе закрылись, в том числе мой любимый и одновременно ненавистный «мостик». Но остались некоторые подвальные полулегальные питейки, где как правило отрывались военные. В другое время это были бы худшие места, чтобы провести там время, но сейчас я только в такие и ходил, слушал истории, байки, надирался в щи с фактическими товарищами по оружию, рассказывал истории о том, как видел здесь пальму, но никто мне не верил, говорили, что я поехавший доктор. Хотя какой к чёрту доктор? Я фельдшер. Не один вечер закончился тем, что я, обнимаясь с вояками в увольнении шёл по улице и горланил все песни, которые только приходили в голову, начиная с блатных и заканчивая жутчайшей попсой, от которой некоторые из них тоже дурели не по детски.

В один из вечеров вы с ещё тремя мужиками ввалились ко мне на хату, притащив гитару и начали орать песенки, что было мочи, как говорится, рвать душу. Ксюша в этот момент сидела в спальне и тряслась, ибо такие ситуации её сильно пугали. Как водится, один из моих новых друзей перепутал дверь туалета и спальни, ввалился внутрь и начал приставать к Солнцевой, а я заметил это не сразу. Лишь её вопль меня образумил, я влетел внутрь оттащил его за шкирбан да ещё и пнул вдобавок, чтобы неповадно было. В голове пульсировала страшная мысль, что мне придётся сейчас защищать её от всех троих, но всё закончилось совершенно иначе. Пьяного дебошира свои же отчитали так, что ему пришлось прислониться к стенке в полусидячем положении и держать тридцать ударов по бёдрам с ноги за беспредел и приставания к девушке хорошего, честного и правильного человека - меня. Если не выдерживает, то всё по-новой. Больнее всего ему пришлось, когда наступила моя очередь. Удар ногой у меня был всегда хорошо поставлен, и с первой же попытки я вышиб его из стойки, а он сам взмолился, чтобы это прекратилось. Сослуживцы начали гоготать во весь голос, после чего мы продолжили играть на гитаре и петь песни, а дебошир скромненько сидел и подпевал.